фемЮнги/фемХосок
Вы помните свое детство? Помните как было легко поругаться и легко помириться? Как слова «я не буду с тобой дружить» — были самой страшной угрозой? Детство — самое счастливое время, которое ты вспоминаешь с улыбкой, даже если это грустные моменты. Мир был так огромен, а цвет осеннего дерева захватывал так же сильно, как полет в космос. А мы могли летать в космос, на выдуманных кораблях. У нас была трехколесная машина, которая могла делать «би-би» твоим собственным ртом. И всегда было весело: было весело играть в куклы в компании и в одиночку тоже. Можно было совершить кругосветное путешествие не выходя из дома! Или прятаться от взрослых за прозрачной шторкой… — А где же мои девочки? Искала женщина под ванной, под диваном, пока маленькие Юнги и Хосок прятались за стеклом окна, на балконе. И, конечно же, совсем не было слышно их смеха. Эти дети такие милые. А потом они так же быстро забыли о прятках и начали играть в куклы, затем смотреть за маминой магией на кухне, а потом делить проезжающие мимо машины. — Мои — все черные. Твои — красные. — Хорошо. Они прятались на балконе второго этажа, словно их действия незаконны, а потом эта мысль переросла в игру в мафию. А потом и они переросли всё. Юнги всегда была в отца, с мужским стержнем, с пронзительным холодным взглядом и детским личиком. Чего не скажешь о Хосоке: она была милой и жизнерадостной девочкой, но очень скромной и забитой, с не самыми красивыми чертами лица и фигурой. Они были словно oreo, когда ты делишь его пополам: черное и белое, даже их дома были напротив. Садик, младшая школа, средняя школа, кружки, секции, прогулки по городу — они всегда были вместе, пока родители Хосока не обанкротились. Тогда девочке пришлось идти в обычную старшую школу С, а вот Юнги поступила в элитную школу А, тогда их тропы начали расходиться. Прогулки стали редким удовольствием, а детство постепенно забывалось во взрослой суете. — Сегодня по новостям передавали, что началась эпидемия какого-то вируса, врачи не могут найти лекарство, уже три человека умерло. — Мама, зачем говорить мне такие вещи, еще и перед школой? — Солнышко, надень маску, я очень тебя прошу. — Хорошо. Я побегу, не хочу опоздать, сегодня первый урок со страшным преподавателем. Хо натянула резинки маски на уши, а её саму закинула под подбородок. Выходя на улицу, солнечным летним днем, Хосок видела как Мин Юнги выезжает на иномарке, она не смотрела по сторонам, не искала Хо так же, как и раньше. Кажется, на этом вся дружба заканчивается. А внутри сердечка, что-то так щемит, так томно и больно. Она живет воспоминаниями, когда Мин двигается вперед и оставляет всё позади. На самом деле Чон не нужно так рано идти в школу, просто нужно прийти пораньше, чтобы её никто не увидел. Издевательства в школе распространенная вещь, просто раньше ей помогала Юнги, а сейчас девочка просто внеклассовое существо. Она не богата, потому не может быть в том кругу, в котором была раньше, но она была богата, потому не может найти новых друзей. Оставалось только прятаться и танцевать. Танцевать и прятаться. В кладовых, в коридоре во время урока, в туалете, прячась от задир. Она перестала брать с собой ланчбоксы, потому что их всегда портили, было жалко выбрасывать мамину любовь, что она вложила в эту еду, в мусорник. Жизнь Юнги была куда примечательней и роскошней, белобрысая бестия была мечтой каждого мальчика, который когда-либо видел её. Всем хотелось общаться с ней, тусить в одной компании, они были счастливы словить её надменный взгляд на себе. Фрики пытались сфотографировать её трусики под короткой юбкой, пока она идет по лестнице или пьет воду у раковин. А вот она любила издеваться над людьми. Любила, когда ей плачутся и просят пощады, когда молят на коленях среди коридора и чтобы как можно больше людей видели её превосходство. Они такие разные, не так ли? И Хосок выступает в роли той самой девочки, что просит пощады у такой же девочки, роль которой исполняет Мин в другой школе. И Хо бы царапала себе лицо, да мама будет переживать, рвала бы одежду, да у них денег, чтобы купить новую, просила бы Юнги о помощи, да той всё равно. Такая отвратительная безысходность в этой кабинке туалета. В