Нашатырь - 2. Охота с элементами дипломатии

      Сумрак честно не хотел срываться на товарища, но то, что происходило, было сильнее него. Первые восемь суток перелета они еще худо-бедно уживались в одном пространстве, но чем дальше, тем сложнее становилось терпеть сородича. Вскоре уже и маска спасать перестала — сам факт присутствия рядом другого половозрелого самца действовал, как на Бронеголова красная тряпка. Все черты напарника, что раньше воспринимались спокойно и даже с юмором, теперь начали несказанно бесить. Бесила расхлябанная манера движения, не имеющая ни единого намека на военную выправку, бесили подростковые тембр и интонация голоса, бесили мелкие размеры в сочетании с непомерной наглостью — как раз тот случай, когда вроде не следует бить, но руки чешутся… Да само его существование в принципе бесило! Но Сумрак терпел, раз за разом напоминая себе, что не в Кошмаре тут дело, а в его собственных расшатанных нервах и не находящей выхода гормональной буре. А вот сын Броска напротив ничего не делал, чтобы избежать конфликтов. Хотя требовалась-то от него самая ничтожная малость: просто не попадаться. Так нет же, словно специально лез. Как в обычной жизни лез, так и во время гона лез. Называется, ума нет — как зовут?       Последней каплей стала встреча на пороге душевой. Сумрак как раз выходил и на беду еще не успел надеть маску, а Кошмар наоборот поторопился открыть лицо, направляясь в моечное отделение. Результат не заставил себя ждать. В дверях получилась короткая заминка, которой хватило, чтобы спровоцировать ожесточенную схватку за право пройти первым. Позабыв о неравенстве сил и мастерства, сын Грозы атаковал и повалил напарника. Учитывая, что способность адекватно оценивать последствия собственных действий была благополучно утрачена им пару дней назад, а растащить дерущихся было некому, для Кошмара все могло окончиться очень и очень плохо. То, что Сумрак бы потом себя не простил, запоздало осознав, какую сотворил беду, было второй частью проблемы. К счастью Кошмарик вовремя применил свое «секретное оружие» — омерзительная способность в критической ситуации выбрасывать женские феромоны спасла его в который раз. Как только неоднозначный запах проник в носовые камеры старшего воина, он прекратил избивать младшего, но отпустить — не отпустил, а наоборот вцепился мертвой хваткой и, обескураженно рыкая ему в лицо, подмял под себя. В этой нелепой позе он надолго замер, пытаясь проанализировать происходящее, но без особого успеха. Кошмар также не решился шевелиться и только испуганно таращился, на всякий случай даже не моргая.       Наконец в голове сына Грозы все-таки выстроилась верная модель поведения, и он, перестав рычать, отпустил товарища, медленно поднявшись. Сын Броска тут же сгруппировался, готовясь отразить повторное нападение, но когда старший самец отошел на более почтительное расстояние, тоже с опаской встал и начал потихоньку пятиться в противоположном направлении.       После инцидента Сумрак удалился в тренировочный отсек и несколько часов выпускал там пар, а Кошмар помылся и ухромал в медблок, где почти столько же провозился с гематомами и ссадинами. Еще и три ребра пришлось ставить на место. Во время обычных спаррингов сын Грозы очень внимательно рассчитывал силы. Не поддавался, конечно, но и сразу на лопатки не клал, позволяя оттачивать боевые навыки. Однако в Сезон это не работало. Как только воздержание дошло до той стадии, когда инстинкты начали одерживать верх над разумом, Сумрак принялся нападать всерьез и бить с каждым днем все ожесточеннее, а под конец совсем озверел. Страшно подумать, чем это могло кончиться…       В тот день они больше не виделись. Зато перед сном на коммуникатор сына Броска неожиданно пришло сообщение от опомнившегося товарища: «Кошмарик, ты в порядке?»       «Я — да. В отличие о тебя. Тебе пора садиться на успокоительные», — с предельной откровенностью ответил Кошмар.       «Нельзя. Слишком сильное действие. Если что-то случится, я не сориентируюсь».       «Да все что можно и так уже случилось».       «Нет, даже не предлагай».       «Ну сверни «бабу» из матраса хотя бы…»       «Не буду я таким заниматься».       «Что здесь такого? Все это делали».       «Нет».       «Да ладно? Никогда??? Так давай научу, что ли».       «Кошмарик!!!..»       «Что? Ну хочешь, за руку тебя подержу, чтоб не так стремно было? Главное, в драку больше не лезь».       «Кошмар! Я сейчас не шучу. Не приближайся даже. Ради собственной безопасности».       «Слушай, ну это не выход…»       На последнюю фразу Сумрак просто не ответил. Кошмар подождал немного, понял, что отправлен в глубокий игнор и со вздохом закрыл крышку коммуникатора. Потом встал с голой койки и направился в угол каюты, где в последнее время постоянно обитала рулонообразная «любовница». Не стоило, возможно, со свежеполоманными ребрами перенапрягаться, но если осторожненько, да потихоньку…       Следующие несколько дней самцы старались обходить друг друга стороной, но легче от этого не стало. Теперь, когда Кошмарика не было рядом, чтобы бесить, Сумрак понял, что его бесит все остальное: постоянные отчеты бортовой системы, подозревающей, что «что-то на борту не в порядке», кормовые брикеты, не лезущие в горло, слишком твердая лежанка, слишком отзывчивый термостат в отсеке гигиены, духота, цвет стен, мигающий светильник в коридоре, зуд от начинающейся линьки и даже собственные лицевые имплантаты, внезапно ставшие почти столь же неудобными, как в первые недели после установки. Просто ад кромешный! Не говоря уж о совершенно ужасных ощущениях в подбрюшье и паху.       