Реальность/Real

Снежка бежит, сломя голову. Времени чуть больше шести и на улице уже очень темно и холодно. Но Снежка способна думать лишь о том, как добраться до фамильной крипты Миллсов прежде, чем Реджина лишит себя последнего шанса на счастье. Она старается хоть на мгновенье забыть, кто составляет Реджинино счастье, потому что сходу принять подобное просто невозможно. Снежка знает (она изо всех сил надеется, что всё сегодня разрешится удачно, и линия невозврата не будет пересечена), что в конечном итоге она примет романтические отношения между бывшей мачехой и собственной дочерью. И если уж говорить начистоту, она понимает, что признать эти отношения будет чрезвычайно сложно по причине их с Реджиной уродливого прошлого. Однако, если это то, чего хочет Эмма, Снежка обещает себе, что найдёт способ примириться с реальностью и даже порадоваться за них обеих. Ведь хоть Реджина и последний человек в любом из существующих миров, которого бы она выбрала для Эммы, даже Снежке понятно, что в этих отношениях есть нечто особенное. Вопрос лишь в том (и Снежка понимает, что Реджина с Эммой, а вовсе не она, должны задаваться этим вопросом), достаточно ли сильны эти отношения, чтобы залечить чёрное сердце Злой Королевы. Так ли их связь особенна, чтобы превратить бесспорно сильные чувства Реджины в такие, которые были бы способны исцелять, а не разрушать. Но не время думать об этом сейчас, потому что её мнение по сути не имеет значения; в данный момент важны те полмили, которые по прикидке Снежки отделяют её от Реджины. Восемь месяцев назад Реджина старалась предотвратить катастрофу: тогда дело касалось Коры, которую по Снежкиной вине лишила жизни родная дочь. Из-за произошедшего в тот день очередная ужасная глава в их с Реджиной и без того непростых отношениях была написана красными чернилами. Эти кровавые страницы не получится вырвать из книги их жизней – некоторые вещи просто невозможно отменить, их прошлое уж точно – но Снежка надеется, что более счастливая глава ещё впереди. Ну, или хотя бы не такая болезненная, не основанная на предательстве. Она очень торопится, и хотя никто в здравом уме не назовёт её хорошей бегуньей – если честно, Снежка уверена, что просто ужасна в этом деле – она прилагает максимум усилий, чтобы двигаться как можно быстрее. Потому что помнит, как на утро после убийства Коры лежала под тёплыми одеялами с тяжелым сердцем, полагая, что в ней не осталось ничего хорошего. Однако даже при всём желании она не могла никого винить в случившемся. Потому что это был её выбор. Она зажгла свечу и произнесла имя Коры. И она манипулировала Реджиной, прекрасно осознавая, что та больше всего на свете желала одного – пожалуй, даже больше, чем возвращения Дэниела – чтобы мать по-настоящему её любила, гордилась ей и поддерживала. Снежка воспользовалась отчаянным и вполне понятным (по крайней мере для неё) стремлением морально искалеченного ребёнка быть желанным и любимым матерью. А она выстроила свою безопасность и безопасность своей семьи на Кориных костях. Но Кору нужно было остановить, напоминает себе Снежка. Горькая и неизбежная правда состоит в том, что Кора была никчёмной, ужасной женщиной, которая заслуживала смерти. Если бы она не была убита тем холодным зимним утром, она бы могла стать Тёмной, и тогда её ненависть уничтожила бы всех. Даже Реджина, скорее всего, пострадала бы от её непомерных амбиций и жажды власти. Так что да, Кору нужно было устранить, но, Боже, не таким образом. Снежке понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что алые пятна крови на её руках запачкали и её душу, и принять необходимость всё это исправить. Она ступает на мягкую траву кладбища и сбавляет шаг. Пристально вглядываясь в темноту, Снежка замечает распахнутую дверь крипты. Ситуация напоминает ей сцену из плохого ужастика. Что, видимо, недалеко от истины. И Снежка знает, нутром чувствует, что Реджина уже внутри. Как и Грег Менделл. Снежка надеется, что он ещё жив.

