Возвращение к истокам

      Пожалуй, единственного родства с врачами было достаточно. Но, к сожалению, Кацу не смог понять этого вовремя. Один единственный раз его подвело собственное чутье на людей. И этого оказалось достаточно, чтобы все пошло под откос.       Николас был интересным парнем, его можно было вытащить из дома в любой час, можно было позвонить, нашептать всяких непристойностей и отключиться, не дождавшись ответа. Он поддерживал любую идею Кацу и усиленно делал вид безграничной любви. Пожалуй, в нем поселилась душа лучшего актера предыдущего тысячелетия, если Кацу не удалось отличить правду от лжи. Нику нравилась игра, с каждой минутой он узнавал о Кацу что-то новое. К тому же, долгое время он не позволял белобрысой бестии взять себя. Учитывая способности Кацусиры, это казалось странным. Кроме весьма загадочной личности, Николас был психиатром, и копание в чужих головах настолько въелось в его личную жизнь, что даже с Кацу он «работал» исключительно тонко.       Кацу вскружило голову. Безумцем он был всегда, но сумасшествием раньше не страдал. С Николасом начал. Попытка сблизить своих любимых успехом не увенчалась, Сай чувствовал конкурента, способного не только увести его любимого человека, но и сломать ему жизнь. И в этом он не ошибался. Психолог увидел психиатра сразу же, и сознание отчаянно вопило – огради Кацу от него. Но пойти против воли этого человека он не смог, слишком дороги были отношения, попытка проникнуть не на свою территорию могла обернуться крахом. Саято не был знаком с Николасом раньше, но видел где-то на территории госпиталя. Аура нового знакомого ему не нравилась, и весь вечер знакомства он молча просидел в кресле рядом с рождественским деревом, до сих пор не убранным, пытаясь успокоиться, наблюдая за кружением снега за окном, и стараясь не бросать обиженных взглядов на воркующих в нескольких метрах от него. Чувствовавший неприязнь к собственной персоне Ник не стремился наладить с Саем контакт, с самого начала ему был нужен только Кацу. Причина была известна только ему самому и стоявшему за ним человеком.       Приводить домой Николаса Кацу больше не стал, Саято ревновал редко, и пусть сейчас повода он не видел, реакция была однозначной. В следующий раз Сай просто-напросто уйдет. А на третий – и вовсе с вещами. Такой поворот событий Кацу не устраивал, поэтому встречи проходили либо на нейтральной территории, либо у Ника дома. О свиданиях Кацу не молчал, но с трудом переносил печальный прощальный взгляд мужа. К двадцатой годовщине отношений им удалось выбраться в Канаду, сменить гражданство и расписаться. Рей и Голдиш стали свидетелями, пусть и пришлось потрудиться, чтобы вытянуть их из города в одно время, да еще и не объясняя причины. Сюрприз удался на славу. Но, кажется, свадьба была лишней. Привязок было достаточно, а еще одна перетянула слишком сильно, словно пытаясь лишить воздуха.       Николасу удалось расслабить Кацу настолько, что после впервые случившегося между ними соития тот рассказал о своих силах, не беспокоясь о том, что это пойдет дальше. Он не знал, какие перешли к его новому любовнику, и мечтал поскорее увидеть их в действии. Доверие было ключом в его отношениях, но на этот раз оно не подошло к замку. Дверь оказалась с изъяном.       Происходящее позже, когда его уже сморило, показалось Кацу кошмарным сном. Тело не слушалось, не желало проснуться и уйти, а разум не желал поверить в предательство. Разговор по мобильному пробился в сознание мягко, но не настойчиво.       - Пап, это я. Ты оказался прав. Нет, всегда верил, что ты. Конечно, звони. Желательно побыстрее, хватит с меня спектаклей. Жду.       Слова не вязались со случившимся, равно как и последующий укол в плечо, уносящий в царство Морфея.       Это было явно что-то сильнодействующее, так как в себя он пришел с настойчивым ощущением, что прошло уже несколько суток. Голова болела, и глаза поначалу не желали открываться, веки казались слишком тяжелыми. Как после долгого сна. Определить точно количество времени, проведенного в постели, не получилось. А когда, наконец, получилось сесть и оглядеться, сердце ушло в пятки. Никакого намека на дом, ни о Николасе, ни о каком другом человеке здесь присутствующем. Палата. Типичная больничная палата. Разве что дверь прикрыта не плотно. Если это сон, непременно кошмарный, и в нем не хватает докторов-зомби. Если шутка, то неудачная. А если его в действительности считают больным, то не до такой степени, чтобы привязывать к кровати и колоть незнакомыми препаратами.       Он поднялся, ноги были ватными, появилось головокружение. Все дело в уколе.. Но как давно он все-таки был сделан? Опираясь о стену, он дошел до двери, превозмогая слабость в коленях. Сердце ушло в пятки, как только он ее открыл. Звуки, воспроизводимые остальными людьми, просто топили. Им было больно и страшно. Кто-то кричал, кто-то плакал – те, кто был уже не в состоянии сопротивляться врачебным рукам. Большинство оставалось в спокойствии, но маловероятно, что от процедур. Все бы ничего, если бы голоса не звучали в голове. Кацу слышал их всегда, с самого детства, но никогда – так четко и в таком количестве. Сошедшие с ума люди умудряются думать громче всех остальных. Собрать их в одном месте – и, пожалуйста, поставить такой же диагноз телепату можно без раздумий. Он рухнул тут же, не успев сделать и трех шагов по направлению к выходу.