коридоре слышны девичьи крики, шум толпы и Чон не могла не посмотреть, что там происходит. Кто-то заразился той самой инфекцией. Девочка кашляла, на её руках было много слизи и цветов. Цветов? Цветы ли это? Что за странная болезнь? Скорая прибыла через 15 минут, а всё это время ученики лишь глазели на больную, забыв о мерах предосторожности. Через неделю школу закрыли на карантин. Дети, в чьем организме не проявились симптомы и не была замечена инфекция были переведены в другие школы. И, о боги, мечты сбываются. Чон и Мин в одной школе, в одном классе. Хосок захотела сделать подруге сюрприз, потому она, как и все одноклассники, услышали о новой ученице «Чон Хосок» в одно время. Это было самое счастливое утро за последние 2 года, но только лишь утро. — Хули ты пялилась на меня, новенькая? — скрипела зубами Мин, сидя на кортах перед забитой в угол подругой детства. — Ты как вообще посмела смотреть на меня? А? — Прости, — скулила Хо, — я больше так не буду. — В следующий раз — вряд ли ты сможешь хоть что-то видеть. И тогда день стал самым кошмарным в её жизни. Кажется, все стало еще хуже, теперь всё тоже самое делает её близкий человек. Это разбивает в дребезги, разрушает изнутри и остаток учебного дня Хо провела в прострации. А ведь Чон так её любила, она лелеяла надежду на добрую встречу, на милую встречу, а не на холодный прием. От холодных стен в туалете, девочка начала кашлять, взахлеб, выплевывая слизкую мокроту. — Какой кошмар. Надеюсь, я не подцепила ту болезнь. Та девушка так мучилась. В дамскую комнату громко открылась дверь и туда зашла компания из девочек, одной из них была Юнги. — Не пойму, что за забитое дермище к нам прислали? И почему она так пялилась на тебя. — Мы уже наказали её за это. Не стоит вспоминать. — Ответила Юнги — Но почему? — Нельзя перегибать линию, иначе этот сброд… — Мин была очень осторожна, она не хотела чтобы кто-то услышал, — проверьте кабинки. Стук за стуком, двери открывались, а Хо тряслась в кабинке, боясь, что её заметят. Её кабинка была закрыта и, когда прислужницы блондинки не смогли открыть дверь, то им пришлось стать на на соседние унитазы, чтобы посмотреть, кто там сидит. Они увидели девчонку, которая сидела на унитазе, занимаясь интимными делами, пританцовывая от музыки, что играла в наушниках. — Господи, ну и мерзость. — Юнги, тут та девчонка, которую мы утром прижали, но она… она чокнутая какая-то. — Даже знать не хочу, пошли отсюда. А потом настал новый день, а за ним еще один и снова всё повторялось. День за днем становилось всё хуже, а душевное состояние девочки приходило в упадок, болезнь усиливалась и, иногда, со слизью, разрывая горло, выходили синеголовники, а иногда ромашки. И тогда, звонок в дверь. — Солнышко, открой, пожалуйста, а то я занята. — Хорошо, мамуль. В отличии от школьных будней, настоящая Чон была мила и общительна, но всё это испарилось, стоило ей увидеть Юнги на пороге. — Прости, но я просто не знаю куда мне еще пойти. — Проходи, — в голосе Хо была слышна неуверенность, непонимание, — что случилось? — Я с отцом поссорилась и не хочу там находится, можно будет у тебя заночевать? — Да, если тебе совсем некуда идти. Присядь на диван, а я принесу чай. Пока Юнги располагалась в гостиной, Чон пошла к матери, чтобы объяснить ситуацию и попросить чай. Женщина была милейшая и всегда учила свою дочь отвечать добром на добро, и добром на зло. Но для неё девочки были всё так же хорошими подругами, они не находились в роли «жертва-хищник». Закипевший чайник чертовски обжигал руки, но Чон была слишком добра и гостеприимна, чтобы лишить гостя чая и угощений. Она надеялась, что Юнги что-то скажет, извинится, объяснится, хоть что-нибудь, но она лишь в тишине выпила чай и пару раз улыбнулась на слова мамы. А часы пробили полночь, разбивая неловкое молчание. — Вам завтра в школу, подите спать. — Да, доброй ночи. Комната Чон была выполнена в теплых оттенках, а внутри пахло корицей и ванилью. Как и в детстве. — Этот запах приносит воспоминания о нашей дружбе. Хосоку нечего было ответить, она давно не дружит, еще со средней школы, она любит, так давно любит, что теперь болеет от этого и её кожа потеряла свой румянец, приобретая бледный