Реальность/Real

Снежка просто не может удержаться от сомнений, понимает Реджина, чувствуя, что та идёт следом. Какая ирония – они здесь, в этом мире, из-за того, что Реджина не смогла подавить гнев и ненависть к девочке, когда-то считавшейся её приёмной дочерью, а теперь, видимо, уже Снежка готова пойти по проложенному Реджиной тёмному пути ярости. – Что ты задумала, Реджина? Какая тебе выгода в этих... отношениях с Эммой? – требовательно спрашивает Снежка, покидая реабилитационное отделение. Дэвид остаётся в палате, желая подольше побыть с дочерью. Отсутствие Нолана только увеличивает напряжение между женщинами, которые так долго оставались заклятыми врагами. Не то, чтобы кто-то из них нуждался в защите Дэвида Нолана, но, чего уж там, без присмотра их дурная привычка враждовать даёт о себе знать. Тем более что в это непростое время у них слишком много поводов для ссор. Мерзкое и эмоционально тяжелое навязанное материнство, разлука с дочерью длиной в двадцать восемь лет, абсурдное манипулирование, приведшее к убийству, нарушенные обещания, повлекшие смерть конюха, а теперь ещё и Эмма, полюбившая единственного человека, которого Снежка ненавидит. Этого просто не может быть, говорит себе принцесса. Просто не может. Должно быть, это ложь или какая-то манипуляция, или месть. Ведь даже поверив, что человек с таким чистым сердцем, как у Эммы, может видеть в Реджине достаточно добра, чтобы влюбиться, Снежка просто не способна примириться с идеей о том, что Реджина в состоянии испытывать ответные чувства. – Тебе следует перестать обманывать себя, – холодно говорит Реджина, вырывая Снежку из размышлений. – Потому что я способна на многое, дорогая, в основном на очень ужасные вещи, но я также способна любить. Снежка моргает, не ожидая, что Реджина может произнести вслух нечто подобное. Однако затем Реджина смотрит на неё, сверкая ледяной улыбкой, и Снежке этого достаточно, чтобы понять, что Реджина не лжет. – Ответь мне, – требует Снежка. – Какие у тебя планы на Эмму? – На данный момент, у меня нет никаких планов, кроме, пожалуй, чашки кофе, который не будет отвратительным на вкус. Потом я дождусь, когда Эмма проснётся, чтобы быть рядом, если понадоблюсь ей. И да, Снежка, если ты всё ещё сомневаешься, мой коварный план действительно состоит в том, чтобы лишить тебя возможности заботиться о ней. Снежка от удивления раскрывает рот. Реджина сочла бы этот момент одним из самых уморительных (и справедливых) в своей жизни, если бы не тот факт, что речь шла о чувствах Эммы, которую подобное бы точно не обрадовало. – Реджина, ты не можешь её любить. Ты... ты не можешь. – Ты знаешь, что могу, Снежка, и именно это так тебя пугает. – Очень пугает, – признаёт Снежка. – Так ты её любишь? – Это касается только меня и Эммы. – Я её мать. – Что не даёт тебе права знать о ней всё. – Но это даёт мне право знать, с кем она делит свою жизнь. – Что ж, теперь ты знаешь. – И теперь я хочу знать, любима ли она так же сильно, как любит сама. – Что ты хочешь услышать? Что-то, что заставит тебя почувствовать себя лучше или... – Мне нужна правда, Реджина, – говорит Снежка и подходит к Реджине, сверкая зелёными глазами. – Ты любишь мою дочь? Реджина как будто сразу сникает, напуганная значением слов, о которых всё утро упорно пыталась не думать. Она мотает головой и очень мягко произносит: – Не делай этого, Снежка. Не дави. – Боже, Реджина, да ты боишься, – выдыхает Снежка. Мягкость мгновенно испаряется, когда Реджина реагирует на слова, которые никогда не была способна принять; она никогда не признавала, что может вообще чего-то бояться. – Неправда. Я... – Ты до смерти напугана, так