Предания старины

Одна из лучших добродетелей

Норов отпустил кучера, приказав подать коляску к парадному подъезду отеля завтра к обеду. Он поднялся на две ступеньки, затем обернулся, проводил глазами скрывшийся за поворотом экипаж, после чего, поплотнее закутавшись в плащ и натянув на глаза шляпу, спустился обратно и свернул в ближайший проулок. Через четверть часа, изрядно поплутав по извилистым улочкам рабочего квартала, он остановился у внешне ничем не примечательного двухэтажного особняка. Быстро взбежав на крыльцо, он постучал четыре раза, как было условлено, и протянул в открывшееся окошечко, предназначенное, судя по всему, для писем, золотую монету, на которой с двух сторон был отчеканен профиль ее величества королевы Аважред. — Я себя чувствую разведчиком в тылу врага, — усмехнулся он, войдя в слабо освещенную комнату и протягивая руку поднявшемуся ему навстречу Куапу. — Что делать, дорогой друг, — улыбнулся тот, — в некотором роде, мы теперь и есть заговорщики. Поэтому вынуждены, скажем так, принять меры предосторожности. — Я пришел слишком рано? — спросил Норов, с недоумением оглядев пустую комнату. — Да, у нас еще есть время, — кивнул Куап, — может быть, ты хочешь чего-нибудь? Воды или чего покрепче? Я прикажу. — Нет, спасибо, — отозвался Норов, — мне, честно признаться, не терпится приступить как можно скорее к делу. — Узнаю тебя, мой дорогой Норов, — покачал головой Куап, — но придется набраться терпения и немного подождать. Они скоро будут. Письмо, которое Норов получил от старого знакомого две недели назад, сильно взволновало его. Куап писал, что идет на большой риск, так как оное письмо могут перехватить, но ему необходимо поставить человека, с которым они некогда служили вместе в гвардии, и которого он считает своим другом, в известность. Дела при дворе шли из рук вон плохо. Ее величество королева Аважред с годами постепенно утратила свое влияние; многих прежних ее сторонников или уже не было в живых или они тоже, состарившись, растеряли свою прежнюю силу. Разумеется, его высочество принц Ниов не приминул этим воспользоваться. Он собрал вокруг себя свой собственный двор — круг людей, состоящий из своих сторонников. Конечно же, на это у него ушел ни один год, но вот долгожданный момент настал: сторонников у принца при дворе стало больше, чем у ее величества, и они были более сильными и влиятельными. Дни Аважред сочтены, — писал Куап, — уже доподлинно известен день, когда ее вынудят подписать отречение и отправят в крепость. «Молиться за погибшую свою душу и каяться во всех совершенных, страшных грехах», — как выражается его высочество. Вслед за этим Ниов Второй взойдет на престол, и это, вне всяких сомнений, сулит огромные перемены. Норов, конечно же, сразу понял, чем это грозит: все, кто хоть как-то поддерживал ее величество, в лучшем случае окажутся в опале. А в худшем — и вовсе в заключении. Сам Куап не стал дожидаться ареста и лишения всех чинов, он добровольно подал в отставку и удалился (так, во всяком случае, все считали) к себе в поместье. Норов быстро понял, что и ему самому ничего хорошего ждать не приходится: вряд ли новый король благосклонно отнесется к сыну одного из самых верных последователей королевы Аважред. Человека, который был непосредственно причастен к тому, что Ниову не удалось занять престол почти пятнадцать лет тому назад. О себе Норов, разумеется, не думал, но теперь, и это очевидно каждому, его сыну нечего даже и мечтать о блестящей карьере. Перед юным Нушроком закроются все двери, и его удел отныне — прозябать в своем замке до конца дней. Этого Норов стерпеть не мог. Кроме того, ему была дорога и память об отце, вот почему он сразу же согласился на предложение Куапа. Нарава тоже не пришлось долго уговаривать: — У меня нет права просить тебя о чем-либо, — сказал он своему другу детства, — ты волен остаться в стороне. В конце концов, свои убеждения я не могу тебе навязывать. — Ты решил, — обиженно взглянул на него Нарав, — что я брошу тебя одного? Ты же помнишь нашу старую детскую клятву: оставаться друзьями до последнего дня, так неужели ты всерьез полагаешь, будто я испугаюсь, отступлю и фактически предам тебя? Кроме того, у меня ведь тоже есть сын, и я хочу, чтобы у него также было блестящее будущее. Вместе с тобой мы расчистим им дорогу, и нашим детям не придется, как говорится, самим пачкать руки. Норов улыбнулся и обнял друга. В письме, помимо всего остального, говорилось и о том, в какой день им нужно было приехать в столицу и встретиться