***

Он ждёт внизу, когда слышит, как открывается вход в крипту, и Реджина спускается в расположенную под саркофагом комнату страха. Магические защитные чары не позволяют ей переместиться непосредственно в склеп, однако и подкрадываться нет смысла, ведь ему в любом случае некуда бежать. Они оба понимают, что всё вот-вот разрешится. Их противостояние длится без малого тридцать лет и скоро подойдёт к концу, однако Оуэн Флинн не уверен, рад он или напуган. И то, и другое, понимает он, слушая мерный стук каблуков по каменным ступеням. Каждый удар приближает встречу с Реджиной, и, как он надеется, конец её бесполезной и жестокой жизни. Полагая, что уловка с электрошокером вряд ли сработает снова (Оуэн гадает, убил ли он Эмму, и что ему следует чувствовать по этому поводу), он выставляет зажатый в трясущихся руках пистолет перед собой, молясь про себя, что его цель будет спокойна и неподвижна. Он мысленно взывает к высшим силам – любым, которые готовы слушать после всего, что он сотворил с Эммой (хоть Оуэн и не уверен, что чувствует по поводу содеянного, но даже он способен понять, что перешёл черту), – прося помочь ему завладеть инициативой прежде, чем это сделает Реджина. Не то, чтобы ему хотелось сразу убивать её (он бы предпочёл прежде заставить Реджину страдать), но если этого невозможно избежать, что ж, кто он такой, чтобы возражать?! Горькая правда в том, что, несмотря на варварское избиение Эммы, Оуэн в общем-то человек не жестокий, да и на гангстера с пушкой совсем не похож. Он прикидывает, что шанс убить Злую Королеву одним выстрелом весьма невелик, а это значит, что, вероятно, он тоже умрёт сегодня. Но если и так, если сегодняшний день положит конец его боли и страданиям, то он позаботиться о том, чтобы забрать Реджину с собой. Это будет справедливо, говорит себе Оуэн. Он уже убил её любовницу, а сейчас попробует убить и её саму. И если для этого ему придётся погибнуть, что ж, пусть будет так. Оуэн вообще-то не очень хочет умирать здесь, но уверяет себя, что сможет, если потребуется, если это остановит так глубоко засевшую внутри боль. Он сможет расстаться с жизнью, если это поможет духу его отца наконец упокоиться с миром. Этого должно быть достаточно, правда? Отец гордился бы им, разве нет? Реджина приближается, и Оуэн, сильнее сжимая пистолет, опускает палец на курок. Он намеревается выстрелить, как только она попадёт в поле зрения. У него получается. Представшая перед ним Реджина одета с иголочки, как и подобает настоящему политику, а отнюдь не тёмному демону, каким он её знает. Его верхняя губа непроизвольно кривиться в усмешке отвращения. Он чувствует горячую волну ненависти, пронзающую тело и опаляющую сердце подобно пламени, в которое подлили бензин. Закричав от захлестнувших его ярости и злобы, Оуэн дважды спускает курок. Увидев пистолет, Реджина реагирует без промедления, но проблема в том, что, как и Грегу, ей некуда бежать, а телепортация внутри крипты попросту не действует. Она громко шипит от боли, чувствуя как металл пробивает правую руку, в то время как Оуэн извергает проклятья, поняв, что Реджина оказалась проворней, что пуля, которая должна была поразить отравленное тьмой сердце, вместо этого угодила в бицепс. В его расширенных от удивления глазах мелькает испуг, но он всё же поднимает дрожащую руку, намереваясь выстрелить снова. В барабане ещё остались пули, а Реджина всё так же стоит возле лестницы, что даёт ему ещё один шанс... но чёрт, хотя очевидно, что телепортация здесь не работает, зато магия – ещё как. Простым взмахом руки Реджина заставляет