Love me

Отец. Слово из четырех букв. Слово, которое значит куда больше. Отец — опора, крыша, защитник. Он спасет тебя от всего и вся. Обычно дочери уважают отцов. Они для дочерей больше, чем герои. Они Боги, пример! Они возносят отцов на такой пьедестал, что больше никому не взобраться. Но не для меня… Он не отец, а просто донор спермы для женщины, которая меня родила. Он никогда не любил меня. Всегда хладно относился. Пару вежливых вопросов, потрепать волосы, и то, только для того, чтобы мама не расстраивалась. А я всегда верила, верила в то… что папа просто серьезный и он любит меня. Но после смерти мамы, он слетел с катушек. Постоянные пьянки и побои. Полгода спустя менял по несколько шлюх в день. И я до сих пор верю, что он добрый. Добрый папа, который прижмет меня к своей груди и скажет, что все хорошо, что он со мной. На сколько нужно быть мазахисткой, чтобы прощать ему все, что он сделал… или сделает. Когда я пришла домой, спустя два дня, мои самые страшные страхи сбылись. Он был дома. И не просто был, он ждал, когда я появлюсь. Трезвый. Ждал, когда накажет меня за такое безрассудство. Бита — вот его самое любимое оружие. Чувствовать, как кости трещат под ударами стальной биты. Видеть, как кривиться лицо от боли. Видеть, как собственная дочь харкает кровью от его ударов. А знаете, что самое больное? Не то, что он бьет меня за каждый проступок, который я даже не совершала, а то, что ему насрать на меня. Единственному, оставшемуся родному человеку на тебя наплевать. Словно я никто для него, словно я не его родная кровь и плоть, словно мусор. Когда он закончил свое развлечение, я без сил, буквально доползла до кровати. Спасительный сон унес меня от боли. Но сну было велено прекратиться, когда прозвенел будильник. Ребра трещали от боли, а рука распухла и стала синей. Когда я только увидела, напугалась. Спросонья подумала, что рядом лежит труп и это его рука. Ан нет. Моя. Куча синяков разбежались по всему телу, простынь прилипла к тем местам, где засохла кровь. Хотелось выть от боли. Но я знала, лишний шум — и получишь добавки. Пытаясь не шуметь, но в это время было очень больно. На кухне, как воровка, оглядываясь, свалила в рюкзак пару яблок и печенье. Вышла на улицу, но вместо школы пошла в больницу. Я была не удивлена, когда мне сказали, что ребро сломано. Они так удивились, что я еще не померла, ведь ребро могло задеть артерии или сдавить легкие, а то и проколоть. Да пофиг, это было бы даже лучше, чем мучатся каждый день. На следующий день я тоже не пошла в школу, а отсыпалась в парке на своем любимом дереве, с перевязанным телом. Как я забралась на него, сама не знаю, ведь я даже передвигаюсь с болью. Мне нужно дорогое обезболивающее. Но просить у папы деньги — подписать себе приговор. На третий день я все-таки решилась пойти в школу. Останавливалась возле каждой лавочки и сидела по несколько минут. Добралась за полтора часа, то есть, к третьему уроку. Все смотрели на меня, как будто я зомби какой-то. Бесят. Не нужна мне ваша жалость! Я проживу и без нее. Я смогу… На биологии свободное место только рядом со мной. Гарри быстро уселся, пока не пришел учитель. Он с минуты смотрел на меня, позже изрек: — Хреново выглядишь. — И тебе привет, — прохрипела я. Нам раздали тест на весь урок, который, слава богу, я решила за десять минут и на пять. Остальное время лежала на парте, пытаясь нормально дышать. Гарри ерзал, вена на виске вздулась, постукивание карандашом по столу нервировало. Я отобрала у него тест. Дала все правильные ответы и легла обратно. Звон на перемену ударил по ушам. Не хотелось вставать, хотелось лечь и не вставать. Я двинулась к двери. Как же хочется умереть…