Предания старины

Блюдо, которое подают холодным

— А вон то похоже на лошадь! — Нушрок потянулся и приподнялся на локте. — А вообще-то, по правде говоря, мне надоела эта глупая игра. Когда нечем было заняться, особенно в такие жаркие, даже душные, как сегодня, дни, то одним из немногих развлечений, которое придумали себе Абаж и его закадычный приятель — лежать прямо на траве и смотреть на облака. Они придумывали, на что похоже то или иное облако, и выигрывал обычно тот, кто больше «найдет» облаков, похожих на животных или людей. — На лошадь оно не похоже, — Абаж еще помимо всего прочего обожал спорить с приятелем, ему, непонятно почему, доставляло удовольствие выводить Нушрока из себя, заставляя его сердиться. — Да нет же, вон смотри: она будто встала на дыбы. — Больше всего оно смахивает на раскормленного кота. — Сам ты кот! — возмущенно воскликнул Нушрок и поднялся на ноги — Но ты прав, — тут же пошел на попятный Абаж; сегодня действительно слишком жарко, видимо, к вечеру разразится гроза, поэтому спорить ему совершенно не хотелось, — игра дурацкая. Пойдем в дом? — Пошли, — пожал плечами Нушрок, — может быть, там прохладнее. Их отцы последнее время стали ездить друг к другу в гости чуть ли не каждый день, что, разумеется, мальчишкам доставляло несказанное удовольствие, поскольку и они тоже получили возможность чаще видеться. Правда, иногда отец говорил, что у него слишком срочное дело, и уезжал один. Маме это не нравится, она всякий раз сердится, когда отец отлучается надолго, но он говорит ей, что, мол, женщине не след соваться в дела, которые ее не касаются. Третьего дня они очень сильно поругались, Абаж вместе с Азокертс совершенно случайно оказались неподалеку и все слышали. Он как раз отправился в столовую, взять чего-нибудь перекусить, а сестра увязалась следом, без конца повторяя, что ей скучно, и она хочет поиграть с ним. Он и рта раскрыть не успел, дабы сказать, чтобы Азокертс шла к своей гувернантке и играла с ней, как вдруг до их слуха донеслись громкие голоса. Он живо потянул сестру за собой и они едва успели скрыться за портьерой. Отец быстрым шагом вышел из столовой, а мать буквально вылетела следом за ним, схватила за рукав, заставляя повернуться к ней лицом. — Прекратите истерику, — прикрикнул на нее отец, — мне до смерти надоели ваши выходки, сударыня! — Нет, — не осталась в долгу мать, — это вы, сударь, сделали мою жизнь невыносимой из-за ваших… выходок! — Опять! — скривился отец. — Я устал вам повторять, сударыня, что все это — плод вашей больной фантазии, и только. — Разумеется, — тряхнула головой мать, — а все ваши отлучки обусловлены исключительно делами. Вот только, какими, позвольте вас спросить? Отец подошел к матери вплотную, грубо схватил за плечи и встряхнул. Азокертс вздрогнула, и Абаж вынужден был зажать ей рукой рот, чтобы она не расплакалась и не выдала их, поскольку можно было только гадать, как бы им досталось. — Я могу, разумеется, описать вам все в подробностях, Акшугял, но уверены ли вы, что вам хочется это слышать? — Дрянь! — голос матери дрожал, в конце концов сорвавшись в визг. — Отвратительный, похотливый скот! — она занесла руку, чтобы ударить отца по лицу, но перехватил ее ладонь. — Пошла прочь! — отец грубо оттолкнул мать от себя, так что та еле удержалась на ногах. — Я не желаю больше с вами разговаривать. И прекратите, второй раз вам повторяю, истерику. Иначе скоро вся челядь будет в курсе наших споров. И мне придется увольнять по вашей милости всех слуг и искать новых, ибо я не желаю, чтобы обо мне судачили в собственном