дуло пистолета изогнуться кверху, до бела раскаляя металл. Громко вскрикнув, Оуэн роняет пистолет. – Оуэн, – рычит Реджина, делая шаг на встречу дрожащей фигуре, абсолютно не обращая внимания на кровь, сочащуюся из раны на руке и расплывающуюся ярким красным пятном на сером рукаве свитера. Её глаза становятся практически чёрными, полными тьмы и ярости, и Оуэну кажется, что он вот-вот узнает, как именно умер его отец. – Реджина, – отвечает он и вскидывает подбородок, стараясь, в противовес её бушующей ярости, излучать бесстрашие и уверенность в себе. – Приятно наконец поговорить, сбросив маски. Хотя полагаю, «приятно» – не самое уместное слово в данной ситуации. – У меня к тебе только один вопрос, – отзывается она приторно-сладким голосом, напоминающим Оуэну об историях про злых ведьм, пустыми обещаниями и притворной добротой заманивавших ничего не подозревавшую жертву в свои ужасные, смертельные сети. Какое удачное сравнение, думает он, вспоминая наивного и доверчивого мальчика, ужин и яркий плетёный брелок. – Почему она? – спрашивает Оуэн. – Таков твой вопрос? Ты хочешь узнать, почему я убил твою любовницу? – произнося это, он улыбается, хотя и не чувствует ожидаемого удовлетворения. Шериф, несмотря на серьезные проблемы со вкусом, производила впечатление хорошего человека. Или, по крайней мере, человека, старающегося быть хорошим; хотя Оуэн больше не знает, верит ли он в Добро. Потому что Добро не защищает Зло. Добро не делит постель со Злом. Добро уничтожает Зло, а не влюбляется в него. А вот Эмма влюбилась. И что же всё это значит? Что забыв о своём предназначении, она заслужила расплату? Что была справедливо наказана за отречение от долга в угоду удовольствию? – Да, почему она? – подтверждает Реджина, вырывая его из размышлений. – Почему не расправиться со мной при первой же возможности? Зачем следить и снимать на камеру? Почему просто не попробовать убить меня? – Это было бы слишком просто, Реджина, – отвечает он как нечто само собой разумеющееся. – Я хотел, чтобы ты страдала и мучилась так, как я мучился последние тридцать лет. И у меня получилось. Учитывая твою историю с Белоснежкой, я полагал, что уж ты-то меня поймешь. – Избавь меня от нравоучений; ты напал на невинную девушку, – шипит Реджина. – Нет, я напал на девушку, которую ты любишь, – нервно посмеивается он. Округлившимися от страха глазами Оуэн следит, как напрягаются её мышцы. – К слову о невинности... как человек, полюбивший тебя, может быть невинен? Только кто-то глубоко больной может полюбить такого монстра, как ты. – Ты прав в одном, – произносит Реджина. – Я – монстр. Я убила твоего отца тридцать лет назад только за то, что он посмел бросить мне вызов. Сегодня твой труп присоединится к его гниющим останкам. Потому что я и правда люблю Эмму, и не позволю кому бы то ни было снова забрать её у меня. – Она жива? – спрашивает Оуэн, удивлённо округляя глаза. Он гадает, что сейчас чувствует Эмма, и почему всё так несправедливо. – О да, ещё как жива. Ты проиграл. Она скоро поправится. Он выглядит так, будто Реджина только что вырвала ему сердце. Не потому что не сумел убить шерифа (он в общем-то никогда по-настоящему не хотел ей навредить), а потому, что проигрыш даже в таком пустяковом деле не оставляет ему никаких шансов поквитаться с Реджиной сейчас. Неужели он кончит как отец? Неужели так и не сможет отомстить за него? Разве ради такого конца он лелеял свою ненависть все эти годы? Разве все его старания не должны наконец окупиться? – Знаешь, что самое смешное? – спрашивает Реджина, самодовольно улыбаясь. – Если бы ты сразу пришёл за мной, я бы наверняка не стала сопротивляться. Понимаешь, Оуэн, дорогой, последнее время я была не в себе. Я действительно начала сожалеть обо всей той боли, что