Разбитые мечты
Абаж устало откинулся на спинку кресла и крепко зажмурился, изо всех сил стараясь заставить себя слушать, что ему вот уже добрых полчаса пытался втолковать управляющий. Наконец, когда тот замолчал, Абаж, обрадованно и с облегчением вздохнув про себя, протянул руку, взял у почтительно поклонившегося ему управляющего все необходимые документы с тщательно записанными расходами, расчетами и всей прочей ерундой, в которую он уже которую неделю старался вникнуть. — Благодарю, любезный, — кивнул он управляющему и, небрежно махнув рукой, отвернулся, давая понять, что, мол, аудиенция закончена. После чего Абаж вновь уткнулся в поданные ему документы. Пусть этот человек считает, что он поглощен делами. Как только же за управляющим закрылась дверь, Абаж отшвырнул бумаги подальше и некоторое время просто сидел молча, обхватив голову руками. Отец, разумеется, много раз говорил ему, что нужно будет приучаться заниматься всеми делами поместья, не транжирить попусту деньги, а приумножать их, дабы его потомки могли им гордиться. Черт бы побрал все на свете! Он и представить себе не мог, как это сложно — приумножать богатства предков. Управляющие, разумеется, должны быть надежными людьми, на которых целиком и полностью можно положиться, — учил отец, — но без хозяйского глаза рано или поздно все пойдет прахом. Кажется, этому господину Лакашу отец доверяет, иначе не нанял бы его. Случилось это ровно год тому назад, именно тогда, когда облагодетельствованный королевской милостью, отец получил в награду новые земли вместе с рисовыми полями, примыкающими к ним вплотную, и именно тогда, как говорят, ушел с головой в хозяйство. Значит, этому человеку можно доверять, поскольку в те времена отец был еще, если так можно выразиться, в себе. Абаж снова вздохнул: кто бы мог подумать, что за столь короткое время его отец, который всегда был человеком волевым и решительным, практически полностью потеряет человеческий облик. Собственно, все началось вскоре после смерти матери, а вернее, после того, как он заявил сыну о своей скорой женитьбе, а потом враз передумал. Уже тогда Абаж стал замечать, что отец нет-нет, да прикладывался к бутылке. В последнее же время он просто как с цепи сорвался. Ровно год прошел с коронации его величества Топседа Шестого, и Абаж прекрасно помнил тот день, когда отец вернулся домой, после того, как отгремели все торжества. — Вот так, сын мой, — смеясь поведал ему отец, — все вышло так, как мы того хотели! И все было не зря, видите, мы не пострадали, прекрасно, как это говорят, нажились на всем этом. Ваше будущее теперь обеспечено, дитя мое! Отец крепко обнял его, чмокнув в щеку. Абаж удивленно моргнул: на его памяти подобное случилось в первый раз в жизни. И лишь в следующее мгновение до него дошло, что отец был сильно навеселе. Тогда Абаж не придал этому значения, мало ли, чего не бывает в жизни. Тем более и повод был, как нельзя более подходящий. Но чем дальше, тем чаще подобное поведение отца стало повторяться. — Ума не приложу, — разоткровенничалась один раз с ним сестра, — что происходит с батюшкой? Целыми днями сидит у себя в кабинете, а камердинер потом оттуда выносит пустые бутылки да бокалы. — Что уж тут непонятного-то, — усмехнулся Абаж. — Наш папенька развлекается таким образом. Других-то развлечений у него тут нет. — Что же делать? — тихо спросила у него сестра. Он же в ответ лишь недоуменно пожал плечами. Честно говоря, ему было все равно, гораздо больше его занимали в ту минуту прелести их новой служанки Акчонеп, да ремонт, что он, с подачи отца, разумеется, затеял в их столичном особняке. В столице Абаж проводил теперь практически все свое время, коротая дни в обществе новых знакомых, коих у него теперь было предостаточно (опять-таки, спасибо батюшке да его друзьям, чьи