Хроники Александрии

Кто-то [Аффа] считает, что история Птолемея началась, когда он впервые доверился джинну [мне]. Кто-то [Пенренутет. Тогда он впервые на моей памяти не согласился с другом] считает, что она началась, когда он появился на свет. Анхотеп и другие младшие духи тоже хотели высказаться по этому поводу, но их никто слушать не стал. Меня же такие вопросы занимали мало. Кому какая разница, что именно двигало этим странным мальчишкой? Возможно, обычное любопытство.  — Ну да, — насмешливо проклекотал Пенрентутет в облике беркута. Он лежал на крыше, по-человечески подставив крыло под подбородок. — Конечно. У каждого волшебника возникает когда-нибудь вопрос: «Хм, интересно, а что будет, если я поведаю свое истинное имя злокозненному демону? Ну-у-у, даже не знаю, надо попробовать». Пенренутет так мастерски скопировал дребезжащий менторский тон большинства хозяев, что в рядах бесов раздались смешки и похрюкивание. Беркут великодушно махнул свободным крылом в их сторону. Я не обратил внимания на его насмешливый тон. Египетский вечер был светел, чист и свеж. Фиолетовая дымка заката окрашивала крыши в мистические тона. Вокруг садящегося солнца высыпали первые звезды. Все дышало спокойствием и тишиной, и это было единственной причиной тому, что мы до сих пор спокойно разговаривали, а не закидали друг друга Взрывами, перед этим пожрав особенно нахальных фолиотов и бесов. Все было как-то лениво и сонно. Внизу, в городе, напротив, разгорались огни. Александрия и не думала спать. Там смеялись простолюдины; закончив смену, пела свои воинские песни стража, богачи разъезжали в паланкинах, вдыхая ароматы специй и остывшей пыли. Наш хозяин сидел дома и строчил свою очередную гениальную идею. В такие моменты от Птолемея нельзя было добиться и двух связных слов, так что мы решили не мешать ему. — И все-таки я уверен в этом, — стоял я на своем. — И даже не думайте спорить. Я знаю Птолемея гораздо дольше всех вас, я был первым, кого он призвал. А за это время я успел его неплохо изучить. Тети наблюдала за нашими дебатами со снисходительной улыбкой. С такой обычно взрослые выслушивают мысли маленьких детей. Она была в своем обычном облике седой смуглой индианки и сейчас сидела, свесив ноги над пропастью. В ее глазах отражалось темнеющее небо. — Отчего же ты молчишь? — спросил я у Тети, встретившись с ней глазами. — Будто тебе что-то ведомо о нем, чего не знаем мы. Тети не отводила взгляд. Мне стало неуютно. Было в ней что-то такое… пугающее, одним словом. Не в том смысле, что я боялся ее, а в том, что она знала гораздо больше, чем я, и вот это меня настораживало. [Уже в те времена я мог с уверенностью назвать себя древним джинном, и очень немногие мои коллеги могли оспорить данный факт. Тети же была старше меня. И если мы с Факварлом могли спорить на эту тему сколь угодно долго, то что-то в поведении Тети заставило меня понять совершенную бесполезность данного занятия. Просто потому, что не будет мудрец что-то доказывать младенцу.]  — Я знаю, — кивнула наконец индианка. — Но это не только моя тайна. Если он сам захочет, то расскажет вам. Мы переглянулись и снова уставились на нее. Тети продолжала смотреть на нас с полуулыбкой, из-за которой словно бы невзначай выступили клыки. В бледной когтистой руке Аффы затрещали Судороги. Бесы одновременно по-змеиному зашипели. Я и Пенренутет приготовили Взрывы. Вечер переставал быть томным. [Кстати, прикольная фраза. Надо будет ее какому-нибудь писателю подарить.]  — Да ладно тебе, интересно же! — это был Анхотеп. Фолиот третьего уровня, не блещущий ничем, кроме таланта вылезать в самый неподходящий момент. — Тети, ну пожалуйста! А то сейчас эти мудрые господа разнесут половину Александрии и, не дай боги, зацепят библиотеку. Птолемей расстроится. Расскажи, а? Тети покачала головой, вздохнула, выслушивая уговоры, еще раз обвела нас взглядом и, в конце концов, согласилась рассказать эту историю. В то время она уже долгое время служила одному египетскому жрецу. Тот был лыс, толст и ужасно зануден. Питал, кроме всего прочего, любовь к Карающему Уколу и Разящему Кнуту, крепко заваренному зеленому чаю, за которым он часто посылал своих слуг на другой конец земного шара, и народной музыке. Что из этого было самым худшим, я даже предположить боюсь. По обыкновению своему, он вызвал ее подвале собственного дома. [Я уже, кажется, говорил, что в Египте в те времена колдовство было запрещено, поэтому волшебникам приходилось быть осмотрительнее. Все бы хорошо, но тот мудрый человек, что придумал этот запрет, сам являлся волшебником, поэтому среди египетской аристократии он стал не более, чем шуткой. Или удобным поводом убрать с дороги конкурента.] Идеально расчерченный пентакль, четкий громкий голос хозяина, читающий заклинания, ароматы благовоний и масел — все было абсолютно верным и точным, и не оставляло никакой надежды вырваться на волю раньше срока. Как обычно. Увы. Единственным отличием было то, что пентакль был несколько перестроен. В него добавились новые руны, а защитных круга было два. В одном из них стоял мальчишка не больше восьми лет отроду. В его глазах плескалось волнительное восхищение вперемешку со страхом. Тети много раз наблюдала эту картину. Ученик волшебника. Они все были одинаковыми. Бледные от волнения, в глазах азарт, а в душе единственная цель — выучить все-все-все заклинания на свете, чтобы призвать могучего джинна, который бы решил их проблемы. Такие забавные, такие наивные, такие беззащитные… до поры. Потом эти мальки вырастают в стальных и беспринципных хищников. Таких, что уже не скажешь, в каком именно пентакле находится настоящий монстр. И этот ничем не отличался от остальных. Поэтому давить этого головастика надо в зародыше. Она превратилась в китайского дракона и, взревев, вынырнула из пола. Защитные руны пошли рябью, словно водная гладь, и разорвались. Свечи опрокинулись на пол и покатились. Задетое масло вспыхнуло синим пламенем. Комната мгновенно заполнилась дымом и жаром. Дракон застыл в воздухе, извиваясь всем своим длинным телом. Издав победоносный вой, Тети приготовилась к прыжку.  — Обрати внимание, мальчик, — голос волшебника был спокоен, словно в это время он сидел на веранде и попивал свой чай. — Эта джиннша служит мне уже много лет и знает, что такие фокусы на меня не действуют. Этот концерт устроен только для тебя. Демоны на удивление точно чувствуют слабость и очень быстро ориентируются в ситуации. Не так ли, Тети? Иллюзия распалась. Пентакль принял свой прежний вид, огонь потух, свечи стали на место. Дракон раздраженно цыкнул гигантским клыком и взвился вверх, выкидывая изящную восьмерку в воздухе. Не то, чтобы она вправду надеялась, что малец от ужаса побежит куда подальше, но ведь достаточно одного маленького неосмотрительного шажочка… С влажно поблескивающего драконьего клыка сорвалась тягучая белесая капля и с глухим стуком упала на пол.  — Весьма красноречивый ответ, — кивнул жрец. — И что ты будешь делать в такой ситуации, о мой ученик? Мальчик склонил голову набок, видимо, раздумывая.  — Ничего бы не делал, — наконец ответил он. — Отпустил бы я ее. Зачем мне слуга, желающий меня пожрать? Жрец расхохотался. Его двойные подбородки заколыхались. Дракон оскалил зубы.  — Этот головастик умнее тебя, хозяин, — по-змеиному прошипела Тети. — Я еще никогда не видела волшебника, умершего своей смертью. И, поверь мне, ты не будешь исключением, если не прислушиваешься к этой мысли. Все еще смеясь, жрец поднял руку. Тети опустилась на пол, все еще скаля свои клыки. Защитная граница неприятно холодила ее сущность.  — Смотри, как она злится, — заговорил волшебник. — Злится, потому что не может причинить тебе никакого вреда. Если ты допустишь хоть одну ошибку, вот тогда она будет счастлива. Для любого из них будет в радость причинить тебе боль. Жрец закатал рукав своей мантии. Вместо нежной кожи аристократа, которую никогда не жарило знойное египетское солнце, от запястья до локтя вился безобразный застарелый ожог, издалека напоминающий своими рытвинами вспаханную землю.  — Я был лишь чуть старше тебя, когда мой наставник преподал мне этот урок. Он оставил меня наедине с одним из младших фолиотов. Наше знакомство длилось не больше нескольких минут, но этого мне вполне хватило. Смотри, о ученик мой. Смотри на это. И не заставляй меня повторять то же самое с тобой. Ученик замер, ошарашенно глядя на старую рану. Видимо, эта демонстрация произвела на него немалое впечатление. Тети зевнула. Топорная работа. За несколько минут даже очень слабый дух мог попросту стереть беззащитного ученика с лица земли, а не ограничиваться слабым Взрывом, пущенного, очевидно, куда-то в сторону. Откусить голову, например. Быстро, эффективно, зрелищно. И магии никакой не надо. Скорей всего, фолиоту был отдан приказ напугать мальчишку до белых колик и оставить на память напоминание об этом действе. Шрам или еще что-то, что не помешает его дальнейшей карьере. Весьма распространенный педагогический прием. Гораздо проще один раз показать нерадивому ученику, что к чему, чем в сотый раз твердить ему о технике безопасности.  — А зачем фолиоту это нужно было? — любознательно поинтересовался ученик. Видимо, его мысли пересеклись с ее. — Нет, я понимаю, зачем ему убивать хозяина. В таком случае он получит свободу. А что ему взять с ученика? Только наказание ради минутного удовольствия. Игра не стоит свеч. Волшебник крякнул от удивления. Тети с интересом посмотрела на мальчишку. Этот головастик далеко пойдет, раз задает подобные вопросы уже сейчас. Если доживет, конечно.  — Довольно! — раздраженно тряхнул своими подбородками волшебник. — Мы здесь не за этим. Ты выучил те заклинания, что я тебе велел?  — И не только их, наставник. Знаешь, ведь я давно прочел все, что ты мне дал, и мне хотелось бы…  — Потом. Никогда не обсуждай свои намерения в присутствии рабов, даже самые невинные. Тети напряглась. Зудящее чувство в сущности, что-то между интуицией и страхом, говорило ей о сгущающихся над ней тучах.  — Давай начнем с Раскаленных Игл, ученик. Простейшее заклинание, почти не требующее затраты сил. При желании ты можешь его использовать вне пентакля. Правда, в этом случае тебе придется добавлять по слову власти в начале и в конце. Мальчишка скороговоркой протараторил слова. Скорее по привычке слушаться наставника, чем понимая, что он делает. Дракон взвыл. Завоняло горелой рыбой.  — Отлично, — жрец, несмотря на свои слова, поморщился. Кажется, ему уже давно надоедали легкие победы своего ученика. — Замечательно. Теперь Обжигающие Угли. Оно тоже несложное, но на младших духов производит неизгладимое впечатление. На младших! Будто сила на что-то влияет, когда речь идет о наказании. Дракон глухо зарычал. Это был совсем не тот показушный рев, что она изображала вначале. Сейчас он предназначался ее хозяину. Был он тихим, почти на грани слуха, и от него по коже бежали мурашки. «О да, я не могу добраться до тебя сейчас, человек. Но я умею ждать. Год, два или десять, но я дождусь, пока ты ошибешься. Вот тогда я отыграюсь за все. И смерть твоя будет плохой и долгой», — вот что говорил этот рык. Но вместо хозяина ей в глаза посмотрел его ученик.  — Ей больно, наставник.  — О да. В том и смысл карательных заклинаний.  — Но, — ученик не отрывал от нее взгляда, — наказывать нужно за что-то. Эта джиннша не делала мне ничего плохого. Волшебник криво ухмыльнулся.  — Запомни еще одну вещь, мальчик. Если ты думаешь, что демон ни в чем не виноват перед тобой, это всего лишь означает, что он отлично скрывается. Обжигающие Угли. Давай. Ученик снова произнес заклинание. Впрочем, уже не так уверенно, и даже однажды смазав слог. Увы, ей от этого легче не стало. Тети заметалась по пентаклю, не помня себя от боли. Облик ее позорно размылся, теряя отчетливость, словно на него смотрели сквозь мутное стекло.  — Неплохо. Я доволен тобой, — жрец поморщился, будто съел лимон. — Теперь попробуй Давящий Пресс. Он имеет достаточно интересный эффект. Ты сейчас увидишь это сам. Тети снова встретилась взглядом с мальчиком. На этот раз он опустил глаза, но голос его был тверд.  — Нет. Волшебник махнул рукой.  — Тебе наскучили простые заклинания, ученик мой? Что ж, понимаю. Говоришь, ты прочитал все, что я дал тебе? Это рискованно, но… Хорошо, пусть будет Развертывание Сущности. Тети отпрянула настолько, насколько ей позволил круг. Это была воистину страшная кара. Иглы можно было перетерпеть, боль после Углей проходила через несколько минут. Развертывание относилось к заклинаниям совсем другого уровня. После него сущность буквально приходилось собирать по пентаклю.  — Я читал об этом заклинании, — неуверенно начал мальчик, — но… не захотел учить его.  — Отчего же? Оно показалось тебе слишком сложным?  — Оно показалось мне слишком жестоким.  — Ты будешь наказан за эту глупость. В таком случае вернемся к Прессу. Мальчишка упрямо сложил руки на груди.  — Наставник, я сказал уже. Нет. Я не буду делать этого.  — Ты забываешься, мальчишка! — рявкнул волшебник. Давно копившееся раздражение на своего ученика наконец вырвалось на волю. — Ты слишком туп, чтобы понять!  — О да! Он не очень умен, но, по крайней мере, в нем пока еще осталось хоть что-то человеческое, — словно про себя сказала Тети, зализывая тонким раздвоенным языком саднящие пятна на чешуе, оставшиеся после Игл.  — Ах вот как… — протянул волшебник, внезапно успокоившись. Тети замерла, подозрительно смотря на него своим огромным лиловым оком. — Что ж, да будет так, — жрец кивнул своим мыслям. Он хлопнул в ладоши и пропел заклинание. Тети почувствовала, как на ее сущность ложатся Узы. Через секунду пентакль потух, освободив ее. Волшебник подошел к своему ученику и коротко, без замаха ударил его по лицу. Мальчишка вскрикнул и упал на пол. Чуткие ноздри Тети уловили запах крови. Видимо, у него лопнула губа. — Мне следовало бы исхлестать тебя бегемотовым кнутом за непослушание, но я не хочу больше тратить время на столь бездарного ученика. Узри же, чего стоит благодарность демона, Птолемей, — ухмыльнулся волшебник. — Можешь делать с ним, что захочешь, тварь, — бросил он ей через плечо. — Когда закончишь тут, приходи ко мне, у меня есть для тебя новое задание. Волшебник еще раз окинул мальчишку взглядом, словно в последний раз, и вышел за дверь. Через некоторое время послышались его тяжелые шаги, поднимающиеся по лестнице, а после — тишина. Тети перевела взгляд на мальчика. Тот по-прежнему лежал на полу, размазывая по лицу кровь и слезы. Птолемей, значит. Наверняка истинное имя. Наставники просто обожали таким образом ставить точку в еще не начавшейся карьере слишком талантливых учеников. Тех, кто могли подсидеть их самих. Даже если демон не убьет его сейчас, то разболтает ключ к его силе точно. А какой он после этого волшебник? Тети наскучил облик дракона. Она превратилась в длинноногую изящную лань и подошла к Птолемею. Тот посмотрел на нее с опаской.  — Бежать мне бесполезно? Тети еще раз оглядела ребенка долгим взглядом. Вдруг ей в голову пришло, что не совсем уж она и тварь. Лань качнула головой.  — Абсолютно. Птолемей кивнул. Утерев последнюю слезу, он встал.  — Хорошо. В конце концов, я умру стоя. Лань зафыркала, ее грудь заходила ходуном.  — Может быть, если повезет, — кивнула Тети сквозь смех. — Когда-нибудь. Мальчишка недоверчиво посмотрел на нее.  — То есть ты не будешь меня есть? Но я ведь волшебник! После этих слов лань залилась смехом еще сильнее. Во взгляде Птолемея появилась обида.  — То есть… я скоро им стану.  — Ты никогда не станешь волшебником, головастик, — лань покачала головой. — Никогда.  — Неправда! Стану! Стану, вот увидишь! Тети вздохнула. Как бы она хотела, чтобы он ошибался.  — Посмотрим, — коротко изрекла лань и вышла за дверь. Ее еще ждало задание от хозяина. И бегемотовый кнут надо бы куда-нибудь спрятать, а то с него станется. А что? Сам говорил: «Не обсуждай свои намерения в присутствии рабов». А то посмотрите, Развертыванием он ее жечь вздумал. Расслабился сильно. Надо будет ему хорошенькую встряску устроить. Конечно, вред ей вряд ли удастся ему причинить, но вот седых волос на голове добавить — это запросто. Даже с учетом того, что у него волос нет вовсе. В общем, все пошло своим чередом. Тети выполняла глупые задания, Птолемей учился. О прошедшем никто не вспоминал, а больше ничего их не связывало. Изредка они кивали друг другу при встрече. Через несколько лет она случайно узнала, что его обучение закончено и он все-таки стал полноценным волшебником.  — Одним больше, одним меньше, — пробурчала она про себя, но на сущности у нее стало отчего-то тяжелее. Еще через несколько лет ее собрат по несчастью, Аранол, африт первого уровня, все-таки сожрал толстого жреца, и все его слуги вздохнули с облегчением, возвращаясь в Иное Место. [От себя добавлю, что это был последний хоть чего-то стоящий волшебник в Александрии.] Там она пробыла некоторое время, но сколько именно сказать не может, ибо время, как всем известно, там текло вовсе нелинейно, в отличии от скучной последовательной Земли.  — Опять какой-то книжный червь вычитал в древнем фолианте мое имя, — пробурчала она про себя, почувствовав на сущности знакомые крючья, вытаскивающие в чужой мир. — Все так начинается. Сначала «Ух ты, древнейший джинн из живущих!», а потом «Эй ты, слетай за чаем!». Но когда она оказалась в пентакле, скепсис тут же сменился возмущением. Она даже забыла, какое фееричное шоу придумала на этот раз. Кажется, там было что-то с щупальцами и… Ладно, уже неважно. Момент утерян. Мысленно сплюнув, она приняла привычный облик.  — Ты! — взвыла индианка, уставившись на сидящего в пентакле напротив головастика. — Нет, это уму непостижимо. Ау, мальчик мой! Ты лишился разума? Как можно назвать волшебника, призывающего демона, который знает его истинное имя?  — Безумцем, — белозубо улыбнулся ей Птолемей. — Так меня назвал один мой друг. Тети покачала головой, рассматривая его. От Птолемея, мальчишки, готового расплакаться лишь от неодобрения наставника, не осталось и следа. Да, она все же ошиблась. Он стал волшебником. Уверенным в своих силах и талантливым. И это хорошо. Именно с такими было как раз легче всего. Рано или поздно они пьянели от собственных успехов и пренебрегали правилами, и тогда… Впрочем, она все еще надеялась, что до этого не дойдет.  — И чего же ты хочешь от меня? — отозвалась Тети устало. Нет, раньше волшебники точно не были такими нахальными. Этот мир точно катится в тартарары.  — Не так много. Всего один вопрос, — ответил Птолемей. — Но сперва у меня осталось одно незаконченное дело. Он встал на ноги и вышагнул из защитного круга. Тети на удивление отнеслась к этой выходке спокойно. Она помешкала, раздумывая, какую конечность откусить этому нахалу перед тем, как отправиться домой. Чтобы меру знал, в конце концов. Дала она однажды слабину, и что? Снова пентакль, снова рабство. Интересно, а голова считается у людей конечностью? Хотя, зачем ей голова, если там наверняка пусто? Птолемей тем временем склонился в глубоком поклоне.  — Тети, я прошу прощения за те боль и унижение, что доставил тебе. Я знаю, что меня это не оправдывает, но я сожалею о своем поступке. Ни разу с тех пор ни эти, ни подобные им заклинания не срывались с моих уст. Ты можешь спросить у любого моего духа, они все подтвердят это. Сейчас же я в твоей власти. Тети сглотнула слюну. Давно, однако, ей не кланялся человек! Уже лет эдак… лень считать сколько. Далекие воспоминания горько отозвались где-то внутри, но она поспешила отогнать их.  — Он тебя все-таки тогда отхлестал. И, кажется, выбил последние капли разума, — подытожила она. — Ты уже дважды должен свою жизнь мне, Птолемей, — индианка ухмыльнулась. — Разгибайся. Я прощаю тебя. Птолемей облегченно выдохнул.  — Благодарю.  — Умеете вы, волшебники, ужин испортить, — Тети по-девичьи недовольно поморщила носик. — Что там у тебя за вопрос был? Задавай быстрее, я домой хочу. Если что, где несметные сокровища лежат и как философский камень сделать, я понятия не имею.  — Все намного проще. Я хотел спросить тебя о женщине, облик которой ты носишь.  — А… — вот здесь Тети удивилась. — А с чего ты взял, что?..  — Просто сложил два и два, — Птолемей пожал плечами, будто для него не было ничего проще. — Я хорошо изучил вас. Вы часто чередуете свои облики, потому что они вам попросту надоедают. Животные, чудища, мужчины, женщины, дети. Я не видел, чтобы хоть однажды вы повторились за день. Ты же носишь этот облик постоянно, как только захочешь превратиться в человека. Я заметил это, еще когда ты служила моему наставнику. Тети поджала губы. Наблюдательный какой, надо же. Никто за тысячелетия не спрашивал этого, хотя некоторым своим хозяевам она служила годами, а здесь… Впрочем, почему бы и нет?  — Ее звали Призрачная Лань, — ответила она, смотря в сторону, в окно, где покачивалась рыжеватая пальмовая ветвь, изнывая от жажды и жары. — Она была верховным шаманом племени, первой женой вождя. Никто из ее пятерых сыновей не перенял у нее этот дар.  — И? — Птолемей выжидающе посмотрел на нее.  — И все! — с мстительным торжеством развела руками Тети. — Я ни разу не видела ее воочию, и даже это узнала лишь по обрывкам ее воспоминаний. Настала очередь Птолемея изумляться. Он где-то успел достать глиняную дощечку, приготовившись записывать, и теперь смотрел поверх нее.  — То есть она тебя не вызывала? — уточнил он. Тети покачала головой.  — Ты не слышишь меня, Птолемей! Я же сказала, она была шаманом. Не волшебницей. Разница между ними так же очевидна, как различия между небом и землей. Птолемей задумчиво посмотрел на потолок комнаты, потом на пол. Глубоко вдохнул и выдохнул воздух. Посмотрел на нее несчастными глазами.  — Ладно-ладно, — рассмеялась Тети. — Хорошо. Расскажу понятнее. С помощью музыки и трав она умела входить в особый транс, который уносил ее душу из этого мира. Не спрашивай, как именно, я ничего не смыслю в этом, — Птолемей проглотил почти сорвавшийся вопрос. — И там, на перекрестке между Землей и Иным Местом, мы встречались. Иногда она просила у меня совета, иногда делилась со мной радостью или горем. Я помогала ей, чем могла. Мы были знакомы много лет, конечно, по человеческим меркам, и за это время я могу с уверенностью сказать, что у меня не было никого ближе. — Джиннша посмотрела в глаза мальчишке. — Я ношу этот облик в память о ней, о моей Лани. Людской век короток. Наша память — вечна. Глаза индианки потемнели так, что в них можно было упасть, как в бесконечный туннель.  — Что было потом? — Птолемей потер предплечье, покрывшееся мурашками. Тети пожала плечами.  — Ничего. Однажды она пообещала прийти ко мне, но не пришла. С тех пор я не видела ее. В последнюю нашу встречу Лань говорила что-то про летящую звезду и великие битвы, но я не слишком вслушивалась в эти речи. Кроме всего прочего, у нее была глупая привычка говорить загадками.  — То есть ты хочешь сказать, что существует способ не только вам, но и нам, людям, путешествовать между мирами? — подытожил Птолемей.  — Я сказала лишь то, что сказала, — фыркнула индианка. — Выводы делай сам. Так что, я могу идти? Птолемей расслышал ее вопрос, только когда она повторила его в третий раз. Он смотрел будто сквозь нее, пребывая целиком и полностью в своих мыслях.  — Да, — ответил он ей. — Да, конечно. Но… — мальчишка смутился. — Если у меня появятся вопросы, не могла бы ты…  — Вызывай, — великодушно разрешила Тети. — Но нечасто, а то знаю я вас. И без этих новомодных Уз. А то напридумывают, понимаешь… Птолемей ее уже не слушал. Он кинулся к своему рабочему столу, копаясь в свитках и каких-то бумагах. Индианка покачала головой и растворилась в воздухе.  — Как-то так, — Тети закончила свой рассказ в полной тишине. [Даже бесы замерли, стоя друг на друге в самых разных акробатических позах.] — Что ты на это скажешь, Бартимеус? Ночь темнела. Александрия гуляла. Над нами пролетали чужие посыльные бесы, послав в Иное Место всякую маскировку. Внизу, как муравьи, сновали люди. Ночная прохлада пьянила их, а может и не только она. Я пытался припомнить, что за праздник может быть в такое время. До разлива Нила было еще далеко, а больше я ничего не знал. Плюнув на эту затею, я повернулся к Тети.  — А я тоже Развертывание не люблю. У меня от него аппетит пропадает. [Понятное дело, что она ожидала другого ответа. Но эффект неожиданности — это всегда беспроигрышный вариант, чтобы выиграть время на раздумья.]  — Да нет же, дурень, — индианка закатила глаза к ночным небесам. — Про то, что я знаю Птолемея гораздо дольше, чем ты.  — А это не считается, — я снова не полез за словом в карман. [Хотя я никогда этого не делал. И совсем не потому, что у меня не было никаких карманов.] — Впервые доверился он все равно мне. До этого вы всего один раз встречались.  — Считается! — не согласился со мной Аффа.  — Да ну вряд ли, — с сомнением протянул Пенренутет. Второй раз, кстати. Ночь чудес какая-то.  — И правда шикарная ночь. Я что, это вслух сказал? Видимо по хитрому прищуру Птолемея, все-таки да. Он подошел к краю крыши неслышными шагами пару минут назад, когда Тети увлеклась рассказом, приложив к губам палец. Я послушался его и промолчал. [В каком смысле «невероятно»? Да я, знаете, сколько молчать могу! Мой рекорд составляет триста лет, между прочим. Правда, в это время я находился во флаконе с духами, но это ничего не меняет!] Все обернулись на Птолемея.  — Мне пришлось рассказать им, — сказала Тети. — Они бы не отстали.  — Это да, — кивнул Птолемей. — Они такие. Как говорят в народе: «Какой джинн, такой и хозяин». Судя по возмущенному лицу Аффы [на высших планах, естественно], он хотел сказать все, что думает о таких поговорках, но задумался и промолчал. Тем временем Птолемей махнул рукой на Александрию, полную огней и музыки.  — И не одному мне не хочется спать. Ты был прав, Анхотеп. Только полнейший дурак может просидеть все это время в четырех стенах. Пойдемте посмотрим, что там творится? Меня одного вы все равно не отпустите.  — Конечно, нет! Мы редко достигаем согласия даже в очень простых вопросах, но в этот момент мы были как никогда единодушны. Даже ответили хором.  — Знаете, а мне все равно, — спокойно сказал Аффа в облике сипухи, садясь мне на плечо, когда мы прогуливались по улицам города. Я по обыкновению был в облике писаря, следуя за Птолемеем.  — Что именно? — спросил я у него.  — То, о чем мы спорили, — пояснил Пенренутет, врезаясь в лицо случайному прохожему. Облик скарабея ночью — не самый лучший выбор. Прохожий почему-то закричал и бросился бежать. [Вот странное существо человек. Иногда расстараешься: и облик соответствующий, и пятна крови, и общая атмосфера — и ни в какую. А он, оказывается, насекомых боится.] Тети рядом с сомнением хмыкнула. Индианка обзавелась египетскими одеждами и шагала рядом со мной.  — И правда, Тети. Что нам делить? — я повернулся к ней. — Мир?  — Мир, — с достоинством кивнула она, прикрыв глаза. Вокруг нас плясали огни факелов, кидая на стены причудливые тени. Пожиратели сабель демонстрировали свое мастерство удивляющемуся люду. Торговцы, почуяв выгоду, снова открывали свои лавки. Особенно повезло тем, кто продавал защитные амулеты и всякую прочую псевдомагическую дребедень. В такие ночи даже волшебник усомнится в своих заклятьях, а уж про суеверных простолюдинов и говорить было нечего.  — И все же, — я остановился. Тети вопросительно уставилась на меня. — На твоем месте я бы разнообразил свои облики. Некоторые могут подумать, что у тебя проблемы с фантазией.  — На моем месте? — индианка расхохоталась каркающим смехом. — Я бы никому не пожелала быть на моем месте. — Тети смотрела вслед Птолемею. — Знаешь, что отличает меня от всех вас? Я знаю, чем все это закончится рано или поздно, и все равно подписалась во второй раз. Когда-нибудь ты поймешь меня, Бартимеус. В глазах индианки на миг блеснуло сожаление, и она поспешила за Птолемеем. Потом я много раз вспоминал ее слова. Воистину, надо быть тем еще идиотом, чтобы привязываться к человеку, однажды уже обжегшись. Я даже не могу представить, что может заставить меня снова сделать это. [И я до сих пор не понимаю, к чему здесь ваши ироничные взгляды. Сказал: «Нет!» — значит «Нет!»] Увы, мне больше не с кем поделиться своими мыслями. А с другой стороны, может оно и к лучшему? Представляю, как смеялась бы Тети, увидев меня в облике Птолемея два десятка веков спустя. О, нам было бы с ней, о чем поговорить! Но это будет потом. А пока я стоял на ночной улице, слушал сколь грубые, столь и потешные песни моряков [несколько особо остроумных рифм даже взял на заметку], насмешливо глядел на продавца, решившего мне впарить прям вот настоящий Амулет Самарканда, и наслаждался беспечностью и свободой.  — Рехит! Ну ты идешь?  — Иду! И я пошел.