Предания старины

Опасное приключение

Уже давно перевалило за полдень, а Абажа все не было; Нушрок, честно признаться, устал ждать приятеля. Видимо, решил он, Абажу не удалось улизнуть из дома, а может быть, не дай бог, случилось что-нибудь… Нушрок вздохнул: у них вот последнее время просто «скорбный дом», как выражается тетушка Акорос. Началось все это уже довольно давно, целых два года тому назад, и длится до сих пор. Нушрок хорошо помнил тот день: сразу же после завтрака отец позвал его к себе в кабинет, усадил на стул, сел рядом и тихо, глядя ему прямо в глаза, проговорил, что не сможет взять с собой в столицу. Нушрок, надо сказать, давно ждал этой поездки, отец обещал взять его с собой, игнорируя ворчание тетушки, что, мол, ехать далеко, нечего ребенку там делать и так далее. Поэтому в другой раз Нушрок, возможно, обиделся бы на отца, но тот был так серьезен и, как Нушуроку показалось, печален, что ему самому мигом расхотелось ехать. А потом (и вовсе нечто неслыханное и невиданное) отец обнял его, погладил по голове, ласково попрощался с ним, и у Нушрока отчего-то защемило сердце. Непонятно почему в голову полезли всякие глупости: вдруг отцу угрожает опасность, с ним может случиться что-нибудь нехорошее? Что же до отца, то он, кажется, прекрасно об этом знает, но просто не желает показывать свое волнение и не хочет беспокоить и пугать его. Все три дня, пока отца не было дома, Нушрок не находил себе места, эта мысль прочно засела у него в голове и не давала ему покоя. А хуже всего было то, что он ни с кем не мог поделиться своими страхами. Тетушку он попросту не хотел волновать, а Абажа не отпускала к нему мать, господин же Нарав тоже уехал в столицу вместе с его отцом. Хвала небесам, все страхи оказались беспочвенны, отец вскоре вернулся, и жизнь вроде бы потекла по-старому. Примерно через месяц отец все-таки свозил его в столицу, где как раз шли торжества по случаю коронации его величества Ниова Второго, и Нушроку чрезвычайно понравились и городские ярмарки, и улицы, украшенные флагами и цветами, и нарядный королевский дворец. Даже самого короля посчастливилось увидеть (он, кстати, показался Нушроку старым и усталым): его величество стоял на балконе и, приветливо улыбаясь, махал рукой придворным, собравшимся на площади. Двое лакеев при этом бросали в толпу пригоршни золотых монет. — Будто за эти жалкие гроши он купит прощение! — раздался сзади злой шепот. Нушрок заметил, как вздрогнул при этом отец, они быстро обернулись, и он увидел высокого человека в черной шляпе, который, как ему показалось, кивнул отцу. Отец лишь пожал плечами, улыбнулся этому человеку, приподнял шляпу и громко проговорил: — Да хранит господь нашего короля! — Дай ему бог долгих лет счастливого царствования! — отозвался человек в черной шляпе и вслед за этим растворился в толпе. Вечером того же дня отец отправился на королевский бал, а он почти до утра прождал его в гостинице, пока не уснул над новой книгой. По дороге домой отец рассказывал ему о королевской семье, о долге каждого уважающего себя дворянина — служить своему суверену верой и правдой, а так же и заботиться о благополучии и процветании своего рода. — Именно этим, сын мой, я сейчас и занимаюсь, — улыбнулся ему отец. — Хорошо запомните: все, что я делаю, я делаю только ради вас и вашего благополучия. — Я знаю, — отозвался он, — и я всегда буду об этом помнить, дорогой отец. — Ни минуты не сомневаюсь, что вы у меня самый настоящий молодец и все понимаете, — отец похлопал его по плечу. — Постараюсь никогда не разочаровать вас, отец, — улыбнулся Нушрок. С того дня отец ездил в город часто и задерживался там надолго, случалось, он не бывал дома в течение нескольких недель. Тетушка лишь вздыхала и горестно качала головой, когда отец возвращался уставшим и осунувшимся. Он отдыхал, заперевшись у себя в комнате, дня два или три, а потом уезжал снова. Иногда к нему приезжал господин Нарав или тот самый человек в черной шляпе, которого они видели тогда на площади в день коронации. Отец представил его тетке как господина Ноипрокса, своего доброго знакомого. С