Предания старины

Всем сестрам по серьгам

Перечитав еще раз письмо, Норов раздраженно смял его и отбросил на другой конец стола. — Стервец! — процедил он сквозь зубы и что было силы стукнул кулаком по столу, так что стоявшая рядом с ним чернильница подпрыгнула, чудом не опрокинувшись. — Это уже переходит всякие границы! — Норов позвонил в колокольчик. — Что прикажете, ваша светлость? — материализовался на пороге старый, верный Кочревс. — Немедленно позови моего сына! — приказал Норов. — Сию же минуту чтобы пришел сюда. — Слушаюсь, господин Норов! — поклонился Кочревс. Норов поморщился: все шло слишком хорошо, недаром одолевали нехорошие предчувствия. Сестра говорила, что он просто переутомился, не стоит обращать внимания, но вот, полюбуйтесь, оказалось, что он был прав. Ну сейчас он задаст этому мальчишке, чтобы впредь неповадно было! Прошло уже немало лет со дня создания партии противников короля Ниова Второго, и вот, наконец-то, все начинания принца, ныне здравствующего и царствующего короля, Топседа Шестого и его сторонников увенчались успехом. Как говорили все друзья Норова, поддерживающие Топседа, после долгого ожидания и упорной работы на благо всего королевства, случилось то, о чем они мечтали. Норов прекрасно помнил последнюю встречу все в том же отдаленном квартале столицы в доме Куапа; это случилось как раз накануне восемнадцатилетия сына. Его высочество и генерал Амуп заявили тогда вполне определенно, что гвардия, за исключением некоторых сторонников Ниова, полностью на их стороне, и можно начинать захват королевского дворца. Тем более, что медлить дальше было нельзя, поскольку над всеми нависла очень серьезная опасность. Войска Королевства Туманов и Облаков подошли практически вплотную к северным границам. Их король вновь вспомнил старую распрю по поводу нескольких провинций, которые, по его мнению, должны принадлежать его стране. Оное разногласие возникло уже очень давно, и с тех пор между Королевством Облаков и Туманов и их страной часто возникали подобные конфликты, зачастую перераставшие в кровопролитные сражения. Но на этот раз все было иначе: Ниов, как оказалось, полностью поддерживает Королевство Туманов и Облаков, и рад будет подписать соглашение, по которому с радостью отдаст северные провинции. — Он заявил, что, дескать, это укрепит дружбу между нашим державами! — кипятился Топсед. — И подорвет наше могущество, — задумчиво протянул Куап. — Мой отец, — подхватил Норов, — да и я сам в молодые годы, воевал за эти самые провинции, а теперь… — Медлить больше нельзя! — таково было всеобщее заключение. Через неделю после собрания, которой, к слову, заговорщикам хватило, чтобы обсудить досконально все детали, отряд во главе с самим маршалом Нелютом выдвинулся к северным границам, дабы передать командующему Королевства Туманов все необходимые документы за подписью его величества. Той же ночью, в тайне, окольными путями, чтобы в итоге перерезать Нелюту путь, следом отправился полк генерала Нотипа, правой руки и доверенного лица Амупа. Сам же Амуп, достойный сын своего отца, маршала Ргита, не дожившего до сего светлого дня каких-нибудь трех месяцев, вместе с принцем Топседом и остальными верными соратниками повели второй полк прямиком на дворец. История повторилась практически точь-в-точь: сторонники его величества, те жалкие крохи, кто все еще поддерживал его, разбежались кто куда, и Топседу при помощи Амупа удалось захватить низложенного короля Ниова в плен. Особого труда это, следует заметить, не составило: ворота дворца им открыли уже перешедшие на их сторону царедворцы, и практически все, даже слуги, трудившиеся на кухне, радостно приветствовали принца Топседа. Генерал лично зачитал Ниову постановление о том, что он отныне лишается всяких прав на трон, как человек, запятнавший себя государственной изменой. — Ибо только так, — подчеркнул Топсед, — можно расценить ваш поступок. — Соглашение будет подписано! — стоял на своем Ниов. — Не обольщайтесь, ваше величество, — скривился Топсед, — полк Нелюта попросту не дойдет до границ. Уже завтра и этого изменника в кандалах привезут в столицу. — В клетке, как бешеную собаку, — добавил Амуп. — Вы проиграли, батюшка, причем по всем фронтам! — радостно заключил Топсед. Свергнутый Ниов был заключен в ту же самую крепость и даже в ту же самую камеру (Топсед