«— Представь себе рай... — Я не знаю, что это... — Я покажу.»
— Кончишь, я тебе горло перегрызу! Заведенные за спину руки ныли, на запястьях точно останутся синяки. Он кусал губы, пытаясь концентрироваться на боли, а не на желании, чтобы все это закончилось. Но реакции тела оставались прежними. Подросток есть подросток, трудно научиться контролировать себя в таком возрасте. Член уже сочился собственным соком. — Шлюха! Наверное, он никогда не привыкнет к своей новой роли. И никогда не осознает, почему мать предпочла расплатиться с долгами его телом, а не попыткой заработать. Парень каждый день мечтал проснуться в своей крохотной комнате от звонка будильника на старых часах, сбросить их на пол и, когда они будут продолжать звенеть, запихнуть их под подушку, уже окончательно проснувшись. Все мечты рушились движениями внутри. Никаких мыслей об университете, который он теперь уже никогда не закончит. Ни о разговорах с другом в те времена, когда отец еще был жив. Из-за одного неверного шага жизнь полетела в пропасть, несмотря на то, что этот шаг был сделан кем-то другим. Он кончил, не выдержав боли от унижения. В «награду» за это его схватили за волосы и вжали в подушку, почти не позволяя вздохнуть. Толчки участились, стали жестче. Значит, немного ему до разрядки осталось. Скорее бы... Воздуха не хватало катастрофически, болела каждая клеточка тела. Если он не умрет сейчас, то совсем скоро не сможет терпеть и сорвется на ком-то из клиентов. Тогда его ждет смерть, в лучшем случае. В худшем отправят во всеобщее пользование. Ему уже довелось видеть парней, выползавших с того зала.. Становиться таким же мясом не хотелось даже перед смертью. «— Один постоянный. Найдешь сам, плюс в твою копилку». Шеф всегда так говорил. Что за копилка, впрочем, не было известно никому. Оставалась надежда на сокращение времени до выхода отсюда. Убежать не удалось, охрана знает свое дело. Одной попытки было достаточно, чтобы понять, что при повторе их действия будут жестче. Этот постоянный собрался уезжать. Значит, остается найти нового клиента и желательно быстрее, чем шеф подложит его под очередную мразь..***
Парень не помнил, чтобы тот вел так жестко. Неужели была необходимость показать, насколько низки находящиеся здесь? Все и без этого все понимают. Откуда только берутся такие уроды... Двигаться было тяжело но, как только он смог добраться до ванной, его тут же окликнули: — Тут к тебе. — Считаешь, я в состоянии? — Шеф сказал, требуют тебя. Или хочешь лишиться возможно постоянного? Постоянные платят больше. Но это мало можно назвать плюсом для местных парней. Все равно все идет шефу. С другой стороны, каждый мечтает о том, что когда-нибудь найдет постоянного клиента, готового утащить его с собой — в реальный мир, тот, что за стенами этого дома. — Три минуты, окунусь. — Шевелись, Рыбка. Сперма уже подсохла, кожу тянуло. Холодная вода не способствовала быстрой помывке, рассчитывать на теплую в такой час было верхом глупости. А горячей тут не бывает и в помине, все экономит шеф. За те деньги, что он выколачивает за сутки с этого места, можно оплатить воду месяца на три. Он прошел в указанную комнату и едва не ахнул от удивления. Таких людей редко встретишь в подобных местах. Было в этом блондине что-то аристократическое. Для полной картины не хватало только белых перчаток и трости. По сравнению с остальными клиентами, этот был словно не от мира сего. — Ложись. Приятный голос, спокойный. Такие люди не должны посещать такие места. Это кажется неправильным. На парне нет одежды, стриптизу здесь не учат. Он покорно приближается и опускается на кровать, призывно расставляя ноги в стороны. Мужчина запирает дверь и возвращается к кровати. Касается кожи кончиками пальцев. Безошибочно там, где назреют синяки к утру, словно знает заранее и боится причинить боль. Быть такого не могло, где угодно, но только не здесь. — Хорошо.. Я останусь твоим постоянным. Перевернись. Парень покорен. К чему сопротивляться нормальному отношению и гипнотизирующему голосу? А противиться осторожным прикосновениям практически нереально. Слабо верилось в то, что это не игра, что новый клиент не просто развлекается, расслабляя его до невозможности, а потом не сделает очень больно.. Он напрягся, боясь собственных мыслей. Боясь того, что человек рядом может их услышать. Страх был обоснован, но парень даже не догадывался об этом. — Какой срок? — Какой