Реальность/Real

Дэвид окончательно понимает, как сильно Реджина напугана, когда перспектива поездки в пикапе не вызывает с её стороны никаких возражений. Нельзя сказать, что в машине очень грязно, но и чистой её тоже не назовешь. Реджина, однако, молча садится на пассажирское сиденье и пристёгивается, отрешенно глядя на прохладный, но солнечный день через лобовое стекло. Дэвид собирается что-то сказать, наверно, очередные назойливые сантименты о том, что всё обязательно будет хорошо, и что нет нужды беспокоиться, ведь Эмма сильная и больше никто и ничто не сможет ей навредить, но в этот момент раздаётся звонок мобильного, и, отведя взгляд от Реджины, Дэвид берёт трубку: – Руби? – произносит он, предварительно сверившись с надписью на дисплее телефона. – Дэвид, тебе следует приехать в гостиницу, – говорит она. – Ты должен это увидеть. – Это? – Комнату Грэга Менделла. Я сейчас здесь и... в общем, тебе нужно приехать. – Понял, Руби. Мы уже едем. – Ты и Снежка? – Я и Реджина, – отвечает он, бросая взгляд через плечо, и встречается с наполненными любопытством, нетерпением и недовольством глазами Реджины. – Ох, возможно, это не самая хорошая идея. – Почему? – Дэвид, я думаю, он напал на Эмму из-за неё. – И почему я не удивлён? – рычит он. Прищурившись, Дэвид смотрит на Реджину, почти ожидая, что та снова соврёт, что, однако, не вполне справедливо, поскольку Реджина не слышит добрую половину разговора. – Есть ещё кое-что, – мягко произносит девушка. – Кое-что об Эмме и Реджине, что, возможно, ты знать не захочешь, но всё равно узнаешь, так что, наверное, тебе лучше морально подготовиться. – Они вместе, – говорит Дэвид, всё ещё глядя на Реджину. Он замечает, как краска сходит с лица женщины, и она отворачивается, стараясь взять себя в руки; увиденное едва ли доставляет Дэвиду удовольствие, потому что в этот самый момент до него окончательно доходит, что Эмма встречается со Злой Королевой, которая, похоже, влюблена в его дочь. – В яблочко, – отвечает Руби. – Что есть, то есть.

***

Он всё равно привозит Реджину с собой в гостиницу. В основном потому, что если Грэг преследует Реджину (и неважно по какой причине), тогда она должна быть в состоянии прояснить ситуацию; кроме того, если Реджина поймёт, что Менделл напал на Эмму из-за неё, возможно, это развяжет ей язык, но удержит от очередной порции неприкрытой лжи. Дэвид почему-то уверен, что Реджина придёт в ярость независимо от того, что обнаружила Руби. Но, распахнув дверь в комнату номера, где почти восемь месяцев обитал Грэг, Дэвидом, как и Реджиной, если судить по удивлённому и почти испуганному выражению её лица, овладевает совсем другое чувство. – Боги, – шепчет Реджина, глазами изучая увешанные фотографиями стены. Большинство снимков распечатаны в цвете, хотя есть и чёрно-белые, и даже несколько с эффектом сепии. На одних запечатлена только Реджина, в доме или на улицах города; на других – и таких большинство – она вместе с Эммой или Генри. Ряд фотографий весьма… личного свойства ярко свидетельствует о характере отношений, которых не должно быть между Королевой и победившей её Спасительницей. Не должно быть, но они есть, думает Дэвид, замечая, что Реджина закрывает глаза. Она-то как раз всегда знала, что в конце концов их с Эммой отношения – если они продлятся достаточно долго – будут раскрыты, и им придётся иметь дело с разочарованием всех, кто любит Эмму и думает, что шериф может (что абсолютно справедливо) найти кого-то получше. Однако она не ожидала, что правда раскроется именно так. Наконец Реджина открывает глаза и смотрит на Дэвида, замечая, как он взглядом изучает комнату. Реджина не