того дня этот человек частенько наведывался к ним, и они с отцом часами просиживали в кабинете, никого к себе не впуская. Неделю назад Нушроку удалось подслушать разговор отца и тетки; спасибо Абажу, надоумил, где лучше спрятаться, чтобы его не заметили: он пробрался в буфетную и спрятался за шкафом как раз тогда, когда тетка вместе с отцом пришли туда пить чай. — Норов, я не понимаю, почему ты не желаешь ничего мне рассказывать? Ты мне настолько не доверяешь? — в голосе тетки ясно слышалась обида. — Акорос, — вздохнул отец, — дорогая, пойми, это не моя тайна, я просто-напросто не имею права ничего говорить — никому, даже тебе. А кроме того, это в твоих же интересах, если что-то… случится, то тебе так будет лучше. Ты будешь абсолютно не причастна к этому делу. — Господи! — испуганно вскричала тетка. — Ради всего святого, брат, что ты еще натворил, во что ввязался, горе ты мое?! — Успокойся, Акорос, — спокойно отозвался отец, — я думаю, что все будет хорошо. И в конечном итоге нам это пойдет на пользу. Одно тебе могу сказать: я забочусь о будущем. Прежде всего — для моего сына, ну и для всех нас тоже. — Я буду с тобой, что бы ни случилось, и никогда не брошу ни тебя, ни нашего мальчика. — Я знаю, дорогая сестра, — тихо проговорил отец, после чего послышался звук отодвигаемого стула. Видимо, отец встал из-за стола и подошел к тетке, — и поверь, я тебе благодарен за твою доброту. Дальше тетушка Акорос начала рассказывать отцу о домашних делах, жалуясь на новых горничных, которые работали из рук вон плохо, а после этого они поднялись и вышли из комнаты… Нушрок почти ничего не понял из этого разговора, кроме одного: отец явно что-то скрывает. Но он явно очень беспокоится о своей семье, а самое ужасное — ему похоже угрожает опасность, но он не желает ничего говорить, дабы обезопасить своего сына и своего сестру. Нушроку безумно хотелось убедить отца, что тот может вскцело доверять ему, он сделает все возможное, чтобы помочь своему отцу, но боялся и не посмел произнести ни единого слова. Ведь в этом случае отец понял бы, что он подслушивал разговоры, которые не предназначались для его ушей. Единственный человек, с которым он мог поделиться — это Абаж, но как оказалось, и его мучило и не давало покоя то же самое. Господин Нарав точно так же таился от домашних, принимал таинственных визитеров, с которыми часами беседовал за закрытыми дверями, а на все вопросы госпожи Акшугял огрызался, говоря, что это, дескать, не ее ума дело. — Они и раньше ссорились, — вздыхал Абаж, — я тебе рассказывал. Но сейчас стало просто невыносимо. Они каждый день только и делают, что ругаются. А мать потом плачет, и говорит, что ей так плохо, что хочется умереть. Ты бы знал, какой это ужас! — Я понимаю, — отозвался Нушрок, — и поверь, очень тебе сочувствую. Если бы знать, что там у них произошло! — Да даже если бы мы знали, — Абаж снова вздохнул и нервно передернул плечами, — вряд ли мы смогли бы им помочь. Они ведь нас и слушать-то не станут. — Ты прав, — вынужден был согласиться Нушрок, — если бы мы были взрослыми, тогда другое дело. А так… Впрочем, самое важное — это чтобы с отцом ничего не случилось. Они так и не смогли ничего придумать, дабы помочь родителям, а вскоре Абаж и вовсе перестал приезжать к ним вместе с отцом. Господин Нарав приезжал один, говорил, что у него нет времени, он прибыл всего на несколько минут, а потому сын его вынужден был остаться дома. Пару раз, когда удавалось тайком улизнуть из дома, приятели виделись на берегу реки, неподалеку от их замка, но за истекшее время так ничего и не изменилось. У обоих дома оставалось все по-прежнему. Но вот неделю назад произошло нечто поразительное, именно поэтому Нушрок сидел сейчас на берегу, ожидая своего закадычного приятеля. Абажа все не было, и Нушрок, сидя в одиночестве, помимо воли вспоминал обо всем, что случилось. В тот вечер, а точнее сказать, уже ближе к ночи, начался сильный дождь, самый настоящий ливень. Тетушка торопливо задернула портьеры в его комнате, пожелала ему спокойной ночи и уже собиралась задуть свечи, когда в комнату заглянула служанка