понадобится. Впереди целая вечность. Человек загадочен и непонятен, но его действия заставляют прекратить думать. Странные люди часто отличались ювелирной жестокостью в сексе, но откуда-то ему было известно, что именно этот, пусть он и нестандартный, таким не будет. Его движения смахивают на легкий массаж, но это точно не его профессия. Постоянное напряжение, державшееся с самого прибытия сюда, постепенно сходит на нет. Такое состояние успело забыться. — Можно узнать Ваше имя? — Кацу. Твое? — Голдиш. — Золотистый… Это настоящее имя, выбранное отцом. Золотая рыбка смогла исполнить желание матери и заплатить все необходимое после его смерти. Тогда все пошло под откос. Отец содержал их, и, отойдя на тот свет, забрал с собой все. — Успокойся. Если он не читает мысли, то все равно видит все, как на ладони. Читает воспоминания по клеточкам кожи, коих касается. Весьма необычный человек стал его постоянным клиентом.. Внезапно пальцы исчезают со спины, вместо них появляются губы. По телу бежит дрожь, и пальцы спешат за ней, прерывая свой путь на ягодицах. Ни один из клиентов, побывавших с ним за прошедший год, не был так нежен и осторожен. С таким можно провалиться и не бояться того, что случится завтра. Можно забыть о своем местонахождении и нынешнем положении в обществе. Можно… он позволяет. Пальцы проскальзывают внутрь на удивление легко, не причиняя никакого дискомфорта, даже после предыдущего клиента. Кацу производит впечатление быстродействующего лекарства, за которое вовсе не надо платить. Простынь скомкана, губы искусаны. Если от наслаждения можно умереть, Кацу настойчиво пытается этого добиться. — Зачем?.. Слова даются тяжело, словно Кацу, помимо подчинения, просит молчания. Была у Голдиша уверенность, что именно благодаря этому человеку произойдет что-то хорошее в его жизни, помимо сегодняшнего расслабления. Отпускать уверенность не хотелось, кто отпустит мечту? — Не хочу делать больно. Возбуждение отдается в низ живота, и сердце бьется в груди как бешеное, будто боится не успеть куда-то. К глазам подкатывают слезы, но парень справляется с ними, как уже не в первый раз. Просто опять возникли вопросы. Кто он? Почему именно с ним? И почему он пришел сюда, если не хочет причинить боль? За время, которое Голдиш здесь находился, его прежние понятия о нормальном растворились, и поведение Кацу ему было сложно понять. — Спасибо... Пальцы Кацу сжались чуть сильнее на бедрах парня, что он испугался, что сказал что-то не то. Но секунду спустя поглаживания продолжились и стали, казалось, еще более осторожными. Расслабление было абсолютным до такой степени, что парень перестал различать, сколько прошло времени. Партнер — партнер, а не клиент — держал его на грани, не позволяя остыть, но и не давая выплеснуться. Моменты, когда Кацу успел раздеться и основательно его растянуть, в памяти не остались. Запомнилось только, как он чарующе медленно вошел, шепча что-то неразборчивое, и позволяя Голдишу прочувствовать все, чем он оказался обделен за последний год. Трудно сказать с уверенностью, сколько продолжалась пытка наслаждением. Предыдущий клиент ушел еще вечером, а сейчас светало. Сегодня впервые Голдиш позволил себе расслабиться и насладиться происходящим, а не относиться к этому в очередной раз как к работе. Кацу считал, что для этого потребуется больше времени, но замерзающее сердце потянулось к теплу сразу же, не посчитав это подвохом. — Спасибо тебе, Голдиш. Поцелуй хранил остатки эйфории и благодарность. Мысль, что шлюх так не целуют, резанула не хуже ножа. Несколькими часами удовольствия Кацу удалось заполнить его, почувствовать себя не таким одиноким и беззащитным, как еще вчера. Он не спешил, привел парня в относительный порядок. Голдиш краснел, будто подобное произошло с ним впервые. Отчасти так и было. Такого наслаждения ему еще не дарил никто. Время расставания подошло незаметно и боли не принесло. Обещание вернуться успокоило пытающееся не верить сознание.***
