***
Снова офис, горы бумаг, требующих его внимания, конкретно надоевшие в особенности за последние дни. Начальство бушует, а толку никакого. Здесь и так все всегда работали на свой максимум. И снова — одиннадцатый час, а он до сих пор торчит здесь. Пора закругляться, но дневной план еще не выполнен. — О! Джонатан! Все еще здесь? Когда заканчиваешь? — Как получится. — В таком случае, закроешь офис сам? Остальные разошлись, а я обещал Мари успеть к ужину. — Ладно. Коллега не стал благодарить и прощаться, видя, что Джо не в настроении. Он еще помнил состояние того после разрыва с Кейт, и старался не заводить разговоры на тему семьи, но было необходимо объяснить тому причину раннего ухода. Может, и зря. Брюнет в раздражении откинулся на спинку кресла, стоило тому захлопнуть дверь офиса. Постарался расслабиться, но выходило плохо. Груз усталости лег на плечи, казалось, в двойном объеме. Решительно закрыв папку, он подумал о невозможности обычного человека превысить свой максимум, и подцепил ключи. Ему был необходим отдых, но какой — это он решит, уже сев в машину.***
Было решено посетить давний, но от этого не менее популярный клуб, спонсором которого он являлся по сей день. Заниматься клубом самому ему не позволял плотный рабочий график, да и отсутствие к этому делу интереса. Дать деньги на его создание показалось ему самым выгодным вариантом. Поначалу тот приносил ему прибыль, а по истечению определенного срока он остался в нем VIP-персоной, желанным гостем, с которым завсегдатаи заведения были знакомы лучше, чем со своими соседями. В последнее время у него никак не находилось времени для посещения этого места, наверное как раз поэтому его и привело сюда сегодня непонятное чувство… Множество бесплатной выпивки, отличные мальчики и девочки, красивые настолько, что глаз не знает, за кого зацепиться. Идеальные партнеры на час. Любой составит компанию и удовлетворит все потребности бесплатно, но он всегда оставляет деньги. Привык. Но нет. Сегодня ему было необходимо что-то особенное. Понимание, что жизнь в таком темпе быстро губит, не останавливало его уже давно. Наоборот, он надеялся, что это наступит быстрее, надеялся на смерть, так как пустота внутри, казалось, засасывала все оставшиеся мысли и чувства. С тех пор, как она ушла, в жизни не осталось никакого смысла. — Потанцуем? — заманчивое предложение, но бесполезное. Однако этот парень так и манит к себе. — Можно. А можно и обойтись без подобных прелюдий, — обжигающим шепотом, неизвестно каким образом перекрывающим звучание музыки. От блондина за версту исходили волны секса и страсти. С ним можно было бы неплохо развлечься. Издевательски поднятая бровь и руки дьявола на его бедрах дали добро. — Идем наверх, — он перехватил руку парня, замечая за собой неловкую дрожь, и потянул к лестнице. — Стой. Не хочу. Едем ко мне. — Интересно… Сколько ты хочешь? Этот вопрос вряд ли можно было назвать привычкой, но Джо почувствовал необходимость озвучить его. Не зря. В тот же миг он узнал, насколько остры зубки у его сегодняшней добычи. — Я не шлюха, чтобы получать за секс деньги. — Ты мне нравишься. Взаимное «ты мне тоже» было передано ему в поцелуе, предвкушающем бурную ночь. Он не прогадал, ожидая многого от этой бестии. Изгибы его идеального тела, вскрики и стоны, которых тот не жалел и не боялся, что кто-то их услышит. Джонатан осознавал, что наутро обнаружит собственную спину расцарапанной, даже, несмотря на короткостриженные ногти партнера. В эту ночь они дышали страстью, напрочь забыв об усталости и проблемах, уюте и любви. Это был вакуум, заполненный страстью, пускай такого и не бывает, в котором им посчастливилось оказаться вместе в один момент.***
Прошло уже два месяца с тех пор, как Ричард ушел из жизни. Майк до сих пор оставался в поместье, хотя у Кацу мурашки шли по коже от одной мысли о том, как можно столько времени проводить там. Он даже предлагал ему купить квартиру, а дом продать — чтобы память не тревожила. Но Майк отказался, ссылаясь на дела, в которых дом ему помогает. Саято же решил повременить с делами, и поэтому уехал, предоставив Кацусире полную свободу действий и пустую квартиру. Потому и случившееся этой ночью — вовсе не случайность, как кто-то мог бы смело предположить. Вышедший из душа блондин ослеплял своей красотой. Как ни крути, а секс с незнакомцами приводил его в форму гораздо быстрее медитации или аутотренинга. Он не удосужился просушить волосы, хотя бы полотенцем. Слишком узкое, но довольно длинное, оно почти не прикрывало то, что находилось под ним, однако держалось на бедрах крепко. Серьга в пупке добавляла пикантности — единственное, что он решился проколоть, и на чем остановился. Заметив произведенное на ночного гостя впечатление и невысказанный комплимент, Кацу улыбнулся и произнес: — Благодарю. Спасибо за эту ночь. Недоуменный взгляд сразу дал Кацу понять, что сейчас скажет Джонатан. — Меня еще никогда не благодарили за такое… — Хм, попробую угадать с первой попытки. Если не верно, продолжим эту умопомрачительную ночь, если угадаю, покажу тебе кое-что. Только без обмана. — Признаться, я так и не понял, о чем ты собираешься гадать, но флаг тебе в руки. Даю слово, что не буду врать. — Ты доверился этому человеку, а он тебя предал. Ты утратил веру в людей и пытаешься жить по законам, которые сам создаешь, но которые почему-то плохо приживаются в этом мире. Именно поэтому ты ведешь себя как последняя сволочь, пытаешься унизить партнеров, причинить им как можно больше боли, и поэтому же оставляешь им еще и деньги, чтобы они прочувствовали всю жалкость своих никчемных жизней. Я знал людей, которые вели себя, как подобает настоящей суке, но они находили свое счастье, и их прошлые грехи были им прощены. Но то, что я вижу в тебе, меня пугает. Я не хочу, чтобы ты загубил себя. — Откуда ты знаешь..? Господи, я даже не знаю, как тебя зовут, а ты, кажется, знаешь обо мне все. Обычному человеку, должно быть, очень тяжело осознать то, когда о нем