может не отметить про себя, что он отчаянно пытается не задерживать взгляд на фотографиях своей обнаженной дочери, хотя, кажется, ему не удается перестать смотреть на те, где Эмма целует Реджину, уверенно обхватив её талию. Эта сцена напоминает ей... Она лихорадочно обшаривает взглядом комнату. – Что ты ищешь? – спрашивает Руби, смотря на Реджину с добротой и пониманием, напоминающими Реджине о том, почему глубоко в душе эта девушка ей всегда нравилась гораздо больше, чем многие другие в городе. Реджина долгое время гадала, могла ли Руби почуять её запах на Эмме и наоборот, и сейчас в голову снова приходит этот вопрос. Вероятно, да, но, видимо, Руби предпочитает не распространяться на этот счёт. Если так, то, видимо, она должна поблагодарить девушку за предоставленное им с Эммой время. Хотя Реджина и не планирует рассыпаться в благодарностях прямо здесь и сейчас. – Камеру. Все эти фото распечатаны, но... если он охотится на меня – и клянусь, я не имею ни малейшего понятия, почему, но точно знаю, что не встречала этого человека раньше, до его приезда в Сторибрук, – то я думаю, он мог видеть кое-что, что случилось между мной и Эммой утром. – Она там, – говорит Дэвид, указывая на камеру. И точно – на комоде лежит дорогая профессиональная цифровая фотокамера. Он в два шага достигает комода, включает камеру, на экране которой вспыхивают иконки меню. Быстро пролистав опции, он находит папку с фотографиями на карте памяти. – Не скажешь, что мне предстоит увидеть? – спрашивает он низким голосом. – Свою дочь-идиотку, – отвечает Реджина, лицо которой искажает гримаса боли. – Видео есть? – Да. Фотографии и видео, – отвечает он, пролистывая несколько фото, на которых Реджина и Эмма стоят на пороге особняка и целуются будто в последний раз. И Дэвид абсолютно уверен, что увиденное им значит очень много для Реджины и его дочери; это не просто интрижка, полная страсти и секса, а нечто более глубокое. – Удали его, – молит Реджина, подходя ближе. Пожалуй, «молит» – слишком громкое слово, думает Дэвид, потому что королевы так себя не ведут, но всё же, она настойчива, что заставляет Дэвида наклонить голову. – Реджина... – Ну, или хотя бы посмотри позже. Когда меня не будет поблизости. Пожалуйста. Он уже решил, что поступит так, как его просили, но всё же не хочет упускать хорошую возможность, поэтому говорит: – Хорошо. Но только если ты расскажешь всё, что знаешь. Что на самом деле ты сказала Грэгу, когда он упомянул, что хочет пригласить Эмму на свидание ? Реджина хмурится. – Я сказала, что она уже с кем-то встречается. – Это всё? – Да. До настоящего момента я опрометчиво верила, что никто, кроме моего сына и его отца, не знает о... наших с Эммой отношениях. – Нил знает? – Знает. – Хорошо, ты не хочешь, чтобы я смотрел видео. Из уважения к тебе и Эмме я не буду смотреть, но, Реджина, ты должна мне сказать, что произошло утром, – настаивает Дэвид. – Потому что я совершенно сбит с толку. Здесь десятки фотографий, на которых вы целуетесь и занимаетесь... много чем ещё. Что такого важного произошло сегодня? – Она сказала, что любит меня, – бесстрастно отвечает Реджина, словно готовясь услышать смех одного из них в ответ на абсурдность своего заявления; или, что ещё хуже, – предположение, которым недавно поделилась с Арчи, о том, что она могла заколдовать Эмму. Но ни Руби, ни Дэвид ничего подобного не делают. Они просто смотрят на Реджину удивлённо, однако нельзя сказать, что эта новость застала их врасплох. Наконец Дэвид произносит тихим усталым голосом: – Хорошо. – Хорошо? – повторяет Реджина, желая найти в себе ту стойкость, которая обычно позволяет ей справляться с