Щелкунчик в полумаске

Время в Италии пролетало незаметно. Лизавета и Михаил к зиме возвратились в Россию. Соня же обучалась мастерству итальянской школы живописи. Ее покорила страна, именуемая «Садом Европы». Пораженная красотой и плодородием земель Италии, княжна сочла подобное сравнение справедливым. Родители Михаила с теплом отнеслись к русской родственнице. Уют и забота, царившие в их семье, согревали Соню. Сердце ее исцелилось от тяжелых воспоминаний. И все же порою в бессонные ночи смутная тоска охватывала княжну. Прежний образ появлялся в памяти. Соня гнала его прочь из своих мыслей, но напрасно. Наступило католическое Рождество. Для княжны Долгорукой многое в празднестве было непривычным. Вслед за рождественскими праздниками пришли январские дни. Соня скучала по родным, по русской зиме, по двугорским веселым забавам. Весной она намеревалась вернуться домой. Наступил февраль, и княжна впервые услышала о венецианском карнавале. Соне не хотелось идти на этот праздник, но мать Михаила уговорила ее, заверив, что большинство женщин придут без масок, а гостей соберется немного. В большинстве своем это будут сторонники старых порядков, ибо давний запрет императора на подобные увеселения одобрялся новой властью. Но что за Венеция без карнавалов! Соня согласилась. На сей раз она нарядилась Коломбиной. Ей нравилось простое красное платье с пышной юбкой, сшитой из лоскутков, светлый передник, украшенный по краям кружевной оборкой, и маленький чепец, из-под которого выбивались темные локоны. Гостей на карнавале и вправду оказалось немного. Он был совсем не похож на тот памятный рождественский маскарад, изменивший многое в судьбе младшей княжны Долгорукой. Итальянским танцам она не была обучена и лишь со стороны наблюдала за веселыми плясками. Так продолжалось ровно до того мгновения, когда позади раздался знакомый голос: — Не откажите мне в любезности. Прошу Вас. Соня вздрогнула от внезапности вновь ожившего воспоминания. Боясь ошибки, она обернулась и убедилась, что это не сон, не видение. Перед ней вновь предстал тот самый господин в домино. Только на сей раз на нем не было маски. — Что Вы здесь делаете? — рассеяно пробормотала Соня, глядя на Сержа изумленными глазами. — Пытаюсь уберечь Вас от опасности, — невозмутимо заявил он. Оправившись от внезапного дежавю, она улыбнулась. — Опять? Писарев впервые ответил ей теплой улыбкой. — Вновь. Очень скоро здесь будет жарко. Властям города не по нраву бунтарство, а это представление иным не назовешь. Бунтовщики и гости будут пойманы, а потом скорее всего допрошены и куда-то брошены. Поверьте мне, все это весьма неприятно. Советую убраться отсюда поскорее. — Но я пришла с родственниками. Это родители князя Репнина. Писарев на миг задумался, а после поинтересовался, какие у них костюмы. Вскоре Соня, князь и княгиня Репнины в сопровождении Сержа усаживались в гондолу. Княжне подумалось, что на сей раз господин в домино оказался верным рыцарем, который спас не только ее, но и незнакомых ему людей. — Что Вы делаете в Италии? — поинтересовалась Соня, оказавшись с ним в гостиной особняка Репниных. — Выполняю государственное поручение, — негромко ответил Писарев, благодарный проницательным хозяевам дома. Князь Александр Репнин, получив из его рук послание императора, поблагодарил и, извинившись, скрылся в своем кабинете. Княгиня, будучи дальновидной женщиной, оставила их, сославшись на необходимость отдать распоряжение об ужине. — Какое же поручение? — допытывалась Соня. — На то оно и государственное, милая сеньорина, чтобы не забивать им Вашу головку. Княжна вздохнула. — Вы всегда появляетесь в моей жизни, как ураган. Писарев с грустью посмотрел на нее. — И оставляю после себя разрушения? — Иногда, — тихо ответила Соня. Серж подошел к девушке совсем близко и взял ее за правую руку. — Вы простили меня, Софья Петровна? Его голос звучал тихо. В зеленых глазах непривычно отражалась мольба. Как не похож был этот человек на того самого незнакомца, встреченного когда-то на