«Духи умеют лишь слушать, а души будут не прочь пообщаться».
Добираться до места, которое когда-то было Кацу домом, пришлось не так долго. Учитывая местные пробки, они добрались в кратчайшие сроки, часа за три. Несмотря на воспоминания мага, район был достаточно спокойным, если не сказать — заброшенным. Первым делом они навестили дом. Рухнувший забор и выбитые стекла явно означали, что он покинут уже довольно давно. Может быть, это к лучшему. Им было необходимо побывать внутри. А, живи в нем кто-то, пришлось бы объяснять свой интерес к этому месту. Все они сомневались в необходимости посвящать кого-то еще в это дело. — Здесь нет духов... Если уж совсем откровенно, это успокоило даже самого Кацусиру. Участок был крохотным. Раньше тут был только сад и дорожка к дому. Сейчас все опустело... Камни дороги частично были выкорчеваны. На стенах дома проглядывалась выцветшая бордовая краска. Дверь рухнула, как только Голдиш потянулся к ручке. Хорошо, что внутрь. Парня передернуло. Заброшенные дома все-таки навевали нечто… Они задержались ненадолго. Кацу внимательно осмотрел их с братом комнаты. Судя по всему, последними хозяевами здесь были его родители. Где они и почему вещи остались здесь, было неизвестно... Все лежало так, как и было оставлено. Единственным, что он забрал, был ключ от комнаты брата. Зачем — он так и не понял. Несмотря на надежду, он не нашел никакого упоминания об имени. Ничего кроме оживления странных снов... Кацу был в смятении. Он сам не понимал, ради чего все это. Для чего ищет брата — любую информацию о нем. И зачем втянул в это любимых. Не зря, наверное, Саято учил психологию. Он как раз таки прекрасно понимал причины... Совсем скоро они добрались до гаражей. Все устали. Это действительно было не так просто, как казалось — дома. Спустя несколько минут, показавшихся вечностью, Кацусира все-таки увидел то место. Вновь ощутил тот страх, который присутствовал в тот день, когда умер брат. Саято обнял замерзшего Голдиша. Они ждали, не в силах повлиять на ход событий. Кацу сидел на корточках, проводя кончиками пальцев по земле, словно пытаясь найти ответ... А потом они услышали голос. Сильный мужской голос. Казалось, ему было не меньше пятидесяти. — Опять ты здесь, Раучи. Тебе не хватило прошлого раза? Поднявшись, Кацу отряхнул штаны. Огляделся. Голос был смутно знаком. Но удивляться уже было нечему. Несколько месяцев ночных видений — кошмаров. В свете последних событий он догадывался, что скоро узнает, с кем имеет дело. — Хватит играть в кошки-мышки. Мы давно выросли. — Хорошо... — в интонации, с какой он произнес это, чувствовалась насмешка. И когда рядом с ним появился мужчина, Кацу тоже не удивился. Надо признать, он не ожидал подобного. Появившийся прислонил трость к ручке кресла, которое, можно полагать, служило ему транспортом, и поднялся. Трость также скорее являлась элементом декора, несмотря на возраст, его движения были превосходны. Только поравнявшись с магом, он поднял голову. Они были одного роста. Столь похожи, будто были близнецами. От этой мысли защемило глаза, и Кацу, зажмурившись, отвернулся. В волосах мужчины пробивалась седина. В уголках глаз — морщинки. Прищур. — Разве я не говорил тебе смотреть мне в глаза, всегда, когда я говорю с тобой? — прогромыхал его голос в тишине опускающихся сумерек. «Я же взорвусь сейчас.. Я даже не знаю, как его зовут, а он... Черт». «Спокойно, любимый. Узнать не так сложно...» — Не могли бы Вы представиться, для начала? — попросил Голдиш. — О.. Действительно.. Как это я позабыл.. — он словно издевался над самим собой. — Кацусира. Не мог бы ты меня представить своим... любимым? Последнее слово, казалось, было выплюнуто. Так не говорят о дорогих людях... Кацу вздрогнул. — Простите... Я не знаю Вас. — Я и не сомневался. С каких пор родители заслужили, чтобы дети не помнили даже их имен? Мужчина развлекался. Ему доставляло извращенное удовольствие издеваться над сыном... «С тех самых, как он отказался от нас, Кацу...» — Ты.. отказался..? — Вот значит как. Вы уже