***

      - Боюсь, у нас не остается другого выхода. Раучи Кацусира не может адекватно воспринимать реальность. Он подавлен, и причину этому мы не можем выяснить. Возможно, Сайто, Вам это будет более понятно, все-таки вы жили под одной крышей. У него случались приступы ранее? Думаю, не мне вам объяснять, что я подразумеваю под приступами.       Голова начинала болеть от голоса этого человека, Сай усиленно сжимал четки в руке. В последнее время не расставался с ними. К слову, успокоиться они помогали на время. До того момента, пока он не забывал о них.       - Периодически бывали резкие смены настроения, но это не удивительно. Все они происходили по определенным причинам. Смерть друзей, несправедливое к ним отношение. Не с его стороны, разумеется. Кацу обходился без таблеток, не видел в них необходимости. Успокаивался он всегда быстро.       - А что касается галлюцинаций? Сейчас он в норме, нам удалось вколоть ему успокоительное. Во все остальное время он кричит, держится за голову и просит кого-то уйти. Вам это ничего не говорит?       - Такого с ним не случалось. У него были проблемы с отцом, генетическим, но конфликт улажен. Еще какие-то симптомы?       - Он не понимает, где находится. Отказывается от таблеток и прочего лечения, нападает на персонал. Об остальном я уже сообщил. Галлюцинации и крики. Говорит, что слышит мысли, но не реагирует на разговоры. Общается сам с собой.       Мозг не верил ни единому слову. Слишком все было гладко. Слишком неправильно. Кацу не был ненормальным, уже здесь его таким сделали. Руки сжимались в кулаки, от безысходности. Сейчас было главное не дать псевдо доктору подсказку и не раскрыть любимого. Признания подобного рода не только не смогут ему помочь, но и навредят всему остальному.       - Какое лечение вы рекомендуете?       - Электроды. С их помощью мы сможем заставить мозг поверить в отсутствие чужих голосов. Вы специалист, не мне Вам объяснять, к чему это может привести.       Либо его излечат от несуществующей шизофрении, либо превратят мозг в кашу. Несколько «сеансов» и он здоров, или станет анатомическим пособием, возможно, своего же мужа. От него требовалось только согласие. Одна подпись решит судьбу любимого человека. Выбирать за кого-то всегда сложно, когда дело касается его жизни. Единственная с самого начала разговора лежащая на столе папка вероятно и содержала официальную форму согласия проведения процедуры. Ручка одиноко лежала поверх ее, ожидая приговора. Трудно.       - Шансов, что ему станет хуже, больше. Подобная практика не так часто увенчивалась успехом. Вы уверены в том, что собираетесь делать?       - Мне остается полагаться на Ваш выбор. Он не может отдавать себе отчет в действиях, тем более в решениях, касающихся его тела. Мои специалисты рассмотрели это лечение, трех раз будет вполне достаточно. Перерыв в трое суток. Состояние должно начать улучшаться.       - Это.. тяжело. Я дам согласие, но позвольте увидеть его. Кто знает, случится ли это еще раз.       Пальцы дрожали, когда он взял ручку. Добровольно согласиться сотворить с любимым такое было жутко трудно. Кажется, на операционный стол Сай положил бы его с большим удовольствием в ставшей уже родной клинике, если бы на то была необходимость, лишь бы никто не копался в его мозге. Учитывая его паранормальность, можно было предположить, что он справится с терапией без каких-либо серьезных изменений, вот только надежда на это была слаба. Вероятность ослабления сознания нахождением в психиатрической лечебнице превышала все надежды.

