Крыжовник... Сладкий?

Ужин, лично для меня, прошел в ужасном напряжении. Этот… как его там… Мин Юнги (ну и имечко я вам скажу, только для всяких подлецов и годится! Родители оказали ему плохую услугу, назвав так!), так вот, этот Мин Юнги был немногословен и очень вежлив, и именно это меня несказанно раздражало! Неужели нельзя было проявить хоть толику заинтересованности и поддержать разговор за столом? И неважно, что он мило шутил с бабушкой, благодарил за каждый лишний кусок кимчи (будто до этого голодал в подвале!), всячески пытался казаться милым, но уклончиво отвечал на вопросы о своей профессии, улыбался каждому бабушкиному слову. Всё равно он был не таким, как надо!… – Фу! – вырвался у меня возглас, все застыли со своими приборами, и две пары глаз воззрились на меня. Чёрт, лучше бы язык прикусила себе! – Т.И., что случилось? Оладушки подгорели? – спросила бабушка, но в глазах у неё плясал озорной огонек. – Д-д-да… Оладушки подгорели, терпеть не могу… – я перевела взгляд на Юнги и продолжила. – Оладушки. – Госпожа, а мне так вкусно, что я готов умолять вас приготовить их завтра снова, – этот гад прекрасно понял, что я хотела сказать, и тут же решил вернуть колкость. – Особенно люблю хорошо прожаренные… оладушки. А потом потянулся за новым кусочком какой-то закуски. Захотелось лязгнуть клыками где-то в районе его шеи… но клыков у меня не было, а потому я просто увела у него из-под носа тарелку с облюбованным лакомством и, не глядя, высыпала всё на свой рис. Перемешав, взялась за ложку, набрала с горкой еды и отправила в рот. Бабушка хотела что-то сказать, но не успела, только потянулась к моей руке, пытаясь остановить. – Т.И., это ведь… – Острый маринованный перец чили, – закончил за мою бабушку Юнги. Сказать, что это было остро… значит НИЧЕГО НЕ СКАЗАТЬ! Боги, да у меня в горле открылся свой личный филиал Ада! На глаза навернулись слёзы, я застыла и начала чувствовать, как покрываюсь румянцем с ног до головы, а на висках выступил пот. Посмотрела на бабушку, она с сожалением подтолкнула ко мне стакан с водой, и только я потянулась за ним, как Юнги начал говорить: – Госпожа, неужели настолько остро? Мне показалось, что все в порядке, я бы даже… – Хочу добавки, бабушка! Всё безумно вкусно! – прохрипела я и снова взялась за ложку. Этот извращенец думал, что я сдамся?! Да ни за что! Сдохну от гастрита, но этот чёртов перец доем! Самой себе я казалась мученицей, которая, гордо подняв голову, идёт на эшафот… Такая себе корейская Анна Болейн – Королева! Но на поверку оказалось, что я не так сильна духом. Вторая ложка стала последней каплей огненной смолы, и я, выдавив из себя извинения, вылетела пулей из-за стола и побежала на улицу – там была колонка и очень хороший напор воды. Хотелось вызвать пожарных, чтобы они потушили пламя, которое бесновалось в моём горле. Чтобы я… ещё раз… съела хоть кусочек этого чёртового перца? Лучше поцелую… этого Юнги! От этой внезапной мысли стало настолько мерзко, что я скривилась ещё больше. Подставляя сложенные ладони под струю воды, набрала несколько пригоршней и выпила, потом умылась и почувствовала, что снова живу и дышу. Повернула вентиль и присела на камень рядом. Ноги не несли меня обратно в дом, там скорее всего придётся выслушать лекцию от бабули и вынести пару-тройку язвительных взглядов постояльца. Вот разойдутся по своим делам, тогда я и прокрадусь в свою комнату, совсем как в детстве, стараясь не попасться на глаза. – Кхм, – послышалось сзади, и я испуганно обернулась. – Исчезните, господин Мин, – зло проговорила я и демонстративно отвернулась, выпрямляя спину и всем своим видом показывая, что он нежелательный гость. – Так и передам твоей бабушке, что ты здорова, а жгучий перец не повлиял на твой пакостный злой характер, и пусть она не волнуется. Меня как кипятком ошпарили, я вскочила на ноги, повернулась к нему лицом и яростно возразила: – Что? Это у меня злой и пакостный характер? Да кто бы говорил! Сам-то хорош! Всё мне на зло! А ведь это я должна тут ущемленную гордость изображать! Оладьи ему понравились, посмотрите-ка! И вообще, с каких пор ты мне «тыкаешь»?! Я распалялась всё больше и больше, а Юнги стоял и ухмылялся, наблюдая за моей реакцией, будто за потешной маленькой зверушкой, которая только и может слегка цапнуть за палец, но не причинить особого вреда. – Да, оладьи мне понравились, – он сказал это, развернулся и ушёл в дом. Просто. Ушёл. В. Дом. Закрыла глаза и попыталась успокоиться, прислушаться к шуму ветра, шороху травы и шелесту листьев, впитать в себя атмосферу умиротворения и уюта, которая витала в воздухе и наполняла лёгкие сладким яблочным ароматом… – Я точно съем его печень на ужин! – прорычала я и открыла глаза. Мантра не помогла, внутри всё кипело и бурлило от еле сдерживаемой ярости и злости. И как ему удаётся меня так растревожить? Незнакомый ведь человек, но есть в нём что-то такое, от чего хочется рвать и метать. А ещё у него проникновенный взгляд, и глаза чёрные-чёрные. – Т.