успели перекинуться парой слов. Просвети меня, сын мой, что еще тебе рассказал покойный ублюдок? Слова заставили сердце пропустить пару ударов. Воздуха стало отчаянно не хватать. Да кто он, черт побери, такой, чтобы говорить подобные вещи о его брате..?! — Повтори... — прорычал Кацу. — Ублюдок. Что в этом такого? Разве я не прав? — улыбка делалась все шире. — Какое право у тебя есть называть брата так?! — Вы погубили наш род. Истинно чистый. Ваша мать обслуживала каждого, кто платил сотку. И вы, отродья, такие же. Ты даже сюда двух шлюх притащил, что говорить... Рука остановилась в паре сантиметров от лица. Отец остановил. А, может, Кацусира сам не смог ударить.. Старик опустился в кресло. Но спектакль еще не был окончен. Зрители рвали и метали от ярости, но не имели права вмешиваться. — Твой брат, знаешь ли, не лучше. Сбегал к своему трахалю. Я видел каждую позу, в которой его отымели. И вижу тебя. С какой радостью ты продаешь свое тело. — Заткнись.. Ты ничего не знаешь о нас... — Знал бы ты, мой мальчик, сколько сил я потратил, чтобы избавиться от видений о тебе — и все впустую... Ты остаешься моим единственным сыном, я ничего не могу с этим поделать. Вы завершите наш род. Какой глупый конец, не правда ли? Никогда не думал, что моя семья закончит шлюхами. — Замолчи!.. Ноги не держали. Отряхнутые совсем недавно брюки снова оказались запачканы. Кацу осел на землю, сжал волосы руками, покачиваясь взад-вперед. — Зачем.. зачем ты все это говоришь? — Мы так давно не говорили по душам, сын... Да и... Не ради этого ли ты искал меня? — Я искал брата. — Тогда тебе было просто необходимо услышать правду о вас. Разве я сделал что-то плохое? — Расскажи о нем... — в горле комок. Но ему просто необходимо знать. — И почему тебе интересна жизнь очередной шлюхи... — хмыкнул отец. — Хорошо. Как ты помнишь, он часто сбегал из дома ночами. Началось все после его попытки научиться кататься на роликах. В том парке почти всегда было безлюдно, поэтому он там и учился. Никто не отвлекал, никто не смеялся, когда что-то не выходило. В какой-то из этих дней там оказался Рик. В тот день они трахнулись там же, в парке. Надо признать, мой сын сам предложил это, хотя, уверяю, никогда раньше подобных связей он не имел. После этого он начал уходить к нему. Вряд ли их связывало большее, чем просто секс. Ты, должно быть, помнишь день его смерти. В тот день его изнасиловал его «любимый». Конечно, раньше они изощрялись в способах, но никогда не было принуждений. Кроме того дня. — Значит это.. Рик... — Непослушный мальчишка. Разве я закончил? — но отец был вовсе не расстроен фактом, что Кацу его перебил. — Продолжай... — Он пришел ко мне после. Заплаканный, корчащийся от боли. Не смотри так. Он знал, что вы приемные. Я раздел его, вымыл. А он все рассказывал о том, какой замечательный этот Рик. Ты помнишь то сувенирное танто, что твой брат всегда носил с собой? Мне не составило труда сделать из него настоящее.. Он уснул, я занялся приготовлениями. Связать его было несложно. Труднее пришлось, когда он почувствовал раскаленный металл на коже. От страха и боли он не мог даже двигаться. За крики я не беспокоился. У него впрямь был чудесный голос. Но как он изменился после двух пальцев в своей дырке. Он до сих пор кровил после Рика. Его тело реагировало так, как я и ожидал. По своей натуре ему было приятно чувствовать мои пальцы в себе. Вскоре наслаждение затмило боль от вырезанного слова. Но руки было мало. Я вогнал в него танто рукояткой. Металл все еще был горяч. Если бы он дергался, он бы оставил себе шрамы. Но ему нравилось. Он плакал и кусал губы от наслаждения. Даже в таком положении он вспоминал о Рике, стонал его имя. Но кончил он с твоим именем. Порочные близнецы, так забавно... — Уходите. Саято... — А если нет? — Чего вы добиваетесь? Свести его с ума? Так немного осталось. — Он просил меня рассказать. Я, как честный отец, рассказал ему все. — Вы — убийца. О чем еще рассказывать. Колдун вы или кто, мне глубоко плевать на это. Убирайтесь. Оставьте его в