абсолютно незнакомый человек рассказывает все, как есть. Он мог бы обвинить Кацу в шпионаже, но отчего-то не стал этого делать. Он просто поверил. — Не все, — да и улыбка его заставляла успокоить бешено колотящееся сердце. — Ты обещал кто-то показать. — На самом деле, показывать будешь ты. Лениво потянувшись, Кацу подошел к тумбочке, стараясь не обращать внимания на очередной удивленный взгляд. Он достал из букета, оставленного Саято ему в подарок перед самым отъездом, самый плохо выглядящий цветок — на удивление, цветы Сая всегда в течение долгого времени не увядали, — и протянул его Джонатану. — Что ты предлагаешь? — Возникают какие-то мысли? — Легкое отвращение. Было б лучше, будь он новым. — Сделай его таким. Проведи рукой. Вопросов не было, Джо чувствовал, как сильно ему самому хочется исправить произошедшие с цветком казусы. И это чувство впервые показалось ему приятным. Он накрыл розу ладонью, закрыв глаза и даже чуть нахмурившись — боясь, что ничего не произойдет. Но рука словно потеплела на миг — и он резко отнял ее, видя, что произошло с цветком. Собравшийся бутон раскрылся, потемневшие лепестки снова приобрели первоначальный окрас. — Что это…? — Понимай, как хочешь. Кацусира к тому моменту успел прибрать созданный ими беспорядок. — Отвезти тебя домой? — Намек, что мне пора уходить? — Я не прогоняю, — он пожал плечами, но гость уже взялся за стопку со своей одеждой. По его спешке несложно было определить, что увиденное испугало его. Не каждый день такое случается. Впервые его партнер отказался от денег. Впервые он действительно был доволен. Но такое… Это было вне понимания Джо и, как бы сильно Кацу ни нравился ему, он понимал, что выплеснет на Кацу кучу скопившихся за последнее время проблем, которые он вовсе не должен решать, одну из которых он к тому же и сам подкинул. — Джо, приезжай, если захочешь. Ночной гость обернулся в дверях, едва заметно качнул головой, прикусив губу. Слова давались тяжело. — Это вряд ли. Прости, что сделал больно… Прощай. — До встречи. Кацу знал, что так или иначе их пути еще пересекутся. Он сделал первый шаг, а теперь пришло время Джонатану самому попытаться разобраться в происходящем. Неважно, к какому выводу он придет, главное, чтобы он вообще к нему пришел. Задумавшийся, он не заметил, как пролетел почти час, а он до сих пор не сдвинулся с места. Тихий писк часов, оповестивших о начале нового часа, вернул его в реальность. Мысли не радовали, желание продолжать заниматься подобным мало-помалу иссякало. Но контракт подписан, а это значит, что возможность отказаться от этого выпадет еще нескоро, если вообще есть на это шанс. Спустя столько лет проснулась совесть, нежданно, негаданно. Подтолкнула к мысли, что насколько бы благими не были намерения СРМ, ему хочется просто побыть с любимым. Но нет. Работа, долг. Выполни и делай что хочешь. Но сначала работа. Черт бы ее побрал! В растерянности Кацу вернулся в спальную, захватив по пути пива с холодильника. Пиво в одиночестве на пустой желудок — его начальная стадия депрессии. Окружающие далеко не сразу поймут это, а Сай далеко. Самого себя Кацусира знает давно и отлично, но не станет предпринимать никаких попыток оградить себя от этого состояния. Устал, вот и все.***
Не прошло и недели, а Джонатану так и не удалось прийти в себя. Работы на удивление мало, выполняется столь быстро, что даже не приходится оставаться сверхурочно. Полчетвертого, а он уже не знает, чем заняться. Кацу — сосредоточение всех его мыслей, а работа, несмотря на то, с каким усердием и тщательностью выполняется, лишь способ убежать от них. За одну лишь ночь тому удалось надломить в нем что-то, переосмыслить собственное существование, ведь за последние годы он не мог назвать собственную жизнь полноценной. А теперь, не знающий ничего о Кацусире помимо имени и адреса, со своими не до конца понятыми возможностями, он думал. Много, постоянно, и об одном. Но что-то ему подсказывало, что все его выводы будут неверными. От этого ощущения становилось противно. А сам Джо каждый день, возвращаясь с работы, притормаживал у улицы, на которую свернул в тот день Кацу, собираясь заглянуть к нему, но так и не решался повернуть. И все бы ничего, если бы сегодня машина не заглохла на пути домой. До этого самого поворота оставалась сотня метров, а дальше минут десять пешком. И пусть Джонатану удалось побывать там всего один раз, дорогу он помнил прекрасно. Машине, несмотря на проделку, он сказал сердечное спасибо. Ведь сколько ни беги, от судьбы не уйдешь. А настолько явным знакам судьбы можно довериться. Отсюда было недалеко до клуба, но теперь он понимал, что, находясь там, он бессмысленно провел там большую часть последнего года. Возвращаться он не хотел, и понимал — одного шага в ту сторону будет достаточно, чтобы снова сорваться с цепи. А Кацу он тогда, вероятно, больше не увидит. Когда ж еще выдастся такой шанс…***
Стоя у дверей, Джо еще перебирал сомнения в мыслях. Он прикрыл глаза, собрался, убедил себя в том, что нет ничего невозможного, и это придало ему сил. Осторожное нажатие на звонок отдалось гулом в просторной квартире, чего Джонатан, разумеется, не слышал. Только что разобравшийся с отчетом Кацу не был удивлен, он знал о его появлении, но, честно признаться, ожидал его раньше. Он натянул слегка смущенную улыбку, вздохнул, прислонившись лбом к прохладной двери, досчитал до пяти и повернул ключ. На этот раз Джонатан сиял. Неуверенность и страх остались позади, и сейчас в нем чувствовались лишь их далекие отголоски. Они поприветствовали друг друга взглядами, для этого им слова не требовались. Жестом Кацу предложил войти, и гость воспользовался этим предложением. — Надеюсь, это ничего, что я без предупреждения? — Все в порядке, я рад тебя видеть. Проходи. «Странно», — промелькнула мысль, но Джонатан отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. Впустив Джо в собственный дом, Кацу вздохнул с облегчением. Он был уверен, если в течение последующей пары