эмоциональными ситуациями вроде этой. Тёмная уродливая часть её души хочет винить во всём Эмму, Генри и Арчи за слабость, которую сейчас чувствует, но Реджина просто не может. Потому что именно способность чувствовать привела к ней Эмму и Генри. – Сейчас не время сомневаться в том, что испытывает к тебе моя дочь. Не думаю, что для этого вообще есть подходящее время, и не важно, насколько мне не по душе её выбор. Это её право и... что ж, остальное просто не имеет значения. Важно понять, почему Менделл напал на неё, и найти его прежде, чем он вернётся за Эммой. Реджина резко вскидывает голову. – Думаешь, он вернётся? – Зависит от того, почему он вообще на неё напал. Если он пытается отнять её у тебя, то, конечно, может напасть снова. Он собирался убить её, – замечает Дэвид, глядя на Руби, кивающую в знак подтверждения. – Тогда мы должны быть рядом с ней в больнице, – резко выдаёт Реджина, её вновь налитые пурпуром глаза расширены и почти безумны от охватившего её страха. – Согласен. Руби продолжит искать Менделла. – Конечно, – уверяет она. – Что касается тебя, – говорит Дэвид, поворачиваясь к Реджине, – мне нужно, чтобы ты успокоилась... – Нет, – резко произносит Реджина, на мгновение потеряв интерес и к поискам Менделла, и к смехотворным желаниям Дэвида держать её магию под контролем. Всё, что её волнует, – возможность поскорее увидеть Эмму и убедиться, что ей не грозит опасность. Опасность в лице демонов жуткого, пропитанного кровью прошлого Реджины. Поэтому, прежде чем Дэвид успевает возразить – а он бы точно возразил, потому что она уже восемь месяцев не пользовалась магией – Реджина хватает его за руку, придвигает ближе, и всё, что они видят потом, – лишь окутавшее их облако пурпурного дыма. Оно плотное и приторное, поэтому Дэвид закашливается. Через мгновение они уже стоят возле удивлённой Белоснежки. За несколько миль от места, где только что находились. – Ты использовала магию, – задыхаясь от неожиданности, выдаёт Снежка вместо приветствия. – Где она? – требовательно произносит Реджина, не удостаивая вниманием и без того очевидный факт. Надо отдать ей должное, Снежка быстро приходит в себя, реагируя на изменение темы разговора и требовательность в голосе бывшей мачехи. – Они выделили ей отдельную палату, – говорит Снежка. – Она пробудет там... здесь какое-то время. Ей сильно досталось. Он чуть её не убил. – Затем её глаза сужаются. – Один из твоих секретов чуть не стоил жизни моей дочери, Реджина. – И где, чёрт возьми, была ты, когда он всё это делал, Снежка? – выплёвывает в ответ Реджина, вставая напротив заклятого врага. – Я знаю, что ты завтракаешь с ней три раза в неделю. Почему тебя не было рядом этим утром? Были дела поинтересней? – Что? Я была. Мы... завтракали. Она... Реджина, после завтрака она пошла на работу. – Реджина, – примирительно произносит Дэвид, и ей хочется стереть его в порошок. – Заткнись, – бросает она. – Не надо меня успокаивать. – Я и не пытаюсь, – продолжает он. – Я просто хочу сказать, что это не поможет. Грэг напал на Эмму не потому, что Снежки не было рядом. Он напал на неё из-за... – ...