Охота на меня.

Так как собственной смерти отсрочить нельзя,

Так как свыше указана смертным стезя,

Так как вечные вещи не слепишь из воска —

То и плакать об этом не стоит, друзья!

© Омар Хайям             Я как будто вылетела из транса. Голова болела, чёрт! Только не говорите, что у меня снова был приступ.       — Был! Да ещё какой! — Заверила меня хохочащая в голос Эмили. Я тихо зарычал. Вот поэтому я сука и пью эти грёбанные успокоительные с обезболивающими. Рай понуро шёл опустив голову. Я не могу ничего сделать. Нужно подождать… Нужно время. Я опустила голову, и что-то начала бормотать. Пусть боятся. Хотя… Кто из них будет бояться ребёнка. Это даже немного обидно.       — Кошенька! Я спешу напомнить, что самое страшное для человека, это неожиданность! — Лилейным голосом заявила Эмили, чуть ли не мурлыкая.- Если ты сейчас, проявишь своё актёрское мастерство, и заржёшь на всю Ивановскую, то от тебя либо шарахнулся, а потом начнут материться и побьют, либо сразу побьют.- План хорош, вот только последствия не очень. Максимум почему я сейчас не сдохла, так это из-за регенерации Эмили. Но что мешает сейчас попробовать. Только вот смеяться до безумия больно. Может. Я об этом пожалею. Мне правда стыдно перед Раем, за своё х**вое поведение. Я резко дёрнулась обгоняя Рая и одновременно уворачиваясь от ножа, и схватив Рая за лицо быстро чмокнула в щёку. Сказать что все о**ели- это ничего не сказать. Я нервно захихикал, подмигивая другу.       — Что за телячьи нежности?! — Завопила Эмили. Она вообще была немного против нежностей, Толи из-за неудачного брака в то время, пока она была жива, толи от того, что она подчинённая похоти, и ей важней был сам процесс секса, а не то что было перед ним, фиг его знает. Меня дёрнули за волосы. Бл*.       — Что ты творишь? — По спине побежали мурашки от этого полу змеиного шёпота в самое ухо. Вдох. Давай актриса. Я улыбнулась не хуже мартовского кота, позволяя Эмили вплести какое-то заклинание, заставляя глаза заблестеть кислотно зелёным цветом. Или это было не заклинание, а сами глаза Эмили, я не знаю. Я начала тихо смеяться, напрягая заранее пресс, а потом сложилась пополам начиная в открытую ржать. Громко, со слезами, задыхаясь через каждые полминуты, до боли в животе, до дрожи в коленях. Маски до этого державший меня за волосы, стоял в немом шоке, что уж говорить о Рае, который смотрел на меня в ужасе. Мдя. Страшное зрелище знаю! Крепись дружище… Прорвёмся…

* 2008 г*       — Вы понимаете! Что ваш ребёнок болен! — Психологу пришлось повысить голос, ибо женщина на отрез отказывалась принимать эту информацию.       — Она не может быть больной! — Женщина тоже повысила голос. Мужчина устало плюхнулся в кресло.       — Позовите её сюда.- Женщина встала со стула, стоящего рядом с столом психолога. Женщина была невысокой, 159 где-то, волосы почти чёрные, убраны в высокий пучок на голове, глаза серые, кожа бледная что не является странным, для Москвичей. Она открыла дверь кабинета и высунула голову в коридор.       — Катариада! Иди сюда.- Громко сказала та, и открыла дверь шире.       — Да мам! — Девочка спрыгнула с дивана, и хромая на левую ногу пошла к кабинету. Мать прикрыла глаза. Слишком больно ей было смотреть, на то с каким трудом ходит её ребёнок. Девочка подошла к маме и обняла ту за руку.       — Пошли домой! Я кушать хотю! — Подняв зелёные глаза на мать, девочка надула и так пухленькая щёчки. Похожа на хомячка. Волосы короткие, и светлые, почти жёлтые, глазки большие и зелёные. «В кого же ты такая пошла» пронеслось в голове у Анастасии, вспоминая внешность, не состоявшегося мужа. У того были карие глаза, и тёмно- каштановые волосы. В кого пошла дочь, мать не понимала.       — Сейчас пойдём.- Анастасия погладила дочь по голове пропуская в кабинет.       — Снова привет.- Бывшей, строгий мужчина заулыбался ребёнку. Девочка немного насупилась, но села на стул.- Давай мы с тобой сыграем в игру?!       — Если в догонялки! То я не вода!       — А с кем ты играешь? Твоя мама мне говорила что ты уже как месяц в детский садик не ходишь.- Доктор незаметно взял в руки карандаш, готовясь писать, то что скажет ребёнок.       — Я этот месяц и не играла! Я…- она вдруг замолкла, к чему то прислушиваясь. Женщина вышла из кабинета сдерживая слёзы. Девочка дождалась пока мать выйдет, а потом подняла взгляд на психиатра. Ужас. Страх. Вот что испытал он, прежде чем почувствовал, как сзади кто-то положил руки ему на шею и сжал, не удушая, а предупреждая, что действия и крики могут плохо кончится. Девочка встала на стул, без намёка на растянутую ногу, скрестила руки на груди. На шее блеснуло колечко, серебряное. Золотые глаза смотрели прямо в душу мужчине.       — А теперь начистоту.- Девочка хмыкнула и дунула на выбившийся из пряди волосы. Клыки. Острые как у акулы.- Мы же с вами не хотим проблем, ведь так? — Она мягко улыбнулась. Мужчина весь окаменел, чувствуя что ни рукой, ни ногой он пошевелить не в силах. Руки с шеи пропали вместо этого, чья то когтистая ладонь легла на ладонь врача.- Кричите сколько хотите доктор! Вас всё равно никто не услышит! — Всё с той же улыбкой предупредила Катариада.- А теперь… Вы же взрослый мужчина. Ведь так? — Доктор кивнул, боясь, что эта когтистая ладонь вопьётся в его горло.- Скажите это! — Вдруг закричала девочка и стукнула ногою об стол. Она встала на стол возвышаясь над, уже порядком посидевшим врачом.       — Д.Да! — Он чуть ли не плакал от страха.       — И чего вы так орёте? — Девочка сделала покер фейс. Мужчина нервно сглотнул. Золотистые глаза вдруг озорно блеснули.- И вам, взрослому человеку, не стыдно ли доводить женщину до слёз? — Она вновь скрестила руки на груди. Бывшая просторная комната, с ярким освещением, начала наполняться мраком.       — С. стыдно…- Врач решил действовать по методу, «с больными не смотрят, с больными соглашаются и всё равно делают по своему».       -Вот и чудно. Мара! Давай! — Так называемая «Мара», сжала руку доктора, тот завопил. Но вот когда рука начала вдруг проникать в него, ломая внутри кости мужчины, тот не то, что орал, тот верещал от ужаса и боли. Рука Мары оказалась внутри руки доктора. Бывшая слегка загорелая кожа стала серой, вены под кожей вздулись и стали чёрными. Врач в ужасе смотрел на собственную руку.       — А теперь вы пишете, что я! Абсолютно здорова и.- Девочка спрыгнула со стола и открыла ящик в этом же столе, доставая чистый лист.- И пишете, то, что вы увольняетесь, по причине здоровья.- Девочка сначала улыбалась, а потом схватила уже порядком обосравшегося мужчину за уши, наклоняя к себе.- Вам придётся сегодня умереть доктор! — Это был явно не детский голос, по крайней мере так показалось врачу. Она отпустила его уши. Мрак начал потихоньку пропадать…вместе с волей врача. Ранее болотной зелёные глаза, стали на три тона темнее, а морщины на лбу как будто увеличились. Рука твердо держала злополучный карандаш.              Девочка вышла из кабинета оставив мужчину в полном одиночестве. Мать в тот вечер купила дочери целых две плитки шоколада, взяв с той клятвенное обещание, что та не съест всё в первый же вечер. Коша торжественно пообещала, что съест совсем чуть чуть. И тем же вечером, по новостям показали труп психиатра, работающего с Кошей. Матери сидевшей в немом ужасе пришла СМС в которой говорилось о смерти врача, и о том, что он написал справку о полном психологическом здоровье Коши.       — Всё…всё…- Анастасия не могла ничего произнести смотря в ужасе на экран телефона.       — Всё хорошо! — Девочка подошла к сидящей на диване матери и обняла ту за руку. Анастасия прижала дочь к себе, целуя ту в макушку и в щёки, приговаривая при этом «Всё хорошо!» «Всё хорошо, не беспокойся, мама в порядке».