Аклеб и передала тетушке, что отец срочно хочет видеть ее. Тетушка Акорос пожала плечами, поцеловала племянника, поправила ему одеяло и не спеша вышла. Почему-то Нушрок долго не мог заснуть, как ни старался, сна не было ни в одном глазу. Через пару часов ему надоело вертеться с боку на бок, и он решил дочитать книгу, начатую накануне, где рассказывалось о том, как один богатый герцог убил брата, дабы занять трон, но его племянник, когда стал взрослым, решил ему отомстить за смерть отца. Не успел Нушрок зажечь свечу, как до его слуха донеслись чьи-то торопливые шаги, приглушенные голоса и горестные вздохи. Кто-то торопливо прошел по коридору, а затем где-то хлопнула дверь. Любопытство его так и распирало, поэтому, недолго думая, Нушрок направился к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор. Было темно, на стенах плясали причудливые тени, отбрасываемые факелами, но больше никого не было видно. Набравшись смелости, мальчик вышел из спальни и на цыпочках прошел по коридору и спустился вниз. Дверь в кабинет отца была приоткрыта, он решил посмотреть, может быть, отец тоже не спит, но в кабинете никого не было. Он хотело было уйти, но вдруг вздрогнул и похолодел от ужаса: на полу ясно были видны пятна крови, след тянулся от самого порога; у камина валялась белая рубашка, вся в красных пятнах, а рядом с ней — чья-то шпага. Нушрок похолодел: отец ранен? Что могло с ним случиться? И где тетушка? Он уже хотел было броситься наверх, позвать на помощь, как вдруг в холле раздались громкие голоса, топот ног и бряцанье оружия. Нушрок, поплотнее прикрыл дверь и прильнул к замочной скважине. В гостиную ворвались солдаты, их было по меньшей мере полдюжины, вымокших до нитки и потому взбешенных до крайности. Впрочем, тут же подумалось Нушроку, тетушка рассердится куда больше, когда увидит, что эти люди наследили своими грязными сапожищами на ее любимых коврах. — Немедленно приведите своего хозяина! — громко приказал один из солдат ничего не понимающим слугам, топтавшимся у дверей. — Но… но господин, наверное, уже лег спать, — робко проговорил камердинер отца Кочревс. — Значит, пойдите и разбудите его. Живо! — прикрикнул солдат. — А заодно и всех остальных обитателей вашего благословенного жилища, — повернулся он дрожащей, как осиновый лист, Аклеб. Ключница куталась в вязаную шаль, но все равно, не могла унять дрожь. — Как прикажете, господин! — вздохнув, переглянулась она с Кочревсом. — Что здесь происходит? — раздался вдруг голос отца. — А, вот и вы, господин Норов, — протянул все тот же солдат, который только что приказал слугам позвать хозяев. — Прошу простить за столь поздний визит, но у нас срочное дело. — Полагаю, господин Цяаз, — поморщился отец, — что дело и впрямь срочное. Иначе вам придется очень потрудиться, чтобы объяснить столь наглое вторжение в мой дом! — Вам оно должно быть известно не хуже моего! — парировал Цяаз. — Подумать только, — покачал он головой, — до чего вы опустились, герцог! Укрываете государственных преступников! — Вы забываетесь, лейтенант! — взревел отец и, сжав кулаки, шагнул в солдату. — Во-первых, полковник! — гордо вскинув голову и привстав на цыпочки, чтобы стать с отцом одного роста, крикнул Цяаз. — А во-вторых, это вы не забывайтесь, сударь! Потому что я сейчас выступаю от имени его величества, а вы же… являетесь человеком, который весьма запятнал собственную репутацию. — Объяснитесь же! — процедил отец, посмотрев пристально прямо в глаза полковнику, отчего тот вздрогнул и отшатнулся. — Мы давно уже выслеживали опасного преступника и заговорщика, — дрогнувшим голосом проговорил полковник. — Сегодня мы напали на его след и точно знаем: он укрылся в вашем замке. — У меня в замке нет посторонних! — по-прежнему глядя в лицо полковнику проговорил отец. Нушрок быстро обернулся, оглядел отцовский кабинет, пятна крови на полу, рубашку, шпагу, — и его бросило в жар. Если они сейчас придут сюда, если найдут эти вещи… Он не мог допустить, чтобы отец пострадал, и не хотел, чтобы этот противный полковник навредил ему. В тот же миг он придумал, что надо делать. Мигом