дней тот не придет к нему сам, ему, Кацу, придется искать способ повторного контакта. Ему везло, всегда. Но в последнее время радости это не прибавляло. — Я не знал твоего номера. — Не страшно. Кацу провел его в зал, собираясь с мыслями. Ситуация требовала серьезного разговора, но Джо опередил его, совершенно не ожидавшего, что с его появлением страхи Джонатана окончательно улетучатся. И сейчас, ощущая спиной прохладу стены и учащенное дыхание Джо на шее, он изо всех сил удерживался на грани созданного им самим настроения. Понимание, что сорваться он не имеет права, вовсе не принесло никакого облегчения, наоборот, появилось желание спустить все на тормозах. — Меньше всего мне хочется знать кто ты и откуда тебе известно столько обо мне. Пожалуйста, помоги мне. Я не знаю, как ты появился в моей жизни, но ты заставил меня взглянуть на нее под другим углом. Помоги мне разобраться… Постепенно Кацу успокоился, влечение Джонатана к нему перестало пугать. Маска, казалось, въевшаяся в кожу за последние десять минут, стала более походить на его обычное состояние. Он прижался к Джо, взяв того за руку, нежно поглаживая его пальцы успокаивающими круговыми движениями. «Ничего, ничего, я все расскажу, объясню и покажу. Ты очень скоро все поймешь, и больше не останется в твоей жизни места нелюбви». Недавняя страсть плавно сошла на нет, уступив место нежности и осторожности. Боль осталась позади, а желание доставить партнеру максимум удовольствия затмило все остальное. Они примостились на махровом ковре, медленно избавляясь от одежды. В их распоряжении была куча свободного времени. Обоим было некуда спешить. Но, несмотря на все старания, открыться полностью Кацу не удавалось. Да, Джон делал все, чтобы вознести его на небеса, но этого было недостаточно. Все мысли Кацусиры сосредоточились на Саято, а обрушившаяся на него сила любви не позволяла забыться, каждую секунду подбивая совесть кольнуть еще раз. Джонатан рискнул заговорить только спустя пару часов, уже приняв душ, подуспокоившись и теперь расположившись в углу кухонного дивана с чашкой остывающего чая. Подбор слов и подходящего момента отнял много времени, но ни того, ни другого не получилось. Множество шаблонных фраз казалось банальным, он просто решил, что Кацу выставит его на порог — прямо в таком виде. Да и сам он ощущал какое-то беспокойство, из-за чего не наступал нужный момент. Хозяин квартиры был явно утомлен. Мало того, что он отказался составить компанию в душе, он не пошел туда даже один. Он задумчиво вперил взгляд на дно собственной чашки, изредка поворачивая ее в руках. Было маловероятно, что он гадал на чаинках, ведь чай до сих пор достигал середины кружки. — Мне раньше казалось, что я знаю, чем живу, зачем… Что знаю людей, которые меня окружают. — Так хорошо знать можно только самого себя. И то, это не всем удается, — произнес Кацу, не сводя взгляда с чашки, словно в ее содержимом были все ответы на вопросы Джонатана. — Она хоть любила меня? — Ты сам знаешь. Действительно, он уже давно понял, для чего был ей нужен. Это и привело к затяжной депрессии. Кацу удалось притупить эту боль. Мучить себя было воистину увлекательным занятием, но, сколько еще это могло продолжаться? Выводы о былой любви уже были сделаны, уже не осталось никакого желания вспоминать о прошлом. Глухая боль, тупая, ноющая. Все-таки, мазохистом он не был. — Позволь мне остаться с тобой? — выпалил он, сам не поверив в то, что сказал. — Не могу. — Но… — Ты однолюб, и слишком ревнив. Ты не сможешь делить меня ни с кем, а я так не смогу. Я не тот, кто тебе нужен. — Тогда почему ты пошел на это? Блондин вздохнул и, наконец, перевел на Джонатана взгляд. Он был растерян. Обычно объяснения давались ему гораздо легче, а сейчас все перевернулось вверх дном. — Чтобы помочь. Для того чтобы ты что-то понял и чему-то научился. Но вовсе не для того, чтобы стать центром твоей жизни. — Понятно. Удивительно, но это на самом деле было так. С Кацусирой было так хорошо, что это мало походило на реальность. Это не значило, что он не настоящий, но очень походило на иллюзию. — Я смогу хоть иногда приходить сюда? — Конечно, но лучше сначала позвони. Я не всегда дома, не всегда один, и у меня все-таки есть работа. Весь вид Кацу кричал: «Нет, не приходи, оставь меня в покое, я не могу так больше», несмотря на то, как усердно он скрывал эту боль. Возможно, помимо целительской силы он, сам того не желая, передал Джонатану еще одну, не менее значимую, и сейчас тот вовсю ее использовал. А, возможно, Кацу именно этого и хотел — чтобы кто-то понял всю боль, через которую ему приходилось проходить каждый раз, когда он помогал кому-то другому. Слова, уже вскоре услышанные от Джона, выбили из колеи. — Прятаться всегда легче, но душе от этого легче не станет. Сними маску, будет легче. — Молчи, прошу тебя… Джо кивнул, поднимаясь. Он знал, что ему удалось достучаться до этого человека так же, как он совсем недавно пытался достучаться до него самого. Чувство непонятной вины гложило его, и требовало, чтобы он скорее отсюда убрался. — Прости. — Куда ты? — Домой. До встречи, Кацу. — Джо… У него не оставалось ни желания, ни сил пойти за ним, задержать. Он мог бы догнать Джонатана и поблагодарить его, но был не готов к этому. В ближайшее время ему предстоит проанализировать все сказанное им, понять, что ему нужно, и почему он вечно бежит. Ему срочно был нужен Саято, единственный, кто мог бы помочь разобраться во всем происходящем, недаром они столько лет вместе. Но сейчас его нет, и телефон утверждает, что абонент временно недоступен. Конечно, очередная конференция. А ведь его не будет еще несколько дней… Голдиш на учебе, да и в последнее время постоянно остается в общежитии. Вполне логично, что там ему уютнее. На Рея тоже рассчитывать не приходится, пускай устраивает свою личную жизнь, ведь с Соби им есть в чем поразбираться вместе. Как зачастую и бывает, проблемы неожиданно свалились на голову именно в тот момент, когда некому помочь.***
