Разве это победа?

Родители в шутку называли её «агентом Скалли», хотя в последнее время сама она ассоциировала себя, скорее, с Клариссой Старлинг — ничего сверхъестественного за всё время работы в ФБР она не встречала, а вот психопатов повидала немало. Поэтому, когда они со Страмом брались за дело Пилы, никто и предположить не мог, чем всё обернётся. Питер… Да, с ним она всегда чувствовала себя в безопасности. Линдси помнила их первую встречу: как тогда дрожал её голос и путались слова. Это был день, когда она только ступила на путь своей карьеры федерала и ещё не была до конца уверена в своём выборе. Но с того самого момента, как её назначили напарницей Страма, он стал для её надёжной опорой. С ним Линдси и вправду чувствовала себя защищённой. Он многому учил её, неопытного новичка, и с каждой новой неудачей объяснял всё снова и снова. Он старался оставаться беспристрастным, подавляя раздражение и разочарование сдержанными вздохами, но Линдси чувствовала, как он злится. Не в его характере было прятать гнев — напротив, за яростью и агрессией Питер скрывал боль, — но, видимо, что-то в новоиспечённой напарнице заставляло его отступать от своих привычных правил. Наверное, Страм считал, что когда-нибудь из неё может выйти достойный агент. Так или иначе, они стали работать в паре, и работали довольно неплохо — каким бы сложным ни было дело, вдвоём они справлялись со всем. Питер всегда говорил, что главное в командной работе — доверие к партнёру, а они доверяли друг другу целиком и полностью. Но потом появился Джон Крамер. Сперва они не предали этому особого значения: очередной безумный маньяк, ничего нового. Кто же знал, что всё окажется не так просто. Хотя его имя было известно, а тело давно найдено, он не позволял приблизиться к разгадке ни на шаг. Это казалось невозможным, но создавалось впечатление, будто просчитать каждое их действие было для него плёвым делом. Крамер оказался не просто убийцей: трудно признать, но он был своего рода философом, в какой-то степени даже гениальным. Не сумев добиться справедливости, этот человек возомнил себя самой судьбой, верша своё правосудие, играя с человеческими жизнями, как когда-то сыграли с его собственной. В тот раз на кону оказались и их с Питером жизни. И, видимо, Линдси не справилась со своим испытанием. Иначе как ещё объяснить ужасные рубцы на лице, напоминающие о неверном шаге при каждом взгляде в зеркало? Проклятая шрапнельная бомба… Как она могла не догадаться? Почему поступила так опрометчиво, даже не проанализировав ситуацию? Вместо того, чтобы отступить, она придвинулась ближе, лишь бы расслышать шёпот чёртовой куклы. И за её ошибку поплатились другие люди. Она не сомневалась, что Страм справится и без неё, но сколько времени это могло занять? Она помнила, как всё было. Помнила мягкий пиджак напарника под головой, помнила его еле различимые крики, будто раздающиеся где-то далеко-далеко. И помнила, как ненавидела себя за неосмотрительность и беспомощность. Сколько теорий, сколько зацепок она хранила в голове, а теперь они все оказались бесполезны. Поделись она ими раньше… Всё могло быть иначе. Единственное, что она могла сделать, это собрать последние силы и вложить ключ, переданный Кэрри, в тёплую ладонь напарника, надеясь, что это хоть как-то поможет. Яркий свет, пищащие приборы, доктора в белых халатах. И тихий, охрипший голос: «Детектив Хоффман». Она правда думала, что не переживёт тот день, но всё обошлось. И тут же новое потрясение — с этой минуты для всех она мертва. А дальше — невыносимые бессонные ночи, проведённые в тяжёлых размышлениях: всё казалось таким неправильным, лишённым смысла… О напарнике всё ещё не было ни слова, но Линдси не давала сомнениям шанса пошатнуть её веру. «Имя подозреваемого: Питер Страм» Как же она ненавидела Эриксона. За то, что он объявил Страма в розыск, за то, что сдался так легко. Ответ всегда был рядом, нужно было лишь копнуть поглубже. Но Дэн Эриксон предпочёл свалить вину на своего лучшего агента, сделав чересчур поспешный вывод, как и она сама когда-то. Сколько раз она порывалась встать на защиту напарника, но стали бы её слушать? Она собирала факты, проверяла теории — она вела своё личное, независимое расследование, одной-единственной целью которого было доказать невиновность Страма. Перез до последнего верила, что Питер сможет выкрутиться — всегда выкручивался. Но вот результаты экспертизы, и внутри словно что-то переломилось — отпечатки с места преступления принадлежат мертвецу. И теперь у неё уже нет никаких сомнений. Она сверлит ледяным взглядом «лучшего копа», пытаясь сдержать закипающие слёзы — слёзы горечи, разочарования, боли… »…сейчас ты чувствуешь себя беспомощным…» О да, именно это чувство съедает её изнутри, пока она стоит прямо перед истинным врагом не в силах сделать хоть что-то, что помогло бы добиться справедливости. »…сейчас ты чувствуешь себя беспомощным…» Наверное, он тоже испытывал нечто подобное. Вне всяких сомнений, Марк не оставил ему выбора — в игре Питера невозможно было победить. Как не остаётся выбора и сейчас. Судорожно сменяются мысли в голове в попытке найти хоть какой-то ключ к выходу, хотя Перез прекрасно понимает, что выхода нет вовсе. »…сейчас ты чувствуешь себя беспомощным…» Голос Хоффмана на плёнке. Секунда — и Линдси стреляет в пустоту. Пытается открыть глаза, но горячий кофе жжёт лицо. — Кто ещё знает обо мне? Перез чувствует ледяной металл под кожей. Удар ножом, ещё один, и ещё — лезвие проникает глубже, по самую рукоятку. Но Линдси уже не ощущает холода — физической боли больше нет, она ушла, оставив неизлечимые раны лишь на истерзанной душе. — Все… Все знают. Последняя попытка изменить хоть что-нибудь, но слишком поздно. Теперь уже точно. Больше не нужно сдерживать чувства, слёзы бессилия катятся по щекам от осознания неизбежности происходящего. Сколько бессмысленных смертей… И ради чего? Чтобы виновник остался на свободе, а специального агента Питера Страма окрестили Пилой? Да, так всё и будет. Резкий запах бензина — последнее, что она чувствует, — подсказывает, что её тело даже не найдут. Никто не узнает правду, а её напарника навсегда запомнят. Вот только не как героя, а как одного из самых жестоких убийц в истории. Почему же она не рассказала всё сразу? «Главное — доверие», — это было их девизом, их основным принципом. Принципом, которого Перез — по глупости или из абсурдности своих догадок, — не смогла придержаться. Всего несколько недосказанных слов могли спасти десятки жизней действительно невинных людей. Но вместо этого Линдси, сама того не ведая, подписала им — а заодно и себе, — смертный приговор. Приговор, который всего через миг будет приведён в исполнение… Разве это победа?