из-за меня, – безжизненно заключает Реджина, быстро отходя от Снежки. – Из-за тебя? – жестко произносит Снежка, подходя ближе. – Что ты натворила? – Грэг преследует Реджину, – объясняет Дэвид. – Вся его комната увешана фотографиями, часть из них сделана полгода назад, может, раньше. Некоторые из них очень... личные. – Он оглядывается на Реджину, взгляд которой даёт понять, что без её разрешения ему лучше помалкивать о природе её отношений с их дочерью. Правда в том, что очень скоро всё и так откроется, однако по каким-то своим причинам Дэвид позволяет Реджине провести ещё несколько минут без необходимости защищаться от нападок. Потому что там, где Чарминг неохотно, но всё же может обращаться со своей тридцатилетней дочерью как со взрослым человеком, вполне способным принимать самостоятельные решения, Снежка полностью ослеплена отголосками их общего с Реджиной разрушительного прошлого и почти паническим страхом опять потерять Эмму. – Что ты натворила? – снова спрашивает Снежка, скрипя зубами. – Не знаю, – признаётся Реджина. – Но я выясню. Как только удостоверюсь, что Эмма в безопасности. – Она в безопасности. Потому что её семья рядом, – холодно отвечает Снежка. – Снежка, – предостерегает Дэвид, выполняя роль рефери в обострившейся ситуации. – Что? Что ты хочешь услышать от меня, Дэвид? Эмма сдружилась с ней вопреки здравому смыслу и смотри, что она получила взамен? Избита тем, кто, по всей вероятности, хотел добраться до Реджины. И, честно говоря, я бы не стала ему мешать. – Ты же не серьезно, – снова пытается Дэвид. – Разве? – И поступила бы правильно, – неожиданно говорит Реджина срывающимся голосом, который тут же охлаждает пыл Снежки. – Что? – Я не знаю, что сделала Грэгу Менделлу, но что бы это ни было, я должна была заплатить, не Эмма. – Она в отчаянии встряхивает головой. – Я предупреждала её, но она не послушала. И хотя она совершенно не похожа на вас, идиотов, вера в людей, которые этого не достойны, у неё точно от вас... Отвернувшись, она отходит от Снежки и Дэвида, пытаясь спрятать катящиеся по щекам слёзы. На мгновение её лицо искажает гримаса боли и отчаяния. Этого вполне достаточно для появления у Снежки щемящего чувства где-то в области груди, что весьма странно, если учесть их столь непростое прошлое и то, как много зла они причинили друг другу. – Я не понимаю, что происходит? – заявляет Снежка. – Твоя дочь любит меня, глупая ты девчонка, – бросает в ответ Реджина. – Она любит меня, потому что, вероятно, ещё большая идиотка, чем вы двое, и не знает, когда следует отойти в сторону. Она меня любит, хотя и не должна. – Нет, – Снежка бросает взгляд на Дэвида в надежде, что тот опровергнет слова Реджины, но он совсем не выглядит удивлённым, из чего Снежка делает вывод, что Дэвид уже в курсе. – Нет, – снова говорит она. – Она же твоя... – В нас нет ни капли родственной крови, Снежка, – устало отвечает Реджина. – Хорошо, но... это не... что ты с ней сделала? Ты её... – Снежка, хватит, – мягко говорит Дэвид. – Нет, Дэвид. Это ерунда какая-то. – Вовсе нет, – всё ещё мягким голосом замечает он. – Но даже если и так, любовь не всегда поддаётся рациональному осмыслению. Мы знаем это лучше, чем многие. – Ты знал? – Я узнал только сегодня, теперь мы все в курсе. – И тебя это устраивает? – Я этого не говорил, но я не собираюсь ставить под сомнение выбор Эммы. И не важно, кого она предпочла. – Но это неправильно. – Снежка, ради всех святых, думаешь, я этого хотела? – огрызается Реджина. – Да. Да, я думаю, что хотела. Это самый лучший способ отомстить мне... Раздаётся громких хлопок, когда Реджина отвешивает Снежке пощечину. – Мои чувства к твоей дочери никак с тобой не связаны, – шипит она. – Твои чувства. Так... так ты чувствуешь к ней то же, что и она... чувствует к тебе? Реджина моргает, очевидно, не предвидев такого вопроса. – Я... От ответа её спасает появление Вейла. Он поднимает бровь, замечая присутствие Реджины, но продолжает идти им навстречу. – Она пришла в себя, – говорит он. – Не могу сказать на сколько: учитывая, каким количеством обезболивающих мы её накачали, она, естественно, не в самом лучшем состоянии, но она в сознании. – Я хочу её видеть, – тут