покое. Если бы слова так не ранили, Кацу бы непременно поблагодарил Сая хотя бы взглядом. Но было больно. Он сжимал песок в руках, пытаясь привести себя в норму. Но все было бесполезно, пока отец оставался рядом. — Ты такой же. Подстилка. Ложишься под любого. — Моя личная жизнь Вас не касается. Я ясно выразил пожелание уйти. — Шлюхи. Делайте что хотите. Вечер был прерван хлестким звуком пощечины. Саято этот человек не смог — или не захотел — остановить. Кацу будто ожил с этим звуком. — Вы ужасный человек. Вы говорите об ужасных вещах, которые сами совершили, и смеете называть нас так. Вы насильник и убийца. Убирайтесь прочь. Усмешка коснулась его губ в последний раз, и он поспешил убраться, столь же эффектно растворившись в воздухе, как и появившись. Сай опустился рядом с Кацу, обнимая его. — Не слушай его. Ты же знаешь, что это не так. Господи, за что тебе это... Кацусира не плакал. Он прижал любимого к себе и прошептал: — Я ему не верю... Там было по-другому... Он не мог так... Я люблю вас... Голдиш протянул ему руку, помог подняться и осторожно поцеловал в щеку. — Домой? Но тот покачал головой. — Я должен закончить это сегодня.. Я не смогу заснуть, пока не узнаю, что за чертовщина во всем этом.. Путь до кладбища был тяжел. Головная боль и множество мыслей не позволяли Кацу расслабиться ни на секунду. Сегодня Саято был не в силах ему помочь с этим. Попытки успокоить его не увенчались успехом. Кладбище было, как и все остальное, покинутым. Сторожка пуста, ее стены и стекла уже успели разрисовать граффити. Никакого уважения к мертвым. К тому времени, как они соберутся уходить, на город опустятся сумерки. Находиться на кладбище ночью не было желания ни у кого. У входа, толкнув скрипнувшую решетчатую калитку, Кацу остановился и произнес: — Если бы не вы, сегодня я бы увидел, что сделал с ним отец. Спасибо. Его шаги были тихими, осторожными, но он уверенно шел в направлении западной части кладбища. Саято различил вдалеке пустынное место. Вероятно, кладбище расширялось, но «новоселье» справлять было некому. Эта часть города таинственным образом исчезла. Вымерла… — Страшно, когда не знаешь, чего ждать, — тихо прошептал Голдиш. — Ну, точно не вылезающих мертвецов, — усмехнулся Кацу. — Нашел чем успокоить ребенка, — прозвучало укоризненно. — Тут недалеко. Продолжать смысла не было, ответ Кацу усугубил бы положение. Все на нервах. Все держатся, но каждый может не выдержать в любой момент, в какой — неизвестно никому. Здесь забор покосился, местами и вовсе упал. Но с каждым шагом Кацу двигался увереннее, словно это было не десять лет назад, а буквально вчера. Передернув плечами, блондин присел на корточки и убрал с могилы упавшие доски заграждения. Да, по-другому и быть не могло. Хаул Раучи. Цифры на надгробии ясно давали понять, что умер он в возрасте семнадцати лет. — Ты говорил, что... — Да, говорил. Так и было. Я не знал, что кто-то сделал ему нормальную могилу. — Но теперь тебе все ясно? — Не все. Если то, что говорил отец, было правдой, значит Рик правда его любил. Действительно, теперь многое встало на свои места. Если окунаться совсем уж глубоко... Ричард и Хаул впервые встретились в том самом парке. Рик впервые заметил за собой такую слабость, и позволил ей развиться. Несмотря на то, что детей у него не было, девушки всегда вились вокруг и частенько оказывались в его постели. Чем привлек его Хаул? Мягкими чертами лица, улыбкой. Интерес к неизвестному.. Но ни один из них не думал, что все произойдет так быстро. Юношеский взгляд на жизнь — скорая влюбчивость, стремление получить от жизни все. И если та дает шанс — бери, пока не отобрала. Пожалуй, именно это заставило Хаула сделать вид, что не удержался на роликах и настойчиво начать целовать этого мужчину. Рику было тридцать три к тому времени. Их связь продлилась совсем недолго. Причина уже известна. Им было хорошо, они наслаждались тем временем, что дала им жизнь. И так же скоро решила, что достаточно. Этим же объяснялась любовь Рика к Кацусире. Ричард видел в нем того, кто