Возвращение к истокам

      - Твою же мать, дружище... Как можно было так подставиться?..       Первым, что я услышал, очнувшись, был голос незнакомого мне мужчины на фоне пикающего неподалеку аппарата жизнеобеспечения. Тем не менее, он назвал меня другом. А это должно было многое значить. Память не пожелала подсказать мне, кто это. Но я ее и не особо напрягал. Малейшее усилие воли в попытке вспомнить – и голову словно сжимали в тисках. Человек говорил что-то еще, но я уже был не в состоянии разобрать. Я пытался концентрироваться на речи и платил за это очередной головной болью.       Человек оставил меня уже скоро, и меня перестал раздражать приторный запах его одеколона. Окно было открыто, я явственно ощущал касание ветра на собственной коже. Я был в больнице. Эти койки я уже успел испробовать не раз, правда, в более приятных условиях. С любимым.       В висок еще раз кольнуло при мысли о ком-то в своей постели, однако, ни лица, ни имени я вспомнить не смог. Но отчетливо осознавал, что с больницей связано не одно мое воспоминание, и отнюдь не всегда те были плохими. Тело не отвечало на посылы мозга. Ни открыть глаза, ни шевельнуть рукой мне не удалось. И я совершенно не помнил, почему я здесь оказался.       Со следующим пробуждением я смог открыть глаза, что искренне удивило полненькую медсестру. В палате сразу началась беготня, врач, две медсестры. Проверяли что-то, проводки, приборы, мое состояние. Не моя сфера деятельности. Врач пытался заговорить со мной, но ответить я не смог. Только слушал и пытался сфокусировать зрение, но при всех стараниях разобрать черты его лица у меня не получилось. Голос врача отличался от того, чей я слышал вчера, и тот, предыдущий, мне хотелось услышать снова.       Около часа спустя меня, наконец, оставили в покое, и я смог попробовать окунуться в воспоминания. Заключалось это, в общем, только в попытке осознать случившееся. Это не было похоже на аварию, несмотря на то, что мозг все еще отказывался давать команды конечностям, я чувствовал, что с ними все в порядке. Дышалось легко. А вот с головой проблемы были. Начисто пропавшие воспоминания и головная боль.       Память открывалась понемногу, сектор за сектором, с самого младенчества. Стоило только подумать о том, что там было, и я сразу вспоминал мельчайшие детали, будь то цвет одежды любого человека, который был рядом со мной в тот день, или прическу мамы этого человека, в теле которого мне довелось оказаться.       Гораздо сложнее было вспоминать собственную жизнь, начиная со смерти – боль, чудовищная, невыносимая. Мне стало трудно дышать, мозг взрывался. Не знаю, как медсестра не заметила того, что со мной происходило в тот миг. Не хватало сил пережить эти ощущения, но я выжил, несмотря на все остальное. Вспомнил как жил, как любил, а также и всю боль, которую мне довелось пережить.. Вспомнил всех любимых и одного единственного любовника, из-за кого и потерял все это. Вспомнил детей, которых мне удалось вырастить, пусть не с самого детства, но они стали мне родными. Вспомнил брата, которого похоронил... Вспомнил всю свою жизнь.       Лежа на больничной койке это было.. довольно просто. Тут все располагало к подобным мыслям. Труднее всего было вспоминать о муже, единственном любимом, единственном, в ком была заключена моя жизнь. Каждое его прикосновение, самые любимые касания кончиками замерзших пальцев по шее и вниз по спине, покусывание мочки уха. И трудно было понимать, что я.. любил парня. Но это быстро прошло. Скорее всего, это была личность этого человека, и ей было неприятно об этом слышать и даже думать. Но она – не я. А я всего лишь временно занял это тело. А, может быть, и навсегда.       