же говорит Снежка, уже направляясь к Вейлу, чтобы тот отвёл её к Эмме. – Снежка, может, дадим Реджине пойти первой, – предлагает Дэвид. Она резко разворачивается. – Что? Нет. Мы – её семья. – А Реджина... – он замолкает, уставившись на Вейла. – Позволь ей пойти первой. – Дэвид. – Снежка. – Хватит, – рычит Реджина. Затем, обращается к Вейлу: – Отведите меня к ней. Сейчас же. На мгновение Виктор застывает, ловя взгляд Реджины, в котором отражаются воспоминания их совместного прошлого – того, в котором он был повинен в её разбитом сердце и растоптанных надеждах – и ещё, возможно, Вейл видит в нём то, что увидел Дэвид несколько часов назад, потому что через мгновение он напускает вежливую улыбку и просто кивает. – Сюда, пожалуйста, – говорит он, указывая рукой в направлении палаты. Не только он слегка удивлён, услышав позади шаги Снежки и Дэвида. Вейл разрешает войти только Реджине, но позволяет Снежке с Дэвидом находиться поблизости, достаточно близко, чтобы слышать практически всё, что может быть сказано между Белым Рыцарем и некогда Злой Королевой. Поначалу в палате тихо, потому что, хотя Вейл и уверил, что Эмма очнулась, её глаза всё ещё закрыты, и она неподвижна. Или, возможно, кажется, что закрыты из-за заплывших от побоев глаз. Достаточно сказать, что Эмма выглядит просто ужасно. На лице синяки и ссадины, но выглядит она при этом бледнее, чем обычно. На ней ужасно нелепая больничная роба, которая скрывает бинты и различные медицинские фиксаторы, но ослепительно белый гипс на левом запястье и правой ноге отчётливо виден. Это так мучительно. Звук сердечного монитора даже на половину не так отвлекает, как капельница, впрыскивающая жидкость и болеутоляющее в вены Эммы, а вместе они и вовсе представляют ужасающую картину. Особенно для женщины, которая сегодня утром проснулась в крепких объятиях Эммы – не помня себя от страха – по собственной воле высвободилась из них, всё ещё не придя в себя после так испугавшего её признания в любви. Сейчас она готова отдать всё, что угодно – конечно, кроме Генри – чтобы получить возможность повернуть время вспять и найти способ удержать Эмму дома. Шериф сама предложила остаться, потому что видела, какой расстроенной была Реджина, но бывшая королева попросила её уйти. Ей нужно было побыть одной, чтобы подумать над словами Эммы и понять, как приоткрыть шерифу еще одну дверь в свою жизнь. А теперь они здесь. Чувство вины – недостаточно ёмкая фраза, чтобы описать эмоции, которые сейчас владеют ею. – Эмма, – шепчет Реджина, наклоняясь. Один из заплывших глаз шерифа едва приоткрывается, и Эмма стонет даже от такого незначительного движения; обезболивающие, что очевидно (и весьма печально), не справляются со всепоглощающей болью во всём теле. – Привет, – говорит она, звучит это так, будто она смеется. Что абсолютно нелепо, но и это не удивило бы Реджину. Бывшую королеву теперь вообще мало что может удивить в её любовнице. Реджина делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и затем говорит: – Как... как ты... – Она встряхивает головой, пытаясь остановить себя от этого идиотского вопроса. Вопрос вполне ожидаем, но она и сама видит, что Эмма просто в агонии, и не желает вынуждать шерифа неприкрыто лгать, просто потому, что ей отчаянно хочется, ей просто необходимо сейчас услышать эту ложь. Хотя бы раз в жизни она предпочитает не вести себя как полная эгоистка. – Всё болит, – признаёт Эмма, поняв вопрос. Честность ответа пугает Реджину, потому что она ждала, что Эмма приуменьшит свою боль. То, что она даже не пытается, говорит о многом. – Мне жаль, – говорит ей Реджина. – Мне так жаль. – Это не твоя