И грянул шторм

      Джеймс терпеть не мог дирижабли.       Находясь в каюте класса люкс, он нервно подрагивал, наблюдая, как треклятый дирижабль набирает высоту. Отсюда некуда было убежать: вокруг только замкнутое пространство, небо и огромная высота. Была бы его воля — подорвал бы все дирижабли в стране. Благо до того, как в большинстве современных моделях газ заменят гелием, ещё было время. Пусть даже дирижабли горели редко, Джеймс готов был подстроить пару аварий, лишь бы европейские государства задумались о возврате старых добрых самолётов, которыми теперь пользовались в разы меньше из-за резкого сокращения количества аэропортов. Старушка Европа не искала сложных путей, и, как результат, приходилось подстраиваться. Только Джеймсу уже не терпелось снова оказаться в Праге, на земле и в уютном тёплом доме.       Джеймс передёрнул плечами, стоя у небольшого окошка-иллюминатора, и напряжённо выдохнул. Он видел не только облака, но и своё страдальческое отражение. Сейчас, без необходимости играть роль уверенного в себе бизнесмена-доминанта, Джеймс видел уставшего, страдающего хронической бессонницей человека. Очень хотелось закурить. Всего одну. Быстро, в пару затяжек.       Он потянулся к карману куртки, когда его прервал громкий противный свист. Полковник Себастьян Моран, развалившись в кресле за его спиной, ещё раз свистнул, и Джеймс обернулся. Для приличия грозно нахмурился, напоминая, кто тут главный. Себастьян усмехнулся, и его озорная улыбка немного успокоила. Полковник Моран, в отличие от Джеймса, ощущал себя уютно и на земле, и в воздухе.       — Совсем сдурел, — сказал он наигранно строго. — Хочешь, чтобы на пожарную тревогу весь экипаж сбежался?       — Да плевать мне на экипаж! — ответил Джеймс, отошёл от иллюминатора и рухнул спиной на кровать. — Хочу курить и точка. Нервы ни к чёрту.       — Придержи хотелки, мы не дома. — Себастьян поднял руку, посмотрел на циферблат старомодных армейских часов. — Чего не одеваешься? Сбор мудаков уже через двадцать минут.       — Мудаков? — переспросил Джеймс и поморщился. — Ты хоть знаешь, что это богатейшие люди Европы?       — Знаю. И ты знаешь, как я отношусь к вашим тусовкам. Хозяева, сабы, прилюдные унижения, ошейники, ползания на коленях... это мерзко!       — Это правила, — спокойно пояснил Джеймс. — Не мне это тебе говорить.       — Я понимаю, но если хоть ещё раз один из твоих дружков пошутит про меня, будет драка, — предупредил Себастьян. — Они смотрят на меня, как на пса.       — После того, как ты снёс голову жалкой крысе Питтерсону, уже не смотрят, — довольно улыбнулся Джеймс и продолжил мурлыкающим голосом: — А мне нравится, как они боятся нас, знают, что стоит мне сказать, и ты устроишь кровавое месиво из их голов. Боятся — значит уважают. А чтобы над тобой не смеялись — женись уже!       — Я не хочу жениться, я хочу твоего доктора, но он против! — развёл руками Себастьян, и Джеймс не понял, шутит он или нет.       — Не трогай Уотсона! Я не хочу, чтобы он сбежал из-за домогательств!       — Я не виноват, что он единственный умный человек в твоём доме! После тебя, конечно же, — поспешно добавил Себастьян, заметив грозный взгляд Джеймса.       Джеймс выдохнул и закрыл лицо ладонями. Успокоившись, он встал и открыл шкаф, прихватил уже готовый для выхода костюм. Закрывшись в ванной, Джеймс умылся, уложил волосы и переоделся, после чего некоторое время смотрел в зеркало, привыкая к новому себе.       Ему было всего тридцать два года, а он уже стал не только владельцем нескольких заводов Европы, но крупной криминальной единицей. Всего за десять лет он создал сеть, охватившую переживший катастрофу континент, и стал королём теневой стороны жизни. Многие аристократы, те, что присутствовали сегодня на дирижабле, если не знали точно, то догадывались об этом. Но разве это могло их волновать? Достаточно было того, что Джеймс молод, красив, богат, жесток и расчётлив. А его помощник и телохранитель, Себастьян Моран, имел дурную славу. Когда только Джеймс вывел его «в свет», над полковником в отставке откровенно потешались из-за его нежелания соблюдать. Но после первого же громкого убийства (официального недоказанного) элита замолчала, опасливо косясь на тандем Мориарти и Морана.       — Ты сегодня сам не свой, — заметил Себастьян, когда Джеймс вышел из ванной. — Это всё Магнуссен, да? Что он сказал?       — Что у него для меня подарок. — Джеймс нервно повёл головой. — Знаю я его подарки.       — Он обращается с тобой, как со своим щенком, — заметил Себастьян и встал, приблизился к Джеймсу. — То по головке погладит, а то на ковёр вызовет. Чем он держит тебя, Джим? Давай я его пристрелю!       — Нельзя, — уверенно ответил Джеймс и поднял взгляд. Себастьян был готов поклясться, что чёрные радужки его глаз в этот момент стали больше. — Рано или поздно я сам разберусь с ним, если он зарвётся. А пока что... я ему должен.       — Просто помни, что я всегда на твоей стороне, чем бы он тебя ни шантажировал, ладно? — Себастьян внезапно поймал галстук Джеймса. Стянув его, полковник расправил ткань и закинул на шею Мориарти, делая ровный и красивый узел. — Так лучше.       — Спасибо, — кивнул Джеймс, благодаря сразу за всё. — Будь рядом.       — Есть, босс, — подмигнул тот и хлопнул себя по бедру, намекая, что под удлинённой курткой спрятано оружие.       Дирижабль «Новая заря» имел семьдесят кают разного размера, в том числе люкс, двухместные и четырёхместные, расположенные на двух палубах, столовую-зал на сто человек, прогулочную палубу и палубу экипажа. Точнее, зал включал столы и сидячие места на сто человек, стоя там могло разместиться еще примерно столько же. Обычно рядом с хозяевами стояли или сидели на полу сабмиссивы, низшая каста нового общества. После катастрофы и затопления многих стран и городов это разделение произошло естественно из-за обрушения экономики. Богатые и влиятельные полностью перехватили власть. Бедные и потерявшие всё были вынуждены идти фактически в рабы. Их дети тоже становились рабами. Через несколько лет сформировалась культура подчинения и доминирования, ставшая основополагающей в мире.       Сабмиссивы на таких вечерах часто сопровождали своих хозяев и держались за их спинами. Порой это приводило к неловким ситуациям. Например, однажды Себастьяна приняли за саба Джеймса, потому что полковник был слишком просто одет, отказался от маски и держался за спиной босса. Совершивший роковую ошибку банкир остался без передних зубов, и ненависть Себастьяна к этим людям только возросла. Среди свободного населения были те, кто откровенно высказывал своё пренебрежение такому обществу.       Маску, чёрную и небольшую, Джеймс надел перед самым входом в зал. Он не знал, кто придумал это своеобразное правило много лет назад, и не понимал его смысла, когда все и так друг друга знали. Себастьян тихо фыркнул за его спиной, но промолчал, хотя этим выразил всё своё отношение к маскараду. Джеймс сделал вид, что ничего не заметил: он и сам бы с радостью не пошёл на этот праздник жизни.       Толкнув дверь, Джеймс прошёл в красивый светлый зал, где уже были накрыты столы и играла приятная фортепианная музыка. Взгляды многих присутствующих тут же обратились к нему, и Джеймс кивнул, приветствуя всех и сразу. Дамы были одеты в роскошные блестящие платья, кто в короткие, кто в длинные, все мужчины носили смокинги. Сабы были одеты в разы проще и дешевле.       Из-за центрального столика помахали, и Джеймс прошёл туда, узнавая Чарльза Магнуссена. Он, богатейший из элиты, сидел в компании дамы, которая то и дело смеялась над его шутками, желая получить расположение. Конечно же, Чарльз не был глуп, чтобы вестись на подобное, но подыгрывал собеседнице ради удовольствия, пока это ему не наскучило. Теперь его куда больше интересовал появившийся в зале Мориарти.       — Джеймс! Ты опоздал на непростительно долгий срок! — улыбнулся Чарльз и указал на два свободных стула. — Полковник, рад видеть и вас.       — Прости за опоздание, Чарльз, — улыбнулся Джеймс, садясь за стол. — Мы с Себастьяном обсуждали ситуацию на западе, где была забастовка рабочих, и заболтались.       — Но ты уже разобрался с проблемой не так ли? — Чарльз прищурился и из-за светлой серой маски взгляд его глаз стал ледяным.       — Обижаешь, — так же холодно ответил Джеймс, но его взгляд напротив был полон обжигающей злобы.       Услышав это, Чарльз смягчился. Он подозвал официанта и приказал принести вина. Себастьян переглянулся с Джеймсом и кивнул, выражая полную поддержку, что бы старый хрен не устроил этим вечером. Джеймс снова подумал, что бежать с дирижабля некуда: если что-то пойдёт не так, то вечер обернётся кровавой бойней, где выживут сильнейшие.       — Ты внедряешь мой проект, Джеймс? — Чарльз промокнул губы салфеткой после того, как поел.       — Да, — кивнул Джим, который даже не притронулся к еде. Он смотрел на сцену, где танцевала девушка-саб. — Не все хотят быть под колпаком одной системы наблюдения, но я работаю.       — Я в тебя верю. Ты справишься.       — Естественно, ведь это всё же мой проект. Мои разработки. Так что не волнуйся, всё будет.       Себастьян отпил вина, предпочитая делать вид, что не слушает. Он не понимал, что связывает такого смелого и дерзкого человека, как Джеймс Мориарти, и склизкого противного Магнуссена. Джим не признавался и молчал, словно это самая страшная тайна на свете, но Себастьян не сомневался, что рано или поздно он всё узнает. А после пристрелит ублюдка Магнуссена, чтобы всем жилось проще.       — Ты много работаешь и многого добился, — сказал Чарльз, подавшись вперёд. — И у меня есть для тебя подарок. Но для начала...       Чарльз поднялся и постучал ложечкой по бокалу, привлекая всеобщее внимание. Болтающие за своими столиками люди тут же замолчали и обернулись к нему, королю этого вечера. Многие с нескрываемым интересом смотрели на Джеймса, которого можно было назвать принцем. Его загадочная, но влиятельная личность интересовала всех и каждого в зале, и знакомство с Мориарти счастливчики считали удачей и показателем престижа.       — Господа, я предлагаю тост за нашего талантливого и решительного Джеймса Мориарти, который всего за три дня решил вопрос с забастовкой рабочих на одном из крупнейших заводов Европы! — провозгласил Чарльз. — За человека, который положил все силы на борьбу за наши традиции! Рабочие должны работать, сабы должны служить, а мы должны отстаивать это. За Джеймса!       Люди зааплодировали, а затем подняли бокалы, поддерживая тост. Зал наполнился шумом общения и веселья, но Чарльз снова привлёк внимание к себе.       — И в дань нашим традициям, — продолжил он. — Я хочу сделать Джеймсу подарок, который уравняет его с нами. Статус — это одно, но репутация не менее важна. Джеймс, это лучший образец из всех, что были проданы за последние годы. Из самого таинственного Лондона, часть которого выжила, что невероятно, мы доставили тебе редчайший и прекраснейший экспонат. Прошу!       Себастьян заметил, как нервно Джеймс отреагировал на слова «Лондон» и «экспонат». Он не хотел держать дома саба, для этого он посещал клубы и бордели. Под восторженные аплодисменты и гул присутствующих в зал ввели молодого худого человека с вихрами нечёсаных кудрей на голове. Одет он был в дорогой костюм, специально для того, чтобы выглядеть соответственно статусу подарка, но эти роскошные одежды сидели на нём нелепо. Он прищурился от яркого света и завертел головой. Себастьяну показалось, что он очень молод — от силы ему было лет двадцать.       В зале зашептались: ещё бы, человек из Англии! Кто-то вообще не верил, что страна уцелела, а тут саб из самого Лондона! Трудно было представить, каких он стоил денег.       — Не совсем в твоём вкусе, — заметил Чарльз, смотря на Джеймса. — Высоковат, не столь привлекателен, но зато редчайший экземпляр. Характер далеко не сахар, тебе есть где разгуляться!       Присутствующие в зале люди оживлённо обсуждали происходящее. Многие из них уже готовы были делать ставки, чтобы перекупить юношу, и Чарльза это откровенно радовало. Джим с интересом глянул на подарок, а тот глянул на него в ответ, что уже было дерзостью. Но хотя бы не попытался закричать, оскорбить или плюнуть, как делали некоторые лоты. Он выжидал.       