ведь? Ты в ужасе, потому что действительно по уши влюблена в Эмму, – заявляет Снежка, в голосе которой читаются одновременно трепет и недоверие. – Как ты это допустила? – Ничего я не допускала. Это просто... это не имеет значения. – На одно мгновение в её глазах мелькает безумие; и если бы Снежка не знала её так хорошо, то подумала бы, что у Реджины в мозгу сработал какой-то переключатель. Так сильно сейчас она напоминала Снежке о прошлом. – Конечно, важно. – Почему? Неужели ты собираешься принять мою интрижку с Эммой? Мы обе знаем, что это смехотворно, Снежка, поэтому, пожалуйста, не оскорбляй ни себя, ни меня подобными словами. – Думаю, это больше, чем просто интрижка, и ещё, ты, видимо, пытаешься вывести меня из себя. – Для этого никогда не нужно было особо стараться. – Да, но сейчас мне нужно, чтобы моя дочь была невредима и счастлива. – Что ж, очевидно, первое я предложить не могу. Даже ты это понимаешь. – А второе? Реджина неожиданно смеется и кажется почти безумной; от этого по спине Снежки пробегает холодок, возвращающий к тёмным, ужасным дням её прошлого, к жизни беглянки, спасавшейся в лесу от гнева той, которую, несмотря на все разногласия, никогда не переставала любить. Словно не обращая внимания на поглотившие Снежку мысли, Реджина вся подбирается и, с издевательской ухмылкой глядя Снежке в глаза, произносит: – Я плохой человек, Снежка, с этим мы обе согласны. Тебе следует радоваться, дорогая, потому что к моменту, когда всё это закончится, у твоей дочери появится весомая причина разделять твои мнение. Снежка щурится, наблюдая за так хорошо знакомой женщиной, которая снова начинает погружаться в пучину самобичевания. – И что это за причина? – Причина в том, что быть со мной – не просто глупая, а идиотская идея даже для Эммы; мысль о том, что я когда-нибудь смогу сделать её по-настоящему счастливой, абсурдна, и когда всё закончится, она поймёт, что я просто облегчила ей жизнь, избавив от месяцев или даже лет бессмысленных душевных страданий. – Реджина. Что ты... – Я убью его, Снежка, – продолжает она голосом больше похожим на рык, такой характерный для Злой Королевы, но абсолютно не вяжущийся с нынешней Реджиной. – Ты хочешь правды о моих чувствах к Эмме? Хорошо. Да, я люблю твою дочь. Возможно, даже сильнее, чем считала возможным, учитывая всё, через что мне пришлось пройти. Я люблю её и по какой-то непостижимой причине, она любит меня. Но всё кончено. Что же до моего плана, слушай внимательно: как-только Менделла найдут, я перенесусь туда, где он будет находиться, вырву его сердце и сотру в пыль. И знаешь что? Мне плевать, почему он это сделал, важно, что сделал, и он поплатится за это жизнью. – Эмма бы не... – Знаю, что не позволила бы, – резко отвечает Реджина. – Но поскольку я всё равно её потеряю, и, вероятно, снова потеряю сына, как только он поймёт, по чьей вине Эмма так сильно пострадала, уже не будет важно, «хорошая» я или «плохая». И пожалуйста, сделай нам обеим одолжение и не заводи снова свою шарманку о том, как замечательно я справлялась. Это был лишь вопрос времени. – Реджина, пожалуйста, подумай, о чём говоришь. Это сумасшествие. – Почему? Мы обе знаем, что ты не горишь желанием видеть нас с Эммой вместе. – Нет. Особенно после таких слов. – И мы обе знаем, что Менделл должен заплатить. – Должен. – Тогда в чём проблема? Я позабочусь и о том, и о другом. – Думаешь, я хочу разбить сердце дочери, пачкая твои руки в ещё большем количестве крови? – требовательно говорит Снежка. Позади неё открывается дверь, и входит Дэвид. Он хмурится, замечая их напряженное противостояние. – Думаю, это разумный компромисс, который