бросившись к камину, Нушрок подобрал рубашку и шпагу и спрятал их в потайной шкаф между стеной и книжным стеллажом, тот самый, где он некогда прятался, когда нашел книгу с мемуарами деда. После чего он подвинул к камину стул, взобрался на него и снял со стены еще одну шпагу. Это было старинное фамильное оружие: некогда она принадлежала деду, именно он заказал ее когда-то в лучшей оружейной мастерской. После же, спустя много лет, дед подарил шпагу отцу, когда тот стал служить в гвардии. И отец много раз повторял Нушроку, что когда тот станет взрослым, эта шпага будет принадлежать ему. Нушрок, чувствуя, как часто забилось сердце, вытащил шпагу из ножен и с силой сжал в ладони холодную сталь. Он закусил губу, чтобы не закричать, когда лезвие вонзилось в ладонь, но вместе с тем он был рад. Все получилось, кровь хлынувшая из раны, закапала на пол. Он отбросил шпагу на пол, спрыгнул со стула и, прижав руку к груди, опустился на стул. — Вы не имеете никакого права! — дверь распахнулась, и в кабинет ворвались солдаты. Отец шел позади, он был бледен и не на шутку испуган, хоть и старался этого не показывать. За его спиной возникло вдруг столь же испуганное лицо тетушки Акорос. — Что это такое?! — воскликнули хором отец, тетушка и полковник Цяаз. Нушрок, закусив губу, взглянул в глаза отцу и, борясь с подступающими слезами, проговорил: — Это… я… простите меня, отец! Я всего лишь хотел… посмотреть на дедушкину шпагу. Это вышло случайно… Как больно, тетя! — он протянул здоровую руку к тетке и наконец позволил себе расплакаться. — Мальчик мой! — выдохнула тетушка Акорос, быстро переглянувшись с отцом, и тут же бросилась к нему. — Это мой сын, господа, — проговорил отец, оглядываясь по сторонам, — как видите, он, как и все непоседливые мальчишки, вместо того, чтобы лечь спать, занимался глупостями. Кто вам позволил входить сюда без спроса и брать в руки оружие? — строго взглянул он на сына, но Нушрок сразу же понял, что это — всего лишь спектакль для солдат. Он перехватил взгляд отца и быстро указал ему глазами на книжный стеллаж, благо полковник в эту минуту отвернулся от них и переговаривался о чем-то с подчиненными. Отец еле заметно кивнул сыну. — Я хотел только взглянуть на нее, — всхлипнул Нушрок. — Маленький мой птенчик! — тут же нашлась тетушка. — Не время ругать бедного ребенка, дорогой брат. Нужно оказать ему помощь, пойдем скорее, золотко ты мое! Вы позволите? — повернулась она к солдатам. — А вы, — подхватил отец, — можете начинать обыск, — кивнул он полковнику. Тетушка между тем, обняла его за плечи, повела наверх, поманив за собой отцовского камердинера и Аклеб. — Аклеб, — когда они были на лестнице, приказала тетушка, — отведи господина Нушрока в его комнату и перевяжи ему руку. А вы, Кочревс, идите за мной. Милый, — тетушка улыбнулась ему и погладила по голове, — иди с Аклеб. Я зайду к тебе позже. Ключница Аклеб, безостановочно охая и ахая, обработала и перевязала ему рану. После чего она поспешила удалиться, пообещав позвать отца или тетку, если это возможно. Тетушка пришла уже глубокой ночью, но он все равно не мог сомкнуть глаз. — Сокровище мое, — тетка расцеловала его и села рядом. — Как ты там оказался? — Я просто… испугался, тетя, — признался он. — Услышал, как кто-то шел по коридору, потом — голоса. Я подумал, с вами случилось что-то плохое. — Ты очень помог нам, дорогой, — улыбнулась она. — А сейчас — отдыхай. И постарайся не думать ни о чем, ладно? Тетушка вновь поцеловала его и ушла; заснуть же Нушроку удалось только под утро. Когда он спустился к завтраку, отец и тетка уже были в столовой, они выглядели уставшими, но тетушка, несмотря на это, улыбалась. — Доброе утро, отец, тетушка, — тихо проговорил Нушрок. Отец усмехнулся и жестом велел ему сесть за стол. — Я пойду пока, — поднялась тетушка, — посмотрю… там, — добавила она, обменявшись взглядами с отцом. Отец кивнул ей, и она поспешила удалиться. — Подойди ко мне, — сказал отец, как только за теткой закрылась дверь. Нушрок повиновался, он поднялся со своего места и приблизился к отцу. — Ты все слышал? — спросил его отец. Он