Когда его толкнули в спину, «подарок» неловко упал на колени. Тихо охнув, он склонил голову, но и на этот раз промолчал.       — Имя, — спросил Джеймс, оборачиваясь к Чарльзу.       — Можешь дать своё, — улыбнулся тот. — Он теперь твоя вещь.       — Он же редкий. Наверное, и имя у него редкое.       — Какая проницательность, — рассмеялся Чарльз, не обращая внимания на лёгкую издёвку в голосе Джеймса. — Но ты прав, имя редкое. Его зовут Шерлок.       Услышав своё имя, Шерлок вздрогнул и поднял голову. Он зло нахмурился, с ненавистью посмотрел на Чарльза, а потом глянул на того, кто стал его хозяином. Маска скрывала половину лица Джеймса Мориарти, но оттого более яркими и пугающими казались его бездонные чёрные глаза.       — Шерлок... — задумчиво повторил Джеймс и усмехнулся. — И правда... необычно.       — Подведите его, — поманил Чарльз рукой и дождался, пока его люди подтащат Шерлока ближе к столу. — Джеймс, можешь продемонстрировать нам, как надо обращаться с негодными сабами? А то этот дикарь так смело озирался, что следует преподать ему первый урок послушания. Саб, смотреть всегда нужно в пол, — вкрадчиво добавил он, обращаясь уже к Шерлоку.       — Ты же знаешь, что я не люблю играть с игрушками на людях, — улыбнулся Джеймс. — За дверями своего дома я всё ему объясню.       Джеймс выглядел расслабленным и довольным, но Себастьян видел, что он встревожен. Моран слышал, какие оргии и вакханалии устраивает Магнуссен на своих вечерах, и Джеймс не хотел становиться соучастником подобного «веселья». Одно дело развлекаться в клубе, будь то красный зал или вип-комната, но совсем другое — показательные выступления.       По залу прошла волна встревоженного шёпота: никто никогда не смел отказывать Магнуссену. Губы Чарльза едва заметно дёрнулись, выдавая раздражение, но он сдержался. Он наклонился и прошептал что-то на ухо Джеймса. Его рот шевельнулся всего один раз, это было одно-единственное слово, но оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Джеймс вздрогнул, а его зрачки пугающе сузились. Резко встав со стула, он отвесил «подарку» звонкую пощёчину и наступил на его пальцы. От удара голова саба мотнулась в сторону, и Шерлок охнул, но тут же закусил губу, чтобы не застонать от боли. Мориарти наклонился, перенося вес своего тела на выставленную ногу и провернул ею, словно туша окурок. Шерлок сжал вторую руку в кулак, но промолчал, хотя по дрожи было видно, что ему больно.       — Это самый лучший подарок из всех возможных, Чарльз, — произнёс Джеймс, злобно усмехаясь. — Я найду ему достойное применение.       — Не сомневаюсь! — рассмеялся Чарльз. — Если не сладишь: обучи его и сдай в бордель. За пользование им плата будет идти тебе. Ставим клеймо?       — Ставим, — решительно ответил Джеймс.       — Где хочешь его видеть?       — Шея, — произнёс Джеймс под одобрительный ропот зала. — Рядом с кадыком, чтобы всем было видно, чей он.       Шерлок поднял на него полный ярости взгляд. Он нахмурился и тяжело дышал, словно с трудом сдерживал себя, но Джеймс проигнорировал это. Убрав ногу с его руки, Джеймс мазнул носом ботинка по щеке Шерлока, словно вытирая обувь, и пихнул его в плечо.       Когда саба увели, Джеймс осушил бокал с вином. Выдохнув, он тряхнул головой и только сейчас заметил неодобрительный взгляд Себастьяна. Он покачал головой и отвернулся, выражая отношение к происходящему.       Вскоре гости начали танцевать, прогуливаться по палубам, а Джеймс устроился у бара, решив напиться. Себастьян наблюдал за ним издалека, гадая, что же такого сказал Чарльз, но предпочел оставить вопросы на потом. Вместо этого он решил спуститься на нижнюю палубу, где отдыхали свободные люди, не «вип» статуса. Среди них должен был находиться и Джон Уотсон, работающий у Мориарти. С Джоном у Себастьяна были своеобразные отношения, которые полковник давно хотел хоть как-то разрешить, но по пути, проходя мимо служебной комнаты, услышал ругань и грохот.       