позволит убрать меня из её постели, – заявляет Реджина, подчёркивая слово «постель», чтобы лишний раз задеть Снежку. – Ты ведь хочешь этого, не так ли? Или ты думаешь, что мы снова сможем стать маленькой идеальной семьей? Так, что ли? – Что здесь происходит? – спрашивает Дэвид, подходя ближе. Ему понятно, что они готовы наброситься друг на друга. – Реджина собирается убить Грега, – бросает Снежка, уставившись на бывшую королеву. – Это я твоя приёмная мать, Снежка, не наоборот, – напоминает ей Реджина, язык её тела говорит о раздражении от того, что её отчитали. – Хватит уже вести себя так, будто ты моя мать. – Вообще-то, как ты мне недавно сказала, мы с тобой не состоим в родстве. Мы друг другу никто, если не считать того, что обе любим Эмму. Глаза Дэвида встречаются с переполненными грустью и гневом глазами Реджины. – Она права, Реджина. Должен быть другой способ... – Нет другого способа, и это вообще не обсуждается. Грег умрёт за то, что сделал с Эммой. Я не боюсь замарать руки, в отличие от вас; думаю, в конечном итоге, вы согласитесь со мной. – Я могу тебя арестовать, – говорит Дэвид, упирая руки в бока. – У меня есть магия, идиот; то, что я не пользовалась ей последние восемь месяцев не значит, что я не помню, как. Я владею не только телепортацией, поэтому если ты попытаешься встать на моём пути, тебе не поздоровится. – Не могу поверить, что ты отмахиваешься от её любви, – шепчет Снежка. – Я не отмахиваюсь, я её защищаю. – Называй, как хочешь, но мы обе знаем, что ты делаешь, Реджина. – Ну, давай, Снежка, продолжай меня поучать, ты ведь так это любишь. – Ты снова стоишь на пути собственного счастья. – Мне правда нужно напоминать, что в прошлый раз именно ты встала на пути моего счастья. – Нет, я всё помню. А также то, что ты убила моего отца. – Он это заслужил, – презрительно бросает Реджина. – Как и твоя мать. – Прекратите это, – рычит Дэвид, вставая между ними. – Вы должны успокоиться, потому что так мы не поможем Эмме. Сейчас только она имеет значение, если вы вдруг забыли. Остановитесь. – Он прав, – говорит Снежка, отступая. – Да, прав, – соглашается Реджина. – Это в любом случае бесполезный разговор. Пойду поищу кофе. Надеюсь, вы сообщите, если Эмма проснётся. – Она холодно улыбается. – Или если ваш ручной пёс позвонит. – Ты серьёзно считаешь, что мы скажем тебе, где находится Менделл? – спрашивает Снежка. – Думаю, вы понимаете, что я всё равно выясню это с вашей помощью или без; и ещё, вы уж точно не упустите шанс продемонстрировать, какие вы замечательные, попытавшись меня отговорить. Потому что его жизнь, конечно, стоит больше, чем жизнь моей матери, поэтому позволить мне убить её – допустимо, а вот лишить Менделла жизни – просто ужасно, да? – Нет, это... – Снежка, твоя способность переворачивать всё с ног на голову просто восхищает. Но у меня больше нет желания во всём этом разбираться. Скажете вы мне или нет, я всё равно его найду. Прежде, чем Снежка успевает ответить, Реджина взмахивает рукой. Её окутывает фиолетовая дымка, и Реджина исчезает прежде, чем она рассеивается. – В этом и проблема, так ведь? – говорит Дэвид, обнимая Снежку за талию. – Точно, – подтверждает она, продолжая смотреть туда, где стояла Реджина. – Так что нам делать? – Пока подождём. Будем надеяться, она одумается. – Это же Реджина. – Но Эмма верит в неё. – Эмма лежит в больнице с переломанными костями, а Реджина, кажется, потеряла надежду. – Знаю, – мягко говорит Снежка, её глаза наполняются слезами. Она прислоняется к груди мужа, чувствуя, как страх овладевает ею. Страх, который заставляет гадать, действительно ли ей хочется останавливать Реджину.

