Изгой

Никогда не поздно всё изменить...

      - Бэкхён? Бэкхён, - тихий голос издалека зовёт, и мне хочется идти на него; я слушаюсь, перебирая ногами в воздухе. – Бэкхён, очнись, - и я хочу открыть глаза, словно послушная собачка, но у меня не выходит. – Бэкхён, прошу тебя, не пугай меня, - слишком жалостливо, слишком нежно, слишком не для меня. – Боже, Бэкхён. Доктор, он очнулся! – громкий бас пронзает клетки мозга, и они словно плавятся от звука. Я стону, пытаюсь пошевелиться, но боль, снова боль, везде боль и писк аппаратов, топот ног, свет в глаза, сотни вопросов, укол, становится легче, и перед тем, как снова заснуть, я перевожу взгляд и из последних сил фокусируюсь, чтобы вырвать из реальности сладкий шоколад зрачков.       «Чанёль». Мне кажется, что я шепчу, но в действительности тишина, и засыпаю.       В этот раз просыпаться легче. Глаза открываются почти сразу же, боль появляется с первым вдохом, и мне надо немного времени, чтобы совладать с ней и взять себя в руки. Белый потолок не даёт мне никакой информации о том, где я нахожусь, а вот писк и огромный аппарат с капельницей, подсоединённый к моей руке, разъясняет, что я в больнице.       «Опять», - проносится у меня в голове, и я тяжело вздыхаю, переводя всё ещё слегка рассеянный взгляд на сгорбившуюся фигуру, сидящую в широком кресле, подле моей кровати. Это Чанёль. Немного растрёпанный, в помятой кофте, обнимая себя руками и положив голову на спинку кресла. Весь его вид говорит о том, что он уже не один час, а может, и день живёт в этом элементе мебели. Стыд и вина подкрадываются незаметно, затягиваясь узлом на гортани. Дышать становится тяжелее, но я пытаюсь перебороть панику, приподнимаю руку и тянусь до ноги Чанёля, однако останавливаюсь в миллиметре от неё. Новая волна паники накрывает на меня. Я осознаю, что за всю свою жизнь ни разу не дотрагивался до другого человека по собственной воле, и сейчас мне немного страшно и даже стыдно. Но увидеть его глаза хочется сильнее, и я, не спеша, самыми кончиками пальцев, дотрагиваюсь до него.       - Бэкхён! – он словно не спал, а просто сидел и ждал, когда я отважусь. Мою руку тут же обхватывают его большие ладони, а глаза одаривают взглядом, полным волнения и страха. – Как ты себя чувствуешь? Где болит? Ты очнулся! Только не засыпай снова!       Мне хочется успокоить его, сказать, что всё будет хорошо, но я могу лишь смотреть в эти бесконечные глаза и молчать. Он и не требует ответа, ловя мой взгляд своими и улыбаясь, понимая, что всё закончилось.       - Я так испугался за тебя, - шепчет он, стыдливо опуская свой взгляд, а я удивленно вскидываю брови, не совсем понимая его слов, но внутри словно распускаются бутоны, и вмиг что-то меняется.       Рука сама выпутывается из его ладоней и ложится на щёку, проходясь по короткой щетине. Чанёль дарит мне свой взгляд, полный удивления, с нескрываемым удовольствием прикрывая глаза, и прижимается к ладони сильнее. А я как дурак, который ни разу за всю жизнь не знал ласки, плачу и дарю её. Слишком много любви накопилось в моём маленьком сердечке, которое сейчас заходится бешеным ритмом и готово выпрыгнуть из груди. Эта любовь заставляет боль уйти на второй план и забыть о ней. Сейчас существуют только мы и наши несмелые первые касания, не кажущиеся какими-то неправильными.       - Господин Пак? – внезапный голос заставляет нас разорвать зрительный и тактильный контакт и перевести взгляды на того, кто смеет нарушать наше уединение. – Господин Бён, вы очнулись? – на пороге стоит молодая медсестра, удивлённо и заинтересованно глядя на нас.       - Да, Господин Бён очнулся. Позовите доктора, пожалуйста, - просит Чанёль, и девушка, поклонившись, удаляется. – Сейчас придёт доктор Ким и осмотрит тебя, - пояснет он мне, и я согласно киваю, без стеснения смотря в его глаза. – Я так рад, что ты очнулся, - добавляет он, слегка смущаясь и вставая с края кровати, замечая, что в палату заходит доктор.       Дни в больнице бегут быстро. Я с каждым днём чувствую себя всё лучше и лучше. Этому способствуют не только врачи, но и мой новый друг. Хотя я иногда задумываюсь, друг ли он мне? Наши взгляды, редкие касания, розовые щёки и смущённые взгляды – так ли ведут себя друзья? Я не знаю, ведь у меня никогда и не было друга, чтобы сравнивать с чем-то или кем-то, но быть с Чаном рядом с каждым днём мне всё приятнее. И это чувство какое-то особенное, будто я растворялся в нём, но не тонул, а жил. Он был моим глотком воздуха, моим спасением, моей соломинкой, за которую я эгоистично схватился и не собирался отпускать.       