связи открыли перед ним все двери) и красивых дам. Огорчало Абажа только одно — рядом не было его лучшего друга, поскольку Нушрок теперь служил в гвардии его величества и находился далеко. Разумеется, приятель писал ему, когда предоставлялась такая возможность, и Абаж отвечал, но все это не могло заменить тех дней, когда они с Нушроком были еще детьми, были неразлучны, и по которым, стыдно признаться, Абаж сейчас безумно скучал. Изредка отец также наезжал в столицу, и тогда Абаж предпочитал вернуться домой, просто потому, что одному ему было гораздо уютней, нежели в обществе родителя. Который, к тому же, повадился читать ему нотации, мол, не стоит слишком уж увлекаться прожиганием жизни. — Гораздо лучше взяться вовремя за ум, мой мальчик, и заниматься делами. — Я последую вашему совету, отец, можете не волноваться, — отмахивался от него Абаж. Но вот однажды, сестра написала ему, что хорошо бы брат вернулся домой, поскольку отец все чаще и чаще ведет себя, мягко говоря, странно. Абаж усмехнулся: все понятно, неужели же Азокертс не могла написать прямо, отец запил. Пару раз до Абажа доходили слухи, что во время визитов в столицу отца частенько видели в портовых кабаках. Абаж вернулся домой, поспешил успокоить сестру и попробовал поговорить с отцом. — Просто удивительно, — сказал он ему, поделившись слухами о похождениях в кабаках, дав, однако, отцу понять, что он не верит этим сплетням, — что… о вас судачат подобным образом. — Какая разница! — махнул рукой отец и налил себе вина. Абаж вздохнул: — Отец, вы же сами часто любили повторять, что самое важное — это вести себя благоразумно. Что с вами происходит? — в упор спросил он его. На удивление, отец не рассердился, наоборот, посмотрел на Абажа почти ласково, грустно улыбнулся и произнес: — Я просто устал быть благоразумным, сын мой. Мне давно следовало стать более… безответственным и эгоистичным! Может быть, тогда я был бы сейчас счастлив. А так… зачем мне все это, — отец обвел глазами комнату, — если я совсем один? — и он снова отхлебнул из бокала. Потом Абаж еще несколько раз пытался убедить отца перестать губить себя и, ради разнообразия, заняться делами поместья. Управляющие уже несколько раз приезжали с жалобами, что де без хозяйского глаза все того и гляди развалится. Но отец отмахнулся от него, словно от надоедливой мухи: — Все равно это рано или поздно достанется вам, сын мой. Вот и привыкайте заниматься всем сами. Давно пора! — заявил он. Вечером того же дня, когда произошел этот разговор, Абаж нанес визит господин Норову. Он рассказал ему обо всем и попросил помощи. Несмотря на то, что, чего уж там скрывать, господина Норова Абаж всю жизнь побаивался за его нелюдимый и хмурый нрав, но, как там ни крути, он был близким другом отца. — Я тоже стал замечать, что Нарав в последнее время… скажем так, стал злоупотреблять содержимым своих винных погребов, — задумчиво произнес он. — Вот я и подумал, — отозвался Абаж, — что, возможно, вас он послушает. Господин Норов вздохнул и, улыбнувшись, пообещал помочь. Он действительно несколько раз приезжал к отцу, они о чем-то долго говорили, после чего отец, казалось, немного воспрял духом. А через неделю после этого разговора отец позвал его с сестрой к себе и объявил, что Азокертс скоро станет женой Нушрока. Сестра испуганно побледнела, пролепетала что-то вроде того, что она будет послушна воле почтенного батюшки, после чего опрометью бросилась вон из комнаты. — Что это с ней? — недоуменно пожал плечами отец. — Она… это было для нее слишком неожиданно, — нашелся Абаж. — Но у нее еще будет время свыкнуться с этой мыслью. Он не стал говорить отцу, что, во-первых, сестра, возможно, не в восторге от такого выбора, так как до нее тоже наверняка доходили слухи о том, что у Нушрока в столице