навсегда остался в его сердце. Пусть этот человек и носил другое имя. — Значит, Рик. Но как он узнал.. — С его связями, малыш, сомневаюсь, что это доставило ему много неприятностей. В конце концов, он мог послать сюда Майкла. — Не говори глупостей. Майклу было двенадцать тогда. И не факт, что тогда он жил у Рика. Ты же никогда не пересекался с ним, пока жил там, — возразил Саято. — Ты прав.. — он преклонил колено перед могилой брата. — А я дурак, и даже не принес цветы.. По сравнению с остальными могилами, эта выглядела ухоженной. Вероятно, кто-то до сих пор приходит сюда. А когда Кацу оперся о землю руками, и начал плакать, Саято расслышал: — Оставьте нас. Принадлежал ли голос любимому, он не понял, но обнял Голдиша за плечи и повел прочь отсюда. На полпути к выходу они остановились. Отсюда можно было увидеть могилу Хаула. Саято сердито рассмеялся себе под нос и вынул сигареты из внутреннего кармана. Голдиш нечасто видел его курящим, как и Кацу, но знал, что оба плотно подсели на эту дрянь. Сам он кривил нос. Сай хмыкнул. Подобное поведение не было странным. — Кацу до сих пор тонкими балуется. Он, кажется, еще в школе начал. Попробовал, понравилось. В семнадцать стал курить чаще, даже дома. Откуда появилась страсть к тонким, не знаю. Но как только появилась постоянная возможность их достать, брезговал курить другие.. Взгляд золотистого метнулся в сторону обсуждаемого. То, что говорил только Саято, не достигало его ушей, а узнавать что-то новое о человеке, вытянувшем его с самого низа, было приятно, независимо от того, какой была информация. — Точно.. В шестом попробовал. Но начал позже. Я поначалу стеснялся подойти. Он с первых дней в нашей школе казался мне старше своих лет. Интерес к нему определенно был, но он держался особняком ото всех. Часто надувшийся. Это сейчас я понимаю, что он попросту по брату скучал за время уроков. Почему они учились в разных классах — и даже школах — не знал он сам. Я долго смотрел на него. Проскальзывало восхищение. Я-то кто? Простой мальчишка, а он... Думаю, ты поймешь. Поверишь ли, но мы подружились только в пятом. Он тогда подошел, протянул руку — совсем как взрослый, — и, склонив голову, тихо произнес: — Ты еще долго за мной наблюдать будешь? У меня так разовьется мания преследования. Половины слов я тогда не понял, но почувствовал, что это является предложением дружбы. А когда пожал ему руку, сухую, не то, что мои вспотевшие от возбуждения ладони, увидел, что он улыбается, и точно понял, что не ошибся. Сигарета дотлела до фильтра. Чертыхнувшись, Сай растоптал окурок, и снова было потянулся к пачке, но задумался о чем-то и забыл, чего хотел. Парень рядом смотрел на него, и не узнавал. Всегда спокойный Саято рассказывал то, о чем не знал, пожалуй, никто кроме них двоих. В другой день ничего этого не случилось бы. Такого просто напросто никто бы не допустил. Но — в другой. А сегодня было сегодня. Если бы не расстояние, они бы услышали плач. Невыносимый, пугающий. Если бы не расстояние...***
Слезы душили и не давали свободно вздохнуть. Какая свобода, если не знаешь, чего ждать и что делать. Руки опять были в песке, спешное отряхивание никак не поспособствовало их очищению. Вскинув голову к небу, Кацу подавил крик, зарождающийся глубоко в легких. «Тебе стало легче?» — А должно было? Рядом, разумеется, никого не оказалось. Снова игра в прятки, на этот раз с призраком, а не с реальным человеком. «Плачь. Я хочу, чтобы ты был в порядке». Яростно мотнув головой, он подполз ближе к надгробию и коснулся того кончиками пальцев. Холодный камень явно не ждал прикосновения, но и отреагировать не мог никак. — Ты все слышал. Покажи мне, как это было на самом деле. «Тебе будет еще больнее». — Плевать. Я должен знать. Отдаленно он понимал, что боль в этом случае будет не физической, но права отступиться у него не было. Решив единожды достичь цели, он пойдет до конца, каких бы усилий ему это ни стоило.***