* Наше время*             Я улыбалась, шла я подскакивая и болтая руками, насвистывая «тили тили Бом». Знаете так обычно дети идут в детский садик, рядом с мамами, что-то щебеча. Я не позволяла сойти с лица улыбки, а сама вспоминала детсад. В садик я пошла раньше всех и была самой старшей в садике, я редко болела, только вот болезни заменяли головные боли и выкручивание суставов. Я не помню почему, но тогда, я могла часами лежать в кровати и плакать, ибо кости выкручивались до такого состояния, что было просто невозможно терпеть. Спасали только бинты. Страшнее были галлюцинации. Я видела того, что никто не видел. У меня тогда даже была знакомая с того света. Её звали Мара. Она постоянно ходила со мной, и подсказывала если это требовалось. Мне было жаль маму. Я помнила то как она обнимала меня в приступах боли, и шептала без остановки «Всё хорошо!». Помню она водила меня к психологу, как сказала Эмили, он пытался стереть мне память о детстве и заменить их на другие, но Эмили была бы не собой если бы она не отразила бы это.             Я поравнялись с раем и начала идти нормально, Маски внимательно за нами следил. Я подняла взгляд на друга. Боже. Да он сам чуть ли не ржет в голосину. Сука. Я слегка толкнула его локтем в бок, прорывая крепость. Мы шли и ржали, что-то кричали и вроде пели. Нам нечего терять. Мы прожили счастливую жизнь, а кто сказал что мы помрём?! Покажите мне этого дебила! Я ему самолично глаза на жопу натяну! Мы пели всё и вся, что только могли вспомнить. Мы орали анекдоты, мешая их закончить собственным смехом. Потом мы пели казачью песню, которую мы знали, только из-за того, что однажды сходили в лес. Там были военные, ну как военные, трое мужчин, лет под 40. Мы просидели с ними до вечера, запоминая слова песни.       -Чёрный ворон, чёрный ворон, Что ж ты вьёшься надо мной, Ты добычи не дождёшься, Чёрный ворон, я не твой. Ты добычи не дождёшься, Чёрный ворон, я не твой.- Орали мы, надрывая голоса и перекрикивая матюки маньяков. Однако они нас не трогали. И мы распоясались окончательно.       — В моём сердце дырка — сквозь неё видно Луну Но я вот-вот её заткну тремя: я не люблю одну Я люблю только свой омут, шаришь? Я, как рыба, не утону Хоть этот камень так и тянет ко дну Я ныряю в алкоголь, как в ванну (плюф) И мы в ванной, ванной, снова в ванной Снова с этой сукой или с этой сукой Или с этой самой, с этой самой странной Пусть она залижет мне раны- Это орала я жестикулируя руками и меняя интонации голоса. Когда я пела про сук, я тыкались пальчиками на маньяков.