оттенок. А затем кашель, снова кашель и Чон уже рвет цветами, её горло и легкие кровоточат, всё её сердце исцарапано колючими цветами и Хо смывает всё в унитаз. Она заразилась еще тогда, в старой школе, но сейчас уже было слишком страшно говорить кому-то об этом. Но на самом деле, если бы кто-то был заинтересован, то увидел бы то, что сейчас видела Юнги. — Ты больна! — Не говори никому. Я не хочу прожить остаток дней в больнице. — Прости меня. — Мин рыдала, что есть сил. — Я не знала. И вообще я не должна была так поступать. Я такая мразь. Я переживаю за свой статус, потому мы накинулись на тебя, я накинулась, мне просто нет прощения. — Всё в порядке, наверное. Я не хочу перед смертью злиться на кого-то, потому прощаю тебя. Минуту назад она рыдала от сожаления, а сейчас ревет с такой же силой от счастья. На утро все поменялось. А на следующий день всё больше людей улыбалось девочке. На другой к ней подсаживались в столовой. На третий — вокруг неё собирались толпы, чтобы обсудить последние новости. Юнги всё так же ночевала дома у Хо. Они прятались под одеялом и предавались воспоминаниям о детстве. Смущались, когда случайно касались друг друга, спали в обнимку, согреваясь в холодную зиму. — Юнги, — шептала Чон, когда они вновь спрятались под одеялом, — я буду жалеть о том, что не сказала и не сделала. Я чувствую, что скоро придет моя смерть, потому хочу чтобы ты знала, что я люблю тебя. На лице блондинки появилась милейшая улыбка. — Я тоже… — Нет, ты не понимаешь. Я люблю тебя не как подругу, или друга детства, я люблю тебя как парень может любить девушку, только мои чувства чище. Ночами я мечтаю о том, что мы гуляем вместе, держась за руки, о поцелуях, которые ты можешь подарить мне, а я тебе, об объятиях, которые наполнены любовью, я мечтаю о чувствах, которые не могут быть. Прости. Я просто хотела чтобы ты знала. Кстати, что ты сказала в школе, что они начали так ко мне относится? — Я сказала, что твой дядя работает в университете А, и он довольно знаменитый ученый в Америке. — Вау. Спасибо. Но зачем ты соврала им? — Потому что… потому что чувствую к тебе тоже самое, — а потом добавила, — возможно. — Спасибо. — Это мой самый счастливый вечер… … был, пока девочка не поняла, что очередной сгусток слизи просится наружу, она побежала в ванную, но слизь рвалась через рот и тогда всё её руки были в белых ромашках, окутанных скользким секретом. — Это ужасно. Юнги не могла оставить подругу в такой момент и держала её волосы, чтобы та не выпачкала их, а Хо ругалась на неё: — Уйди, ты можешь заразиться. — Не беспокойся. Я не могу уйти от тебя, когда тебе плохо. Когда приступ закончился Хо вымыла руки и почистила зубы, некоторые лепестки ромашек застряли между зубов. Перед глазами всё поплыло и Хосок упала на колени, хватаясь за всё, что было рядом, но лишь столкнула всё моющие принадлежности с тумб и упала бы, ударившись лицом о пол, если бы Мин не подхватила её вовремя. — Пожалуйста, не надо. — Сейчас беловолосая осознавала всю ситуацию и она не могла отпустить близкого для неё человека в мир иной. — Не оставляй меня. Я люблю тебя, слышишь? Люблю, очень люблю. Так же, как и ты меня, только не уходи, не оставляй меня, прошу. — Всё в порядке, я просто плохо покушала, вот и голова закружилась. Пойдем спать, хорошо? — Д-да, конечно. Ты можешь сама идти? — Конечно. Ванная комната и комната Хосока были напротив друг друга, буквально в метре, потому они совсем быстро пришли на место, Юнги помогла Чон улечься на кровать, а сама запрыгнула с другой стороны, прижимая малышку к себе. Она была холодна и дрожала, её обычно смуглая кожа сейчас белее, чем у Юнги, и Мин хотелось осуществить маленькую мечту… как Хосока, так и свою. Поцелуй в лоб. В нос. В правую щеку. В левую щеку. В губы. Такой мокрый от слез поцелуй. Неужели они смогли показать свои настоящие чувства лишь под угрозой смерти? Но они не смогут насладиться временем, что отвел им всевышний. Уже не смогут. И как много сожалений и боли в этих прикосновениях и поцелуях. Но по крайней мере Чон перестала дрожать и её тело стало теплее, чем минуту назад. На лице появился смущающий румянец. — Я люблю тебя.Ученые сделали сенсационное открытие: любовь — лечит.