Джонатан больше не приходил, не звонил, хоть и записал номер. Никаких новостей о нем. А Кацу все еще предстояло составление отчета, сосредоточиться на котором у него не было шансов. Время летело, простые радости жизни оставались незамеченными. Кацусира боролся с собой, своими страхами, желаниями и возможностями. Он был уверен — ответы на все его вопросы находятся в его же памяти, но, боги, как же трудно их было оттуда извлечь! Самоанализ, вопреки всем прошлым попыткам, сейчас не приносил никаких результатов. Не было и вопросов Сая, которыми он зачастую подталкивал его в нужном направлении. Не было и самого Саято, который мог бы обнять и сказать, что они справятся. Он задерживался и не звонил. Все это раздражало и нервировало Кацу, готового в любую минуту сорваться. Первые часов двенадцать, когда Сай уже был должен стоять на пороге в крепких объятиях, прошли в лихорадочном беспокойстве. Мобильный так и не реагировал, вызывая желание с размаху выкинуть его в окно. Есть не хотелось, заниматься чем-либо тоже. Даже заснуть он не мог от обилия мыслей, которые сводились к одному — надо что-то менять, но не давали понять как. Так что он, в конце концов, взяв пиво, ушел в размышления, черкая какие-то детали рассуждения с самим собой на бумаге. Его душили чувства — от страха до злобы. Шкала настроения неумолимо приближалась к нижней отметке. Он был зол на самого себя, на всех, кто его окружал в последнее время, на чертов туман, на работу. Былое спокойствие не желало вернуться. Он не знал, сколько времени провел в кабинете без пищи и сна, не представлял, сколько бумаги исписал, и даже не помнил, чем. Сутки, двое. Может, больше. А выход все не находился.***
Еще на конференции Саято почувствовал что-то неладное. Оборвать ее по семейным обстоятельствам было невозможно, слишком важным было его выступление о психологии пар, не состоящих в браке. Он готовился к этому докладу на протяжении полугода, и побег отсюда значил бы его полный провал в этой области и жирный крест на карьере. За свою жизнь он добился большего, чем ожидал, но знал, что это не конец, и чувствовал потребность продолжить подстраивать жизнь под себя. Он разрывался между желанием все бросить и сорваться к Кацу и желанием успешно выступить и вернуться в запланированное время. Собрание, которое должно было состояться после конференции в родном городе, было перенесено по его просьбе сразу по ее завершению. Но билет на ближайший самолет уже был взят, а ему предстояло провести еще несколько часов в аэропорту. Его доклад был оценен, но ни благодарность, ни награды не помогли ему почувствовать себя лучше. После собственного выступления он пытался связаться с любимым. Позвонить представлялось невозможным, но ментальная связь раньше им всегда помогала в этом вопросе. Попытка установить контакт не увенчалась успехом. Кацу будто пропал из поля зрения, словно порвал все нити и убежал как раньше, по окончании школы. Страх потери вернулся вновь. А вдобавок к нему появилась еще одна проблема — рейс, которым должен был лететь Саято, был отложен в силу непредвиденных погодных условий, жуткого тумана. Ему хотелось опустить руки, сдаться. Непреодолимое желание оказаться рядом с Кацу разрывало на куски, а он даже не мог дозвониться — дисплей телефона ясно давал понять, что связи нет, и не предвидится в ближайшие часы. Сай уже давно не чувствовал себя таким уязвимым. Он раз за разом пытался достучаться до Кацу, но тот не слышал. А его боль ощущалась с каждой минутой все отчетливей.***
Стоило только ему открыть дверь в квартиру, в нос сразу ударил смешанный запах алкоголя, дыма и прочей грязи, словно еще вчера здесь устраивалась вечеринка. Это не было похоже на Кацу, как бы тот ни был потерян, совершать подобное ему было просто не с кем. Одинокие посиделки в баре, перерастающие в ночи страсти, это да. Но не глубокий самоанализ. В его жизни было уже достаточно подобных моментов, чтобы снова к ним возвращаться. Сай обнаружил его в кабинете в бессознательном состоянии с зажатой бутылкой в руке, валяющимся среди множества скомканных бумаг. Шли дни, но Кацу не реагировал на попытки поговорить, старательно игнорировал присутствие мужа и его попытки помочь. Саято всерьез опасался за рассудок Кацу. Он беспросветно пил и писал. Пил сразу как проснется после очередной отключки и покрывал бумагу различными формулами, подсчетами и датами. Среди этих записей Сай увидел множество неизвестных ему фамилий, а также и одна знакомая ему. Замеченные там же невысказанные извинения позволили ему более-менее понять причину состояния Кацу. Откладывать дольше было нельзя.***
— Джонатан, есть минутка? — Саято? Не ожидал. Я немного занят, что-то срочное? — Подождет. — Через час в кафе на углу сойдет? — Да. Жду тебя там. Ожидание было томительно. Две чашки кофе кончились моментально, заказывать еще Саято не стал. Салфетка стремительно покрывалась разнообразными завитушками, ему было необходимо направить энергию куда-либо, чтобы мысли не давили слишком сильно. За неделю с момента его возвращения Кацу так и не стало лучше. В голову настойчиво пыталась пробиться мысль, что его присутствие только мешает любимому прийти в себя. Сай настойчиво гнал ее прочь, считая абсурдной. Он посмотрел на часы. У Джонатана оставалось еще минут пятнадцать. Со вздохом отложив ручку в сторону, рыжий набрал Голдиша. Тот уже довольно давно не появлялся дома, Сай беспокоился. И, помимо всего прочего, не знал, что делать. Радостный голос парнишки вызывал у него желание разрыдаться, не хотелось портить его счастливую студенческую жизнь. Но трубка уже была поднята, и в помощи он нуждался как никогда. — Что случилось? — Это.. Кацу. Прости, малыш, я не представляю, чем могу ему помочь. — Прекрати, я вам всем обязан. Вы дома? — Кацу да, я подъеду через час. — Скоро буду, успокойся. Не все тебе чужие проблемы решать. Голдиш отключился, не дав Саю возразить. И вовремя. В ту же минуту в дверях кафе появился запыхавшийся