лично настаивал на этом), где некогда окончила свои дни королева Аважред. Как и предсказал принц Топсед, уже через день в столицу доставили бывшего маршала Нелюта, которого тоже незамедлительно отправили в тюрьму. Еще через два дня полк генерала Амупа вернулся с победой, армии удалось оттеснить войска противника от границ. В тот же день Топсед Шестой был провозглашен новым королем, а Ниов и его сторонники, и прежде всего маршал Нелют, приговорены к смертной казни. Куап, лично присутствовавший при этом, рассказывал, что когда об этом было объявлено во всеуслышание, то придворные тут же громко зааплодировали, а королева Нимсаж, мать Топседа, разразилась душераздирающими рыданиями. Не обращая внимания ни на придворных, ни на слуг, она упала перед сыном на колени, целовала его руки и без конца причитала: — Он же ваш отец! Дитя мое, мой мальчик, как вы можете, опомнитесь, вы не имеете права поднять руку на человека, который дал вам жизнь, бог не простит этого! — Хватит, матушка! — прикрикнул на нее Топсед, явно раздосадованный, что такой блестящий миг его триумфа оказался немного подпорчен истерикой пожилой и почтенной дамы. — Все мы: я, вы, мой отец и мои дети, — не просто какая-то там семья. Мы — наместники Господа нашего на земле. Он вверил нам вершить судьбу этого благословенного государства, именно поэтому государственные интересы для нас превыше всего. И если кто-то их нарушает, он идет не против меня, а против Него! И за это полагается суровая кара. Встаньте, сударыня, и успокойтесь. Вам, уверяю вас, ничто не угрожает. — Долг жены следовать за своим мужем, — вскинула голову королева. — Поэтому я не отрекусь от вашего батюшки! — Это ваш выбор, — пожал плечами Топсед, — но тогда я вам не завидую. Ниов был казнен через неделю. Его, как и Нелюта обезглавили прямо в тюремном дворе, а после без всяких церемоний там же в крепости и похоронили. Королева-мать в тот же день удалилась в монастырь; шептались, что, несмотря на всю свою надменность, она очень боялась оказаться в крепости, поэтому и поспешила фактически бежать из столицы. На прощание она велела передать сыну, что прощает ему тяжкий грех отцеубийства и будет молиться за спасение его души. — Я посоветовал его величеству, — завершил свой рассказ Куап, — все же приглядывать за ней. — Ты прав, — вынужден был согласиться с ним Норов. Так или иначе, уже через несколько дней после казни Ниова состоялась пышная коронация его величества Топседа Шестого. Все его друзья и соратники также были вознаграждены, как он выразился, по заслугам. Теперь уже маршал Амуп стал главнокомандующим королевской армии, Куап занял кресло первого министра, Норову было предложено место военного министра, однако же он предложил королю оказать эту высокую честь все тому же Амупу, так как у него гораздо больше опыта в военном деле. — Это широкий жест благородного человека! — улыбнулся король. — Однако я ведь обязан вознаградить вас, господин Норов за ту неоценимую помощь, которую вы мне оказали. Норов, смиренно поклонившись, заявил, что лучшая награда для него — быть полезным его величеству, и если на то возникнет необходимость, он всегда готов прийти на помощь, что, к слову, завещает своим детям и внукам. Нарав и Ноипрокс последовали его примеру, и в результате все получили щедрое вознаграждение, пожизненные придворные должности для себя и потомков, а так же земли, приносящие немалый доход. — Мы правильно поступили, сделав в свое время ставку именно на него, — сказал ему Нарав, когда они возвращались после окончания всех торжеств домой. — Ты прав, — согласился Норов, — мы изрядно рисковали, но все закончилось как нельзя более благополучно. Вскоре, как только суматоха улеглась и жизнь понемногу стала входить в привычную колею, Норов решил, что пора снаряжать сына на службу. Не откладывая дела в долгий ящик, он написал Амупу, и вскоре получил ответ, что его сын может получить полк хоть завтра, тем более, что Королевство Туманов, кажется, опять решило взяться за старое. «Таким образом, — написал ему маршал, — вашему сыну очень скоро представится возможность на деле доказать свою храбрость, верность и преданность его величеству!» — Пришло время, дитя мое, — заявил Норов сыну, отметив, как заблестели при этом его глаза. Сестра лишь горестно вздохнула и промолчала. Норов сочувственно улыбнулся ей, он