***

Эмма ещё спит, когда несколькими часами позже Реджина материализуется в палате; девушка кажется умиротворённой, но дело, совершенно точно, в лекарствах, которые не имеют ничего общего с настоящими спокойствием и умиротворением. – Когда ты проснёшься и узнаешь, что я сделала, ты не поймёшь, – шепчет Реджина, подходя к кровати. Какое-то время она просто стоит, склонившись над Эммой, и гадает, стоит ли ей взять стул и присесть, или продолжать стоять, наблюдая за спящей. – Я говорила раньше, что она всегда будет частью меня. Я хотела бы, чтобы она была кем-то другим, Эмма, но она – та, кто она есть. Злая Королева – часть меня. Ты была права, когда сказала, что я всегда буду ей. Я сопротивлялась этому, но правда в том, что сейчас я легко могу представить, как причиняю боль человеку. И мне это нравится. Я хочу пустить ему кровь за то, что он сделал с тобой. Реджина переводит дыхание, затем нежно проводит пальцами по лбу Эммы. – Реджина? – шепчет Эмма, просыпаясь, потому что магия на кончиках Реджининых пальцев действует мгновенно. Эмма выглядит измождённой и утомлённой. Очевидно, её тело протестует против пробуждения от целительного сна, однако Реджина, всегда считавшая себя эгоисткой, просто идёт на поводу у своего желания услышать голос Эммы. – Я здесь, моя дорогая, – шепчет она, наклоняясь; она по-прежнему стоит, потому что не планирует задерживаться. Ей нужно найти Менделла. Где бы он ни прятался, Руби не может его учуять. И если учесть, как пристально Грег следил за ней, у Реджины есть догадка, где он может скрываться. – С ума сходишь? – спрашивает Эмма, в её голосе звучит что-то похожее на юмор. – Несомненно. Ты окончательно проснулась? – Не совсем, но достаточно, чтобы понять, что ты расстроена. – Ты права. Но я буду в порядке. Ты можешь вспомнить, что произошло сегодня? – На меня напали, – отвечает Эмма безэмоционально; она накачана болеутоляющими до предела. – Напали. Помнишь, почему? Эмма грустно улыбается – и это уже ответ. – Эмма, расскажи мне. – Тебе не нужно этого знать. – Я уже знаю, что Грэг Менделл охотится за мной. Я просто хочу понять, почему. – Я устала. Мы можем поговорить утром. Или когда-нибудь попозже. Или... только не сейчас. – Мне нужно это знать. Я сразу же помогу тебе заснуть, но сначала скажи мне, пожалуйста. Эмма неловко шевелится в постели, и на мгновение кажется, что она больше не выдержит, что вот-вот лишится сознания от боли, которую причиняет даже такое незначительное движение. Затем Эмма успокаивается, отвечая через сжатые от боли зубы: – Он сказал, что ты убила его отца. – Менделл так сказал? – она думает, каким образом могла повлиять на жизнь человека, который даже никогда не был в Зачарованном Лесу. – Его имя – Оуэн Флинн, не Грег Менделл. Лицо Реджины вытягивается от удивления. – О, Боже, – шепчет она, внезапно очень ярко представляя перед собой лицо мальчика, который снился ей столько месяцев. Она собиралась рассказать Эмме эту душераздирающую историю вечером; очевидно, он её опередил. – Это правда? – спрашивает Эмма, глядя ей в глаза. Она долго молчит, а потом мягко произносит: – Да. – Чёрт, – выдыхает Эмма, на несколько долгих секунд закрывая заплывшие от побоев глаза. – Ну, хотя бы мне досталось не по ошибке, правда? – Нет. Но я всё исправлю, Эмма. Эмма снова открывает глаза, и кажется, что они не замутнены болью, что