Джонатан. Окинув посетителей взглядом, не заметив знакомых, кроме Сайто, он поспешно приблизился и сел напротив, положив портфель на соседний стул. — Прости, если заставил ждать. Часов под рукой не было, а… — Если у тебя срочные планы, рекомендую тебе их отменить. За пятнадцать минут мы вряд ли закончим. Сразу переходить в наступление было не в его стиле, но сегодня у Саято действительно не было ни времени, ни желания действовать тактично. Джо действительно спешил, но это не имело никакого значения. — Вот как. Что же, удиви меня. — Речь о Кацу. И пить сегодня я тебе не рекомендую. Как врач. Состояние парня действительно резко изменилось. Такого он не ожидал. Версии, что встреча могла быть по работе, сразу разбились вдребезги. Сай слышал всего его мысли как никогда хорошо, до такой степени, что знал наперед все, что тот мог сказать. Но все-таки не стал лезть вперед. Ему нужна была эмоциональная разрядка, и Джонатан как никто другой подходил для осуществления этой необходимости. — Причем тут он? — Если ты не в курсе, он мой муж. — К чему такие сложности, если тебе просто хочется набить мне морду? — Ты слишком высоко себя ценишь. Дело не в этом. — Тогда в чем, черт возьми?! Разнервничавшийся Джонатан пристал, вскрикнув. Некоторые посетители начали перешептываться, как бы ни случилось чего. — Сядь и успокойся, — одернул его Саято. — У меня к тебе всего один вопрос. Что у вас произошло, что Кацу теперь только и делает, что тупо выжирает виски и пишет письма, в которых просит у тебя прощения? — Я… — он ослабил галстук. — Я был у него дважды.. Он помог мне. Я думал, он понял, о чем я… — Джо, соберись. Ты даже не представляешь, насколько мне важно понять, что тогда случилось. — Кацу устал жутко, я чувствовал это. Наверное, от меня тоже… Я только попросил его не прятаться за масками, вот и все… — Дьявол. Поблагодари бога, что здесь слишком много народу. И постарайся не попадаться мне на глаза. Если Кацу не придет в себя, ты станешь моим анатомическим пособием, обещаю тебе. Бросив деньги на столик, он оставил Джонатана в недоумении наедине с собственными мыслями. Дома его ждали незавершенные дела, с которыми давно пора было разобраться. Причина была ясна, осталось найти способ. Дело сдвинулось с мертвой точки, следовало воспользоваться этим моментом.***
Запах сильнейшего перегара сразу ударил в нос, стоило только Голдишу переступить порог квартиры. Стараясь не дышать, он распахнул окна настежь и прошел в спальную. Не понимая, что творится, он подумал о том, что следовало бы почаще бывать дома, ведь именно это место и только его он мог отныне назвать таковым. Но сделанного не воротишь. Саято дома не было, а Кацу он обнаружил там, где и рассчитывал. Распластавшийся на кровати, он с кривой ухмылкой и заплывшими глазами поглаживал недопитую бутыль с виски. Осмотрев комнату, Голдиш пришел к выводу, что за весьма короткий срок тому удалось почти полностью опустошить их запасы. Винить себя в этом Голдиш не стал, у него еще будет куча времени, чтобы заняться этим грешным делом. Сейчас главное было помочь Кацу прийти в себя. Оставалось найти способ. Вспомнив беспокойство, услышанное в голосе Саято при звонке, он приблизился к Кацу, коснулся его щеки ладонью и почувствовал на ней влагу. На его удивление, тот не оттолкнул, но и не сказал ничего. Голдиш успокаивающе гладил его по волосам до того момента, пока Кацу не заснул окончательно. Он уже понял, что какое-то время ему придется провести здесь и позвонил однокурснику, чтобы тот был в курсе его отсутствия. К этому моменту как раз подошел Саято, встревоженный пуще прежнего. — Как ты вошел? Он все время брал выпить и запирался. — Было открыто. Может, увидел, что тебя нет, и решил не делать этого. Или наоборот ждал кого-то. — Обычно он всегда знает… Голдиш пожал плечами. Следовало прибраться и дать Саю отдохнуть, поэтому он сразу выпроводил того на кухню.***
Пробуждение сопровождалось дикой головной болью и ознобом. Укутавшись в непонятно откуда взявшееся одеяло, Кацу рассеянно пошарил вокруг себя и не обнаружил уже привычной за последние дни бутылки под рукой. Он зажмурился, отгоняя от себя тошноту, и совсем скоро почувствовал чужое присутствие в комнате. Головокружение прошло, но он все же не хотел рисковать и подниматься. — Идем, тебе нужно прийти в себя. Чувствуя только теплоту рук и голос, пробивающийся в его сознание словно через тонну ваты, он позволил помочь себе подняться и осторожно, опираясь на чужое плечо, доползти до ванной. Происходящее доходило до него смутно, отрывками. Вот его довели до ванной, но тут же он без чьей-либо поддержки сидит под струями обжигающей воды, и неизменно замерзает. В голове прояснялось, но думать не хотелось. Он не помнил ничего, что вытворял в течение последних суток, и боялся того, чего мог натворить. Боялся за свои действия, желания, слова. Боялся себя, и надеялся, что не причинил боли близким, хоть и сильно в этом сомневался. — Ну как, живой? — Живой, — прошептал он, различив вопрос Голдиша. Кацу быстро закончил с водными процедурами, стараясь не делать особо резких движений, и принял полотенце из рук парня, благодарно обняв того. — Оденься, а я пока тебе чай сделаю. Расскажешь, что тут творится. Другого пути не было, следовало много о чем рассказать, попросить прощения и оправдаться.***