***

      Заходить в палату ему настойчиво не рекомендовали, предполагая, что пациент может нанести вред. Сестру не убедили слова, что мужа он знает гораздо лучше всей лечебницы, но препятствовать мужчине она не стала. Он кусал губы и теребил отросшие волосы. Небритая щетина так же хорошо выдавала его беспокойство.       Кацу спал. Успокоение лекарствами давало временную тишину.       «Я знаю, ты не болен».       Первая попытка разбудить его касанием к сознанию успехом не увенчалась, но на то она была и первой. Кацу всегда чувствовал присутствие любимых, окажись они рядом после некой разлуки. Поэтому и сейчас он проснулся, радуясь давно знакомому теплу.       - Здравствуй..       - Сай.       «Я не знаю, чем меня тут накачивают. Это мало смахивает на лекарства. Мне сложно говорить вслух, прости. Они.. здесь страшно. Они меняют меня, и я не понимаю с какой целью. Мне не выбраться из этих стен, даже мысленно. Это не лечение, а.. не знаю. Больше похоже на смерть».       Вид у него действительно жалкий. Кацу постоянно спит, но под глазами круги как от недосыпа. Возможно один из побочных эффектов препаратов, что ему дают.       - Я очень люблю тебя.       «Ты ведь не за этим пришел. Я и так знаю, что ты испытываешь».       Пальцы дернулись от легкого прикосновения губ к ним. Видеть любимого человека таким было неприятно и страшно. Судьба не желала подсказать, как из всего этого выбраться.       - И я..       - Кацу.. Я.. Твой врач предложил электроды в качестве лечения. Я не знаю, что мне делать.       «Подпиши согласие. Это избавит меня от таблеток. А притвориться, что я в норме, я смогу».       «Мне сказали, ты говорил сам с собой. Говорил, что слышишь чужие голоса».       «Я половину времени сплю, вторую – не в себе от препаратов. Ты пришел в первую половину, тебе везет видеть меня более менее адекватным. Что я говорил, я не помню. Тебе не сказали, как я здесь оказался?».       «Не спрашивал. Но догадываюсь, что причиной тому тот, с кем ты был до этого».       - Прости.       «Я должен был послушать тебя».       - Забудь. Все в порядке.       «Мы.. у него должна проявиться сила в ближайшие дни».       «Я посмотрю, что можно с этим сделать. Не беспокойся».       «Сай. Я не хочу, чтобы ты приходил сюда. Не хочу, чтобы ты видел меня таким».       «У всего есть свои причины, я знаю, и поэтому не приду, раз ты просишь».       «Спасибо. И передай Голдишу, что я соскучился».       «Он знает».       «Все равно передай».       Слезы душили. Разговор походил на прощание. Хорошо, что нет нужды говорить вслух, пусть эмоции через ментальную связь передаются не намного хуже. Просветов в будущем не было видно, и это пугало. Страх потери близких никуда не исчез спустя семь лет после смерти человека, ставшего ему вторым отцом и первым мужчиной.       - Если все будет в порядке, через десять дней и, может, пару недель терапии ты выйдешь отсюда.       «Все будет в порядке. Я люблю тебя, Саято Сайто».