причинила. Особенно тебе. Я думала, что я в долгу перед тобой. – Ты до сих пор в долгу, – возражает он, сжимая спрятанный в кармане электрошокер. – Вот только ты решил взыскать его не с того человека. Ты заставил платить того, кто желал, чтобы именно я загладила свою вину перед тобой, – рычит Реджина, подходя ближе. Алая кровь по-прежнему сочится из раны. – Мне следует поблагодарить тебя, знаешь ли. Ты помог мне осознать, что я никогда не смогу примириться с тем, что сделала. – Нет, не сможешь. – Так зачем вообще пытаться? – почти лениво спрашивает Реджина и хищно улыбается, продолжая приближаться. Она так близко, что Оуэн улавливает едва ощутимый аромат духов. Не будь она Злой Королевой, Оуэн даже посчитал бы его приятным. – Зачем растрачивать время и силы на то, чтобы стать лучше, когда можно просто попытаться защитить любимых от демонов прошлого. Он тяжело сглатывает, окончательно убеждаясь, что она и правда хочет его убить. – Будешь молить о пощаде? – спрашивает Реджина, приподнимая бровь. – Нет. Не буду. Я не позволю… Не буду. – Полагаю, ты считаешь, что ведёшь себя храбро? Потому что, позволь заметить, дорогой, – это не так. – Да что ты знаешь о храбрости? Ты убила беззащитного человека только за то, что он отказался отдать тебе своего сына. – Ты прав, убила. Именно поэтому я знаю достаточно о храбрости, чтобы понять, что это качество никак не связано с избиением женщины. Женщины, оказавшейся достаточно глупой, чтобы полюбить ужасного человека. Ты всё это знал, когда решил напасть на неё, Оуэн. И эта попытка убить невинного превратила тебя в монстра. – Среди нас нет невинных, – протестует он. Она натянуто улыбается, вспоминая их с Эммой разговор в доме на пляже. Они рассуждали о том, что как бы жизнь ни убеждала в обратном, в мире обязательно должны существовать хорошие люди, потому что мысль о том, что Генри предстоит расти в мире, где их нет, была просто непереносима. – Она тебя защищала, – продолжает он. – Так что и она не без греха. – Особенность добрых людей в том, что они видят хорошее даже там, где его нет, – отвечает Реджина, опуская ладонь на грудь Оуэна. – Но мы с тобой видим всё без прикрас, не так ли? Ты давно стал таким, Оуэн, и прекрасно знаешь, как выследить кого-то, кто всегда будет заложником старых привычек, я права? – Я знаю, что ты злая, и всегда такой будешь. – Всё так, – кивает Реджина, резко погружая руку в грудную клетку. Пройдя сквозь кожу, кости и мышцы, ладонь нащупывает сердце. Когда пальцы обхватывает его, из груди Оуэна вырывается стон. Не торопясь вынимать сердце, Реджина просто сжимает его в ладони. При этом её глаза светятся почти маниакальным блеском. – Мне не больно, – говорит он, но по щекам текут слёзы. – Я могу это исправить, – отвечает Реджина, чуть сильнее сжимая сердце в ладони. Она играет с ним, они оба это понимают; через мгновение она выдернет руку и покажет ему сердце. Покажет запятнавшую его черноту, объяснит, как сильно на самом деле они похожи. И прежде, чем испустить последний вздох, он поймет, что ничем не лучше неё. Реджина хочет, чтобы перед смертью Оуэн осознал, что он тоже монстр. – Я никогда не стану таким, как ты, – скулит он. Лицо искажается от боли, когда Реджина снова сжимает сердце. В ответ на бегущие по щекам Оуэна слёзы, она лишь шире улыбается. – Тебе просто не дали шанса, – произносит Реджина притворно утешительным тоном. – Ты чуть не убил Эмму сегодня. Волчица вовремя тебя спугнула. Первое убийство всегда самое тяжелое, дорогой; дальше – проще. После него тебе бы не составило труда приконьчить любого, кому я хоть раз приветливо улыбнулась. Тебе бы понравилось. – Ты меня не знаешь. – О, но я знаю, Оуэн. Знаю. Понимаешь, ты прав; наша жажда мести одинакова. Я неустанно преследовала Снежку, потому что она