помотал головой: — Я слышал только чьи-то голоса в коридоре, я уже говорил тетушке. Пошел посмотреть. И… в кабинете я заметил свет, но там никого не было, я увидел… на полу… А потом пришли солдаты, — он смутился и опустил глаза. — Как тебе это пришло в голову? — усмехнулся отец. — Просто я не хотел, чтобы они причинили вам вред, отец, — честно признался Нушрок. — Лучше уж вы отругаете меня за непослушание, чем эти люди сделают с вами что-то нехорошее. — Рука болит? — отец погладил его по плечу. — Почти нет, — пожал плечами Нушрок, — если не дотрагиваться. — Надо будет показать доктору, — задумчиво проговорил отец и вдруг, резко подавшись вперед, привлек его к себе и крепко обнял. — Вы вчера были очень храбрым, сын мой, и я хочу, чтобы вы знали: я горжусь вами! Нушрок обнял отца за шею и крепко зажмурился, радуясь, что отец не видит сейчас его слез. — Я не хочу, чтобы вам было плохо, отец, — повторил он. Отец отстранился, ласково взглянул на него и поцеловал в лоб. — Теперь вам нет нужды беспокоиться, дитя мое, опасность миновала, и все пойдет на лад. Но вы мне должны пообещать, что ничего и никому не скажете, хорошо? — Я обещаю вам, отец. Клянусь, что никому не расскажу. Весь день Нушрок провел в своей комнате, а вечером Аклеб заглянула к нему и сказала, что батюшка велит юному хозяину прийти в кабинет. Когда Нушрок спустился туда, то увидел, что отец пребывал в кабинете не один. В кресле у камина сидел господин Куап, тот самый, что часто приезжал к отцу по делам. На сей раз он был не в камзоле и плаще, а в одной шелковой рубашке; рука его была забинтована от локтя до запястья. — Вот, дорогой мой Куап, — улыбнулся отец, — твой спаситель. Если бы не он… Честно признаюсь, они застали меня врасплох. — Сударь, — господин Куап поманил его к себе, и Нушрок приблизился к нему, — я вам обязан жизнью, благодарю вас. — Я… право, сударь, не стоит, — смутившись, тихо проговорил Нушрок, — но в любом случае, я рад, что все обошлось. — А вам, любезный Норов, — повернулся господин Куап к отцу, повторюсь, можно только позавидовать. Вы можете гордиться таким сыном. Отец ободряюще похлопал его по спине, отчего губы Нушрока сами собой растянулись в улыбке, и он явственно ощущал, как от удовольствия жарко запылали щеки. Господин Куап провел у них почти неделю, пока ему не стало лучше, несколько дней назад он уехал; на рассвете, как сказал отец, передав ему привет и пожелания всего самого наилучшего. Жизнь в доме потекла по-старому, отец все так же продолжал время от времени уезжать в столицу, тетушка беспокоилась за него и ворчала, что он совсем не бережет себя. А сам Нушрок, сколько не ломал голову, никак не мог понять, что же на самом деле произошло, и почему за господином Куапом охотились солдаты. Может быть, он натворил что-то нехорошее? Но тогда отец не стал бы ему помогать, в этом он был абсолютно уверен. Отец обмолвился как-то в разговоре с теткой, что дело все в новом короле, возможно, это именно он велел арестовать господина Куапа по ложному доносу? Нушрок читал о таком: подстроить врагу ловушку, оклеветав его, — так поступали бесчестные придворные в стародавние времена. Значит, это вполне могло бы произойти и сейчас… Хорошо бы господину Куапу удалось спрятаться, а потом — полностью оправдать себя. Он же был другом отца и нравился Нушроку. Нушрок вздохнул и поднялся на ноги. Все сроки вышли, он прождал, наверное, больше часа, но Абаж так и не приехал. Жаль, — вздохнул Нушрок, — ему очень хотелось бы рассказать Абажу последние новость. Да, безусловно, он дал обещание отцу и господину Куапу, и это не шутки. Что ж, значит, о самом главном придется все же промолчать. Единственное, что он мог рассказать приятелю (и его так и распирало от желания) — это о шпаге деда. О том, что отец пообещал подарить ее ему когда-нибудь; это ведь не было секретом. А еще можно было бы вновь попробовать снять ее со стены, чтобы рассмотреть… Но что толку об этом думать, если сегодня они с Абажем не смогут увидеться. Хорошо бы, — подумалось вдруг Нушроку, у приятеля дома ничего не случилось, и просто не удалось улизнуть потихоньку.