Цветок среди руин

      Мы не разделяемся, проходя по руинам городка, что обнаружил Люк. Здесь явно поработали «черные». Трупы выглядят неестественно, на их лицах не просто страх, а ужас. Не сомневаюсь, что здесь мы найдем импровизированную пыточную камеру. Черт, как же это достало.       — Все мертвы! — слышу громкий крик разведчика.       Люк забрался на остатки десятиэтажного дома и машет обрывком ткани. Все облегченно выдохнули и было принято решение сделать получасовой привал, а затем нас ждет долгая и трудная дорога через горы. Что нас там ждет и вернемся ли мы вообще оттуда хотя бы целыми? Тот самый город — главная цель нашего рейда. Если и там никого не найдем, то возвращаемся в штаб, сделав при этом небольшой крюк на обратном пути в надежде, что все же кто-то еще жив.       От постоянного передвижения пешком ноги гудят, а мозоли стали каменными и уже несколько недель назад перестали болеть. Нужно смириться с болью и двигаться дальше, надеясь вернуть все назад, исправить ошибку власти. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Сам себя? Ничего не вернуть, ничего уже не изменить, мы обречены на смерть в этом гниющем мире. Если не болезнь, то враг добьет.       Я как всегда ушел от группы чуть дальше, чтобы поразмышлять в одиночестве над планами, но меня отвлек от мысли тихий шорох. Очень похоже на упавший с небольшой высоты камень. Медленно двигаюсь в сторону шума и взвожу курок. Не похоже на почерк «черных», они так тихо себя не ведут. Останавливаюсь и прислушиваюсь, чтобы убедиться, что это не галлюцинации и не какая-нибудь пробежавшая мимо подвальная крыса. На мою удачу звук усилился и словно груда камней сдвинулась с места за полуразрушенной кирпичной стеной дома. Заглядываю в руины и ничего. Чисто. Лишь обломки повсюду. Неужели я схожу с ума? Так не должно быть! Целая команда верит в меня и ждет приказов, они верят мне. Их командир — псих. Убираю пистолет и пытаюсь глотнуть хоть немного свежего воздуха, но не в этом месте. Прикрыв глаза, прихожу в себя. Нет, мне не показалось. Держу руку на пистолете на всякий случай и решаю, что нужно получше здесь осмотреться. И не ошибся: в левом углу куча раздробленных кирпичей зашевелилась и это точно не под силу крысе.       Раскинув камни я нашел деревянный люк. Какого черта? Ручки у дверцы нет, поэтому дергаю за брусок и не могу слова сказать. Девочка, возраст которой на вид я не определю, она вся в пыли и грязи. Она смотрит на меня и так же молчит. Быть не может, что кто-то мог выжить во время нападения «черных». Просто быть этого не может. Девочка упала на влажный пол подвала без сознания. Надеюсь, что не умерла. Нужно спуститься и проверить. А вдруг ловушка? Освещаю фонариком маленький погреб и вижу рядом с ней женщину, но, судя по бледному цвету лица, она мертва и, кажется, довольно давно. Закидываю девчонку на плечо и вытаскиваю из подвала наружу, пытаясь как можно быстрее вернуться к отряду.       Ребята сразу подбежали, чтобы помочь и уложили ее на спальный мешок.       — Голодный обморок, — сразу при первом же взгляде на девчонку уверенно говорит док. — Не пила пару дней, а сколько не ела, я даже не знаю. Скорее всего это ее последний день. Дышит неровно, сердцебиение еле ощущается…       — Давай делай что-нибудь, хватит трепаться, — перебиваю его и вновь ухожу на тоже самое место, чтобы тщательнее все осмотреть и понять, как ей удалось остаться в живых.       Ни хрена это не последний день для девчонки! За столько времени я впервые встретил кого-то выжившего, и док решил похоронить ее. Лично буду следить за ней и не дам сдохнуть. Доставлю в лагерь целой и здоровой. А если это последняя? Вдруг больше нам так не повезет?       