Через несколько дней я смог говорить. Но еще долгое время не мог делать это часто, отвечая только «да» и «нет». От разговоров снова раскалывалась голова. Доктор навещал меня каждые два часа, уважая мое расписание и никогда не приходя во время процедур или приемов пищи. Его вопросы были жутко банальны, но мне потребовалось немало усилий, чтобы врать в ответ. Он спрашивал, как я себя чувствую; помню ли я, кто я; есть ли у меня семья; помню ли я хоть что-нибудь. На любые вопросы о прошлом я отвечал – не помню. Мне не хотелось, чтобы кто-то знал, что я помню все, что со мной случилось в последние дни, да и вообще, за всю мою жизнь. Она казалась слишком тяжелой. Без родителей, фактически без семьи, без надежды на будущее, с одним любимым человеком, который даже не знал о моих к нему чувствах.       Нередко я замечал, что эта личность влияет на меня. Не все мои мысли были полностью и окончательно моими. Даже о его прошлом я говорил как о своем. Я понял, что познав его жизнь, я передал ему и опыт собственной. Наверное, я это сделал неосознанно, должно быть, в тот миг, когда понял, что мы теперь словно сросшиеся близнецы, что мы надолго вместе и что нам понадобится знать как можно больше друг о друге. Такой сеанс передачи памяти не отражает полностью мысли и эмоции человека, но все-таки дает огромный опыт.       Одним из самых тяжелых вопросов был – «Какой сейчас год?». Очень трудно было осознать какой.. Потому что я не понимал, где нахожусь. Ведь если моя смерть уже произошла, скорее всего, я в будущем. А черт его знает…       Единственный человек, чей голос хотелось мне услышать, приходил ко мне только один раз. В этот день я пришел в себя. Он и был тем самым, кого я нынешний любил, несмотря на собственное смятение. Я долго ждал его, но он не приходил. Я смог нормально говорить, есть, встал на ноги, спокойно передвигался как по палате, так и вне нее. Он пришел ко мне только тогда, когда меня собирались выписывать. Никто из докторов о его приходе мне не обмолвился. Я никого не ждал, даже не надеялся, что кто-то придет. А он меня встретил с радостной улыбкой, немного корявой, ведь я не помнил его, притворялся, что не помню. И когда он обнял меня, внутри все перевернулось. Обострились в памяти моменты, когда я украдкой наблюдал за ним, сохранял в памяти его редкие неловкие движения, ведь в нашей работе неаккуратность могла быть строго наказуема. Вспомнил и собственные чувства, заново осознал их в полной мере.       Тэтре не был похож ни на кого из тех, кем дорожил я в своей основной жизни. Он был груб, даже, я бы сказал, черств, но при этом обладал отличным чувством юмора, и всегда оставался душой компании, если у него на то было время и настроение. Если не было второго, лучше было ему вообще не приходить. Даже удивительно, как свободолюбивый итальянец нашел общий язык с этим несносным французом уже в первый же час после знакомства.       Так получилось, что до операции им не было позволено говорить друг с другом. Возможно, это делалось для того, чтобы у напарников не было шансов на разногласия – у них была общая цель, все остальное должно было оставаться за кадром. Успешно выполненная работа могла сплотить любых людей, эти двое – не исключение, хоть и успели дать друг другу пару раз в глаз вечером после операции. Зато с утра заявились довольные, с симметричными фингалами.       Уже потом, отстранившись, он виновато посмотрел в мои глаза и спросил:       - Как ты, Адриан?       Он напомнил мне мое имя, то, которое я так усердно старался забыть, помнить которое я не желал. Мне было нужно то единственное, которым по утрам меня будил рыжий дьявол, с которым я прожил столько времени… Но куда деваться? На какое-то время Адриан станет именем, с которым мне придется жить. Хотя, кроме него есть еще одно. Кодовое. Которое я буду слышать гораздо чаще своего настоящего. А, значит, и привыкать к нему не придется.       Я ответил ему смущенной улыбкой со словами: «Все хорошо». Я понимал, что он себя винит в том, что со мной произошло, ведь я спас ему жизнь, подставив тем самым себя. Но ни я, ни Адриан его не винили. Мы оба хотели ему помочь. И сделали это.       Бешено колотящееся сердце и узнающий взгляд меня выдавали с потрохами, но Тэтре этого так и не заметил. Зато это не укрылось от взгляда доктора, и он сразу спросил:       - Вы знаете кто это?       Я уже давно понял, что у меня не будет времени на размышления, что каждый ответ нужно продумывать заранее, еще до того, как будет задан вопрос.       - Мы… работали вместе.       Казалось бы, простой ответ. Но как тяжело дался он мне. Украдкой смотря на Тэтре, я видел, как испуганно он на меня смотрит. Словно он любил меня так же, как я его.       Не знаю уж, на чьей стороне был врач – моей или моего начальства, - он все-таки не выдал меня, даже если понял, что я не говорю всей правды. Он сказал только:       - Подсознание узнает Вас, а мозг до сих пор не может вспомнить. Значит, надежда на восстановление памяти есть. Понемногу он будет вспоминать все, с чем связано его прошлое, домашние вещи, знакомые люди, все это поможет воссоздать общую картину. Главное не торопить его, позволить самому сделать это, без постороннего вмешательства.       Тэтре кивнул и забрал мои вещи, нам предстояла долгая дорога и не менее короткий разговор, которого я боялся как никогда. Он был за рулем, а я примостился позади. Осторожные выглядывания в окно не укрылись от его взгляда, но я этого поначалу не заметил. Местность была мне знакома лишь отдаленно, реальному мне здесь довелось побывать однажды, и я бы не сказал, что эти воспоминания приносят мне удовлетворение.       - А ты все такой же, - усмехнулся он, заметив, что я хмурюсь.       Сам о себе я бы так не сказал, на данный момент в этом теле боролись две личности – мага и великолепного бойца. Обе хотели бы взять главенство над разумом, но контролировал его все-таки маг. Соединение сил двух сильных людей в одном было сложным процессом, суть которого Кацу была неизвестна.       - Я, если честно, боялся, что тебя больше не увижу.       - Думал, так просто от меня отделаешься? Кто же еще будет тебе напарником? – засмеялся я.       - Черт тебя подери, Ди! Ты все-таки помнишь! – Он припарковался на обочине и развернулся ко мне, едва не светящийся от радости. – Рассказывай.       Я хлопнул его по плечу и отчетливо осознал, что он меня поймет. Не будет странных вопросов, равно как и недоверия. Тэтре выслушает и подскажет, что делать. Чувства между ними были вовсе не любовными, однако такая сила родственной связи бывает разве что у близнецов или названных братьев, коли их связало действительно сильное эмоциональное событие. Все это знание дал мне Адриан, и я не видел смысла сомневаться в его чувствах. Как бы хорошо нам здесь ни сиделось, раздельно было бы гораздо лучше.       - Ты можешь мне не верить, но все же попрошу тебя вспомнить о том, что такими вещами я шутить так и не научился. Я не тот, кого ты так жаждешь увидеть. С нашей работой к такому давно пора было привыкнуть.       Подобрать верные слова оказалось сложнее, чем я думал.       - Не знаю, говорили ли тебе о подобном. Но, как ты помнишь, обычным людям не попасть в СРМ. А коматозное состояние мага таит в себе определенную способность. Я могу лишь предположить, что моей способностью был временной портал, который притягивает угасающую силу.       - Что ты имеешь в виду?       - Мне будет проще показать, - выдохнул я, зная, что эта выходка мне может дорогого стоить, и создал параллель, утягивая в нее и Тэтре.       Среди нитей судеб можно было потеряться, но мы были близко. Все трое. Между ослабленным Адрианом и мной была прочная связь, равно как и между ним и французом. Но связи отличались, ведь мы были вынуждены находиться в одном теле, а братская связь на это совершенно не похожа. Я не смог удержать параллель дольше минуты, поспешно вытолкнул заново обретенных знакомых и себя, последним, закрывая проход.       Головокружение прошло довольно быстро, но сухость во рту меня напрягала. Удивленный Тэтре молчал, но в голове его явно вырисовывались все плюсы и минусы сложившейся ситуации. Заговорить он решился совсем скоро, и первым его вопросом было:       - Как мне теперь тебя называть?       - Мое имя Кацу, но Адриан никуда не делся. Он все чувствует, и подсказывает мне, как правильнее ориентироваться здесь. Будет лучше, если ты будешь звать меня, как и прежде.       - Значит так, больной. Вам еще рано, а мне жизненно необходимо глотнуть чего-нибудь горячительного. Я пока приведу мысли в порядок, а ты думай, что же все-таки тебя сюда привело.