доме! — Всю жизнь мне испоганил, — мать отвернулась и закрыла лицо руками; плечи ее затряслись от рыданий. — Ты и твоя дешевка, будьте вы оба прокляты! Ты таскаешься туда каждый день из-за нее, думаешь, я не знаю?! — Заткнись, я тебе сказал! — взревел отец. — И не смей больше трепать ее имя своим грязным языком, ибо ты пыли под ее ногами не стоишь, поняла? Кроме того, у меня ничего с ней нет уже целых десять лет, а ты все никак не угомонишься. — Мерзавец, как же я тебя ненавижу! — Сама во всем виновата, не нужно было привязывать меня к себе! — Я тебя привязывала? — голос матери неожиданно обрел твердость. — Да, ты! — вновь закричал отец. — Выкрутилась, нашла способ, поймала меня, как говорят крестьянские девки, на брюхо! — Ах ты сволочь, да ты же сам каждый день… покоя мне не давал! Чего еще ты ждал, если не этого? Твоя мать, чтоб ей провалиться, три года меня изводила, всю плешь проела: наследник нужен. И когда я принесла тебе наследника, ты стал воротить морду. — Я остался с тобой только из-за него, я тебе так и сказал! И вот, изволь: я с тобой. Чего еще ты от меня хочешь?! — Чтобы ты уважал меня! Отец сплюнул с досады, махнул рукой и вышел, хлопнув дверью. Мать, безостановочно всхлипывая и вытирая глаза платком, немного погодя вышла следом. Абаж потащил ничего не понимающую сестру обратно в детскую, где ему пришлось потратить полчаса, чтобы успокоить ее и убедить никому ничего не рассказывать. Азокертс забросала его вопросами, но он лишь отмахивался: — Это дела взрослых, понимаешь? Смотри, не проговорись, что мы все слышали, иначе попадет и тебе, и мне, — втолковывал он сестре. Честно признаться, Абаж и сам мало что понял из всего услышанного, кроме того, что отец хочет куда-то уйти, а мать не желает его отпускать. Еще мама, кажется, против, чтобы отец с кем-то встречался. Но с кем он может встречаться, он же навещает только господина Норова, а мама говорила «она», «ты ездишь туда из-за нее». Может быть мама перепутала и хотела сказать «он»? Ведь она недолюбливает господина Норова, что неудивительно. Он всегда такой мрачный, серьезный и уж если посмотрит на тебя пристально и не мигая… хоть под стол прячься от такого взгляда! Абаж давно уже хотел спросить у Нушрока, почему его отец такой, но не решался. В конце концов, свои странности есть у всех. Взять хотя бы его отца: почему они постоянно ругаются с мамой, разве не полагается им жить мирно и дружно? -… и потом решила все же отпустить меня с ним, — донесся до него голос Нушрока. — Эй, — приятель толкнул его локтем в бок, — ты что, господин Абаж, совсем меня не слушаешь? — Прости, — буркнул он, — я задумался. — О чем это, интересно знать? — фыркнул Нушрок. — Я тебе втолковываю, что на следующей неделе отец обещал меня взять с собой в столицу. Может быть, даже королевский дворец мне покажет! А тебе будто все равно! Абаж вздохнул, честно говоря, подслушанный разговор никак не шел из головы, и даже то, что приятелю снова повезло, как-то не волновало. — Мне не все равно, — поморщился Абаж, — я бы, конечно, тоже хотел посмотреть на дворец. И на короля тоже. — На королеву, — поправил Нушрок, — у нас же королева, ты забыл? Да что с тобою, ты сам не свой! Абаж глубоко вздохнул, а потом все же решился поделиться с другом своими мрачными мыслями. Нушрок в ответ на его откровенность лишь пожал плечами: — Ну так чего ты расстраиваешься, они же помирятся, вот посмотришь. Во всяком случае, мой отец тоже иногда кричит на тетушку. А она — кричит на него, — немного помолчав, добавил он. — Но уже через час они, как тетя