Взяв фонарик, вновь спускаюсь в подвал. Я ошибся, лежащая женщина умерла не так давно, может пару дней назад. У нее сломана нога и пару ребер. Скорее всего заражение крови убило ее. Открытый перелом голени все-таки. На нем какая-то очень хреновая повязка, но она явна старалась. На месте, где я нашел девчонку, лежит размокшая тетрадь. Пролистав его понимаю, что это похоже на личный дневник, но чернила расплылись по страницам и мало что можно разобрать, лишь на последних пяти листах явно свежие записи, сделанные дрожащей рукой. Буквы прыгают по строчкам.       Между двадцать пятым августа и восьмым сентября нет записей, хотя до этого и после дневник вели.       «Я наложила маме повязку, как меня научили в колледже, но это не поможет. Нет никаких лекарств и два часа назад у нее начался жар. Я понимаю, что это ее конец и я не в силах что-либо сделать. Прости.»       Запись за восьмое число не очень содержательна, но подтвердила несколько моих догадок. Если до войны девчонка училась в колледже, значит сейчас ей лет семнадцать-восемнадцать. Уже и не ребенок вовсе, должна пережить наш сегодняшний ночной поход и вернуться в штаб. Генерал обрадуется, что наши ряды пополнятся хотя бы одним человеком, да еще и женщиной. Они все оказались нестойкими. В основном штаб состоит из тех, кому за тридцать. Люку просто просто крупно повезло оказаться во время начала войны рядом с генералом мятежников.       — Сэр, девочка пришла в себя, — оповещает меня разведчик, как только я вновь вернулся вместе с тетрадью к остальным. — Поговорить не желаете с ней?       — Нет, пусть отдыхает, нам скоро выходить, — бурчу себе под нос и достаю банку консервов с гречкой.       — Сэр, но она не может… — разводит юнец руками.       — Значит, понесете на себе! — вновь срываюсь на крик. — Я тебе уже повторял и повторю еще раз: мои приказы не обсуждаются. Через двадцать минут выдвигаемся.       Потупив взгляд в пол, Люк быстрым шагом уходит к толпе людей. Нужно держать себя в руках, никто не желает мне или нашей группе зла. Парнишка прав, девчонке нужен отдых, но времени нет.       Пробежавшись по дневнику девчонки становится ясно, что они жили в этом городке и переживали войну там же. Кажется, около двух месяцев назад на них впервые напали, и им удалось выжить. О том, как ее мать сломала ногу и что это за подвал, тут нет ни слова. Выясню позже.       — Пора собираться, — говорю ребятам. — Через две минуты уходим.       Я подхожу к лежащей на спальном мешке девчонке. Теперь я могу ее разглядеть. С таким милом лицом, не обезображенным интеллектом, чудо, что она не погибла по глупой ошибке.       — Идти можешь? — задаю ей вопрос как можно тише, чтобы не пугать.       — Да, — отвечает она и вскакивает с места, но еле держится на ногах, качаясь из стороны в сторону.       Никому никаких поблажек делать я не намерен, нужно идти. Мы все устали, все кого-то потеряли и тем не менее не оставляем надежду на лучшее. Надеюсь, что по пути она не умрет.       — Как зовут? — задаю ей вопрос и скручиваю спальный мешок.       — Элли, — говорит девчонка и пытается мне помочь собрать вещи. — А тебя?       Меня выбил из колеи этот вопрос. Я не разрешаю группе переступать черту уставных отношений, и поэтому оставляю ее вопрос без ответа.       — Денни, пойдешь с ней, проследишь, чтобы не отставала, если понадобится — тащи на себе, но она должна быть жива, — хватаю за локоть первого попавшегося мне по пути парня.       — Да, сэр, — обреченно ответил он.       Да, нянькой тут быть никто не хочет, но придется. Элли должна попасть в штаб. Элли —прямо как сказочный персонаж какой-то. Жаль ее, такая маленькая, милая девочка и уже пережила целую тонну ужаса. Смотреть на то, как умирают твои родители — это хуже любой войны. Уж я-то знаю это точно.