там «с добрыми друзьями». Единственным условием было, чтобы они с Наравом приехали порознь, дабы не вызвать подозрений. Честно говоря, Норов предпочел бы ехать вместе, так можно было бы еще раз спокойно все обсудить, но с другой стороны, не стоит лишний раз рисковать. Гораздо больше Норова волновало, что сказать дома. Сестра явно что-то подозревала, поскольку несколько дней подряд не давала ему покоя, пытаясь выспросить, что с ним происходит, кому он без конца пишет, почему все письма, что приходят ему, сжигает, зачем сидит чуть не до самого рассвета в кабинете и тому подобное. — Норов, я же не слепая, — твердила Акорос, — с тобой явно что-то происходит. Что стряслось? — Ничего, дорогая сестра, — улыбнулся он, — просто… небольшие неприятности. Не бери в голову. Сестра в ответ на это лишь вздыхала и пристально смотрела на него. Он хотел сказать ей, что очень любит и полностью полагается на нее. И что, если вдруг с ним что-нибудь случится, то он вверяет ей жизнь своего сына, поскольку уверен, она не оставит его. Но, разумеется, он не мог произнести этих слов, поскольку Акорос сразу бы поняла, что он ввязался в некое опасное дело. К чему лишний раз волновать ее? Перед самым отъездом Норов вспомнил, что обещал сыну взять его с собой его в столицу, но сейчас явно было не самое подходящее время. — Послушайте, сын мой, — Норов усадил сына на стул, а сам опустился рядом на одно колено, так чтобы его лицо было на одном уровне с лицом Нушрока, — я помню о своем обещании. И я… обязательно выполню его, но не сейчас. Прошу, извините меня, но так уж сложились обстоятельства. Сейчас я должен уехать один. Ему показалось, что сын чуть вздрогнул при этих словах, а потом серьезно и настороженно взглянул ему в глаза. Норов поразился: никогда еще раньше сын не смотрел на него так, и он ясно понял вдруг, что не за горами тот день, когда этот мальчик станет взрослым мужчиной. — Я все понимаю, отец, — кивнул Нушрок, улыбнувшись отцу. — И вам… совсем не нужно извиняться, ведь я знаю, что у вас много дел. Он вздохнул, а потом подался вперед и обвил шею отца руками: — Возвращайтесь поскорее, отец! — тихо проговорил он. Норов прижал сына к себе и погладил его по голове. Что, надо заметить, позволял себе крайне редко, поскольку считал подобные жесты «глупыми нежностями», которые только портят мальчишку. — Не надо переживать, дитя мое, я ведь действительно скоро вернусь, — отозвался он. «Даст бог, — пронеслось у него в голове, — все обойдется. Ведь я делаю это ради тебя, мой мальчик, чтобы тебе не пришлось испытывать никаких трудностей.» Звук открываемой двери заставил Норова вздрогнуть и отбросить все мрачные мысли. В комнату вошел Нарав; не успел он кивнуть своему старому другу и подойти ближе, как следом на пороге возник и хозяин дома в сопровождении мужчины, примерно одних лет с ними, также закутанного в плащ. — Располагайтесь, барон, — кивнул ему Куап, — здесь вы среди друзей. Мужчина снял плащ и шляпу, осмотрелся по сторонам и чуть склонил голову, приветствуя Норова и Нарава. — Позвольте представить вам, друзья мои, — проговорил Куап, — барона Ноипрокса, еще одного нашего преданного сторонника. Господин Норов, как вам известно, барон, сын одного из преданнейших слуг ее величества. И его ближайший друг, можно даже сказать, младший брат, — господин Нарав. — Очень приятно, — сухо отозвался барон Ноипрокс. — Я ненадолго, господа, прошу меня простить, — развел руками Куап и снова вышел. — Понимаю, что, наверное, все это сплошное безумие, — задумчиво, словно обращаясь к самому себе, проговорил Ноипрокс, — но… другого выхода попросту нет. — Мы должны думать о своем благополучии прежде всего, — пожал плечами Нарав. — И не только, — серьезно отозвался Ноипрокс, вперив в Нарава настороженный взгляд темно-серых глаз. — У вас есть дети? — спросил он вдруг. — Сын и дочь, — ответил Нарав. — И единственный сын у господина Норова. — Я понимаю, — Норов почувствовал вдруг расположение к этому человеку, — о чем вы говорите, господин барон. — Вот и у меня, — вздохнул Ноипрокс, — тоже есть дочь, которую я очень люблю. Поэтому и иду на это — только ради нее. — В таком случае, — Норов протянул ему руку, — у нас и в самом деле много общего. Не успел барон Ноипрокс ответить на его рукопожатие, как дверь снова распахнулась, и Куап пропустил в комнату еще двоих. Норов оторопел и с удивлением взглянул на вошедших, но тут же взял себя в руки и учтиво поклонился. Нарав и Ноипрокс последовали его примеру. — Добрый вечер, господа, — кивнул им