говорит, остывают и идут пить чай, ну или просто разговаривают уже мирно. — А мои, — снова вздохнул Абаж, — не идут. Они редко пьют чай вместе, да и вообще… Ладно, — махнул он рукой, — забудь! — Может быть, — предположил Нушрок, — это оттого, что они не брат и сестра, как мой отец и тетушка. Они же муж и жена, а у них, видимо, все по-другому. — Что же получается, все мужья ругают жен? — недоверчиво спросил Абаж. — Не знаю, — отозвался Нушрок, — у моего отца ведь нет жены. — Тогда я точно никогда не женюсь! — вынес вердикт Абаж. — Тебя женят, — с видом знатока заявил Нушрок, — твой отец приведет тебе невесту и скажет, чтобы ты стал ее мужем. — Тогда твой, — не остался в долгу Абаж, — поступит точно так же. — Наверное, — неожиданно легко согласился с ним приятель. — Нам придется, знаешь ли, подчиниться, потому что иначе как же мы объединим два наших рода? Помнишь, мой сын должен будет жениться на твоей дочке! Абаж подавил очередной вздох: — Почему это, — тут же возмутился он, — твой сын? А может быть, наоборот: мой сын должен будет взять в жены твою дочку! — Да какая разница, — махнул рукой Нушрок, сегодня он явно был не в настроении спорить. — Слушай! — его глаза вдруг ярко заблестели, и у Абажа засосало под ложечкой: ему хорошо был известен этот взгляд Нушрока. Как правило, он означал, что приятелю пришла в голову очередная безумная идея, и все закончится как обычно — отец выпорет его так, что он потом неделю с трудом сможет сесть! — Давай послушаем, о чем они говорят? — Кто? — не понял Абаж. — Твой и мой отец. Наверняка они обсуждают что-то важное, раз закрылись в кабинете. Мы ведь к вам еще утром приехали, и они с тех пор там так и сидят. Предложение было заманчивым, хотя бы потому, что был неплохой шанс сделать нечто запрещенное и избежать наказания. Нужно только хорошо спрятаться, а потом (но это бывает, кстати сказать, в разы сложнее) не проговориться ненароком. Один раз Абаж так попался: он решил спрятаться в платяном шкафу в спальне матушки и напугать ее служанку за то, что та отчитала его, как он, дескать, посмел надерзить хозяйке. Во-первых, он матери не дерзил, а просто хотел объяснить, что ее пряжу спутала сестра, а он и не дотрагивался до нее. Почти не дотрагивался, если уж начистоту. Он схватил первый попавшийся клубок и запустил им в сестру, потому что она обозвала его неповоротливым тюфяком. Во-вторых, дело прислуги, как говорит отец — служить господам, а не воспитывать их. Однако же, вместо служанки вошли матушка и сестра. Мать сказала Азокертс, чтобы она не «шла на поводу у глупого мальчишки», ведь Азокертс «благородная дама, а не простолюдинка, и посему не стоит обращать внимание на грубости брата». Тем же вечером, за ужином, сестра отпустила шпильку в его адрес, мол, он так много ест, что скоро лопнет. И он повторил ей слово в слово слова матери: — Ты же благородная дама, Азокертс, поэтому не лезь ко мне, не иди на поводу у мальчишки. — Ты подслушивал?! — взвилась мать, забыв о правилах этикета. А если она так поступала и говорила ему «ты» — это означало, что она не на шутку рассердилась. Разумеется, ему пришлось признаться, мать отчитала его, а отец попросту выгнал из-за стола. С тех пор Абаж, если и подслушивал разговоры отца и матери, то потом старался изо всех сил, чтобы не проговориться. — Тихо! — шикнул он на Нушрока, когда они прокрались в малую гостиную, а оттуда в небольшую кладовую, которая примыкала к отцовскому кабинету. И откуда прекрасно было слышно все, о чем говорили в кабинете. Старое семейное предание гласило, что эту комнатку специально