понимал ее печаль. Ведь ее «маленький птенчик» вырос, и теперь, как и полагается, покидает родное гнездо. — Я вам обещаю, отец, — сказал ему Нушрок в тот момент, когда они прощались, стоя уже у открытых ворот на подъемном мосту, — что не обману ваших надежд и не посрамлю нашего имени! — Я знаю, дитя мое, и верю в вас, — Норов обнял сына, прижал его к груди, — вы не подведете меня. — Пиши, не забывай нас, — всхлипнула сестра, — и береги себя, милый мой! — она торопливо вытерла глаза и расцеловала племянника. — Но помни, что «береги себя» вовсе не означает бегать от опасности и быть трусом, — вставил Норов. Он также переживал и волновался за сына, но, естественно, изо всех сил старался не показывать этого. Сын легко вскочил на коня, и уже через несколько мгновений выехал за ворота. Норов и Акорос еще долго стояли, глядя ему вслед, изредка вздыхая и тихо переговариваясь. — Как быстро пролетело время! — протянула сестра. — Да, ты права, дорогая сестра, — отозвался он. — Еще вчера я баюкала его на руках и пела колыбельные, а теперь… — Не переживай, — улыбнулся он, — с ним все будет хорошо. Ну, а что касается остального… Думаю, что очень скоро ты будешь петь колыбельные его детям. — Просто невероятно! — усмехнулась сестра. — Но ты прав, все к тому и идет. Ты ведь наверняка уже подумал об этом. — Ну, — ушел от прямого ответа Норов, — скажем так, серьезно я еще об этом не думал. Но обязательно займусь этим вопросом в ближайшее время. На самом же деле Норов принял решение обсудить все с Наравом, а потом уж поставить в известность сына, а затем и сестру. Дочь Нарава казалась ему идеальной партией для Нушрока. Девица получила хорошее воспитание, Нарав, разумеется, не поскупится на приданое, да и потом, если они станут одной семьей, объединят свои владения, то уже никто в королевстве не сможет противостоять их могуществу. Жаль только, что Нарав в последнее время несколько сдал, и это, честно признаться, чрезвычайно беспокоило Норова. Его друг изрядно пристрастился к бутылке, и, как ему не так давно сообщил юный Абаж, целые дни проводит у себя в комнате и никуда не выходит. Впрочем, если уж совсем начистоту, то собственный сын и его судьба в ту минуту Норова волновали куда больше. Вскоре от Нушрока пришло письмо, где он сообщал, что буквально на днях они выступают к северным границам, где вновь активизировались войска Королевства Туманов и Облаков. «Кажется, это самая настоящая война, отец», — писал Нушрок. Акорос с того дня каждый день проводила по несколько часов в молитвах, и при каждом шорохе вздрагивала и смотрела на дверь. — Должны же прийти хоть какие-нибудь известия! — восклицала она. Вестей меж тем не было больше трех месяцев; Норов и сам весь извелся, наконец, ожидания и бессонные ночи были вознаграждены, в замок пришло сразу два письма. Первое было от сына, где он передавал приветы и заверял, что с ним все в полном порядке. Ему довелось участвовать в нескольких сражениях, и с божьей помощью удалось с успехом преодолеть все трудности. Второе письмо было от Амупа, где он поздравлял Норова и говорил, что тот может с чистой совестью гордиться сыном, который проявил себя как нельзя лучше. «Без его участия, — смею заверить, — мы не достигли бы победы так быстро», — прочитал Норов улыбающейся сквозь слезы сестре. — Мальчик мой! — прошептала она. — Слава богу, — с облегчением вздохнул Норов, — все обошлось! Однако же, уже совсем скоро с севера стали приходить все более и более тревожные вести. Королевство Туманов и Облаков не желало отступать и уступать, и потому стало вести не совсем честную игру, нападая внезапно, исподтишка, ночами, подсылая в их тыл своих лазутчиков. Маршал Амуп в одной из ожесточенных схваток был серьезно ранен, находился на грани жизни и смерти, а юный принц Топсед, назначенный вторым главнокомандующим (просто потому, что он принадлежал к королевской фамилии) был слишком юн и неопытен. Армия терпела поражение и понесла довольно большие потери. С того дня они с сестрой перестали спать по ночам. Норов сидел у себя в кабинете, без конца перебирая и перечитывая все полученные от сына письма, а сестра приходила обычно под утро и молча садилась рядом. — Если бы только знать, что он жив! — не выдержав, вскричал один раз Норов. Ему было уже все равно, что сестра заметит слезы, выступившие у него на глазах. — Он