— Мы сидели с ним на ступеньках школы. Родители не спешили забирать домой младшеклассников. Да и немногим так уж хотелось возвращаться туда, где непременно заставят сделать уроки, а потом еще и нагрузят помощью по дому. Ведь это все можно было сделать и ближе ко сну, а гулять разрешали только до девяти. За Кацу же не следили, и он не раз оставался у меня на ночь. Иногда даже без разрешения моих родителей на это — просто забирался в окно, а потом мы говорили, много, долго. Почти всегда темы к разговору давал он. До поступления в университет я чувствовал себя немного сковано рядом с ним, пусть мы и считались лучшими друзьями. Других у меня не было. Такими я мог назвать весь наш класс. А Кацу.. он был единственным на протяжении многих лет, и до сих пор, как видишь. Ах, да.. Ступеньки были горячими от солнца и обжигали ноги. Как я тогда ненавидел шорты школьной формы... Перед нами, внизу, играли парни с нашего класса. Кому-то в тот день исполнилось тринадцать, и родители обрадовали ненаглядное дитя самолетиком с радиоуправлением. Представляешь, какая редкость? У меня и обычных-то не было. Кацу не находил игрушку интересной, сидел на краешке ступеньки — так ноги не жгло, — и опершись о колени локтями следил за происходящим едва ли не зевая. Мой же взгляд был прикован к пульту. Кнопок было аж шесть, но я даже не мог подержать его в руках, не то, что попробовать. Именинник не выпускал его из рук. Какое-то время спустя Кацу перевел на меня взгляд, улыбнулся кончиками губ и спросил: — Хочешь такой? — А кто не хочет?.. — спешно ответил я, не в силах оторвать взгляд. К чему был вопрос, я тогда не сообразил. И времени на этот процесс мне не дали. Именно в этот момент за ним пришла мама. Наскоро бросив: «Увидимся завтра», — он схватил портфель и, прыгая по ступенькам, подбежал к ней. Отец забрал меня несколькими минутами позже, при этом вздохнув, проследив за моим восторженным взглядом. Я и сам понимал, что такого подарка родители не могут мне сделать по крайней мере ближайшие года два. А тогда самолетик мне уже будет не нужен. Придя в школу на следующий день, я не обнаружил Кацу, зато на стуле за своей партой увидел большую коробку в оберточной бумаге. Оглянувшись, я подумал, что он прячется где-то. Но учительница развеяла мои ожидания. По ее словам, приходил кто-то из семьи Раучи и настоятельно попросил проследить, чтобы я открыл коробку. Я старался не испортить бумагу — абстрактный рисунок, красное с белым и черным, мог понравиться или пригодиться матери, — но как только понял, что является содержимым, уже не смог думать об ее сохранности. По сравнению с моим подарком, самолетик одноклассника, который забил вчера все мысли, показался пустышкой. Я не стал открывать коробку, ведь не было Кацу. Догадываясь, что подарок от него, я хотел навестить его после школы. Он так и не появился в тот день. Отец удивленно поднял брови на коробку. Я попытался было объяснить, но он и слушать ничего не желал и, взяв одной рукой подарок, другой схватив меня за запястье, потащил меня в класс. Сев за парту и делая вид, что решаю математику, я украдкой слушал их разговор с учительницей. Говорили они тихо, но что-то расслышать я смог. — ..вы же понимаете.. Раучи.. да.. не вздумайте.. они не позволят.. да вы с ума сошли.. возвращать.. это же ваш сын.. Скомканные слова отца я разобрать не смог, а вот запястье ныло, и сильно. Наверное, это была одна из первых обид на отца. Далее удивил меня уже отец. Мы не пошли домой, а направились к дому Раучи. Не знаю, к счастью ли, никого дома не оказалось. С Кацу я пообещал себе поговорить на следующий день.***
Всплеск боли в районе груди затопил сознание. Нет, не сердце. Жгло. Рука метнулась и потерла место. Ничего не нащупав сквозь одежду, психологически он успокоился, и боль унялась.***