Если честно, был момент, когда самец и правда задумался об успокоительных, но сразу же отмел этот вариант, как слишком опрометчивый. Потом он задумался на счет «бабы» — да, и такое тоже было. Но от этой грязной мысли он отказался даже еще быстрее. Во-первых, он с удовольствием развидел бы Кошмарика, трахающего тюфяк и уподобляться совершенно не тянуло, а во-вторых, даже сейчас, спустя тридцать лет, Сумрак хорошо помнил, как было стыдно, когда он однажды вот так же попытался получить разрядку с подголовным валиком, а Учитель застукал. И не просто застукал, а взялся подробно объяснять, почему так делать не следует. Аж слово в слово запомнилось: «Чем чаще будешь расходовать семя, тем больше его будет вырабатываться, тем сильнее будет болеть брюхо. Выйдет замкнутый круг, начнешь делать это постоянно. А давление на семенники небезопасно, будешь злоупотреблять — мышечная стенка потеряет тонус. Ничего хорошего. Самки в будущем точно не оценят».       О, это были крайне познавательные полчаса. И крайне неудобные. Зато в училище юнец уже попал подкованным в теории, и ему не пришлось впадать в заблуждения после страшилок, на которых Наставницы воспитывали молодняк. А ведь остальные и правда верили, что от мастурбации грива расти перестает или глаза вываливаются. Например, тупой сосед Махина, который по каждому чиху ходил к Сумраку за советом, как-то явился до смерти перепуганный: он подцепил где-то конъюнктивит и решил, что боги покарали его за чрезмерное самоудовлетворение. Пришлось успокаивать и рассказывать, как оно на самом деле. Кстати, про атонию семенников Кошмарику при случае тоже, наверное, надо было рассказать…       Товарищи не виделись уже несколько дней. Общались они исключительно при помощи переписки и только по делу. Так, если кто-то из них собирался покинуть каюту, то обязательно уведомлял об этом напарника, посылая сообщение, и точно так же докладывал о своем возвращении в личный отсек. Это позволяло избегать новых стычек. Все-таки, когда собеседника не видишь, не слышишь и не чуешь, он уже не вызывает особой неприязни.       Чтобы не оставлять бортовые системы без присмотра, напарники постепенно перешли к режиму попеременного бодрствования, каким пользовались при зачистке «Острова». Когда Сумрак ложился спать, Кошмар присматривал за курсом, а потом Сумрак просыпался и занимал место отправившегося на боковую товарища. Поначалу подобная система удовлетворяла обоих. Особенно, на первый взгляд, хорошо устроился Кошмар. Его уже больше недели не лупили, а временное «супружество» с тюфяком позволяло избавляться от неприятных ощущений и держать голову относительно ясной. И тем удивительнее было, что как раз сына Броска перемкнуло первым. Причем, не совсем так, как стоило бы ожидать в Сезон.       Проснувшись одним условным утром, Кошмар внезапно ощутил себя маленьким, беспомощным и одиноким, как потерявшийся малек. От навалившейся тоски захотелось выть, что сын Броска и сделал. Все равно никто не слышал. Никто в целом мире…       И в кого он оказался такой неудачник? Самок потерял — неизвестно, удастся ли их теперь вернуть… Возможно он и детенышей своих никогда больше не увидит… Гарем-то уже, поди, давно захватил другой самец? Улетая, Кошмар даже об этом не подумал… А теперь уж поздно. Теперь он не сможет вернуться при всем желании, потому что летит неизвестно куда неизвестно зачем… А брат, ради которого он, собственно, летит, ведет себя, будто они друг другу совсем чужие. Рычит и кидается при встрече, а на сообщения отвечает неохотно, односложно. Конечно, все можно понять: Сезон… Но не звери же они в конце концов, чтобы так слепо подчиняться инстинктам!       Хотя, наверное, легко было судить, имея хоть какую-то разрядку. Братан-то, судя по всему, так и терпел с самого отлета. Все цеплялся за свои принципы. И когда поймет уже, что бывают ситуации, когда не до принципов вообще?       Полдня Кошмар промучился в раздумьях, но так толком ничего и не надумал. Тогда он решил забить на размышления и попытался отвлечься, совершив очередной акт релаксации с «бабой». А когда и это не помогло почувствовать себя счастливым, применил самое крайнее средство — то самое, что было предусмотрительно припасено в тайнике под койкой.       «Братан, я соскучился, можно я приду?» — вместо очередного отчета о передвижении по кораблю прочитал сын Грозы. Почитал и завис на пару минут, не зная, как на подобное реагировать.       Пока он соображал, Кошмарик принял молчание за знак согласия, и не успел сын Грозы начать набирать: «Не вздумай, это может плохо кончиться», как дверь каюты открылась, являя взору глупо ухмыляющегося сына Броска. Маска младшего воина висела у пояса, а в каждой руке было зажато по бутылке узнаваемой формы.       — Это как понимать? — поперхнувшись ворвавшимся в каюту смешанным запахом мускуса, спирта и травяной горечи, хрипло рявкнул Сумрак, тщетно пытаясь проморгаться — вообще-то, он уже лег спать, и сообщение напарника его разбудило. А появление добило окончательно.       — Братан, только спокойно! — делая осторожный шаг навстречу, проговорил Кошмар.       — Уходи немедленно! — поднимаясь с койки, зарычал старший самец. Этот дурень, очевидно, вообще не осознавал, как сейчас может быть опасно их общение! Даже сломанные кости ничему не научили! Ладно хоть пока получалось себя контролировать. Но надолго ли?       — Да не психуй ты, успокойся, — проигнорировав угрозу, беспечно прострекотал Кошмарик.       — Я не психую, — Сумрак сжал зубы, затем предпринял еще одну попытку спровадить товарища: — Пока не психую — на твое счастье. Иди к себе, говорю!       — А я говорю: психуешь, — продолжая приближаться, убедительно заворковал сын Броска.       Сумрак на миг замер, прислушиваясь, к ощущениям. Пожалуй, да, он уже начинал психовать. Потому что этот паразит мало того, что приперся в наглую, не слушал, что ему говорят и пререкался самым возмутительным образом, так еще и нажрался, как скотина, будучи прекрасно осведомленным о том, какая ответственная миссия на них возложена!       Сын Грозы оскалился и зарычал в полный голос, показывая, что сдерживается из последних сил.       — Брат, давай без этого, — непреклонно и бесстрашно урезонил его Кошмарик. — Я тебе хорошее успокоительное принес. На себе неоднократно проверено. Вишь, какой я вменяемый?       С этими словами он доброжелательно развел максиллы и протянул другу одну из бутылок. Да как он вообще додумался до такого? Как осмелился? Или же он попросту издевался?       Приступ гнева, вызванный этим недостойным предложением, мгновенно сломал с таким трудом воздвигнутые границы самоконтроля и сокрушительной волной захлестнул ослабший разум, унеся в океан небытия остатки здравого смысла. Сумрак зарычал и резко рванулся с места, не оставляя напарнику возможности для обходного маневра. Вложив всю инерцию своего тела в один мощный удар, сын Грозы отшвырнул бедолагу обратно к выходу. Бутылки разлетелись в разные стороны и с глухим стуком поскакали по полу, а Сумрак уже возвышался над барахтающемся на спине Кошмаром. Не позволив товарищу встать, он схватил свою жертву за горжет и без особого труда поднял, лишив опоры под ногами. Свободная рука сына Грозы в то же время сжалась в кулак и занеслась для нового удара, как вдруг…       Прежде Кошмар всегда вступал в поединок. Проигрывал, конечно, всякий раз, но так сразу сдаваться — это было не про него. Потому отсутствие всякого сопротивления со стороны напарника ввело сын Грозы в немалое замешательство, несмотря на овладевшую самцом агрессию. Младший воин повис в его хватке, точно ветошь. При этом Кошмарик зажмурился и неловко попытался закрыться руками. Закрыться, когда должен был отбиваться!       Сумрак негодующе зарокотал и опустил руку, но тут же вновь разразился сердитым рычанием и повторил замах. И вновь не ударил. Внезапно когти разжались, и сын Броска шлепнулся на задницу, а старший самец, раздраженно фыркая, отошел обратно к своей лежанке.       Тут бы Кошмару следовало воспользоваться случаем и ретироваться, но он осознанно этого не сделал.       — Братан, ты меня послушай… — подбирая под себя ноги, но оставаясь сидеть на полу, осторожно начал он.       Ответом послужил новый выпад. Однако на этот раз Сумрак ограничился тем, что угрожающей навис и издал протяжный грудной рев. Это было достаточно впечатляюще, но Кошмар лишь сильнее вжался в дверную раму и больше не шелохнулся. Сын Грозы попятился, повернулся было, замер и опять дернулся в сторону товарища, но уже довольно слабо, затем сделал несколько нервозных кругов по отсеку и вдруг остановился возле одной из бутылок.       — Тебе хватит трех глотков, — услужливо подсказал Кошмар.       — Сам-то сколько выпил? — хмуро осведомился Сумрак, поднимая сосуд и срывая с «Затейницы» пробку.       — Ну, сравнил тоже, — поджал жвала Кошмарик. — Мне-то надо было еще морально подготовиться, чтобы к тебе, буйному, пойти.       — Ты можешь объяснить, на фига ты вообще это сделал?       — Я уже объяснил.       — Ты ведь не отвяжешься? — негодование в голосе старшего самца сменилось на некую обреченность.       — А ты точно хочешь, чтобы я отвязался? — парировал младший, не отводя взгляда от товарища и на ощупь подтягивая к себе вторую бутылку.       Сын Грозы скривился, ничего не ответил и просто сделал первый глоток.       — …Как я теперь без них буду? Вот из-за баб все зло, не было у меня их — и проблем не было.       — Мы летим по важному делу. Ты проявишь себя, повысишь свой престиж, и они сразу простят.       — А если там уже давно другой самец с ними?       — Отобьешь.       — Тебе легко говорить. А если он сильный? Как вот ты. Или как Гнев? Смальта все-таки дочь Старейшины, такие на дороге не валяются… И место у нас хорошее. Любому понравится…       — Поверь, когда отстаиваешь своих самок, бьешься, как зверь. Когда до дела дойдет, размер и сила соперника уже не будут иметь для тебя значения.       