жив, Норов! — воскликнула Акорос, комкая в руках носовой платок. — Я верю в это, знаю! Мое сердце подсказало бы мне, если… — она не договорила, ее голос дрогнул, и Акорос торопливо отвернулась, вытирая слезы. Когда пришло письмо, запечатанное королевской печатью, Норов, принимая его у лакея, почувствовал, что сердце словно готово разорваться. Он заметил, как побледнела сестра, без сил опускаясь в кресло и закрывая лицо руками. Норов сломал печать, чувствуя, как дрожат руки, строчки плыли перед глазами, но тут же отчаяние и боль сменились безудержным ликованием. — Он жив, Акорос! — произнес он дрогнувшим голосом и повернулся к сестре. — Жив! Акорос не ответила, она тут же вскочила на ноги, подбежала к нему и, обняв, разрыдалась уже от счастья. Действительно, господин первый министр, писал Норову, что его сын во-первых, спас жизнь его высочеству, во-вторых, его стараниями и под его командованием Королевство Туманов и Облаков разбито на голову, в-третьих, этим своим бесстрашным и во всех смыслах безупречным поступком он заслужил признательность и благодарность всей королевской семьи, чин генерала теперь по праву принадлежит молодому господину Нушроку. Ну и ложка дегтя в бочке меда: он был довольно серьезно ранен. Но господину Норову уже нет нужды переживать, поскольку доктора полны оптимизма, и уже совсем скоро господин Нушрок будет здоров. — Господи, — плакала Акорос, — благодарю тебя! Ты сохранил нашему мальчику жизнь, спасибо, Тебе! — Успокойся, Акорос, — обнял Норов сестру, не замечая, что сам плачет, как мальчишка, — все уже позади. Скоро он вновь будет с нами! Несколько недель пролетели точно на крыльях, и, наконец, наступил долгожданный день. Сестра буквально задушила племянника в объятиях, стоило тому переступить порог. — Тетушка, — смеялся Нушрок, — вы решили довести до конца то, что не удалось сделать вражеским солдатам? — Милый мой, — повторяла Акорос, целуя его, — как же я счастлива, что ты снова дома. Норов же молча обнял сына, он ничего не мог сказать, просто радовался, что вновь может прижать его к сердцу. В день приезда Нушрока Акорос устроила у них дома праздничный прием, куда были приглашены, разумеется, Нарав и Абаж. Приятели не могли наговориться друг с другом после долгой разлуки, а Норов подумал было, что можно было бы заодно уж обсудить с Наравом детали помолвки их детей, но решил пока подождать. Сын провел в замке почти два месяца, и первую неделю в доме только и разговоров было о том, что ему пришлось пережить, о деталях сражений, о ранении. Время пролетело быстро, и отпуск сына подошел к концу, он вновь отбыл в столицу, теперь ему предстояло нести службу непосредственно при его высочестве. — Надеюсь, что столичная жизнь также не испортит его, — сказал Норов в день отъезда Нушрока и как в воду глядел. Через полгода, как во время очередного визита сына домой, Норов вновь получил письмо от Куапа. На сей раз друг писал ему не об успехах сына на полях сражений, а о его достижениях, если так можно выразиться, совсем в другой области. «Я, как старый друг вашей семьи, — писал Куап, — считаю своим долгом предупредить вас.» Дочитав письмо до конца, Норов резко смял его в кулаке и выругался. Только этого не хватало, кажется, мальчишка совсем потерял рассудок. Головокружение от успехов, не иначе! Как еще можно объяснить тот факт, что его сын открыто живет с какой-то сомнительного происхождения девицей, то ли актрисулькой из столичного театра, то ли вообще непотребной девкой, в постели которой, как подчеркнул Куап, не побывал, наверное, только ленивый. Более того, молодой генерал безо всякого стеснения таскает ее на светские приемы, нимало не заботясь о собственной репутации. «Конечно, — утешал его в заключение Куап, — пока на чудачества молодого человека смотрят сквозь пальцы, ведь он юн, горяч и потому так беспечен. Но чем дальше, тем больше это настораживает, ведь именно благодаря юности и неопытности так легко перейти границы дозволенного и навеки погубить свою репутацию». Этого было более чем достаточно, чтобы Норов вышел из себя. — Отец, — Нушрок заглянул в кабинет, — вы здесь? Кочревс сказал мне, что вы желаете говорить со мной. — Да, — строго взглянул на него Норов, — проходи. Он кивнул сыну на кресло и сел напротив него, скрестив руки на груди. — Мне нужно очень серьезно с тобой поговорить.