..В ту ночь Хаул выбрался из дома с явным намерением серьезно поговорить с Риком. Их роман, а точнее, несовершеннолетний парень, мог быть проблемой для мужчины. Целью его визита было обсуждение планов. Но, гормоны.. Они встречались почти каждый день в течение всего трех месяцев и пары недель сверх, а он уже строил планы о будущем. Именно это было главной ошибкой. Забираться в дом украдкой не было смысла. Рик всегда ждал его у входа. Иногда стоя в дверях. И как только парень появлялся на горизонте, неосознанно начинал улыбаться. Благодаря этому человеку его дела пошли в гору, благодаря тому, что с момента их знакомства он ко всему стал подходить с несвойственной ему ранее легкостью. Ему нравились такие отношения. Подойдя, Хаул даже не взглянул на него. И удивленного взгляда не увидел. Смотря себе под ноги, он краем глаза заметил, как опустились руки любимого. Настроение было непонятным, а фразы — сбивчивыми, беспорядочными, и они оба успели вылить друг на друга многое из того, о чем даже не думали. Своими словами Ричард изо всех сил старался защитить парня, и сам не понял, в какой момент перешел грань и втолкнул Хаула в коридор и, заломив руки за спину, ткнул лицом в плитку. Произошедшее далее Кацу уже знал — видел это в одном из своих «вещих снов». Единственное, чего он не ожидал, это комментария от призрака. «Одним из своих воспоминаний ты считаешь это. Ричард Камура никогда не поднимал на тебя руку». Этими словами, словно от хлесткой пощечины, зажгло щеку. Никогда он не лгал, и ложь ненавидел. Теперь же, получалось, он лгал по меньшей мере Саято. Он не помнил, какое у этого свойства название. Скрытая ложь? Подмена фактов? Никакой роли это не играло. Рик был сам не свой. Поняв, что наделал, он попытался взять Хаула на руки и отнести наверх, но тот неожиданно твердо оттолкнул руку. Рик плакал. Парень, шипя и морщась, благодарил небеса о наличии стенки, опираясь о которую смог подняться. Медленными шагами подошел к выходу. Лицо было искажено болью, но он терпел, и остаться не мог. Опираясь о косяк, он тихо произнес, не поворачиваясь: — Не иди за мной.. Черт, да почему я так сильно тебя люблю!.. Попытка Ричарда рвануть следом была прервана захлопнувшейся дверью. Он знал, что Хаул сможет добраться до дома и в таком состоянии. Выдержка была хоть куда. Но совесть.. Он выбежал из дома и последовал за парнем. Остановившийся на перекрестке дорог Хаул явно чего-то ждал. Ричард боялся подойти. Если бы не страх, сковавший его ровно на четыре минуты, брат Кацу был бы жив. Четыре минуты спустя до него донесся визг шин, и вскоре рядом с ним остановился джип. Хаул забрался на заднее сиденье — боком, осторожно. Машина скрылась. Рик отметил только отсутствие задних номеров. Хаул тем временем созвонился с отцом — сразу выйдя из дома Рика, — и попросил забрать. На его удивление, отец приехал сам. Изо всех сил изображая озабоченность состоянием сына, он быстро доехал до дома и помог выбраться еле держащемуся на ногах, да и в сознании тоже, Хаулу. Для парня отец всегда был авторитетом, и он доверял ему все. Советы тот, бывало, и бывало часто, давал меткие. Говоря по существу, отец рассказал все верно. Конечно, в своей манере, но, тем не менее, так и было. Пожалуй, с одной только разницей, что тело Хаула реагировало на действия отца без желания на то мозга. Реакции в большинстве своем были ожидаемыми. Отец знал, что именно и как нужно делать. А сорвавшееся имя при оргазме было чем-то вроде «связи» близнецов. Именно в этот момент Кацу проснулся, прошептав «больно». Развязав Хаула, этот человек произнес слова, которые и значили отказ от сыновей. Сын встал, покачиваясь, и начал искать одежду. Его взгляд был помутненным. Отец сунул ему в руки комок с его тряпками, выпроводил к выходу и выставил за дверь как есть — обнаженного. Пальцы не слушались, поэтому рубашка была завязана узлом. Как держались на нем джинсы, и каким способом ему удалось натянуть кеды, было непонятно. На пути к дому он встретил Кацу...***