есть, если так можно выразиться, походная жена, кою он регулярно навещает. Странно, что отцу ничего не известно, хотя, возможно, ему попросту нет до этого дела. А во-вторых, Абаж подозревал, что и у сестры появился объект обожания и воздыхания. Азокертс ведь тоже время от времени приезжала в столицу, встречалась с подругами по пансиону, пару раз он сам вывозил сестру на приемы. И почему бы ей действительно не увлечься кем-нибудь? Он даже подозревал одного молодого хлыща-иностранца, с которым Азокертс один раз, на празднике в доме барона Ноипрокса, любезничала целый вечер. Он попытался было вызвать сестру на разговор, но она заявила, что не желает ничего с ним обсуждать. Через неделю после этого разговора случилось совершенно невероятное событие. Господин Норов вместе со своей сестрой, госпожой Акорос, пожаловали к ним прямо с самого раннего утра. Госпожа Акорос, это Абаж отметил сразу, была бледна, глаза ее покраснели, словно она много плакала. Господин же Норов был хмур и немногословен. Он извинился перед отцом, заявил, что сын его оказался неблагодарной свиньей, которая не ценит своего почтенного родителя, плюет на его волю и позорит их славный род. Нушрок, дескать, скомпрометировал себя, запятнал честь рода связью с какой-то «веселой вдовушкой», и потому никакой свадьбы не будет. — Я выставил его вон, — закончил господин Норов свой рассказ. Тетушка Акорос при этих словах всхлипнула и вытерла глаза. — Так что, дорогой Нарав, прошу еще раз простить меня. Надеюсь, твоя любезная дочь также не будет держать на нас зла. — Что поделать, — вздохнул отец, — хотя, дорогой Норов, признаюсь честно, мне жаль, что все так вышло. Я мечтал породниться с тобой. — А где сейчас Нушрок? — подал голос Абаж. — Понятия не имею! — отрезал господин Норов. — Меня это не интересует, поскольку у меня больше нет сына. Он умер! — Брат! — взмолилась тетушка Акорос. — Я прошу, не говори так! — Акорос, — одернул ее господин Норов, — не при посторонних, умоляю тебя. Дома поговорим! — Вот так! — хохотнул отец, едва за господином Норовом и госпожой Акорос закрылась дверь. — Всегда так кичился своим сыночком, и вот — на тебе! Его драгоценный отпрыск пошел по дурной дорожке. — А если он просто потерял голову от любви? — со всей горячностью Абаж кинулся защищать приятеля. — Ну и дурак! — вздохнул отец. — Поверьте, ничем хорошим это обычно не кончается. Любовь… — протянул он и тут же осекся. — Знаете, — добавил отец после непродолжительной паузы, — запомните хорошенько одно: никогда не бросайтесь в эту безумную страсть, точно в омут с головой. Но при этом, если поймете, что любите по-настоящему, не смейте отказываться от своей любви. — Вам не кажется, отец, — усмехнулся Абаж, — что одно ваше утверждение несколько противоречит другому? — Может быть, — вздохнул отец. — И никогда не знаешь, что лучше. Сестра обрадовалась, что ей не придется идти замуж на Нушрока, она, услышав эту новость, засмеялась и бросилась брату на шею. — Благодарю, дорогой брат, это самая радостная новость, какую вы могли мне сообщить! — Это зависело не от меня, Азокертс, — сухо отозвался Абаж. Странно, но он вдруг почувствовал разочарование: ему вдруг вспомнилась та давняя детская мечта о том, что они с Нушроком станут братьями, и у них будет одна семья, большая и дружная. И вот… но что поделать, видимо, так уж устроена жизнь, что не все детские мечты становятся реальностью. Абаж хотел было поговорить с Нушроком, расспросить, что к чему, но тот, как оказалось, уже уехал обратно в столицу. Он написал приятелю, спросил, могут ли они увидеться, Абаж готов был ехать в город хоть в ту же самую минуту. Однако же, Нушрок ответил, что на днях он уезжает из города по делам службы, но как только вернется, сразу же нанесет приятелю визит. А вскоре Азокертс, сияя от