***

      Он понимал, что шансы выйти отсюда близки к нулю. Саято тоже, но у него оставалась надежда. Как бы ни кидала судьба, тот всегда мог верить в лучшее. В нем всегда жила вера в себя, собственные силы и в рок.       Этим днем ему больше не дали таблеток. Кацу надеялся, что сможет выспаться без них, но ожидаемого их отсутствие не дало. Сон не шел, крутило. Раньше ломок у него не было, сравнивать не с чем, но походило именно на это. Теперь он даже жалел, что позволил себе убедить любимого в том, что нет необходимости приходить. Терапия убьет его. Не эта, так следующая. Если доживет до утра. Через несколько часов он боялся пошевелиться. С любым движением, казалось, внутренности взорвутся. Или мир. Все казалось одинаковым. А вот боль была разной. Неосознанно вспоминая поиски брата и сравнивая боль, Кацу признавал, что теперь – хуже. От той боли он мог спастись, благодаря Саю и Голдишу, с кем связал души, и усилием воли. Но тогда он не подумал о том, чтобы попытаться, а теперь физическое состояние не зависело ни от каких ментальных упражнений. Все казалось серым и бесполезным. И очень скоро пришло понимание – процедуры он не перенесет. Сказать об этом было некому. Сая он прогнал, и тот не придет. Попытка найти его нить среди прочих обернется комой. Может, так и проще, но... Впервые в жизни он чувствовал вину перед Саято за измену. Впервые в жизни корил себя за неправильный выбор. Впервые хотел принять наказание, за все совершенные грехи. И впервые так отчаянно хватался за подол той, что оставляла его тет-а-тет с дамой в черном.       Час-два после его пробуждения, он опять теряет связь с реальностью. В это время просыпаются остальные пациенты. Им тоже страшно, они предчувствуют смерть, но никто не скажет. Ошибка – вечный враг. Подтвердится – обыкновенная случайность. Процедура не имеет точных гарантий.       Ему плохо. Тошнота, голова кругом, тело не слушается. Он пытается лечь на бок, чтобы унять боль, но падает с койки, и мир опять кружит калейдоскопом. Чьи-то руки с легкостью поднимают его, исхудавшего за несколько дней нахождения в этом месте, но отчего-то не возвращают в постель. Кацу пытается понять, что это за человек, виделись ли они раньше, и не осознает, что произносит это вслух. Мужчина всего-лишь выполняет свою работу, а ему приказали доставить пациента в процедурную. Коляска не потребуется, блондин в ней просто не усидит и свалится по дороге, а такую ношу не трудно донести на руках..       Сама процедура не запечатляется в его памяти. Он помнит только боль тела, умножаемую электричеством. Разряды слабые, но частые. Маг почти теряет сознание, выныривая с каждым новым сигналом. Его держит страх потерять все, что у него осталось, и страх не напрасен. Блондин позволяет себе расслабиться, поддаться чужим рукам, и пытается успокоить разум, едва не сходя при этом с ума. Он реагирует только на боль. В эту минуту она является единственным, что еще связывает его с реальностью. И он цепляется за нее, лишь бы не потерять эту нить из виду.       Очередной разряд вырубает его, и связь пропадает. Тело по-прежнему реагирует на боль, но не мозг. Разум уснул, на время, но и этого времени будет достаточно для «промывки мозгов».       Он проснется и будет чувствовать себя значительно лучше, чем накануне. Тошнота пройдет, но останется слабость в теле. Он не будет жалеть о сделанном, по крайней мере в первые минуты после пробуждения, выйдет в общий зал, поняв, что его больше не держат ремни, и что дверь не заперта. Поздоровается с персоналом, с пациентами и улыбнется. Просто, искренне. Возможно, кому-то покажется – счастливо. «Ему гораздо лучше», - отметит про себя его лечащий врач. А главврач позлорадствует: «Доигрался, чертов маг. Теперь и я поиграю».       Через каких-то несколько часов, после приема пищи, наблюдая за групповым занятием, он заснет в кресле. А еще через несколько, лечащий врач застанет его там же и, попытавшись разбудить, обнаружит отсутствие пульса. В графе «причина смерти» будет сухо указано – остановка сердца. Причина установлена не будет.

«Люди научились уходить Смело и легко, без сожалений; Пожелав счастливого пути, Забываясь в тишине осенней» (с) Новопавловская Софья