Кошмарик вздохнул, но ничего не ответил. Сумрак прикрыл глаза и откинулся назад, упершись затылком в стену. Брага, как ни странно, и правда помогла. Принятая на голодный желудок, она «забрала» сына Грозы довольно быстро, не оглушив так капитально, как валит транквилизатор, но притупив раздражение и агрессию. На освободившемся месте тотчас же с новой силой вспыхнули подзабывшиеся за Сезон теплые чувства к напарнику, который так много сделал для того, чтобы миссия состоялась, и продолжал делать — может и специфически, но как мог, с присущей ему изобретательностью и… Сумрак икнул, облизнулся и сделал еще глоток.       Самцы сидели на полу и планомерно напивались уже, наверное, больше часа. Сначала их разделяло некоторое расстояние, но чем заметнее успокаивался сын Грозы, тем сильнее придвигался к нему сын Броска. После того, как бутылки опустели примерно на две трети, а откровения о тяжелой самцовой доле окончательно перестали смущать, он уже подсел вплотную и замурчал, уронив башку на плечо старшего собрата. Тот раскрыл жвала, чтобы возразить, но вдруг понял, что запах сородича уже почти не бесит, а ощущение кого-то близкого рядом необходимо, как никогда. Немного поколебавшись, Сумрак поставил бутылку между коленей и, придерживая ее рукой, чтобы не опрокинулась, склонил голову к голове Кошмара.       — Сколько у тебя с собой? — поинтересовался сын Грозы, постучав по горлышку когтем.       — На перелет может не хватить. Доберем на «Всячине», — честно признался товарищ.       — Нет. Надо установить норму. Сейчас вот уже, чувствую, перебор. Нам так нельзя. Нам нужно решения принимать. И сохранять боеспособность.       — Обижаешь, братишка…       — Не увиливай. Ты покажешь мне все свои запасы.       — Неа.       — Опять испытываешь мое терпение?       — Брат, давай поспим.       — Что?!       Ответом стал уверенный храп.       Еще до того, как Сумрак открыл глаза, ему пришлось осознать, что поверх лежит что-то сопящее, и запах подсказал, что это, увы, не одна из любимых самок, что так настойчиво манили к себе всю ночь. Неприязнь шевельнулась и стихла, как отходящий от спячки Жесткач, которому требовалось подкопить силы.       Отодвинув доверительно привалившегося к его боку Кошмара, сын Грозы потер ладонью обслюнявленное собратом плечо и, пошатываясь, встал. Брюхо свело привычной утренней судорогой, что на миг заставило отвлечься от головной боли. Затем организм, понимая, что альтернативы нет и придется как-то функционировать, внес в текущее состояние корректировки. Спазм сошел, оставив после себя чувство распирающей переполненности всей нижней части тела, а голова стала ощущаться, как набитый ватой пуфик.       Держась за стену, Сумрак сделал несколько неуверенных шагов, встряхнул гривой, тут же об этом пожалев, и покинул отсек. Прохладный душ немного привел его в чувство, и самец направился в сторону командного отсека, в качестве последней проверки сложив в уме несколько двухзначных чисел. С трехзначными, правда, уже не получилось.       Проверив курс и показания приборов (трогать приборную панель самец на всякий случай не стал вообще), сын Грозы наведался в медблок и осмотрел капсулы с экипажем, а затем посетил тренировочный зал. Там воин прошелся от стены к стене, снял с держателей копье, задумчиво подержал в руках, положил обратно и вышел.       По возвращении в каюту Сумрак обнаружил, что Кошмарик все еще почивает сном праведника. Впрочем, его приход все-таки разбудил товарища, хотя и не сразу. А вот накатить Кошмар предложил немедленно, за что получил оплеуху и лишился бутылки. Однако действие «Затейницы» еще не закончилось, так что полноценного конфликта не вышло. Сумрак даже смог сохранить самообладание, когда выпроваживал вяло сопротивляющегося напарника из отсека и заталкивал в душевую. Затем, исполняя данное накануне обещание, сын Грозы взялся за ревизию алкогольных запасов под Кошмаровой койкой, откуда удалось извлечь немного-немало, целых пол-ящика вышеупомянутой травяной настойки и кое-что из прихваченного на «Хвосте». Решительно конфисковав всю заначку, Сумрак объявил, что «успокаиваться» они теперь станут только в случае крайней необходимости и строго в объеме, не превышающем полбутылки на рыло. Впрочем, крайний случай наступил уже на следующие сутки, когда самцы опять едва не сцепились из-за какой-то мелочи.       Спустя несколько дней состояние Сумрака ухудшилось. Семенники увеличились настолько, что на выпершем брюхе уже с трудом застегивался пояс. Спазмы шли с периодичностью в полчаса, мешая спать, есть, сидеть, тренироваться. Облегчения не приносили ни теплая вода, ни отдых, ни алкоголь. Хотелось лечь, свернувшись в клубок, и подвывать, как давным-давно в юности, когда первый настоящий гон застал врасплох на отцовском корабле. Только сейчас было еще хуже. Хныкать гордость уже не позволяла, а организм, познавший самку, бунтовал гораздо сильнее, да еще и до последнего держался за свой запас семени, вместо того, чтобы сбросить лишний груз. А вдруг вот прямо сейчас подвернется на все согласная особь противоположного пола, а осеменять будет нечем? Или сейчас? Или еще через пять минут? Организм вообще странная штука…       — Тебе надо как-то спустить, — заметил сын Броска, останавливаясь перед пилотским креслом и с тревогой наблюдая за учащенным дыханием собрата. Сам он уже трижды с утра осчастливил своим вниманием тюфяк и потому особого дискомфорта не испытывал.       — Кошмарик, задери тебя Жесткач, даже не пропагандируй мне тут, — тяжело выдохнул Сумрак. — Скоро… Само все отойдет. Ты, кажется, хотел ремонтом заниматься? Вот иди и занимайся. А я останусь и буду следить за откликом челнока.       К сто тринадцатой они пристыковались двадцать минут назад, и теперь следовало как можно скорее устранить неисправности звездолета, чтобы безопасно продолжить путь. В том, что Кошмарик даже будучи не совсем трезвым, добазарится до качественного ремонта по приемлемой цене, Сумрак даже не сомневался и полностью полагался на напарника в данном вопросе. А вот предложения провести требующееся на починку двигателя время «с пользой» ожидал с немалой тревогой, даже заготовил развернутое объяснение, чем может грозить их отлучка и последующая попойка. Но сын Броска как будто об этом догадывался и пока о досуге напрямую не заикался, но глаза-то бегали.       Несколько раз Кошмар уходил и возвращался, и вот наконец объявил, что ремонт благополучно начат, и теперь можно расслабиться.       — Не знаю, что именно ты имеешь в виду, — изобразил недоумение сын Грозы, — но расслабляться сейчас не время.       — Да ладно тебе, — дружески пихнув его в плечо, застрекотал Кошмарик. — Пойдем прошвырнемся. Тебе полезно будет. И не парься, корабль теперь надежно запирается. К тому же, это «Всячина», а не какой-то там «Хвост», тут народ знающий — кроме технарей к нашей посудине никто даже приблизиться не осмелится.       — Я не только за посудину волнуюсь, — оскалился Сумрак. — У нас пятеро беззащитных мальков на борту и чуть живой медик. О них ты подумал? Если что-то случится…       — Да тебе, брат, какую угодно проблему дай, даже несуществующую — ты в нее с такой радостью вцепляешься, словно переживания доставляют тебе удовольствие, — фыркнул Кошмар, непринужденно подсовывая под жвала напарника открытую бутылку. — А удовольствие надо от нормальных вещей получать. И потом, нас никто не заставляет надираться до хрюканья и пропадать на несколько суток.       — Кое-кого и заставлять не нужно… — пробурчал Сумрак, сердито отпихивая руку товарища и вставая.       Заведение «После заката» было все таким же, каким Сумрак его запомнил с предыдущего посещения — ничуть не изменилось. Звуки, запахи, приглушенный розоватый свет, урм в откровенных нарядах и посетители самых разных народностей от зажиточных раутов до щупальцеротых. Здесь традиционно собирались все виды существ, способные без угрозы для жизни употреблять алкоголь. Впрочем, даже тех, кто его употреблять не мог, в «После заката» наверное нашли бы, чем удивить и потешить.       Яутжи миновали зал и заняли место, неподалеку от того, где сидели в прошлый раз. Очевидно, в том углу всегда было относительно свободно. Он находился далеко от сцены, и официанты туда заглядывали нечасто. Впрочем, ни то, ни другое воинам не было принципиально: танцы их не особенно интересовали, а большинство обслуги и так опасалось приближаться к известным на всю галактику убийцам даже под страхом выговора от начальства. Только Фири да несколько ее подруг положение и спасали, за что другие официанты, наверное, не уставали их благодарить.       Самочка подлетела к ним, не успели гости опуститься за стол, и сразу же повисла на Кошмаре, обхватив его не только руками, но еще и ногами, и обвив хвостом.       — А я уже подумала, что вы вовсе сгинули! — неожиданно расчувствовавшись, призналась она. Сын Броска добродушно защелкал и, подхватив ее под филейную часть, устроился на диване.       — Просто дела были поважнее, чем тебя тут развлекать, — с напускной серьезностью проговорил он, снимая маску.       — Он имеет в виду, что охотники редко могут позволить себе оставить служение клану, — перебил товарища Сумрак, проходя к самой стене и также открывая лицо.       — Ми-илый, что с тобой стряслось?! — тут же забыв про Кошмара, Фири вытаращилась на старшего самца и, не дожидаясь ответа, полезла к нему прямо через стол, чтобы лучше рассмотреть имплантаты. — Неудачная охота???       — Наоборот, весьма удачная, — мягко отозвался сын Грозы, но тем не менее попытался повернуться так, чтобы было видно только неповрежденную сторону.       — Ты, давай, принеси-ка нам сначала выпить, а потом уже вопросы задавай, — потянув урм за хвост, прервал сын Броска очередной намечающийся поток соболезнований пострадавшей Сумраковой физиономии. Брат не любил, когда кто-то акцентирует внимание на его травмах.       Фири намеренно вильнула перед его жвалами задом, спустилась на пол и засеменила в сторону бара.       — И собери нам ящик «Затейницы» с собой! — крикнул Кошмар ей вдогонку.       — Пол-ящика! — цыкнув на товарища, поправил Сумрак.       Через несколько минут Фири вернулась с одной из помощниц. Они принесли вяленого мяса и некую жидкость с приторно-фруктовым ароматом. Любимого вермута Кошмара в наличии вдруг не оказалось, но самочка заверила, что новый напиток воинам тоже понравится.       