велел обустроить прадед Абажа. Он попросту поставил фанерную перегородку в кабинете, замаскировав ее под мрамор, и разделил таким образом кабинет на две части. А сделал он это для того, чтобы иметь возможность шпионить за своей женой, которую подозревал в неверности, а заодно и ее сыном от первого брака, который по его мнению мечтал отравить своего отчима. — Не топай, как слон, они же услышат! — возмущенно зашипел Абаж на приятеля, когда тот ненароком задел стул, стоявший у окна. — Ты сам сопишь, точно буйвол на водопое, — не остался в долгу Нушрок. — Да тихо ты! — Абаж легонько пнул приятеля ногой. — Ты хочешь, чтобы нас снова высекли, как тогда, когда мы полезли в подземный ход? Нушрок насупился, но промолчал, а Абаж внутренне возликовал: этой шпильки Нушрок не выносил, но как бы там ни было, идея с подземным ходом была его. И Абаж даже не обиделся тогда на своего отца, когда тот надавал ему пощечин и высек розгами. Пятнадцать ударов — это конечно очень больно и унизительно, но он точно знал, что и приятелю досталось не меньше. А это пусть и немного, но примиряло Абажа с несправедливостью судьбы. — Значит, дело уже решенное, — донесся меж тем до них голос отца. Мальчишки, мигом забыв о небольшой размолвке, устроились поудобнее в оконной нише и навострили уши. — Рано или поздно это должно было случиться. — К сожалению, — отозвался господин Норов, который, судя по всему, был явно взволнован. — Хотел бы я, чтобы все оказалось глупыми слухами, но сам понимаешь, Куапу известно все из первых рук. Иначе никто не заставил бы его уйти со своего поста и оставить двор. — Ты-то чего расстраиваешься? — отец, кажется, был совершенно спокоен. — Тебе беспокоиться не о чем, ведь ты давно уже живешь тут отшельником. — Да, — вздохнул господин Норов, — обо мне, возможно, никто уже и не вспомнит, но это событие закроет все двери перед моим сыном! Абаж при этих словах легонько пихнул Нушрока в бок, на что тот незамедлительно показал ему кулак. — Не драматизируй! — примирительно проговорил отец. — Какое уж там! — с каждым разом господин Норов вздыхал все сильнее и сильнее. — Что его может ждать при таком раскладе? Как ты думаешь при дворе нового короля станут смотреть на внука того, кто лично руководил казнью ближайших его сторонников. Да он же, наверное, до сих при одном только упоминании имени моего отца трясется от злости! — Но твой сын — это не он, а кроме того, прошло уже много лет. — Вряд ли Ниов забыл обо всем, — теперь в голосе господина Норова послышалось раздражение, — сам подумай, он выжидал столько лет! Раз он решился сейчас на такое, значит, уверен в успехе. — Милейшая Аважред потеряла хватку, — хмыкнул отец. — Зубы старой волчицы сгнили на корню, теперь она никому не опасна. Пока она была молода, полна сил и пока рядом с ней были ее верные сторонники, вроде твоего отца, она была непобедима. Но времена меняются. Все знают, как Ниов ненавидит свою мать за то, что она в свое время лишила его короны. Видимо, в течение всех этих лет он не терял времени даром. Если подумать, то в некотором роде это естественно. — Как говорится, — в тон отцу отозвался господин Норов, — месть — это блюдо, которое подают холодным. В случае Ниова блюдо покрылось уже коркой льда, но… Господин Норов замолчал, были слышны только стук каблуков по паркету, судя по всему кто-то из них двоих ходил взад-вперед по кабинету. — Ты так обеспокоен, — протянул наконец отец. — Брось! Нас это не касается, мы с тобой не придворные, а обычные дворяне, живущие в тишине и покое в своих владениях и наслаждающиеся жизнью. — Если