— Через пару месяцев разошлись мои родители. Отец ударил маму и ушел, швырнув кольцо на кухонный стол. Я долго ее успокаивал, пусть она и говорила, чтобы я не лез. Тринадцать. Я уже понимал, что делаю. И знал, что в тот момент ей нужно чье-то тепло и поддержка. Кроме меня дать ей это было некому. Надо отдать ей должное, замену отцу она нашла быстро. Думаю, их отношения развивались еще во время ее брака. Так у меня появился отчим. Они с матерью так и не расписались, несмотря на то, что он жил у нас, и финансовые проблемы решались вместе. Как только мне исполнилось пятнадцать, я заметил за отчимом странное поведение и взгляды в мою сторону. А вскоре состоялся и разговор. Он ждал полтора года, за что я, кстати сказать, ему премного благодарен. В тринадцать я бы точно не оценил его признание в любви. Кацу по-прежнему был рядом со мной. Я не спешил отвечать отчиму, он понимал и не торопил. Посоветоваться с другом мне было просто жизненно необходимо. Кацу оценил ситуацию на раз-два, и сказал соглашаться, аргументировав тем, что вряд ли я приобрету подобный опыт еще где-то «без боли» и с «опытным человеком». Тогда я сомневался, что у отчима был огромный опыт с мальчиками, но слова Кацу запомнил. Чуть позже я слышал в его словах отголоски обиды. Курить он стал чаще. Но всегда — тонкие. А скоро и я попробовал.***
В сердцах ударив по надгробию, Кацу прикусил губу. «Теперь тебе легче?» — Теперь я знаю, кто наш отец. «Надеюсь, вы больше не увидитесь». — Я тоже. Призрак так и не появился. Но так было почти всегда. Кацу всегда общался с ними, но редко мог увидеть. А сейчас даже не хотел. Смотреться в зеркало на кладбище казалось ему кощунственным. «Постарайся не вспоминать. Ты узнал все, что хотел». Это действительно было так. Он искал брата, он нашел. Мертвые никогда не станут живыми снова, как бы печально это ни было. Никаких планов у него не было. Об отце Кацу пообещал себе постараться забыть. — Я прав, что Рик прибрался тут..? «Да. А заходит ко мне наша мама. Раньше здесь бывал Рик.. Рассказывал о тебе. И что у вас “не сложилось”. Это моя вина. Извини меня». — Он потрясающий. Но я — не ты. Скажи ему на досуге, что.. он останется в моем сердце. «Значит, и его забрали сюда.. Обязательно, Кацу... А ты живи». — Обязательно.. Зажмурившись и утерев слезы, он поднялся с земли. Лицо было в песке. Уход призрака он ощутил, и успокоился окончательно. Больше Кацу сюда не придет.***
— Один только раз Кацу дал мне понять, что я для него значу что-то большее, чем лучший друг. Он позвал меня на стройку. Ночью там было пусто и даже мрачновато. Раньше мы с ним бродили в подобных местах, но недалеко, и старались ничего не трогать. Было страшно, а вдруг что свалится. Со временем страх притупился. В темноте Кацу ориентировался прекрасно и без фонаря, но все же успел задеть что-то головой. Не услышав после этого ни звука, я растерянно позвал его по имени. Мой голос чуть дрогнул. Но Кацу рассмеялся, и смех вовсе не был зловещим. — По больному и получил, — смеялся он на удивление заразительно. Совсем скоро мы выбрались на самый верх. На мое счастье стройка продвигалась медленно, и в доме пока насчитывалось четыре этажа. Я старался не смотреть вниз. Кацу тогда болтал ногами в воздухе, сидя на бетонной балке. Он почти не держался. — Не боишься упасть..? — тихо спросил я. Его усмешка мне не понравилась. И было это неспроста. В следующий момент он вскочил на ноги и подошел к самому краю. Расправив руки в стороны, он развернулся на 180°. — Ты же не дашь мне упасть? В голосе я отдаленно почувствовал привкус страха. Стараясь не смотреть вниз и делать твердые шаги, я подошел к нему вплотную и протянул ему руки. Но Кацу притянул меня к себе — мягко. На такой высоте не стоило делать резких движений, как бы того ни хотелось. В его объятиях я почувствовал себя под надежной защитой. А вскоре его губы коснулись моего уха, а руки оказались под рубашкой, поцарапывая спину. Из-за туч выглянул полумесяц. Новая луна. Ты когда-нибудь целовался в свете луны, Голдиш?.. Спуск мне не запомнился. Мы плевали на осторожность, так хотелось продолжить, содрали руки в кровь, Кацу порвал джинсы, зацепившись за какой-то штырь, а я рассадил колено. Дойти до дома мы не успели, так сильно хотели друг друга, что просто завернули за дом, и там он прижал меня к стене. Мы целовались до умопомрачения, и никаких мыслей не было. Им суждено было появиться