Сын Броска для вида поворчал, но сразу же забыл о претензиях, в один присест ополовинив сосуд и закинув в пасть несколько полосок мяса. Сумрак же скептически поглядел на бескровное, а потому не более привлекательное, чем пайковые брикеты, угощение и с таким же скепсисом попробовал напиток, тронув жидкость кончиком языка. Пить оказалось можно, но фееричным этот вкус сын Грозы не назвал бы.       — А ты, никак, побольше стал? — вновь угнездившись на коленях Кошмара, заметила Фири и пощупала не закрытую броней часть его плеча. — И грива наконец отросла.       Кошмарик ничего не ответил, только ухмыльнулся, и какая-то у него эта ухмылка вышла… настораживающая. Сумрак фыркнул и попытался все-таки съесть кусочек нарезки, на что желудок отозвался уверенным протестом. А вот к напитку он отнесся более благосклонно.       Тем временем тонкие пальчики ничего не заподозрившей Фири забегали по шкуре сына Броска, то и дело проворно проникая под доспехи. Урм так и раньше его дразнила, прекрасно зная, что он сам не позволит ей заигрываться, а потому демонстрируя поразительное бесстрашие. Но на этот раз к ее немалому изумлению самец отнесся к шутливым приставаниям весьма благосклонно. Выражая свое расположение глухим урчанием, он начал поглаживать ее бедра и основание хвоста… Поглаживать с неожиданным рвением и напором. Он и прежде ее лапал, но тоже больше в шутку, а сейчас его движения изменились. Если бы Фири не была в курсе о полной асексуальности клыкастых вне периода гона, то подумала бы, что он и правда ее хочет. Но ведь такого просто не могло быть!       В порядке эксперимента самочка оттянула его пояс и скользнула рукой вниз по горячему брюху. Так далеко она еще не заходила. С другими клиентами — и не такое творила, конечно, но только не с охотниками. Вряд ли вообще кто-то, кроме огромных и агрессивных (по крайней мере, такими их описывали очевидцы) женских особей яутжей, когда-либо трогал их там. Россказни всякие ходили, но Фири не очень-то в них верила.       В паху у самца оказалось достаточно ровно, но подозрительно влажно. И что еще подозрительнее, Кошмар оказался совсем не против маленьких шалостей урм, наоборот, слегка сполз по спинке дивана и шире расставил колени.       — Помассировать тебе шею? Тебе всегда нравилось… — чуя подвох, урм резко вытащила руку из-под его набедренной повязки и отстранилась, с прищуром глядя на клыкастого.       — Можно не только шею, — мурлыкнул Кошмар.       Сын Грозы опять фыркнул со смесью снисхождения и пренебрежения. Он был вынужден наблюдать за происходящим, но решил не препятствовать. Должна же была у напарника сохраняться собственная крупица здравого смысла…       — Что-то в тебе изменилось… — потягивая воздух тонкими ноздрями, медленно проговорила Фири. — В чем дело?       — Ты же, помнится, хотела посмотреть на яутжа в Сезон? — лукаво отозвался сын Броска. — Ну вот у тебя теперь есть такая возможность. Посмотреть, потрогать…       — Так ты, стало быть, хочешь меня снять? — аккуратно уточнила Фири, потому что в данной ситуации и впрямь было не совсем понятно, кто на самом деле кого снимает.       — Если ты готова, — приобнимая урм за талию и усаживая на себя верхом, проурчал Кошмар.       Сумрак раздраженно выдохнул и стал глядеть в зал, поверх разворачивающегося на соседнем диване межвидового разврата. В зале на самом деле было еще больше разврата, но главное, что он не противоречил моральным убеждениям сына Грозы, в отличие от того, что творили Кошмарик и Фири. Незаметно для себя самец начал потягивать странный нектар, и тот, удивительно дело, глотка после пятого стал казаться вполне себе ничего…       Каким образом эти двое исчезли из-за стола, Сумрак даже не понял. Вроде, только что без тени смущения миловались у него на виду, а стоило на минуту задуматься, сразу сгинули куда-то. И какой, спрашивается, был смысл идти с Кошмариком, чтобы вот так нелепо его упустить? Самец хотел от души поругать себя за беспечность, но какая-то из помощниц Фири вдруг поставила перед ним новую порцию выпивки. Сумрак не помнил, чтобы заказывал добавки, но надо же было чем-то себя занять, пока напарник душу отводит… Или как это называлось, чем он там занимался сейчас?       Нет, он не задремал — еще чего не хватало! Воин всегда должен быть настороже, особенно в таком сомнительном заведении. Но Кошмарик все равно умудрился подкрасться слишком незаметно.       — Э, брат, пойдем-ка, — он аккуратно подтолкнул Сумрака, побуждая встать.       — Все, развлекся? — сын Грозы вдруг понял, что говорит с большим трудом. Вроде бы, мысли оставались довольно ясными, но жвала не слушались. Он пытался объяснить, что третья порция алкоголя была уже точно заказана не им, но урмочка была так убедительна… — Возвращаемся?       — Конечно, братан. Поднимайся.       Выбрался Сумрак не с первой попытки. В вертикальном положении шатало. Проклятая брага… Он потянулся за маской и чуть не потерял равновесие. Кошмарик тут же оказался рядом и подхватил его под локоть. Затем самцы медленно двинулись между столами, но почему-то в противоположную от входа сторону. Впрочем Кошмар мог знать другой выход — народу заметно прибыло, и в начале зала, где располагалась сцена, образовалась настоящая толкучка.       — Мы где? — когда они очутились в каком-то темном коридоре, Сумрак все-таки напрягся. Напарник, хоть и бодрился, но тоже был достаточно пьян, мог и сбиться с пути.       — Все норм, не переживай, — ободряюще пихнув его в бок, прострекотал сын Броска. — Давай, сюда, поворачиваем…       Слева оказалась дверь, которую Сумрак сперва не заметил. За ней скрывался достаточно тесный отсек, залитый ровным фиолетовым сиянием, которое источали многочисленные лампочки, рассыпанные по стенам, будто светляки в пещере. На полу было мягко. В воздухе витал ощутимый запах спаривания. Вернее, запах спаривавшегося яутжеского самца.       — Кошмарик, Жесткач тебя дери, куда ты меня привел? — попытался возмутиться Сумрак, но хмель помешал недовольству выйти наружу, и оно увяло где-то на дне сознания.       — Спокуха, все под контролем, — заверил сын Броска. — Тебе не помешает немного отдохнуть.       — Да какой отдых, ты в своем уме? Нам возвращаться пора! — вторая вспышка недовольства полыхнула и затухла вслед за первой. А эта розовая бурда валила не хуже транквилизатора…       — Не парься, мы никуда не опаздываем, — успокаивающим тоном проговорил Кошмар. — Поверь, я знаю, как будет лучше. Я сейчас соображаю, а ты… Не совсем. И я точно знаю. Верь мне, брат.       — Да ты!.. — зашипел было Сумрак, но в следующий миг упустил мысль, потому что напарник внезапно толкнул его в грудь, и потолок резко махнулся местами с полом. Сын Грозы зарычал и рванулся вперед, но в глазах потемнело, и кто-то схватил его за плечи, тесно прильнув сзади.       — Братан, расслабься, она тебе хорошо сделает, тебе сразу полегчает, — прямо возле уха послышался голос Кошмара, грива почувствовала прикосновение его жвал.       — Отпусти немедленно! — пытаясь освободить руки, отчаянно запротестовал старший самец, но товарищ лишь крепче в него вцепился и потянул назад, прижавшись всей грудью и дополнительно зажав плечо подбородком. В другое время Сумрак стряхнул бы его без особых усилий, но сейчас координация подло подводила, и сын Грозы мог только беспомощно барахтаться, как вытянутый из воды плывун. Он снова зарычал и уперся локтями, но пружинящее покрытие пола сыграло не в его пользу, позволив Кошмару окончательно взять верх. На миг самцы замерли. Пытаясь отдышаться, Сумрак раскрыл пасть. Происходящее осознавалось с трудом.       — А ты, как был скромник, так и остался, — голос послышался где-то за пределами видимости, но затем в поле зрения появилась Фири. Сумрак сперва даже не заметил ее присутсвия, а она, судя по всему, находилась здесь с самого начала.        — Самочка, это будет ошибкой! — уже догадавшись о зловредных намерениях двоих заговорщиков, прохрипел он.       — Не беспокойся так, милый, я такие ошибки по несколько раз за день творю, — ее узкую мордашку пересекла кривая щель улыбки, в которой блеснуло два ряда мелких треугольных зубов. — С Кошмаром вот уже трижды за сегодняшний вечер «ошиблись», и он остался полностью доволен, он готов подтвердить.       — Ты еще спасибо скажешь, — опять встрял Кошмарик.       Вместо ответа Сумрак в последний раз попытался ему двинуть, но ничего не вышло, и самец сдался, безнадежно взирая на то, как урм устраивается между его ног и проворно расстегивает пояс. Конечно, по всей логике у нее ничего не должно было получиться, но уверенность ее действий заставляла серьезно усомниться.       Очевидно, натренировавшись с Кошмаром, Фири достаточно быстро разобралась с доспехами, отстегнув с бедер самца пластины и стянув ткань, после чего начала плавно поглаживать подбрюшье. И это оказалось приятно, несмотря на всю противоестественность. Болезненная тяжесть в животе сразу же начала перетекать в сладостное давление, и по телу пошла неконтролируемая дрожь. Внезапно самочка нырнула куда-то вниз, и ее длинный горячий язык без предупреждения вошел в половую складку яутжа, принявшись нежно ласкать поджатый пенис. От этих прикосновений давление сместилось к паху и разбилось на частые удары усилившегося пульса. Орган начал медленно восставать и вскоре покинул свое вместилище, сразу же оказавшись в теплых и чутких лапках Фири. После этого Сумрак перестал осознавать действительность. Кроме того, что дальше действительно было хорошо. Хотя и очень-очень стыдно.       Проснулся Сумрак, как ни странно, на своей койке. В брюхе ощущалась долгожданная легкость, но в остальном было плохо и тошно. Пасть пересохла, глаза не открывались, в центре головы что-то жужжало, как будто закрытая в пустой банке летучка. Самец, не вставая, нащупал в стеллаже аптечку и, вытянув ее, отыскал упаковку нейтрализатора и инъектор. Ввел себе хорошую дозу, отлежался еще минут десять, а только затем отважился сесть.       Посидев немного и дождавшись более-менее четкого изображения пред глазами, сын Грозы поднялся и аккуратно размялся, прогоняя из мышц онемение. Видимо, он несколько часов провалялся без движения, точно труп. Нет, ну надо же было на Кошмарову авантюру снова попасться…       Внезапно какое-то нехорошее подозрение зашевелилось под грудой все еще спящих мыслей. А ведь они, похоже, не только пили… Самец непроизвольно положил ладони на свой опавший живот, затем медленно повернулся и оглядел лежанку. Лежанка оказалась чистой.       