Но, несмотря на то, что наше общение приносит лишь удовольствие, я чувствую какую-то недосказанность со стороны Чанёля, и в день перед выпиской решаю с ним поговорить, заранее написав на листке свой вопрос и подготовившись к ответу.       - Ты что-то скрываешь от меня? – читает он вслух и хмурится, сводя брови к переносице. Я чувствую, что попал в цель, и это немного пугает. Я не хочу услышать ничего, что разобьёт мне сердце и те воздушные замки, которые я, как последний наивный идиот, успел построить.       Молчание затягивается, я успеваю подумать о многом, несколько раз испугаться, несколько раз облегчённо выдохнуть, а Чан всё молчит. Я осторожно дотрагиваюсь до его плеча, молча прося начать говорить и сообщая, что готов выслушать его.       - Бэкхён, - его голос совсем другой – более жёсткий, грубый, не терпящий пререкательств, пускающий холод по коже, - то, что я скажу тебе, может не понравиться, но, - он на секунду замолкает, - но я настаиваю, и если ты всё равно откажешься, я силой заставлю тебя, - его слова откровенно пугают, а серьёзный взгляд холодит кожу. – Ты не вернёшься в тот дом, к той ужасной женщине больше никогда, - выстрел в лоб, и смерть.       Такого я точно не ожидал. Я знаю, что это он нашёл меня там, дома, в моей комнате, окровавленного и еле живого, в то время как моя пьяная мать мирно спала на своей кровати. Оказывается, я не отвечал на сообщения, и он решил приехать ко мне. Если бы не тот телефон, который Чанёль дал мне, я бы так и умер на грязном полу. Я благодарен ему за заботу, но обузой быть не хочу.       Я отрицательно мотаю головой, дабы донести до него то, что не согласен с его словами, но жестокий взгляд, полный уверенности, подавляет все мои попытки.       - Я уже снял тебе квартиру, и в ней ты будешь жить. Я не хочу ничего слышать о том, что я потратил на тебя деньги, и ты не хочешь сидеть у меня на шее, и ты уже взрослый и самостоятельный, - он чётко выговаривает каждое слово. – Ты будешь там жить. Ты будешь именно жить, а не сводить концы с концами. А если бы я не пришёл тогда? - он внезапно меняется в лице на мягкого и немного растерянного Чанёля. - А если бы ты умер? Ты подумал, что я буду делать? Как я буду жить?       И тут я понимаю, что мы не друзья. Не друзья, не приятели, не знакомые. Мы два дурака, которые, непонятно как, за столь короткий промежуток времени стали слишком сильно дороги друг другу, и если для меня это впервые, то для Чана, наверное, уже в десятый раз. Но я не хочу думать об этом. Я желаю его рядом, и мне плевать на то, что ещё минуту назад я противился, а сейчас осторожно вывожу на листке бумаги слова согласия.       - Я сделаю так, как ты хочешь, - читает Чанёль и не верящими глазами смотрит на меня, а потом снова солнечная улыбка, снова тёплые объятия, в которых я таю, и впервые несмело обнимаю его в ответ; он, почувствовав мои ладошки на своей сильной спине, прижимает меня к себе, а я улыбаюсь как дурак ему в плечо, стараясь скрыть румянец на щеках и счастье в глазах.       После выписки из больницы прошёл месяц. За это время моя жизнь полностью перевернулась с ног на голову и окрасилась всеми цветами радуги. Каждый день я учусь жить, чувствовать и радоваться. Во всём этом неустанно мне помогает Чанёль, который живёт вместе со мной, лишь изредка убегая по делам, в которые я не лезу. Иногда он приходит расстроенный, но старается этого мне не показывать. Я, хоть и неумёха в жизни, но прекрасно вижу, как капельки грусти оседают на радужке глаз. В такие вечера я улыбаюсь сильнее, стараясь выкинуть отрицательные мысли из его головы, и временами мне это удаётся. Но, чтобы сделать человека счастливым, нужно стараться не загасить его боль, а исключить причину той самой боли. Но причина мне не известна, хотя я прекрасно понимаю, что она кроется в его жизни, в которую мне проход пока закрыт. Либо проблемы в семье, либо что-то другое. Мне остаётся лишь гадать.       