Часть 5
6 сентября 2017 г. в 11:47
Граф Кайзерлинг, и в правду, больше не появился в жизни княжны Долгорукой. О том, что случилось, она поведала лишь сестре. Для всех других домочадцев Софья была похищена неизвестными цыганами и спасена из их рук бравыми жандармами. Михаил нахмурился при виде Шубина, сопроводившего княжну домой после неудачного похищения, и упоминании имени Писарева. В достоверность услышанной истории князь ни на миг не поверил, но допытываться не стал.
Соня медленно приходила в себя. Она даже вновь принялась за портреты, отложенные сразу же после маскарада, но вместо знакомых образов в ее набросках все чаще появлялось одно и то же лицо. Выразительные глаза, смотревшие то виновато, то печально, казалось, заглядывали в душу. Никогда ранее юной художнице не удавалось так оживить на простом эскизе чей-то взгляд. Все чаще Соня вспоминала хозяина зеленых глаз. Однажды она взялась за краски с твердым намерением написать портрет того, кто прежде был героем снов, после сделался губителем надежд и, наконец, стал спасителем. Смешивая цвета, нанося тона, княжна размышляла, как дивно жизнь ее местами перекликалась с рождественской сказкой Гофмана.
Уродливая кукла оказалась принцем-избавителем. Мышиный Король был повержен Щелкунчиком за то, что посмел оскорбить юную барышню.
Вот только у Гофмана все заканчивалось чудом, любовью и счастьем в стране, где среди сверкающих цукатных рощ красовались марципановые замки. А вот история ее жизни близилась к иному финалу.
Соня больше не мечтала о замужестве, не строила планов. Она просто жила, смирившись с несбыточностью грез.
Меж тем, работа над портретом ее щелкунчика близилась к завершению. Княжна никому не показывала эту картину. Она скрыла ее даже от глаз учителя-итальянца, приглашенного неугомонной Лизой.
Сеньор Манчини сдержанно похвалил способности ученицы и заметил, что при таком даровании Софья Петровна уже должна была раскрыться, как художница, но ни в одной из увиденных работ он не увидел этого. Княжна, опустив глаза, поблагодарила и пообещала больше трудиться. По взгляду учителя она поняла, что итальянец ожидал от нее чего-то другого.
Однажды он пришел на урок раньше обычного и застал Соню работающей над портретом Писарева.
— Dio Mio! — воскликнул Манчини. — Вот оно, чудо! Вот она, Ваша картина, сеньорина Софи!
Княжна вздрогнула и, обернувшись, увидела в глазах итальянского мастера неподдельное восхищение.
— Какая четкость линий, какая живость красок! Кто этот господин, пробудивший Ваше истинное дарование?
Соня покраснела и не сразу нашлась с ответом.
— Этот человек… Он просто знакомый.
Итальянец усмехнулся, но ничего не возразил.
Любуясь портретом, он с увлечением стал давать Соне советы, непрестанно хвалил ее талант и восхищался.
— В Италии Вы могли бы иметь успех, учась у лучших мастеров.
— Верно, это было бы прекрасно, — с грустью заметила она.
— А если Вам попросить родных? Я ведь слышал, сестра Михаила Александровича нынче гостит в Италии у родителей. Она могла бы стать Вашей компаньонкой.
— Было бы славно! — вздохнула Соня.
Когда-то она так мечтала об Италии с ее признанной школой мастеров.
— Ну так в чем же дело! Я готов лично сопровождать Вас в Италию.
— Вы? — удивилась Соня. — Боюсь, это будет нарушением приличий.
— Да. Вы правы, — с досадой согласился итальянец. — Но мы обязательно что-нибудь придумаем. Такому дарованию нельзя увядать. Оно должно цвести и благоухать, подобно мирту.
И сеньор Манчини решил лично побеседовать с княгиней Елизаветой Репниной.
Лиза обрадовалась, услышав, что сестра хоть чем-то увлеклась всерьез. В последнее время она все чаще замечала в глазах Сони тоску, и это удручало.
Мысль о поездке в Италию так понравилась Лизавете, что она всячески принялась уговаривать мужа по весне отправиться в путешествие и навестить родителей. Михаил, который знал неугомонный нрав своей супруги, согласился.
На предложение взять с собой Соню Репнин тоже ответил согласием.
Князь Петр Михайлович Долгорукий, до которого дошли вести о потрясениях, пережитых его младшей дочерью, был сердит и расстроен. Но мысль о ее отъезде из России на некоторое время показалась ему верным решением. Пока Соня будет в Италии, думалось князю, страсти улягутся, сплетни умолкнут, а после можно и сыскать родовитой княжне Долгорукой неплохую партию.
Весна пришла, как обычно, с таянием снегов, звоном капели, прилетом жаворонков и новыми мечтами о счастье. У Репниных и княжны Долгорукой много времени уходило на сборы, а на дорогу, по словам Михаила, должно было затратиться еще больше.
Накануне отъезда Соня упаковала завершенную работу и велела лакею доставить ее в казарму жандармов для поручика Писарева.
Экипаж покидал пределы Петербурга в тот миг, когда Серж взял в руки искусный портрет, написанный Сонечкой Долгорукой. Писарев долго разглядывал картину. С нее на офицера смотрел человек, которого он усиленно прятал даже от самого себя. Вот только от нежной художницы не укрылась правда.
Серж осторожно провел по холсту, к которому прикасались ее руки, и в груди его впервые за долгое время больно защемило. Не было ни дня, чтобы он не вспоминал Соню. Не было ни мига, когда б он не пожалел, что обманом опорочил ее, невинную, искреннюю, живую.
Писареву вспомнились большие голубые глаза, испуганно смотревшие на него в спальне графа Кайзерлинга. Влиянием дяди Серж сделал все, чтобы мерзавец, посягнувший на невинность барышни, заплатил за это, а ее имя не подверглось огласке. К удаче поручика, за графом-негодяем обнаружилось немало иных преступлений. За них мерзавца приговорили к каторге. Имя Сони нигде не прозвучало.
Княжна осталась Сонечкой, остановившей Сержа и не позволившей ему отомстить за нее обидчику, пролить кровь и свершить самосуд. И с того самого мига поручик стал часто задумываться: так ли нужна месть, приносит ли она истинное удовлетворение или только холодит душу.
Все больше Писарев убеждался: хрупкая барышня, впервые представшая перед ним скромной продавщицей цветов, о жизни знала больше, чем он.
Глядя на ее подарок, Серж заметил в углу картины вместо вензеля крошечную надпись «Я прощаю Вас».
Она действительно умела прощать и, верно, сама того не подозревая, учила этому других. Поручик понял, что отныне и он в числе ее учеников.