О, боги! Внезапно Сумрак почувствовал, что ему не хватает воздуха, ибо жуткая картина вчерашнего вечера начала по фрагментам восстанавливаться в памяти. А когда остатки подробностей выстроились в нужном порядке, из горла сам по себе вырвался жалобный стон. Боги, это была урм… Какой же позор…       Он дошел до стены, уткнулся в нее лбом и бессильно ударил кулаком. Постоял так с минуту, глубоко вздохнул и решил жить с этим дальше, так как альтернативы все равно не виделось. В самом деле, сейчас не время было страдать из-за сезонных причуд. Гораздо важнее было проверить целостность судна, оборудования и экипажа.       Первое, что Сумрак понял, оказавшись в командном отсеке — это то, что челнок уже находится в открытом космосе. Судя по показаниям приборов, все двигатели работали в обычном режиме, нарушений не было. Только вот с курсом что-то было не совсем ясное.       Не успел сын Грозы задаться вопросом, какого черта тут происходит, как в рубку заявился Кошмар. Выглядел напарник также весьма отекшим, но блаженное выражение на харе говорило о том, что о содеянном он ни капли не сожалеет и, была бы возможность пережить вчерашний день заново, сделал бы все точно так же.       — Кошмарик… А как мы стартовали? — вместо «доброе утро», полушепотом проговорил Сумрак.       — Нормально, — хмыкнул сын Броска, подходя к приборной панели.       — Мы ж оба были в драбадан…       — Ну, положим, не оба…       — Как это понимать?       — А что тут понимать? — Кошмар пожал плечами. — Тебе нужно было расслабиться, сам ты не хотел, пришлось тебе помочь.       Сумрак на миг застыл, переваривая сказанное напарником. Затем попытался рассердится, но не смог и поник еще больше.       — Мы же договаривались, я ж тебе доверял… — тихо проговорил он с укоризной в голосе.       — И не ошибся, — непринужденно застекотал сын Броска и уткнулся в монитор, как будто желая поставить в разговоре точку.       — А ты вообще отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Понимаешь, кто мы и чем сейчас занимаемся? — Сумрак шагнул к напарнику и, взяв его за плечо, резко развернул. — Я с себя вины не снимаю, я, наверное, даже больше виноват, раз тебя послушал… Но и ты пойми: дело очень важное, нужно быть предельно собранными, иначе…       — Брат, прости, конечно, но Сезон и собранность — несовместимые вещи, — вместо того, чтобы огрызнуться или повиниться, все так же беспечно ответил Кошмар, слегка пихнув товарища в грудь. — Вожак отправил нас на такое, по твоим словам, ответственное задание, даже не побеспокоившись, запорем мы его в нашем текущем состоянии или нет. Ах, да, у него же тоже Сезон, как можно требовать от него здравомыслия…       — Наши предки воевать умудрялись в таком состоянии, — не оступился Сумрак.       — Наши предки и по пустякам не парились, — скорчил саркастическую гримасу Кошмар.       — То есть, с твоей точки зрения, все правильно вышло? — пристально поглядев на друга, уточнил Сумрак.       Лишь тогда сын Броска посерьезнел. Но ответить он не успел.       — Мальчики, я не понимаю, как у вас включается душ!       Самцы разом обернулись и в полном недоумении уставились на появившуюся в дверях Фири, завернутую в купальную простынь.       — Ты здесь откуда? — не сразу обретая дар речи, выдохнул сын Грозы.       — Ну вы даете! — всплеснула лапками урм и тут же поспешно подхватила сползающую ткань. — Вы же сами согласились подбросить меня в «Новый сад». Я хочу проведать семью.       — Да, я не успел сказать, — почесав шею, смущенно проговорил Кошмар.       — Ну да, взаимовыгодное сотрудничество. С вас транспорт, с меня релакс, — засмеялась хвостатая.       Самцы переглянулись.       — Ну так что, помыться-то я смогу? — не дождавшись нужной реакции, напомнила о своей проблеме Фири. — А то я, конечно, понимаю, что вы не виноваты, но я вся в этом… Как оно у вас называется, то что с вас периодически течет?       — Да, конечно, ты вернись пока в душевую, я сейчас приду и все налажу, хорошо? — прервав неудобную заминку, поклонился Сумрак.       — А, хочешь еще немного поиграть, проказник? — еще больше расплылась в ухмылке самочка. — Тогда не задерживайся.       — Нет, думаю, мне пока достаточно, — мысленно приказывая приподнимающейся гриве лечь на место, выдавил сын Грозы. — Я просто помогу разобраться с водопроводом.       После этих слов довольная урм удалилась, а Сумрак еще раз взглянул на теперь уже ставший понятным маршрут.       — Кошмарик, поправь меня, если я не прав, но этот самый «Новый сад» находится не совсем по пути? — обреченно проговорил он.       — Ну да, придется сделать еще один небольшой крюк, — потупился сын Броска. — Но он совсем незаметный будет, недели на две задержимся — это потолок.       — Ты понимаешь, что у нас каждый день на счету? — взвыл старший самец. — Кто это вообще придумал? Ты?       — А вот и нет!       — Ну и не я же!       — Ты точно был не против, когда Фири это предложила.       — А ты?       — Ну и я был за…