Возвращение к истокам

Яркий свет режет глаза. Ты рядом был, а вокруг – пустота. Ты меня спросил, и услышал слова: «Не любивши верно, не люби никогда».

      Вскрытие не выявило причины инсульта. Сердце встало, и запуститься вновь отказалось. Организацию похорон взял на себя Майкл. Сай был не в состоянии, а у того и опыт организации уже имелся. Приглашенных было не так много. Большинство своих знакомых Кацу успел проводить в путь туда, куда отправлялся теперь и сам, еще до собственной гибели.       Саято. Рей и Соби. Майкл. Голдиш. Других близких людей у Кацу, несмотря на его общительность, не осталось. Стоя среди них Саято попытался осознать тот факт, что больше никогда не сможет обнять своего единственного так, как его самого сейчас обнимает Голдиш. Им обоим пришлось труднее остальных.       Не бывает такого, чтобы кто-то был готов к уходу близких. А Кацу ушел очень внезапно. Первым это ощутил Голдиш. Связь душ не была напрасной. Вскочив посреди ночи он, сам того не понимая, взял машину Сая и, нарушая всевозможные правила дорожного движения, уже минут через десять оказался у клиники, к которой никогда не знал пути. Сердце вело.       С тем, как он ломился в двери клиники, его самого смотритель едва не признал сбежавшим пациентом. Еле добившись от него, с какой целью тот пришел в такой час, охранник пустил его внутрь. Того, что парень рванет наверх, он никак не ожидал, но изменить уже ничего не мог. Голдиша догнали уже в самой палате Кацу. Удерживая голову блондина на коленях, он раскачивался из стороны в сторону и рыдал. За стенкой ему подвывала еще одна пациентка, чуявшая приход смерти еще до происшествия.       Уже на выходе с кладбища они едва не столкнулись лицом к лицу с Николасом. От попытки наброситься на него Саято удержали только руки Голдиша и его безмолвная просьба успокоиться. Судя по внешнему виду самого Ника, он пришел не за дракой, хотя был бы даже рад получить по морде. Голдиш сжал пальцы Сая, призывая набраться сил и терпения, и повел остальных к машине. Несмотря на собственное желание поприсутствовать, он предоставил разговор Саято, единственному оставшемуся родственнику и, в конце концов, любимому Кацу.       - Надеюсь, ты будешь предельно краток. Нет никакого желания знать о тебе.       - Саято. Я погубил два поколения. Поверь, мне не легче. Я был тем, кто допустил гибель его отца, и тем, кто был вынужден отправить на плаху и его самого. Поверь мне, Саято, мне не намного легче тебя. Как бы тебе это ни было тяжело слышать, я любил Кацу. Любил, и все же позволил этому случиться.       - Зная Кацу.. – прошептал Саято. – Он дал бы тебе еще шанс. Но я – не он. Такое не прощают. Мстить я не стану, ты сам себя разъешь самобичеванием, если ты на самом деле любил. Твоя жизнь – уже не моя проблема. Я надеюсь, силой, данной тебе Кацу, ты воспользуешься с умом, чтобы заслужить этот шанс. Ты опоздал, чтобы попрощаться с ним, но и к лучшему. Не уверен, что ты бы смог посмотреть ему в глаза. Но пообщаться вы сможете. Пусть он и не объявился, я чувствовал его присутствие. Дерзай, и объяснись хотя бы мертвому…       Окинув взглядом могилу, рыжий развернулся и побежал прочь от этого места. В нем уже не осталось слез, которые можно было показать духу, не осталось их и для живых. Осталась горечь утраты на губах, апатия и презрение. Только об одном не сказал Нику Саято. Если бы любил на самом деле, никогда бы не сказал об этом в прошедшем времени.       Еще долгое время он не сможет сюда прийти, несколько раз не сможет зайти за ворота, опасаясь духа человека, которого уже никогда не сможет коснуться, опасаясь собственного сумасшествия, на этот раз реального, в отличие от того, что было с ушедшим. Хотя порой ему будет казаться, что сумасшествие было бы лучшим вариантом, ведь тогда не придется стараться не думать о произошедшем. Мысли будут сами по себе виться вокруг случившегося. Он мог бы сам ввести себя в такое состояние, но единственная мысль не давала покоя. Голдиш. Единственное, что не позволяло ему уйти в себя. Человек, которому тоже требовалась поддержка, который, так же как и он, Саято, потерял любимого.