Эмма обо всём догадалась. – Не делай глупостей, пожалуйста. – Я люблю тебя, – говорит Реджина. Эмма выглядит так, будто её ударили – и на этот раз не в физическом смысле. Страх читается на лице, и она выдыхает: – Реджина... – Теперь засыпай, дорогая. Всё будет хорошо. – Не уходи. – Не уйду, пока ты не уснёшь. – Реджина, пожалуйста. Она наклоняется, прижимаясь лбом ко лбу Эммы. – Ш-ш-ш. – Пожалуйста, – снова говорит Эмма, по её щекам текут горячие слёзы. – Я не позволю Оуэну снова навредить тебе. Я не позволю никому тебе навредить. Она на мгновение отстраняется, затем наклоняется и почти целомудренно целует потрескавшиеся губы Эммы. А когда отстраняется, Эмма снова засыпает. Потому что некоторые заклинания работают мгновенно. Она старается не думать о слезах на Эмминых щеках, которые могут с лёгкостью быть её собственными. – Я люблю тебя, – снова говорит она. – И мне жаль. Она поворачивается к двери и встречается взглядом со Снежкой. На этот раз между ними нет напряжения, только странная грусть. Снежка всматривается в наполненные болью глаза Реджины и осознаёт, что та собирается претворить в жизнь план, который разобьет на части сердце, только начавшее исцеляться. – Не делай этого, – молит Снежка. – Мы остановим его вместе. – Это не выход, – отвечает Реджина. – Почему? – требует ответа Снежка. – Потому что это спасёт тебя от саморазрушения? Потому что спасёт тебя от неизбежной потери Эммы? – Да, – отвечает бывшая королева, грустно улыбаясь, затем взмахивает руками, позволяя пурпурной дымке поглотить себя. – Планы поменялись, – говорит Снежка Дэвиду, когда он подходит. Она опускает руку на его предплечье и мягко сжимает. – Расскажи. – Я отправляюсь за ней. – Мы не знаем, где она. – Я знаю, где, – отвечает Снежка. – Она в крипте, потому что именно там она пряталась, когда Кора её подставила. Если Грег наблюдал за ней месяцами, он, вероятно, видел, что она туда ходила. Руби не может отследить её там, а значит, не может выследить и его. Но будь я Реджиной, я бы отправилась именно туда. – Хорошо, тогда мы... – Не мы, Дэвид. Это касается меня и Реджины. – Снежка... – Я убила её мать. И если бы я сделала это своими руками, этого уже было бы более, чем достаточно, но я заставила её запачкать руки кровью её собственной матери. Я должна удостовериться, что ничего подобного больше не случится. Вы с Эммой старались сказать мне, что я должна перестать притворяться и принять правду о том, что я сделала с Реджиной и с самой собой. Что ж, я приняла. И, возможно, эгоистично делать подобное для себя, но... – она усмехается. – Эгоистично, но я надеюсь, что на этот раз эгоизм сослужит добрую службу. Она не хочет этого делать; как ты и сказал, она думает, что ей больше ничего не осталось. – Ты в этом уверена? – Думаю, наша дочь хотела бы, чтобы мы попытались спасти Реджину от неё самой. – Даже если это значит, что они вместе? – Да. – Я хочу пойти с тобой. – Я знаю, но я не хочу, чтобы Эмма проснулась в одиночестве.Ты будешь нужен и Генри тоже; он был с Бабулей весь день, и уверена, понимает, что что-то происходит. Когда Нил приедет, он приведёт Генри сюда. – Хорошо, но, Снежка, пообещай мне кое-что. – Что угодно. – Если ты не сможешь остановить Реджину, если её невозможно будет остановить, пообещай, что не будешь рисковать собой. Снежка мягко ему улыбается, а затем лжёт: – Обещаю.