Травяной настой показался истинным наслаждением. Симптомы постепенно пропадали, зато мысли рванули нескончаемым потоком. — Где Саято? Позволить себе назвать любимого Саем ему не дала совесть. — Он всю ночь у тебя просидел, я его прогуляться отправил, — о состоянии Сая Голдиш благоразумно промолчал, Кацусире и без этого становилось плохо. — Рассказывай. — Спрашивай, я плохо соображаю. Действительно, среди одолевающих его мыслей было сложно найти ту, с которой можно было бы начать. К тому же, он надеялся до прихода Саято связать их воедино. — Ты же понимаешь, я корректно не смогу… Ладно, с кем ты спал? Кто на тебя так подействовал? — Джонатан. Но это не столь важно. — Прости. Тогда скажи, что он сделал. — Он хотел… остаться со мной. — И в чем проблема? Помахал ручкой и все дела. — Я так и сделал, но он распознал мою маску, — он повел плечами, кутаясь в плед. — Подпустил слишком близко? — В том то и дело, что нет. Я контролировал себя все время, пока находился рядом с нм. — Я запутался. — Я тоже. Сидя напротив Кацу, Голдиш напряженно думал над тем, как такое могло произойти, и о том, чем он может помочь. Единственный раз, когда его спасителю требовалась реальная помощь, а он смог только избавиться от оставшегося в доме алкоголя и прибраться. — И что ты собираешься делать? — Я… я хочу ребенка. Золотистый взгляд остекленел. У Голдиша и в мыслях не было, что Кацу уже дорос до этого, слишком все было сумбурно и непонятно. Да и вариантов было не так много. С девушкой его он представить не мог, а оформить опекунство гомосексуальной паре будет весьма непросто. К тому же, неизвестно, как к этому отнесется Сай. — А как же свобода, Кацу? Тебе и тридцати нет. Ты хоть о Саято подумал? Откуда вообще взялась эта идея? Взгляд Кацу блуждал по кругам в чашке. Он был тут, но отдаленно.. Ложка в его руке подрагивала. — Кацу... — Джонатан получил от меня силу. Он дал жизнь завядшей розе. Наверное, она до сих пор не увяла, это было не так давно. Я не знаю, поймешь ты или нет, почему я брежу этой идеей... — Я постараюсь, — он пересел поближе к любимому. Кацу кивнул, отставил уже остывший чай. Поджал ноги под себя. Он не знал, как начать. Мыслей было много. Воспоминаний — не меньше. Но ничто не хотело складываться в одно целое. — У меня был брат. Он умер, когда мне было семнадцать. Он замолчал. Слова давались тяжело. Снова переживать то, что случилось так давно, было неприятно. Видя состояние Кацу, Голдиш лишь гладил его по волосам. Он чувствовал, как тяжело тому было рассказывать. Словно это было тайной, о которой не знал никто. Впрочем, так оно и было. — У меня остается стойкое ощущение, что я его придумал. Но столь яркими сны не бывают. Я же маг. Для меня ничто не может происходить просто так. Сны всегда значат что-то. Не всегда я знаю, что. Но эти... Они другие. Я просто вижу то, о чем забыл. Возможно, моя память заблокирована кем-то, или мной самим. Но.. он действительно был.. хотя, я и его имени не помню. Он перевел дух. Потер переносицу. Раскалывалась голова. Во рту было сухо. Окунаться оказалось тяжелее, чем всплывать. Кацу благодарил небеса, что Голдиш позволил ему выговориться, рассказать то, что мучило его со дня смерти Рика. Прикосновения пальцев золотой рыбки смягчали боль и придавали уверенности. — Мы близнецы, были. Братишка был мне опорой в равной степени, что и я ему. Мы дополняли друг друга. Вот и сейчас, кажется, что я лгу... Запах трав успокаивал нервы. На секунду закрыв глаза, Кацу почувствовал губы ребенка. Малыш стремился помочь, чем мог. Говорить о чем-то сейчас Голдиш боялся, не хотел спугнуть. Кацу было необходимо рассказать все, до малейшей детали. Жизнь не раз показывала, что в мелочах таится самое главное. А золотистый думал, чем он, все же, может помочь, кроме как выслушать. — Он приходил ко мне и говорил: «Я так люблю его... Люби его за меня». Но я даже не знаю, о ком он говорит. И полюбить «за кого-то»... Я не знаю, как такое возможно. Образы всплывают все чаще. Иногда не только во снах. Странно, страшно. Бывает, я вижу их близость, ласки. Слышу признания в любви или обыденные диалоги. Странно, но голос его возлюбленного мне кажется бесцветным, а лицо — словно в тумане. Брата я наоборот вижу и чувствую лучше, чем тебя сейчас.. Мимика на высоте, любое движение, прикосновение... Он улыбается — и я ощущаю улыбку на своем лице. Целует любимого — я чувствую шершавость губ и двухдневную щетину того, кого он целует... Плачет — и меня душат слезы. Один раз я видел изнасилование. Не могу вспомнить причину. Брату было больно и обидно. А у меня, кажется, настолько сильная связь с этими снами, что я почти отключился. Я тогда на работе был.. Там меня привели в порядок, как только видение закончилось. Предложили остаться, избавить от этого проклятия, но я отказался. Мне нужно знать, что происходит, почему он меня преследует именно сейчас... — Кто его изнасиловал? — Любимый. — Ты совсем ничего не можешь рассказать о нем? — Увы. Как только пытаюсь вспомнить детали его внешности, сразу начинает болеть голова. Хочется только, чтобы боль прекратилась. Пожалуй, единственное, что еще может оказаться полезным.. Это его смерть, — Кацу дождался кивка Голдиша и продолжил. — Как я уже говорил, нам было семнадцать. Уже больше года он сбегал из дома по ночам. К кому, куда.. Он не говорил даже мне. Мать считала, к девушке. Секты она отмела сразу. Он ничем не бредил, в остальное время был таким же, как прежде. Один единственный раз я последовал за ним. Почему? Проснувшись среди ночи, я произнес лишь одно слово — «больно» — и выпрыгнул из окна. Наши комнаты были на третьем этаже. Подвернутой лодыжки я не почувствовал. Я не знаю, как понял, где он. Может быть, брат звал меня. Или же наша связь и тогда была сильной. Судя по всему, он возвращался домой. Я почувствовал его совсем недалеко от гаражей. Он сидел, прислонившись к одному, хмурился, тяжело дышал. Держался за сердце. Полы рубашки была завязаны узлом на животе. От него пахло кровью. Я подбежал, позвал по имени. Он поднял на меня глаза и заплакал. — Ты только не говори никому, Кацу... Он хороший.. Он.. Ты передай ему, как я его люблю... Несмотря на то, как тяжело ему было, он сжал меня в объятиях, словно уже я нуждался в успокоении. Он шептал что-то, чего я потом не смог найти ни в одном из известных ныне языков мира. — Скажи ему, что я люблю.. Люби его за меня. Так нужно.. Это были его последние слова. Его сердце перестало биться. Я опустился на землю рядом с ним. Так страшно... Я боялся поверить в то, что его действительно больше нет. Семнадцать лет, Голдиш... Всего семнадцать. Мне было страшно коснуться его. Я не хотел признавать