радости, привела в дом того самого иностранца (Абаж угадал правильно), представила его, как господина Дэффодила, подданного его величества короля страны Голубых Озер, и заявила, что они любят друг друга. После чего господин Дэффодил попросил у отца и Абажа руки Азокертс. Отец пожал плечами и согласился, все-таки, Дэффодил был знатным человеком, весьма состоятельным и уважаемым. Свадьба все же была довольно скромной, присутствовали только близкие друзья семьи и несколько знакомых жениха. Сразу же после венчания молодые отбыли на родину жениха; Азокертс тепло простилась с отцом и братом, без конца повторяя, что благодарит за то, что не стали мешать ее счастью. — Главное, что не осталась в старых девах, — буркнул отец, неловко чмокнув дочь в щеку. После того, как сестра уехала, отец снова заговорил с Абажем о том, что тому, как будущему хозяину, надлежит как можно скорее начать заниматься всеми делами поместья. Вслед за этим отец уехал в город и пропал чуть не на целый месяц, так что Абажу волей-неволей пришлось вести все дела. Меньше всего он хотел разорения, тем более, что ему в голову тоже стала приходить мысль о том, что пора бы уже привести в этот дом хозяйку. Абаж устало потянулся и вновь придвинул к себе бумаги. Он хотел было вновь погрузиться в дела поместья, но неожиданно вспомнил об Афэ. Абаж вздохнул и покачал головой: что ему сделать, дабы она обратила, наконец, на него внимание по-настоящему? Дочь барона Ноипрокса Абаж впервые встретил на одном из приемов у него дома, и с той поры не было, наверное, и дня, чтобы он не вспоминал о ней. А если Абаж приезжал в столицу, то первым делом старался нанести ей визит. Афэ была самой красивой девушкой, какую он когда-либо встречал, и, к чему лукавить, был бы не прочь, если так можно выразиться, узнать ее поближе. Несколько раз он не то что намеки, открытым текстом говорил ей, что мечтает о ее благосклонности. Однако же, Афэ всякий раз только отшучивалась, всячески подчеркивая, что не воспринимает его всерьез. Тем не менее, Абаж с радостью поехал бы к ней с визитом прямо сию минуту, но к сожалению, после смерти барона Ноипрокса, скончавшегося несколько месяцев тому назад от сердечного приступа, Афэ и ее приемная сестра, как того и требовали правила приличия, никого не принимали и, соответственно, сами не наносили никому визитов. Абаж усмехнулся, вспомнив вдруг, как однажды явился к ней (формально — он приехал по поручению своего отца, чтобы пригласить ее, ее батюшку и приемную сестру к себе на ужин, а на самом деле он просто хотел увидеть ее и поговорить без свидетелей), и она на удивление радушно приняла его. Афэ распорядилась принести ему сок, отпустила служанку и приветливо и с улыбкой глядя на него, проговорила: — Право слово, господин Абаж, это излишне! Вы могли просто передать нам приглашение через посыльного. — Я просто хотел видеть вас, сударыня, — он взял ее за руку, поднес ее к губам, — а приглашение — лишь предлог. Осмелев, он придвинулся ближе, приобнял ее за талию, прижал к себе, потянулся к ее губам и… в следующее же мгновение Афэ резко высвободилась из его объятий и грубо оттолкнула незадачливого поклонника. Абажу даже показалось, что она хотела его ударить. — По-моему, вы слишком увлеклись, господин Абаж! — отчеканила она, яростно сверкнув глазами. — За кого вы меня принимаете, за какую-то… доступную женщину?! Не забывайтесь, сударь! — Ради бога, сударыня, — смутился Абаж, — простите меня! Просто… вы столь прекрасны, что мне, признаться, так трудно устоять. — Вам придется, — прищурилась Афэ, — иначе, я попросту не смогу быть вашим другом! — Ах, госпожа Афэ, — покачал головой Абаж, — почему вы столь безжалостны со мной? И что мне сделать, дабы заслужить ваше внимание? Афэ довольно усмехнулась, передернула плечами и направилась к