вина. – Моя. Он напал на тебя из-за меня. Эмма медленно моргает, и на короткий миг в её взгляде появляется почти непоколебимая убеждённость в справедливости сказанного, будто она знает, что слова Реджины соответствуют действительности, но когда зелёные глаза застилает пелена боли, убеждённость исчезает из них. Вместо этого она смотрит на Реджину и произносит как будто пьяным голосом: – Эй, ты плачешь. – Тебе больно, – повторяет Реджина и тянется правой рукой, будто желая прикоснуться к Эмме – чтобы убедить себя, что та и правда здесь – но останавливается на полпути, испугавшись, что может причинить шерифу дополнительную боль. – Я это уже говорила, – напоминает Эмма. – Но мне становится лучше. – Нет, Эмма, это обезболивающие, – замечает Реджина с мягкой улыбкой, глядя на капельницу и лекарство в ней. – Ох, это отлично. – Да, так и есть. Это значит, что скоро ты снова заснёшь. – Ты будешь рядом, когда я проснусь? – Мы все будем; твои родители ждут за дверью. Они ждут своей очереди, они тоже будут здесь, когда ты откроешь глаза. – А ты? – Это зависит от того, сохранишь ли ты своё обещание и вернёшься ко мне? Эмма лениво усмехается. – Я ведь говорила, что тебе от меня так просто не отделаться, помнишь? Нужно гораздо больше, чем пара переломов, чтобы я передумала. Реджина не может удержаться от громкого всхлипа. То, что по мнению Эммы, её состояние едва ли серьёзней потасовки в баре, расстраивает Реджину больше, чем она готова признать. Она гадает, из-за того ли это, что Эмма просто до конца не осознаёт тяжести своего состояния, или сознательно приуменьшает серьёзность ситуации, но в любом случае, Реджина-то видит все рубцы, кровоподтёки и ослепляющую белизну гипса, и это просто невыносимо, потому что слова, которые продолжают крутиться в голове, напоминают ей, что именно из-за неё Эмма пострадала. Но она не одна виновна в случившемся, напоминает себе Реджина. Грэг Менделл тоже причастен, и он за это ответит, мысленно клянется она. Даже от одной этой мысли она чувствует, как где-то глубоко внутри скользкой змеёй шевелится магия. Реджина обуздывала магию слишком долго, без устали убеждала себя, что не нуждается в ней, но теперь понимает, что та скоро снова выйдет наружу. Одна мысль об этом пугает и будоражит бывшую королеву. – Эй, не плачь. Всё в порядке, – бормочет Эмма, медленно моргая. – Так и есть, дорогая, – подтверждает Реджина. – Потому что все, кто тебя любит, здесь, а если нет, то скоро здесь будут. Никто больше тебя не обидит. – Потому что ты не позволишь? – Ни за что, – обещает бывшая королева. Затем она наклоняется и оставляет лёгкий поцелуй на лбу Эммы. Им предстоит о многом поговорить, когда Эмма будет в сознании, не одурманенном обезболивающими, и вполне возможно, что шериф не сможет справиться с мыслью, что где-то там могут быть и другие желающие заставить её платить за грехи любовницы. Эта мысль – если не данная ситуация – очевидно, положит конец их отношениям. И Реджина не уверена, что будет бороться, чтобы всё исправить, потому что невозможно исправить тот факт, что Эмма всегда будет достойна большего. Однако сейчас она просто прижимается губами к пылающей коже Эммы, ощущая тепло. Она не уходит, пока шериф не забывается глубоким от наркотиков сном. Только тогда Реджина медленно отстраняется, распрямляя плечи и стискивая зубы. Она знает, что Дэвид и Снежка прямо за дверью, и они уже слышали слишком много. Она не позволит им видеть себя слабой и сломленной, едва сдерживающей эмоции размазнёй, не способной унять слёзы. Она не позволит. Поэтому Реджина проходит мимо них, держась подчёркнуто строго, тогда как внутри сердце сжимается от боли.