его смерть. Фильмы ужасов сейчас в моде. Но ни один из них не сможет передать полноту ощущений, когда мертвец открывает глаза — в каком-то метре от тебя. Брат рос. За какую-то сотню секунд он стал таким, как я сейчас. Как только процесс прекратился, он протянул ко мне руку, погладил по щеке, оцепеневшего от ужаса, и произнес в очередной раз: «Люби его за меня». Пуговицы рубашки отлетели в стороны. В конце концов, семнадцать и двадцать семь.. Разница заметна. На его груди я увидел вырезанное «Demonio». А после процесс резко поменял направление. Он снова стал семнадцатилетним, а вскоре и совсем младенцем. Чудес больше не происходило. Мой брат близнец, рожденный семнадцать лет назад, теперь свободно умещался у меня на руках. Я плакал. Младенец не дышал. На груди горела вырезанная надпись «Demonio». Я отнес его на кладбище. Завернул в свою куртку, прикрыл какими-то досками. Следующей ночью выкопал ему могилу, поставил какой-то камень вместо памятника. Через три дня мой брат был объявлен в розыск. Еще через пару недель — пропавшим без вести. В мой рассказ никто бы не поверил. До конца учебного года оставалось еще семь месяцев. Теперь уже я начал уходить по ночам. Родители пытались как-то остановить меня. Потеря сына не могла пройти бесследно, они пытались хоть как-то оградить второго... Их попытки были безуспешны. Я даже не знал, что я ищу. Вернее, что — знал. Но вот где... Через некоторое время я узнал, что мы были приемными детьми. День рождения, получение паспорта. Я окончил школу и уехал из того города. Уже тогда я начал понимать, что уже во мне что-то не так. Духи стали моим спасением. Они говорили, я слушал. Иногда чем-то помогал. Мог рассказать им что-то, или привести к ним тех, из-за кого их души не могли найти успокоение. Меня называли шарлатаном и прогоняли. Нередко я переезжал из-за этого. Но были и люди благодарные.. Если я повторю тот маршрут сейчас, я наверняка найду кого-то, кто помнит меня, и кто будет готов помочь.. Ни Кацу, ни Голдиш не заметили, как пропал барьер, не позволявший Кацу свободно рассказывать о прошлом. Обнявшись, они думали об одном. Один, завороженный нахлынувшими воспоминаниями, второй, старающийся не пропустить ни слова, они не заметили уже довольно долго стоящего в дверях Саято. Когда Кацусира все же пришел в себя, он увидел любимого и глаза снова наполнились слезами. Он ждал упрека («Почему ты не рассказывал мне раньше?»), чего угодно.. Но не вопроса: — Когда это началось? Голдиш вздрогнул, почувствовал укор совести за невнимательность, но не произнес ни слова. Вопрос был задан не ему. — С тех пор, как я вернулся из поместья после похорон... — его посетила догадка. — Думаешь...? — Пока я просто уточняю. Когда вы познакомились с Риком? Не до конца понимая вопросы, Кацу знал, что на них надо ответить. Сай смутно, но все же представлял, о чем спрашивает. — Мне было девятнадцать. — Через год, после того как ты сбежал из дома. За этот год ты, наверняка, пообщался с многими душами. — Достаточно... Однако до сих пор я не нашел той, которую искал. Саято кивнул. Собственные догадки потихоньку подтверждались. Он закурил, сел рядом с окном. Только сделав три затяжки, он начал. Этого ждали. — Я могу предположить, почему ты бредишь ребенком, и зачем для этого тебе нужен был Джонатан, — увидев желание возразить, он выставил руку вперед. — Дай мне закончить. Потом предлагай свои идеи. Ты потерял брата. Пусть и долгое время даже не помнил, что он у тебя был. Джонатану ты дал силу оживления. (Я только предлагаю вариант того, что может произойти...) Допустим, у тебя родится сын. Ты вспомнишь, как держал на руках мертвого брата. Столь же крохотного. Ты возьмешь его на руки. Но он дышит. Ты будешь сходить с ума от невыносимости. Ведь ОН был таким же. Ты будешь в состоянии задушить собственного ребенка. Для полного сходства ты вырежешь то же слово на невинном создании. А потом позовешь Джонатана и попросишь оживить. Может быть, в надежде, что малыш станет твоим умершим близнецом. Другого объяснения у меня нет. Раньше ты не думал про детей. Еще слишком рано, ты и сам это понимаешь. А идея появилась примерно в одно время с началом вещих снов. Кацу покачивало. Он понимал, что Сай говорит вполне осмысленные вещи. Но была одна несостыковка... — Почему ты спросил о Рике? — По-моему, тебе лучше самому дать ответ на этот вопрос. Ты говорил, что сны начались после похорон. Вероятно, Ричард играет немаловажную роль в этой истории. Напряжение, сигаретный дым, похмелье... Все мешалось в отвратительный коктейль вкупе с такими воспоминаниями. Кацу еще раз нырнул в тот день, когда прибыл в поместье Рика. Майк. Ричард. Его слова... Перед смертью он признался в любви... — Хаул. Осознание этого принесло еще больше сумятицы в происходящее. Он спрятал лицо в коленях и зажал уши руками. Никто не торопил его. Все понимали, что спешка в таких делах излишняя. Его ждали. — Перед смертью Рик сказал: «Я люблю тебя, Хаул». Он столько времени говорил эти слова мне... Я, можно сказать, привык. Я думал о Хауле. Думал, что это мог быть его любимый.. Раньше. А, может, это было предсмертным бредом. В конце концов, кто-то, умирая, вспоминал прошлые жизни... Узнать было уже не у кого. — Ты сказал, что сам хоронил его.. — Могилу никто не навещал десять лет... — Найти дорогу сможешь? — Попробовать могу. — Сегодня? Кацу покачал головой. На сегодня вправду было достаточно. Сейчас он поест, совсем немного. Голдиш в это время перестелит белье и снова проветрит комнату. После они лягут, и Кацу заснет меж двумя любящими его людьми. А они еще несколько часов будут мучить себя мыслями о рассказе Кацу и о том, что будет завтра. Он так и не извинится перед ними сегодня, и не скажет спасибо, несмотря на всю благодарность.***
«Ангел и Демон... ...огонь в темноте»