лишила меня счастья. Жажда мести служила оправданием всему ужасному, что я совершала. Я делала страшные вещи с улыбкой на лице, свято веря в праведность своего гнева. – Мы не похожи, – настаивает он, хотя во взгляде нет былой убеждённости. И Реджина понимает, что теперь он знает правду; она чувствует, что воссоздала себя в нём. Осознание на мгновение повергает её в шок, потому что вдруг она понимает, что история повторяется. Её мать, её наставник, а теперь и этот мальчик, всю жизнь носивший в себе чувства ненависти и утраты, так походившие на её собственные. Эти мысли уже было заставляют её отступить, но вдруг она представляет Эмму. Представляет её спящей на ужасной больничной койке, опутанной паутиной проводов и трубок. Реджина в очередной раз сжимает сердце и слушает, как Оуэн стонет от боли. – Мы одинаковые, – говорит она ему обманчиво мягким голосом. – Позволь мне показать, на сколько, – отвечает она, начиная вынимать сердце из груди. – Реджина, остановись! – раздаётся голос за спиной. Реджина поворачивает голову, зная, что в этот момент Оуэн точно никуда от неё не денется. Она мрачно улыбается, понимая, кто пришёл. – Помяни чёрта. Или, учитывая, что это ты, дражайшая Снежка, стоит сказать «помяни непогрешимого ангела»? В любом случае, я была уверена, что ты рано или поздно объявишься. Ты здесь, чтобы помешать мне убить Оуэна. Могла бы хоть раз удивить меня, поддержав мои начинания. – Тебе это не нужно, – молит Снежка, протягивая к Реджине руки. – О, ну конечно, нужно, – отвечает Реджина, возвращая внимание Оуэну. – Нет, тебе нужна Эмма. Реджина резко поворачивается. Глаза, ещё недавно метавшие молнии, теперь наполнены страхом и грустью. – Не смей бросаться подобными фразами, Снежка, точно подачкой за хорошее поведение. Это низко даже для тебя. – Знаю, – признаёт Снежка со странно понимающей улыбкой, от которой у Реджины по телу бегут мурашки. – И я не... это не подачки. Эмма... моя дочь любит тебя. Именно поэтому на неё напали, и именно поэтому мы сейчас здесь. И как бы я ни хотела для неё лучшей доли, она любит тебя. – Она – идиотка. Прямо как ты и твой муженёк. Поздравляю, Снежка, хоть ты и не растила Эмму, она – точная копия вас, недотёп. – Ты права. Кто ещё в здравом уме полюбит тебя? – спрашивает Снежка, поднимая голову, и с вызовом смотрит прямо Реджине в глаза. – Именно. – И всё же она действительно тебя любит, Реджина. Я видела вас вместе в палате и слышала, что вы сказали друг другу прежде, чем ты исчезла. – Нет, ты слышала накачанного обезболивающими человека, умолявшего меня не делать глупостей. Спасать меня от меня самой – что-то вроде хобби для неё. Она ведь у нас Белый Рыцарь. Она верит... – Нахмурившись, Реджина вздыхает, вспоминая все те случаи, когда Эмма, вопреки всякой логике, поддерживала её. – Она верит в тебя, – мягко улыбаясь, завершает Реджинину фразу Снежка. – И кто мы такие, чтобы решать, что для неё лучше. Она делает то, что считает правильным. – Потому что идиотка, – повторяет Реджина. – В любом случае, это не имеет значения. – Имеет. – Нет, не имеет, – поправляет Оуэн. – Я знаю, что не имеет, Реджина. – Замолчи, – шипит Снежка. – Нет, пожалуйста, продолжай, – глядя прямо на Оуэна, мурлычет бывшая королева. Что удивительно, Оуэн больше не кажется напряженным, он выглядит даже каким-то умиротворённым. Подобное спокойствие Реджине хорошо знакомо. Именно так чувствует себя человек, понимающий, что конец близок. – Напомни, почему я должа убить тебя. – Реджина... – Потому что ты – монстр, – напоминает ей Оуэн, внезапно широко улыбаясь. Подобная реакция совершенно неуместна в ситуации, когда твоя жизнь в буквальном смысле находится в чужих руках. – И потому что сейчас Эмма, может, и думает, что любит тебя, но нам обоим хорошо известно, что