выходу, не сказав ни слова. Уже на пороге она обернулась и небрежно обронила: — Я благодарю вас за приглашение! А что до всего остального, то… не оставляйте надежду, и может быть удача улыбнется вам! Абаж встряхнул головой, пытаясь таким образом отогнать мысли о строптивой красавице и вновь сосредоточиться на деле. «Вот же негодная!» — подумалось опять ему. И почему она занимает все его мысли? Должно быть, это оттого, что он слишком уязвлен ее холодностью и практически открытым пренебрежением. Если бы он только мог заставить ее покориться, возможно, сразу же и позабыл бы о ней. А вдруг это любовь? Да нет, — тут же одернул он себя, — что за глупости! Просто она ему, ну, да, нравится, но только и всего. Но если ей так нравится строить из себя недотрогу, то на здоровье! В конце концов, девиц ведь много, и красивых в том числе, свет клином на одной госпоже баронессе не сошелся. «Будет потом локти себе кусать, да поздно!» — злорадно усмехнулся Абаж.***
Через несколько лет, познакомив свою несостоявшуюся любовь с лучшим другом, Абаж будет какое-то время считать, что просчитался именно он, и проклинать себя за глупость. Но потом, когда Афэ, уже поссорившись с Нушроком, несчастная и страдающая от неразделенной любви и раскаяния, будет просить Абажа о помощи, он не откажет себе в удовольствии откровенно посмеяться над ней. Абаж довольно долго будет радоваться, что сумел все же отплатить Афэ за давнее свое унижение ее же монетой. А когда много лет спустя в один прекрасный день он взглянет в глаза ее повзрослевшей дочери, то именно тогда окончательно поймет, что старинная поговорка «от судьбы не уйдешь» — абсолютно верна.***
— Господин Абаж! — встревоженная экономка Акшок заглянула к нему в кабинет, даже не постучав. — Случилось ужасное, господин Абаж! — Что еще стряслось? — недоуменно уставился он на нее и поднялся из-за стола. — Ваш отец, господин Нарав… — Что еще? — недовольно поморщился Абаж. Отец сегодня, как обычно, после завтрака заперся у себя в комнате в компании с кувшином вина. Потом, уже перед самым обедом, он вдруг велел оседлать лошадь и заявил, что поедет к господину Норову. — Отец, — удивился Абаж, — вы хотите ехать верхом? — Ну да, — кивнул отец. — Но вам не кажется, что сейчас вам лучше велеть заложить коляску? — Почему это? «Да потому, — чуть было не вырвалось у Абажа, — что вы в одиночку уговорили почти целый кувшин вина, и дай вам бог в седло забраться, не говоря уж о том, чтобы удержаться в нем!» Но он вовремя прикусил язык, зная, что отец примется кричать на него и сказал: — Кажется, снова собирается дождь, и дорогу совсем размыло, в горах может быть небезопасно. — Пустяки! — махнул рукой отец, затем позвал отцовского камердинера, и вскоре они уехали. Абаж торопливо вышел в гостиную, где промокший до нитки Кямох, камердинер отца, помогал своему господину удобнее устроиться на диване. Горничная, выполняя приказ камердинера, бросилась наверх, подготовить комнату, а Акшок бросилась вон, дабы отдать распоряжения пригласить врача. — Что стряслось? — воскликнул Абаж, подойдя ближе. — Очень больно! — простонал отец. Он попытался повернуться на бок, но тут же, поморщившись, откинулся на подушки, крепко сцепив зубы. — Нога… и бок! — Господин упал с лошади, — объяснил Кямох, стаскивая с себя мокрый от дождя сюртук. — Я не успел помочь ему, поскольку господин сильно опередил меня. — Идите к дьяволу, Кямох! — отозвался отец. — Ничего страшного… нога только очень болит! Сын мой, — отец открыл глаза и посмотрел на Абажа, — помогите мне подняться и проводите в мою комнату. — Конечно, дорогой отец, — вздохнув, отозвался Абаж, — обопритесь на меня, — он протянул отцу руку, помог ему встать, и осторожно повел поминутно вздрагивающего от боли и с трудом сдерживающего стоны отца к нему в спальню.