то, о чем мне написал Куап все же произойдет, я не стану сидеть сложа руки. — Что ты намерен делать? — теперь голос отца звучал взволнованно. — Обеспечить своему сыну блестящие будущее, разумеется. — Каким образом? — У меня есть пара соображений, но пока, Нарав, извини, я оставлю их при себе. Не обижайся. Что ответил отец мальчики не услышали, поскольку в эту минуту раздались шаги, а следом в кабинете раздался голос матушки. Она пришла узнать, не пора ли подавать обед. Господин Норов ответил, что ему сегодня нужно пораньше вернуться домой, а потому просит извинить его, но на обед он не останется. Нушрок, услышавший эти слова, вздохнул и с сожалением взглянул на Абажа. Тот сразу же поспешил увести приятеля по черной лестнице, чтобы быстрее выйти на задний двор, а оттуда они со всех ног бросились в сад. Когда лакей нашел юных господ в беседке, они мирно разговаривали, сидя на скамейке и болтая ногами. — Жалко, что вы уже уезжаете! — проговорил Абаж. — У отца какие-то дела, — ответил ему Нушрок. — А как ты думаешь, о чем они говорили? — О королеве, ты же слышал, — как нечто само собой разумеющееся произнес Нушрок. — Это я понял. А остальное? — продолжал допытываться Абаж. — Принц хотел отомстить и… — Вот что, мы с тобой в любом случае должны молчать. — Нушрок как-то странно посмотрел на него: пристально, в упор — прямо в глаза, жестко, совсем как господин Норов. А еще — так, будто он знал о чем-то лучше Абажа, но не желал пускаться в объяснения. И от этого взгляда Абажу стало не по себе. — Ни господин Нарав, ни мой отец не должны догадаться, что мы все слышали. И вообще, больше никто не должен узнать об этом разговоре Не проговорись госпоже Акшугял, смотри же! — Ты считаешь меня пустозвоном? — обиженно вскинулся Абаж. Нушрок усмехнулся, а потом резко посерьезнел и сжал его ладонь в своей. — Нет. Просто не хочу, чтобы мой или твой отец… чтобы с ними что-нибудь случилось. — Я тоже этого не хочу! — что он о себе понимает, вообразил, будто Абаж глупое и бесчувственное бревно? — Тогда — мы должны молчать. — Это будет наша новая тайна, да? — оживился Абаж. — Именно так! — кивнул Нушрок. На этой торжественной ноте они и расстались. Господин Нарав и Нушрок уехали к себе домой, а матушка, спустя полчаса после их отъезда, позвала Абажа обедать. За столом родители молчали, лишь изредка бросали друг на друга неприязненные взгляды исподлобья. Абаж старательно изучал узоры на скатерти и содержимое своей тарелки, дабы не рассердить ненароком отца или матушку. Он знал, что когда они вот так молча украдкой смотрят друг на друга, то лучше их ни о чем не спрашивать, иначе легко можно попасть под горячую руку. За десертом он вдруг вспомнил об одной важной вещи, которую не успел обсудить со своим другом. А раз никому нельзя знать, что они с Нушроком подслушали разговор отца с господином Норовом, то придется ждать удобного момента, когда вновь представится возможность обсудить этот вопрос с приятелем. Но чем больше Абаж размышлял, тем больше ему не давал покоя этот вопрос: почему месть — это блюдо, которое подают непременно холодным? Хотя, если хорошо подумать, то наверное, можно будет спросить об этом матушку. В конце концов, он мог вычитать где-нибудь эту поговорку, и разговор отца с господином Норовм тут ни при чем. Впрочем, Абажу было хорошо известно, что матушка ему ответит (и почему взрослые не хотят делиться своими тайнами?): он еще слишком мал. «Подрастешь, — скажет она, — вот тогда все и поймешь». Но ведь сколько еще ждать, уйма времени пройдет прежде, чем он станет взрослым!