она не сможет забыть, по чьей вине на неё напали. Она всегда будет помнить, что любовь к тебе не приносит ничего, кроме боли. – Реджина, он хочет, чтобы ты убила его. – О? И зачем ему это? – Потому что так он победит. Убив его, ты разрушишь себя. – Что в нём такого особенного, Снежка? Я многих убила. Так почему именно его смерть нанесёт непоправимый вред моему сердцу? – Потому что ты уже не та, кем была раньше. – Нет, ты всё та же. Ты всегда будешь Злой Королевой. Реджина игнорирует его слова, продолжая смотреть на Снежку. – Почему ты так в этом уверена? – Я не уверена, – признаёт Снежка, слегка хмурясь. – Но хочу быть уверена. Я хочу верить в тебя – и в себя тоже – так, как верит Эмма. Очень хочу. – Это смешно даже для тебя. Совратив твою дочку, Снежка, я не стала лучше, чем была до того, как начала с ней спать, – резко возражает Реджина, наблюдая, как вздрагивает Снежка от грубости сказанного. Раньше подобная реакция Реджину бы порадовала, теперь – лишь причиняет боль. Но тем не менее, она продолжает гнуть свою линию в надежде, что Снежка отступит. Потому что Реджина умеет убеждать. – Даже ты не так глупа, чтобы верить в подобное. – Часть её, остававшаяся спокойной и умиротворенной последние семь месяцев, сейчас стонет, желая, чтобы весь этот ужас поскорее закончился. Потому что старые привычки могут привести только к разбитому сердцу. Но от них слишком сложно отказаться, потому что Реджина всегда выбирала путь разрушения. Снежка громко сглатывает, и Реджина почти физически ощущает как её бывшая приёмная дочь изо всех сил пытается держать себя в руках. Не требуется много усилий, чтобы довершить начатое; всего-то и нужно продолжать давить на болевые точки. Пусть Снежка и убеждена, что сможет принять интимные отношения между её дочерью и бывшей мачехой, но Реджине видней. Она знает, что может заставить Снежку отступить. Для этого нужно лишь не оставлять попыток сделать Снежке больно. Однако, вместо этого, Реджина ждёт её ответного хода. Ждёт, что Снежка продолжит её отговаривать. Реджина также думает о том, как сильно Эмма с Генри изменили её. – Я не знаю, действительно ли ты стала лучше, Реджина, но я могу сказать, что ты изменилась, – настаивает Снежка. – А знаешь, откуда я это знаю? Прежняя Реджина уже давно бы закончила всё это, но ты не хочешь. Ты просто убедила себя, что должна поступить именно так. Но, думаю, нам обеим известно, что ты хочешь, чтобы я отговорила тебя. Хочешь, чтобы я привела достаточно веский довод оставить его в живых. Реджина ядовито усмехается в ответ, но лишь потому, что Снежка раздражающе легко раскрыла её истинные желания. – Если ты меня не убьёшь, я завершу начатое, – обещает Оуэн, опасаясь, как бы Реджина не послушала Снежку. Если победа в этой схватке – лишение Реджины последнего шанса на счастье – требует его смерти, он полагает, что готов заплатить такую цену. Понимание того, что его отец мёртв, а он сам чуть не убил человека в миг разрушает его убеждённость в том, что он не похож на бывшую королеву. Реджина резко поворачивается к нему. Лицо искажено гневом, а рука ещё сильнее сжимает сердце в груди. – Реджина, нет! Пожалуйста... пожалуйста, не надо! – Если ты так хочешь спасти меня, давай заключим сделку, Снежка? Этот маленький ублюдок получит то, чего хочет, а ты отвернёшься и притворишься, что ничего не видела. Так ведь всем будет лучше, правда? Этим ты себя оправдывала, когда заставила меня убить родную мать? – Этим, – признаёт Снежка, решительно кивая головой. – Но я ошибалась. – Избавь меня от этого снисходительного, жалостливого взгляда. – Он не жалостливый, Реджина; он отражает правду. Вынудив тебя убить Кору, я пошла по лёгкому пути, потому что смертельно устала от того, что ты и твоя семья всё время чего-нибудь меня лишают. Я