средних лет мужчина с заметной проседью в некогда темной каштановой шевелюре. — Ваше высочество, — поклонился ему Куап, — ваша милость, — кивнул он сопровождающему принца, — как видите, самые верные и преданные слуги короны в сборе. И готовы служить вам. Норов был поражен до глубины души: однако, его бывший однополчанин не терял времени даром. Главным в их союзе является, оказывается, сам наследный принц Топсед собственной персоной. Второго Норов тоже узнал без труда, хотя он значительно постарел с тех пор, как они встречались в последний раз. Норову было тогда даже меньше, чем сейчас его собственному сыну, но он прекрасно помнил, как отец сидел в гостиной и разговаривал с человеком, у которого был такой громкий низкий голос, что Норов поначалу даже испугался, подумал, что так разговаривать может разве что какое-нибудь сказочное чудище. Но обладателем этого голоса оказался вот этот высокий, крупного сложения человек с огненно рыжими волосами и такими же усами. — Это и есть ваш наследник, господин Нушрок? — спросил он, улыбнувшись Норову. — Что ж, вы можете считать себя счастливым человеком, у вас есть, ради кого жить. — Вы абсолютно правы, господин маршал, — улыбнулся отец. Потом отец рассказал, что маршал Ргит является поистине великим полководцем, и что ему сказочно повезло служить под его началом. В те времена отец был еще только капитаном, а маршал же — полковником. И если бы не его доблесть и отвага, армия их славного королевства не одержала бы своих блестящих побед. Сейчас волосы храброго маршала Ргита были совсем белыми, но держался старый вояка по-прежнему прямо, словно ему все еще по меньше мере тридцать пять лет, хотя на деле перевалило уже за восемьдесят. — Что ж, — принц Топсед вновь обвел взглядом всех присутствующих, — думаю, мы можем начать наш разговор. Полагаю, нет необходимости говорить о причине нашего… скажем так, собрания. — До чего пришлось дожить на старости лет, подумать только! Прячемся, точно крысы в щели, — пророкотал маршал. — Давно надо было раздавить эту… простите, ваше высочество, — спохватился он, не произнеся бранного слова. — Не стоит сдерживаться, маршал, усмехнулся Топсед, — я прекрасно понимаю, как вы хотели назвать моего батюшку. И полностью с вами согласен. Но положение дел у нас сейчас таково, что мой отец уже завтра объявит себя новым королем. Ее величество, моя царственная бабка, является узницей в своем собственном дворце. Ее заперли в покоях и никого к ней не пускают, — грустно добавил он. — Она уже подписала отречение и при этом, кстати сказать, прокляла моего отца. Но так или иначе завтра ночью ее уже перевезут в крепость. Как мой отец ни старался, — гордо вскинул голову принц Топсед, — она все же уходит непобежденной. И дело ее — живо, и рано или поздно все вернется на круги своя! Поверьте, господа, я был готов защищать ее до последней капли крови, но… она сама сказала мне, что эта жертва была бы бессмысленной. И гораздо лучше, если я останусь, чтобы однажды занять ее место. Место, которое она завещала мне, ведь она составила завещание, которое, впрочем, мой отец наверняка уже уничтожил! «Мне и так уже недолго осталось, мой мальчик, — сказала она мне на днях. — Твоему отцу не просто не хватает терпения дождаться, пока меня зароют в землю, нет, дорогой. Он боится, что в этом случае на трон взойдешь ты, ибо таково мое желание, и потому хочет немного опередить события, повернуть все по-своему. Он долго ждал этого дня!» Принц Топсед резко отвернулся к окну и замолчал. — Я так полагаю, — подал голос Ноипрокс, — что Кинтевоса эти негодяи тоже устранили с дороги? — Увы! — вздохнул Купап, а Норов вздрогнул. О судьбе господина первого министра, еще одного из самых верных слуг королевы, ему не было известно. — Господина Кинтевоса арестовали сегодня утром. Боюсь, участь его теперь незавидна. — Дело серьезное, — подхватил Куап, — Ниов уничтожает всех, кто хранил верность ее величеству. — А их, судя по всему и так немного осталось, — тихо проговорил Нарав. — Именно поэтому, — кивнул принц Топсед, — приспешники моего отца так осмелели. — Мерзавцы! — рявкнул маршал. — Меня они тоже пытались схватить, явились ночью прямо ко мне домой. Но я им задал хорошую трепку! — хмыкнул он. — Если бы я только знал… если бы был во дворце, я бы не допустил, чтобы ее величество пострадала! — Вы бы не помогли ей, маршал, — покачал головой Топсед, — а пострадали бы сами. И мы лишились бы верного сторонника, так что… нет худа без добра. Вполне возможно, что она вас отослала из