В свой старый дом я больше не приходил. Чанёль строго-настрого запретил мне это делать, а я покорно слушаюсь его. Мне хочется быть мягким, пушистым и покладистым, быть таким только для него. С каждым днём мы всё дальше отходим от понятия «дружбы» и переходим в новое, ранее мне неведомое. Наши касания уже постоянны, взгляды более смелые, а слова Чанёля более нежные и искренние. Я улыбаюсь на его выходки и попытки приготовить нам ужин, когда ничего не получается, и, в итоге, он заказывает еду на дом. Обливаю водой, когда он без спроса заходит ко мне в душ, а потом, весело смеясь, убегает, крича напоследок комплименты. После таких его выходок я стояю под каплями воды, краснея и смущаясь, но невероятно счастливый.       Я живу. Для кого-то эти два слова ничего не значат, но для меня они всё. Вся моя вселенная в глазах напротив. Всё моё сердце в чужой груди. Все мои мысли о человеке, что помог мне переродиться. Весь смысл жизни – он.       Сегодня вполне обычный вечер. Я жду доставщика пиццы с деньгами у входа, а Чанёль подбирает интересный фильм для просмотра. Мы решили полностью отрезать себя от мира и расслабиться. Таких вечеров у нас немного, и я жду с предвкушением нашего ужина. Расплатившись и забрав у курьера две упаковки с пиццей и пакет с пивом, я, слегка удивлённый, прохожу в комнату и легонько пинаю Чанёля ногой, дабы он обратил на меня своё внимание.       - А? Бэкхён? Что-то случилось? – вместо ответа я протягиваю ему пакет и дёргаю за ручку, чтобы бутылки издали соответствующий звон, и он всё понимает без слов. – Прости, - виновато опускает взгляд, - просто я решил, что нам можно сегодня расслабиться и выпить пару бутылочек пива. Это же не крепкий алкоголь, Бэкхён. Это всего лишь пиво, - я всё равно стою, надувший губы, и не собираюсь отступать. – Ну, Бэкхён, - он поднимается с пола и забирает у меня пакет, - ничего плохого в этом нет, и не надо думать, что мы какие-то неправильные. Это всего лишь пиво, - я закрываю глаза и качаю головой, молча не соглашаясь с ним, но уступая.       Фильм подобран, пицца разрезана, пиво, к моему сожалению, открыто. Мы усаживаемся на широкую кровать и с интересом следим за кадрами, возникающими на экране телевизора. Фильм очень интересный, и я не замечаю, как пицца оказывается съеденной, а пиво выпитым. Лёгкий алкоголь бьёт по голове, слегка туманя мой рассудок. Я никогда в жизни не брал в рот спиртное и никогда бы его не пробовал, если бы не щенячие глаза Чанёля и его обещание, что всё будет хорошо и это всего лишь пиво.       Я не замечаю, как расслабляюсь и заваливаюсь под тёплый бок своего «друга», как тот обнимает меня за талию своей широкой ладонью и прижимает к себе сильнее, укладывая подбородок на мою макушку. Я не замечаю, в какой момент всё меняется и рука Чанёля ложится на моё лицо. Я не замечаю, как наши губы оказываются в непозволительной близости друг от друга. Я не успеваю понять, в какой момент он стал мне таким родным и…желанным.       - Бэкки, - тихое, на полувыдохе, прямо в губы, и я таю, оказываясь затянутым в омут чувств с головой.       Он целует нежно, чуть боязно, чтобы я не испугался, лишь дотрагиваясь своими губами до моих. Я в немом шоке так и сижу, не шевелясь и боясь сделать даже вдох, но кислород заканчивается, и я открываю рот для вдоха, но в ту же секунду задыхаюсь, постанывая в унисон движениям его языка. Он держит меня, осторожно поглаживая спину большими пальцами и слегка притягивая к себе. Я пытаюсь понять происходящее, но в голове лишь взрываются фейерверки, снося всё логичное и понятное в яму удовольствия.       - Малыш, - он разрывает поцелуй, а я боюсь открыть глаза и понять, что это всё сон и он не реален. – Бэкки, посмотри на меня, - и я слушаюсь, превозмогая страх, и умираю в ту же секунду, когда наши взгляды встречаются, и я вижу в его… любовь. – Я так боялся, - говорит он, а я впитываю в себя каждое слово, каждое движение, - что ты откажешь мне. Я до последнего не решался, но теперь, когда ты в моих объятиях, я не могу молчать. Я каждый день благодарю судьбу за ту аварию, в которой чуть не умер, и за то, что она свела меня с тобой. Сколько же ты страдал, родной, - он проводит своей ладонью по моим отросшим волосам, а я прикрываю глаза от удовольствия, наслаждаясь его ласками. – Я клянусь тебе, что с сегодняшнего дня ты будешь самым счастливым человеком на этой земле. Я не позволю никому причинить тебе боль. Я всегда буду защищать тебя. Бэкки, - я умираю на каждом слове, растворяясь и превращаясь в капли слёз, что стекают по щекам и впитываются в его майку. Я не верю в происходящее, но мечтаю, чтобы это не заканчивалось. Я люблю его, и пусть я не умею этого, но я буду учиться каждый день, чтобы сделать его счастливее.       Я научусь любить тебя…