устала вечно проигрывать тебе. – Да ты не имеешь ни малейшего понятия, что значит настоящая утрата. Ты всегда находишь способ победить, – шипит в ответ Реджина и сильнее сжимает сердце Оуэна, не давая ему говорить. Его голубые глаза расширены от испуга, и Реджина понимает, что испытывает нездоровое удовольствие, созерцая его боль. На мгновение она вспоминает об Эмме, обо всех этих ушибах, ссадинах, переломах и о смертельной усталости, слышавшейся в её голосе. Реджина прилагает все возможные силы, чтобы не прикончить Оуэна на месте. – Я не понаслышке знаю, что значит потерять близкого; из-за тебя я провела двадцать восемь лет вдали от собственной дочери, – напоминает Снежка. В её голосе слышна боль, но он спокоен, будто Снежка и не обвиняет вовсе, а просто констатирует факт. – А я по твоей вине дважды лишилась любви. –А Эмма для тебя кто? Разве она не твоя Истинная Любовь? Пальцы Реджины вдруг ослабляют хватку, а в голове продолжают звучать слова Снежки. Она никогда не задумывалась о возможности вновь обрести Истинную Любовь. Такое вообще возможно? Нет, это точно не в правилах их прежнего мира. Но сейчас они в совершенно другом мире, и её чувства к Эмме Свон неоспоримо глубже мимолётной влюблённости (Реджина не эксперт в вопросах любви, но даже она понимает, что их отношения с Эммой больше, чем просто интрижка). Её желание отомстить за Эмму, не боясь снова замарать руки в чужой крови, достаточное доказательство её чувств к Спасителю. Но доказывает ли это, что Эмма, как прежде Дэниел, Реджинина Истинная Любовь? И важно ли это вообще? Работают ли эти понятия за пределами их родного мира? Погрузившись в размышления, Реджина даёт Оуэну преимущество. Резким движением руки он хватает Реджину за предплечье и с силой давит большим пальцем на рану. Реджина, прежде не испытывавшая подобной боли (в неё никогда прежде не стреляли), громко вскрикивает и выдёргивает руку из груди Оуэна. – Реджина! – кричит Снежка, замечая, как Оуэн, прижимая руки к груди, отскакивает в сторону. Он ударяется о стену, но, не теряя ориентации в пространстве, начинает оглядывается по сторонам, будто ища какое-нибудь оружие. – Я в порядке, – шипит бывшая королева, выпрямляясь. Она морщится от боли, но злость как обычно придаёт ей сил. –У тебя был шанс, – говорит Оуэн, доставая электрошокер. – Опусти его, – говорит Реджина. Её глаза заволакивает пурпурной дымкой. – Мы оба знаем, что он тебе не поможет. Стоит мне щелкнуть пальцами, и всё будет кончено. Почему бы нам просто не прекратить весь этот балаган. Ты хочешь умереть, что ж, воля твоя. Реджина исполняет обещанное, и электрошокер, вылетев из руки Оуэна, приземляется прямо у Снежкиных ног. – Реджина. – Замолчи, Снежка. Она сжимает руку, и невидимая сила приподнимает его и подтаскивает прямо к Реджине, которая снова кладёт руку ему на грудь. – Ты всерьёз думал, что всё закончится именно так? Что ты будешь просто очередной жертвой? – Нет, – признаёт он. – Я думал, что смогу прикончить тебя. – Что ж, для этого тебе не следовало начинать с Эммы. Он ловит её взгляд. – Да, не следовало, но я не жалею о том, как всё вышло. Ведь, стерев моё сердце в пыль, ты уничтожишь и её сердце тоже. Она наконец поймёт, кто ты на самом деле и кем всегда будешь. Наверно, всё так и должно быть, потому что ты не заслуживаешь второго шанса. Так что я всё равно в выигрыше. – Нет, ты ошибаешься, – вдруг говорит Снежка. Затем раздаётся жужжащий звук, и Оуэн оседает на пол. Его тело ещё мгновенье бьётся в конвульсиях, но потом обмякает. Снежка с электрошокером в руке поворачивается к Реджине, будто ожидая, что та отчитает её за отнятую возможность поквитаться с Оуэном. – Всё кончено, – говорит Снежка мягко. – Разве? – Да. Не нужно больше кровопролития. – А если я не согласна? – Если