дворца именно поэтому… — Может быть, — нехотя согласился маршал, разом растеряв свою горячность. — Но мы здесь собрались для того, чтобы решить, что делать дальше! — Без господина первого министра, — задумчиво протянул Ноипрокс, — нам придется тяжело. — Что ж, — вздохнул Нарав, — придется смириться с этим. — Мне будет его недоставать, — согласился Топсед, — но я знаю, что найду ему замену, когда все закончится и справедливость восторжествует. — Мы приложим для этого все усилия, ваше величество! — воскликнули хором маршал Ргит и Ноипрокс. Норов переглянулся с Наравом, тот лишь еле заметно повел плечами. — Прежде всего, — маршал что было сил стукнул по столу кулаком, — нужно собрать гвардию. Так, как это сделала некогда ваша бабушка. А потом взять этого негодяя за шиворот и вышвырнуть, это ему место в крепости, в самой темной камере! Сволочь! — Не хочу вас огорчать, господин Ргит, — Куап сочувственно взглянул на старого вояку, — но гвардия теперь подчиняется Нелюту. — Кому?! — маршал так и подскочил на стуле. — Этому недоумку?! Нелют! Это же уму непостижимо: да он же шпагу разве что на картинке видел, увалень несчастный! — Тем не менее, — вздохнул принц, — это правда. — Пропала гвардия! — пробормотал Норов. — Хорошо, отец не дожил и не видит всего этого. — Не волнуйтесь, молодой человек, — услышал его слова маршал, — мы этого так просто не оставим! — Только, боюсь, придется подождать, господин маршал, — проговорил Куап. — Спешить мы не должны ни в коем случае. Маршал недовольно засопел, но промолчал, увидев, как его высочество, коротко вздохнув, утвердительно кивнул. — Господин Куап прав, — вынес вердикт Топсед, — мы должны тщательнейшим образом все продумать, это во-первых. Во-вторых, постараться переманить на свою сторону как можно больше сторонников, ведь бабушку любили и уважали многие, и я не сомневаюсь, что многие, как господин Норов, к примеру, из уважения хотя бы к памяти своих родных, остались ей верны. Думаю, господин Куап, это дело я могу поручить вам. А ваши друзья, безусловно, помогут вам. Куап, бросив быстрый взгляд на Норова и Нарава, учтиво поклонился принцу. — Далее, — продолжал Топсед, — гвардия. Ее, разумеется, я поручаю вам, господин маршал. Верных вам людей там, боюсь, останется не так много, но все же они есть. Вам следует привлечь их к нашему делу. — Это будет нелегко, — покусывая ус, проговорил маршал, — но я вам клянусь, ваше величество, что очень скоро на вашей стороне будет по меньшей мере два или три полка верных солдат! — Ну, а вы, господин Ноипрокс, — повернулся к нему Топсед, — бываете при дворе. В отличие от остальных, ваша фамилия не принадлежала к самым ярым бабушкиным сторонникам, поэтому наверняка вас примут у моего баюшки. — И я сделаю все возможное, — усмехнулся Ноипрокс, — чтобы помочь вам. Тайком мутить воду среди придворных короля Ниова… и вербовать для вас новых сторонников — это мне по душе. — И когда будет нужно, — подвел итог Куап, поклонившись Топседу, — вы, ваше величество (мы называем вас так, потому что уже считаем своим королем) взойдете на трон! — Благодарю вас, — улыбнулся Топсед. — Нам всем нужно запастись терпением, господа. Но цель оправдывает средства, как любила говорить бабушка, и мы обязательно дождемся того светлого дня, когда мой вероломный отец ответит за все. А пока… будем ждать. Знаете, говорят, что терпение — это одна из самых лучших добродетелей. И значит, мы обязательно будем вознаграждены. Уже под утро Норов вместе с Наравом вернулись обратно в гостиницу. На обратном пути им тоже пришлось сделать большой крюк, а на полпути расстаться и пойти разными дорогами, на тот случай, если бы заговорщиков все же выследили. К счастью, эти меры оказались излишними, все было спокойно, и никакой слежки замечено не было. Они встретились уже в гостиничном номере Норова, когда за окном забрезжил рассвет. — Ты считаешь, что из этого что-нибудь выйдет? — спросил его Нарав. — Думаю, да, — отозвался Норов. — Во всяком случае, будущий Топсед Шестой внушает мне доверие. Он явно знает, чего хочет. И если мы будем его поддерживать, то выиграем. — Пожалуй, — протянул Нарав, — я с тобой согласен. Ты верно сказал этому Ноипроксу: все ради наших детей и их благополучия. — Отступать поздно, — кивнул Норов, — но я точно знаю, что ни о чем не пожалею. Ведь все это, как ты верно заметил, ради моего сына. А еще — в память о моем отце. — Ну, а я всегда иду за тобой, — улыбнулся Нарав. — Поскольку это, как говорил мой покойный батюшка, предопределено самой судьбой.