Распахнув дверь, Себастьян ворвался внутрь и увидел, как двое людей Магнуссена пытались удержать вырывающегося Шерлока, а третий согнулся пополам, как после удара ногой. На полу рядом с ним лежало раскалённое приспособление для клейма.       — Пошли отсюда на хер, — распорядился Себастьян. — Я сам справлюсь.       — Но Магнуссен... — попытался возразить один, но увидев, как Себастьян неспешно достаёт пистолет, метнулся к двери. Двое других его приятелей ретировались следом.       Шерлок, устав после борьбы, тяжело осел на пол и запустил пальцы в волосы. Он понимал, что нет смысла бороться с человеком, у которого пистолет, и отчаялся, принимая поражение. Себастьян плотно закрыл дверь и приблизился к нему. Он сразу понял, что мальчишка из свободных. Крысы Магнуссена часто совершали рейды на отдалённые от объединённой Европы города и страны, где похищали симпатичных молодых девушек и парней. Шерлок явно был из их числа, только уже ознакомленный с устоями нового дома.       — Эй, Шерлок, — позвал Себастьян. — Клеймо придётся поставить, иначе всем будет хуже. Но я сейчас дам тебе две таблетки, и минут через десять ты практически ничего не почувствуешь. Это сильная штука, заглушит все ощущения, правда утром кожа начнёт болеть. Но уже не так сильно, как могла бы. Только это должно остаться между нами. Хорошо?       — Да, — хрипло отозвался тот и поднял сосредоточенный взгляд холодных серых глаз. — А так разве можно?       — Можно, но садизм у нас в почёте. Поэтому это секрет, понятно?       — Спасибо. Что со мной будет? Я не хочу в бордель, я не раб! Я был рождён свободным.       — Это дикий мир, Шерлок. Забудь о своей свободе, если хочешь выжить. А пока что, я думаю, ты будешь жить у Джеймса без риска оказаться в борделе. Просто веди себя тихо и умно.       Когда прошло пятнадцать минут после приёма таблеток, Себастьян нагрел клеймо и поставил метку ровно там, где хотел её видеть Джеймс. Шерлок дёрнулся и поморщился, но было терпимо. Продезинфицировав ожог — ровные буквы, проступившие на воспалённой коже, — Себастьян и сам поморщил нос от неприятного запаха горелой плоти.       — Рассказать об этих таблетках? — спросил он, обматывая шею Шерлока бинтом. Он думал, что разговор немного отвлечёт пленника, вырванного из привычного свободного мира. — Они помогают ничего не чувствовать, потому...       — Потому что первоначально боль возникает в результате температурного воздействия на кожу, на расположенные в тканях нервные рецепторы, — внезапно перебил Шерлок. — Импульс по афферентным волокнам передаётся в головной мозг, так рождается чувство боли и связанные с ней эмоциональные и вегетативные проявления. Затем боль меняется, когда проявляется воспалительный процесс. Твои лекарства обрывают связь. Мне больно, но я не чувствую.       — Ничего себе... — задумчиво произнёс Себастьян. — Да ты... начитан? Слушай, тогда чаще молчи. Джеймс, как и другие господа, не любит говорливых. Постарайся слиться с мебелью и не отсвечивать. Смотри в пол, молчи, выполняй приказы. Я отведу тебя в каюту Джеймса и прикую к батарее, уж не обижайся, но я не хочу, чтобы ты сбежал. Далеко не убежишь, конечно, но искать тебя по всему дирижаблю никому не захочется.       Шерлок понимающе кивнул.       Чуть позже Себастьян вернулся в зал. К его удивлению не все гости разошлись, многие ещё пили и даже танцевали. Кто-то заставлял своих сабов раздеваться, кто-то хвастался тем, какие метки остались на их телах. Магнуссен сидел всё за тем же столиком, но теперь в компании премьер-министра и его супруги. Они что-то обсуждали и весело смеялись, разбавляя разговор спиртным. Джеймс, в отличие от весёлого сборища, выглядел мрачнее тучи. Осушив очередной бокал виски, он вздрогнул, ощутив хватку на плече.       — Чтоб тебя, Моран... — бросил он, устало потирая лоб. — Что надо?       — Что тебе сказал Чарльз? Ты с того момента сам не свой.       — Что сказал... — повторил Джеймс, раздумывая, стоит ли говорить правду. — Он сказал... «Холмс».