ты всё ещё хочешь убить Оуэна, я не могу тебя остановить, мы обе это знаем. – Что? Снежка отступает назад. – Если ты уверена, что хочешь это сделать, тогда делай. – Ты из ума выжила? – Должно быть. – Ты видела, что он сделал с Эммой? Даже твой смехотворный извечный оптимизм не может оправдать подобное. – Видела, и я очень зла. Часть меня отчаянно хочет, чтобы ты заставила его страдать, но... меня мучают кошмары, Реджина. Реджина вперивается в Снежку взглядом, как будто гадая, в своём ли та уме. – Ты знаешь, о чём я говорю, так ведь? Сны, в которых ты видишь всё то ужасное, что натворила. И в какой-то момент что-то в тебе меняется, и ты просто хочешь, чтобы всё поскорее прекратилось. Но ничего не прекращается. – Иногда прекращается, – говорит Реджина мягко, всё ещё не сводя глаз с Оуэна. – Когда ты позволяешь себе быть счастливой вместо того, чтобы злиться. – Это не так просто. – Это просто. Может быть просто. Я не могу помешать тебе убить Оуэна, если ты этого действительно хочешь. Но есть другой способ, Реджина. Мы можем выдворить его за пределы городской черты и снова закрыть Сторибрук от посторонних. Мы можем оставить всё это в прошлом и попробовать разобраться с тем, что между нами происходит. – Между нами? Тобой и мной? – Мы – семья, хочешь ты того или нет. – Хочу ли я? Ты хочешь сказать, что не против... – Нет. Я не хочу, чтобы ты была с Эммой. Не хочу. Но... это не мне решать. – Что ж, полагаю, тут ты можешь быть спокойна. – Верь в неё, Реджина. – Дело не в вере, дело в правде. Оуэн, конечно, меня провоцировал, но в его словах есть доля правды; Эмме придётся жить с мыслью о том, что она чуть не погибла, пытаясь защитить меня от человека, имевшего полное право меня ненавидеть. – Она знала, что делает. – Сомневаюсь. Твоя дочь, несмотря на всё её тяжелое прошлое, не совсем понимает, каким злым отчаяние может сделать человека. Ей в жизни приходилось совершать дурные поступки, но она – не я, и никогда мной не станет. – Именно поэтому она идеально тебе подходит. – Вопрос в том, подхожу ли ей я? – Я не знаю. Серьёзно, я не думаю, что подходишь. Она может найти кого-то получше. – По крайней мере ты честна. – Реджина смотрит на Оуэна, на мгновение грусть застилает её лицо. – Я бы его убила. Голыми руками. – Но ты не убила, и сейчас ты тоже этого не делаешь. Я знаю тебя лучше, чем многие, Реджина; если бы ты хотела убить, то уже бы это сделала. – Хорошо. Если ты действительно думаешь, что меня можно спасти, давай сделаем, как ты хочешь, Снежка. Снежка выдыхает. – Но не совсем по-твоему. Снежка удивлённо поднимает брови. – Что? – Мы отправим его за пределы Сторибрука, и мы закроем город от посторонних, как ты и сказала, но мы заберём у него кое-что. То, что больше ему не нужно, – тихо произносит Реджина. – Я не понимаю. – Поймёшь. Но нам нужен Голд. – Сейчас? – Сейчас. Реджина наклоняется к Оуэну и кладёт руку ему на грудь – не со стороны сердца, отмечает Снежка – и затем подаёт ей другую руку. – Мы собираемся переместиться? – Именно. Я бы глубоко вздохнула на твоём месте, дорогая. – Будет больно? Реджина грустно улыбается. – После всего, что сегодня произошло, не уверена, что кто-то из нас способен вынести ещё больше боли. – У тебя кровь, – замечает Снежка, глядя на растёкшееся по рукаву пятно. Хоть кровь уже запеклась и потемнела, но Реджине всё же требуется профессиональная помощь. Реджина поворачивает голову, смотрит на рану и кивает. – Точно. Они обмениваются понимающими взглядами, затем Снежка берёт Реджину за руку, вдыхает, выдыхает, и наконец произносит: – Хорошо, Реджина, делай, что должна. – Ты в курсе, что я могла бы сейчас убить вас обоих? – Но не убьёшь. – Не сегодня, – выдаёт Реджина с подобием улыбки, и в следующий момент их поглощает пурпурная дымка.