И.!!! – послышалось со стороны дороги. Я не успела додумать мысль о взгляде бабулиного постояльца и отвлеклась на голос кричавшего. Как только поняла, кто это, понеслась со всех ног к калитке, перепрыгивая через какие-то корзинки и лопаты/грабли/крюки/гарпуны. Да я могла бы поставить новый Олимпийский рекорд в беге с препятствиями! Там стоял мой самый близкий друг, который всегда защищал и оберегал от всего. Именно он помогал мне с переездом в Сеул. Высокий рост, военная выправка и озорная улыбка на молодом загорелом лице самого близкого, после бабули, человека – вот, что я увидела, когда обернулась. – ХиДжун! – переходя на ультразвук, провизжала я и бросилась навстречу огромному увальню, утопая в медвежьих объятиях. – ХиДжун!!! Меня оторвало от земли и закружило торнадо по имени "ХиДжун". Я чуть не оглохла от его громкого смеха, но было так здорово, именно так и должны проходить встречи лучших друзей после долгой разлуки. – Отпускай, отпускай, а то у меня разовьётся морская болезнь, – прохрипела я, так как долгое кружение я особо переносить не могла. – А, да, точно! – ХиДжун поставил меня на землю и подал руку, чтобы я могла за неё ухватится. – Вот, это тебе, – другой рукой он протягивал мне букет красивейших лилейников. Похожие цвели у дороги, которая вела к бабулиному дому. – У нас нарвал? – строго спросила я. – Обижаешь, – насупился мой друг, вызвав невольную улыбку, – у госпожи Ким! Я залилась громким смехом. Всё же есть в жизни что-то неизменное! – ХиДжун, ты перешёл на новый уровень! Обокрасть клумбу жены сельского головы – это определённо шаг на повышение! ХиДжун смотрел на меня так тепло и так… по-родному, улыбался при виде моего смеха и вдруг погладил меня по голове. – Т.И., я так рад тебя снова видеть. У меня болело сердце за тебя. Всё хорошо? – Ох, ХиДжун… – вздохнула я и прижала букет цветов к себе крепче, стараясь спрятаться за ними. – Мне так много нужно тебе рассказать… – Расскажешь, нуна, расскажешь! – улыбнулся он и подмигнул мне. – Эй! Я всего на час старше! – возмутилась я, но улыбаться не перестала, а настроение всё равно улучшилось. – Но старше ведь! – ХиДжун рассмеялся и потрепал меня за щеку. Потрепал... чуть не оторвал кусочек Т.И. себе на память! Я зашипела рассерженной кошкой и надулась, вызывая очередной приступ смеха у друга. – Какие планы? – Что ты имеешь в виду? – отозвалась я на его вопрос. - Что делать будешь в нашей глуши? – разъяснил ХиДжун и обернулся к дому, заинтересованно осматривая его. – Отдыхать, спать, лежать, есть, страдать… – Деградировать. Я это уже понял, – закончил за меня друг. – А какие у тебя предложения? – я решила не возникать лишний раз, потому что он был полностью прав. Тут можно только деградировать, ну, или же превратиться в дитя цветов… что равносильно деградации в современной Корее. – Может, я тоже хочу отдохнуть? Недавно вернулся после службы. – Вот только не нужно мне лапшу на уши вешать, признавайся! – погрозила ему пальцем и отогнала от себя какую-то надоедливую мошку, которых в это время видимо-невидимо – настоящий ад для жителей каменных джунглей. ХиДжун даже не замечал их, он был словно олицетворением здоровья, веселья и молодого задора – местный дурак-балагур, если коротко. – Готов признаться во всём, кроме того, что это я спёр у тебя в третьем классе ручку с синими блёстками, – он поднял руки ладонями вперёд и снова солнечно улыбнулся. – Я никогда тебе не говорила о том, что блёстки в ней были синими… – задумчиво проговорила. – ХиДжун! Убью! Что есть с силы ударила его рукой по плечу, жаждая расправы хоть над кем-то, раз уж постоялец пока неприкосновенен. Мой друг поперхнулся воздухом и попытался увернуться от следующего удара, крича при этом: – Т.И., пощади! У тебя удар сильнее, чем у нашего командира! Т.И.! Я всё скажу! – Вот так бы сразу! А то развёл тут тайны Мадридского двора, – довольно улыбнулась и прекратила расправу над ним. – Пройдёмся, может? Мне и самой в голову пришла эта идея, не хотелось стоять вот так, на всеобщем обозрении, и прикармливать старых сплетниц. Вы же сами понимаете, что чем меньше деревушка, тем злее и выносливее сплетницы. Никакому Диспатчу за ними не угнаться, конкуренции – ноль. ХиДжун взял меня под руку и потянул в сторону песчаного утеса. – Решил утопить на радостях? – подозрительно спросила я его. – Нет, просто очередная попытка настроить тебя на романтичный лад, может подобреешь и согласишься на свидание. – Слушай, тринадцать лет прошло. Я тебе отказала даже после того, как ты подарил мне корону из листье.! Сейчас и подавно откажу. – Жестокая-жестокая Т.И.! – Пошли уже, несчастный герой-любовник. Смеясь и перебрасываясь шуточками, мы направились по дороге, которая широкой лентой вилась среди полей и холмов, огибала речку и вела на вершину песчаного утеса, где по легенде попрощалась с жизнью первая красавица Кореи… Ну, по меркам эпохи Чосон. Пока я шагала по дороге, болтая с ХиДжуном, меня не отпускало ощущение того, что я делаю что-то неправильно, а ещё в моей дырявой голове снова и снова возникал образ парня с чёрными-чёрными глазами и едким взглядом.