маскараде. — Почему Вы так поступили? — напрямик спросила Соня, не отнимая руки. — Это было недостойно. Я мстил. — Мстили? — удивилась она. — Мне? За что? — Не Вам, — Серж завладел и ее левой рукой. Сжав девичьи ладони в своих собственных, он признался: — Я долгое время ненавидел ваших родственников. Барона Корфа и князя Репнина. — Но почему? — воскликнула княжна. — Это долго объяснять. Мы слишком давно знакомы с ними. Многое нас разделяло. Вы помогли мне понять, что я ошибался, перекладывая ненависть, которая жила в моем сердце, на других. Я ненавидел свои корни, свою мать за ее низкое происхождение, своего дядю за его высокое положение и пренебрежительное отношение к родственникам. Моя жена сбежала в Италию с другим мужчиной. Она погибла здесь, а я не проронил ни одной слезинки. Казалось, это было правильным. Меня ведь предали. Я ненавидел Корфа и Репнина, которых считал соперниками. Думал, что им все сходит с рук. Желал насолить врагам через их свояченицу, опозорить высокородные семейства. Я так мыслил и жил, Софья Петровна. Мне не было присуще прощение. — И что же случилось потом? — спросила она, задумчиво глядя на него. — Я встретил Вас. Писарев поднес ее ладони к губам и, на миг прикрыв глаза, коснулся поцелуем теплой кожи. — Это изменило многое, — продолжал он. — Вы помогли мне понять, что так продолжаться не может, что месть не приносит удовлетворения. Напротив, она превращает человека в глупца, делает его своим рабом. Княжна оставалась спокойной и внимательно смотрела ему в глаза. — Но почему Вы изменили свое мнение после того, как испортили мою репутацию? Вам стало меня жаль? — Нет, то есть не совсем, — пробормотал Писарев. — Я испытывал чувство вины перед Вами, но это не все. — Что же еще? Серж крепче сжал ее руки в своих. — Вы еще во время той мазурки показались мне особенной, не похожей на остальных. Я всегда смеялся над глупцами, называвшими женщин ангелами, но Вы и впрямь были неземной. Такая искренняя, настоящая, отличающаяся от лживых, лицемерных особ, которых очень много и в свете, и вне его. Я не жалел Вас, Софья Петровна. Я восхищался Вами. — Восхищались? — с надеждой переспросила Соня. — Да, — подтвердил Писарев. — И восхищаюсь до сих пор. Я думаю только о Вас. Каждый день. Каждую ночь. Даже во сне. Я долго злился и мучился, гадая о причине, по которой не могу забывать Вас и лишь недавно, наконец, все понял. — Что? — Я влюблен. В этом вся причина. Ни одна женщина никогда прежде не вызывала во мне таких чувств. На том маскараде Вы вошли в мою жизнь. И остались в ней. Я хочу, чтобы так было всегда. Чтобы Вы не исчезли. Это правда. Я люблю Вас. Не исчезайте. Станьте моей женой. Соня в изумлении не могла вымолвить ни слова. Писарев же с надеждой ожидал ответа. Оба молчали. Наконец, Серж отпустил ее и, отойдя в сторону, отвернулся. — Я понимаю, — глухо проговорил он. — Вы много страдали по моей вине и вправе отказать. Простите. Больше я Вас не потревожу. Обернувшись, Писарев коротко поклонился и с поспешностью направился к дверям. — Нет! Подождите! — закричала Соня. — Не уходите. Я согласна. Мужчина замер на месте. Повернувшись, он медленно подошел к ней. Зеленые глаза с недоверием смотрели на княжну. Она же не стала отводить взгляд. Глядя ему в лицо, Соня уверенно повторила: — Я согласна. Все это время Вы тоже были в моих мыслях. И снах. Даже тогда, после маскарада я думала о Вас. Может, так и должно быть? Может, это и есть любовь. Я знаю в точности, что мне не нужен никто другой. Только щелкунчик в полумаске. Сомнение в его взгляде сменилось недоумением. Соня рассмеялась. — Это Вы и есть. Когда-нибудь я расскажу своим детям сказку, случившуюся со мной. Серж улыбнулся. Непривычная нежность наполнила его взгляд. — Нашим детям, — возразил он и, обняв княжну, осторожно привлек ее к себе. Соня впервые почувствовала себя драгоценностью в его сильных и бережных руках. Внезапно она поняла, что это и есть сказочное счастье, о котором когда-то так мечтала. Теперь оно стало настоящим и вошло в ее жизнь навсегда.