Для того чтобы отправиться на поиски своего прошлого им всем следовало набраться сил, поэтому спали они долго и крепко. К тому времени, как Голдиш выбрался из душа, Саято уже завтракал, а блондин еще и не думал просыпаться. — Спасибо за помощь. Не знаю, сколько бы я еще вытерпел. — И тебе с добрым утром. — Посмотрим, насколько добрым оно будет. — Все будет хорошо, Кацу справится. — Я знаю, я слишком хорошо его знаю. — Сай. Я на днях в том борделе был… — Сай поднял на него блуждавший ранее взгляд. — Там даже фундамента, наверное, не осталось. Словно метеорит упал. — Зачем? — Проверить себя на прочность, может быть. Да и у меня были сомнения, что Кацу действительно отдал за меня те деньги. Откуда они у него... — Он в состоянии заплатить столько. Но смысла действительно не было. Бордель не был нужен никому, кроме зажравшегося хозяина. Никому не стало хуже от прекращения деятельности сего заведения. Не думай об этом больше. Что ни делается, то к лучшему. — Я ж ведь еще и домой заходил… — он присел рядом с Саем, и тот без слов его обнял. Быть психологом значило понимать время от времени, чего хотят люди. — Какой-то мужик открыл. Я мать спросил. Мне ответили, что она была хорошей соской до тех пор, пока копыта не откинула, и посоветовали убираться. Я и ушел. Хотел домой пойти, но передумал. Испугался. Саято произнес задумчиво: — До сих пор я не знаю, какой силой ты владеешь после Кацу. — То есть? — Кацу маг. Он никогда не занимается сексом. Всегда для него это имеет какое-то значение. Каждый раз, отдавая себя, он делится с партнером некой силой. Благодаря нему я умею читать мысли. Джонатан получил силу оживления, как говорит сам Кацу. Ты с нами столько времени, что даже удивительно, почему твоя сила не проявилась. Это мы настолько невнимательны? Или ты по какой-то причине ее не получил? — А я уж думал, что с ума схожу потихоньку, — тихо рассмеялся Голдиш. Он проигнорировал поднятые брови Сая, решив, что еще рано рассказывать, поцеловал того в щеку и попросил приготовить чай для Кацусиры. После чего улыбнулся, встряхнул мокрыми волосами и направился в спальную, тревожить сон столь дорогого ему человека. — Сделай, пожалуйста, чай для Кацу. На самом пороге он вдруг остановился и оглянулся на Саято. Он был благодарен, что его ни о чем не расспрашивали, но у него самого был вопрос, который он счет нужным задать именно сейчас. — От этого умения можно отказаться? Рыжий неопределенно передернул плечами. — Думаю, возможность есть. Но я никогда не стану проверять это. Мне слишком дорого любое воспоминание о Кацусире Раучи. Я слишком сильно боюсь его потерять.«Не говори о своих страхах, им свойственно тебя подслушивать...»
Голдиш улыбался. Он ждал чего-то подобного. Пришло время будить Кацу. Сегодня маг спал без снов. На счастье его самого и двух любящих его людей. Опустившись на постель, Голдиш мягко поцеловал Кацу. С поцелуем он передал последние слова Саято. Просыпаться от хороших слов всегда приятно. Но Кацу удивился, открыв глаза и увидев перед собой не Сая. — Засоня. Ответом была улыбка. — Сначала чай, потом душ. Потом поедем. Послышалось чуть недовольное урчание. Кацу потянулся, а после резко притянул к себе Голдиша и подмял под себя. — Мне давно никто не составлял компанию. В душе. — Я только что оттуда. — Вот именно. Тогда ты составишь мне компанию сейчас, в постели. Парень поджал губы и обвил руками шею Кацу. — Тебе не кажется, что это немного несправедливо по отношению к Саято? Он делает тебе чай, а ты... — Я не откажусь от холодного чая. Если Сай захочет, придет сам. Последние слова растворились шепотом. Губы Кацу скользнули на шею, слизывая не высохшие до сих пор капли воды с нежной кожи. Пальцы ловко справились со шнуровкой на груди. С самого Кацу, увы, снимать было нечего. — Не думай ни о чем, закрой глаза, расслабься. Он последовал совету и позволил любимому делать с ним все, что он захочет. Незаметно и быстро избавляться от одежды партнера Кацу научился, благодаря частой практике с Саято. Наслаждаясь прикосновениями, не в состоянии наблюдать за действиями Кацу, Голдиш не различил момента, когда остался обнаженным. Они целовались, а руки Кацу блуждали по его телу. «Постарайся не дергать нити чужих судеб». Момент, когда Кацу скользнул на его член, показался будоражаще ярким. Мир отошел на второй план, они были одни. «Теперь мы связаны душами». «Зачем..?» «Ты — первый, кому я это позволил. До сих пор в моей жизни не так много людей, которых я люблю, и кто получал меня без остатка». «Но как же Саято?» «Он не выдержит этой силы». «Почему я?» «А почему всегда должен быть ответ на вопрос “почему”?» Стоны, крики. Все смешалось. Сладость поцелуев, запах пота. Бешено колотящееся сердце, пальцы на его бедрах. Все кажется ненормальным. Но так до ужаса манит. И момент собственного оргазма запоминается особой красочностью. Снова поцелуи, но уже со вкусом спермы Кацу, его нежность — и сила. Их слияние стало новым союзом душ. Неожиданным для обоих. — Вот видишь... Теперь тебе придется составить мне компанию. — Только ради этого ты меня трахнул? — Еще кто кого, — рассмеялся Кацу, снова целуя парня, а после подхватывая его, не ждавшего такого поворота событий, на руки. Они вышли на кухню, отчего Голдиш прижался сильнее, и прошептал на ухо: — Сначала можно было бы и в ванную. — Ты сам сказал — сначала чай. Разгоряченные тела обдувал прохладный ветерок. Кацу устроился в уголке кухонного дивана и усадил себе на колени мальчика. — А совсем недавно так же сидели с Реем. Он коснулся холодных пальцев Саято, когда тот передал ему чашку, с огромной благодарностью посмотрел в глаза. Чай был горячим. «Да, я не смогу... Но я люблю тебя». «Это неважно. Я тоже тебя люблю». — Кажется, он так и не разобрался с отцом, — вздохнул Саято. — Я даже не представляю, как ему помочь. — Помоги сначала себе... — тихо произнес Голдиш. — Ты столько делаешь для других, а о себе забываешь. Поэтому такое и произошло. Может быть, расскажи ты раньше, было бы по-другому. В любом случае, сейчас не время думать о других. Сейчас мы должны помочь тебе. И не возражай. Кацу и не думал. Он легонько поцеловал золотую рыбку и прошептал: «Спасибо».