уже потом. Он ласкал меня мимолетно, но и эти неумелые действия распаляли до безумия, ведь это делал Кацу. У него, как я понимал, такого опыта еще не было. Мы больше целовались... — А потом я ласкал тебя только рукой, там, и ты кончил всего за пару минут, как восьмиклассник. Кацу подошел столь незаметно, что Голдиш покраснел, а Саято сжал ладонью пальцы самого дорогого в его жизни человека. — Идем домой. В пути ты продолжишь. Смущенно кивнув — история касалась и Кацу, — Саято собрался с мыслями. Кацусира тем временем приобнял Голдиша и поцеловал в щеку. Ему было лучше, гораздо. — Думать, как и в каком состоянии я добрался домой, я не хотел еще тогда. Не включая света нигде, я поспешно стянул с себя футболку и джинсы и бросился на кровать. Сразу всплыли образы. Вспоминая произошедшее, я возбудился, и мне пришлось кусать и без того красные губы, только бы не разбудить спящих за стенкой. (Со стороны Кацу последовал едкий смешок, что об этом Сай никогда ему не рассказывал). Я стеснялся самого себя — того, что делают мои руки в этот момент; того, как буду говорить с отчимом поутру; того, что скажу Кацу следующим днем.. Во время завтрака скрыть от отчима покусанные и опухшие губы не удалось. Он только спросил, с кем и было ли мне хорошо. Не дождавшись ответа, он взял тарелку и ушел к себе, бросив, что мама уехала к сестре на месяцок — той была необходима помощь в хозяйстве, и что я могу приходить к нему, если захочу. Спать с ним там, где спал он с матерью, мне не хотелось. Если я и заходил, то звал его к себе, да и такое не было частым. Скорее, для него самого. Чаще приходил он сам, когда я уже почти засыпал, и будил меня осторожными, но настойчивыми ласками. Когда я однажды простонал имя Кацу еще находясь в дреме, он перестал приходить. Позавтракав, я побежал к дому Раучи. Не знаю, чего я ждал. Скорее всего, что Кацу высунется из окна своей комнаты, ухмыльнется и скажет что-то, что развеет все сомнения и позволит мне не краснея смотреть на друга. Я так и не дождался этого. И не видел его почти два года. Какое-то время спустя я понял, что тот день был прощанием и признанием. Выпуск, подача документов в университет. Я хотел понять белобрысую бестию с давнего времени и пошел на психолога. Мать не оценила. Пришедшее спустя почти два года письмо содержало всего три слова. «Скоро буду. Кацу». Первым его прочитал отчим, после чего и вскрылся. Не хотел мешать?.. Я напился в тот же день. Впервые так сильно. Почему в гей баре? Это было первым местом, куда мне захотелось зайти. С тех пор мы с Кацу почти не расставались. — Тот день по правде можно назвать началом. Формально. А неформально мы вместе уже девятнадцать лет.***
Вернувшись в нормальную жизнь, Голдиш весьма быстро в ней освоился. Он вернулся в университет, встретил старых знакомых, ровным счетом никто из которых не знал, куда он пропал на такой срок. Там ему были рады, как учителя, так и бывшие сокурсники. Его восстановили сразу же, тут помогли связи и деньги Кацусиры. Если бы не это, он бы точно решил поступать заново. Ему не требовалось постоянное нахождение рядом с кем-нибудь из влюбленной парочки, или, что еще хуже — с обоими сразу, как было нужно Рею поначалу. Рыбка с огромным удовольствием плавала в просторах города. Возможно, и выплывала из него. Кацу не стремился контролировать его всецело. Достаточно было того, что он возвращался. Чувства не гасли... К любви к Голдишу добавилась благодарность и желание защищать. А одним из неписанных и неозвученных законов было безграничное доверие золотистого только Кацу — Голдиш принадлежал ему, душой и телом. А Кацу оберегал его всеми возможными способами. Если они были в постели втроем, Кацу всегда был посередине. Всеобщий любимец.. Голдиш любил Кацу, но понимал бессмысленность ревности, пусть его самого с Саято связывали интимные отношения. И хоть злая дама порой колола в сердце, обижаться не было смысла. Это подтвердилось после откровений во время прогулки по памятным местам, о которой вспоминать теперь не было особого смысла.