Он приходил снова и снова, помогая вспомнить и поверить окончательно, что секс возможен и без боли. Кацу был первым человеком, кому было приятно доставлять ему удовольствие. Этого было достаточно долгое время не понять, измученный разум отказывался довериться всецело, хоть и верил словам и рукам малознакомого мужчины. Спросить напрямую о причинах, ведомых им, Голдиш боялся. Было нестерпимо представить, что Кацу разозлится и разорвет контракт. Парень был уверен, что не выдержит повторения прошлой жизни. Возвращаться к прошлому всегда сложно. Дни становились пустыми, если он не приходил. Другой работы не было, чему Голдиш удивлялся, но был крайне рад. После секса с Кацу становиться подстилкой было не по душе. Непонимание, почему его никто больше не снимает, было развеяно первым же разговором на эту тему с парнем, успевшим добиться продвижения в этом деле. Тот чаще принимал заказы, нежели сам расставлял ноги перед кем-то. Поговаривали, им пользуется шеф, поэтому и позволил занять эту должность. Правда Голдишу была неинтересна. Не в этом вопросе уж точно. — Так он тебе не рассказал? Я удивлен. Я присутствовал при их разговоре с шефом, ты только молчи. Тебя запретили заказывать. Сказал, в личное пользование, и что разнесет тут все к чертям, если условия не выполнят. Шеф, кажется, даже побледнел, словно силу чувствовал. Откровения между мальчиками в таких местах не были редкостью, но чаще касались их самих, нежели клиентов. Вторые обычно обсуждались шепотом, если были хороши. О побоях и боли говорить не любил никто. По глазам было понятно. Друг друга парни читали как раскрытую книгу, «профессия» сближала. Как только ему говорили, что он должен придти сегодня, Голдиш срывался в комнату, вне зависимости от того, который час. Ждал с самого оповещения и до прихода. Думал о происходящем, мечтал о скорейшем приходе. Он очень скоро сбился со счета, в который раз придет Кацу сегодня. Он только помнил тепло, нежность рук и чарующие прикосновения. Каждый раз — сладкий секс, к которому вряд ли подходило такое определение, а после ни к чему не обязывающие разговоры. Мужчина был интересен не только как партнер, он был хорошим собеседником и так же хорошо умел слушать. Он помогал раскрыться, и сам тянулся навстречу. — Опять ждешь с самого утра? Он никогда не злился из-за этого. На губах играла улыбка, пальцы теребили ткань плаща, показалось, нервно. — Это не проблема. — Голдиш... Я мало смахиваю на принца на белом коне, но и ты не принцесса, закованная в башне. Ты бы хотел уйти отсюда? Хотелось возразить, что наоборот очень на него похож, но вырвались совершенно другие слова. А слово, как говорится, не воробей. — Я же шлюха. Куда мне? — Ты здесь не по своей воле. Меж бровей пролегла складка. Таким Голдиш его еще не видел. Но и слов таких не ждал. Ни предложения уйти, ни знания Кацу, как он сюда попал. — Откуда? — К тебе приходил мой друг когда-то. Я повторю, Голдиш. Уйдешь отсюда? Со мной? Кивок дался тяжело. Но накинутый на плечи плащ с головокружительно сладким ароматом его парфюма и сильные обнимающие руки дали понять, как сильно от него ждали согласия и как ему рады. — Зачем ты это делаешь? — Хочу чуть-чуть изменить мир. — Что ты такое, Кацу? — Главное, кем меня считаешь ты. — Я не знаю, кем тебя считать. Я тебя люблю. По коже прошлась дрожь, и объятия стали крепче. Один не ожидал услышать эти слова так скоро, второй слабо верил в то, что произнес их без чьего-то подталкивания и надеялся когда-нибудь услышать ответные. Разум орал, что хозяин решил обзавестись домашней игрушкой, а сердце рвалось навстречу, полностью игнорируя разум. Иногда он ошибался.***
Шеф оказался на своем рабочем месте — маленький кабинет, куда никогда не пускали продаваемых мальчиков. Голдиш оказался тут впервые. Шеф всегда приходил сам, если это требовалось. На счастье, случалось такое редко. Видеть эту рожу не хотелось больше двух секунд. — В чем-то проблемы? Отказывается подчиняться? — Я хочу выкупить его. Настойчивость в голосе Кацу не отшибла у хозяина заведения желание поторговаться. Глазенки бегали, пытаясь зацепиться за какую-то мелочь, деталь, промах в одежде или чертах лица клиента, все впустую. Он видел деньги. Человек, стоящий перед ним, состоял из банкнот. А стоящий рядом парень был обыкновенным товаром, за который он получит гораздо больше его реальной стоимости. Шеф был жаден. — Вы же понимаете, что сейчас цены возросли в несколько раз... — Разумеется. Сколько? Мужчина хмыкнул и вывел несколько цифр на бумаге. Лист тут же перекочевал в руки Кацу. Тот нахмурился, сжимая тонкие пальцы в своей ладони. Голдиш забеспокоился, чувствуя состояние любовника, но не понимая причины его нервозности. — Деньги вам принесут завтра. Потрудитесь к тому времени подготовить все документы на мальчика. Оригиналы. Хоть одна копия — и можете забыть и о нем, и о деньгах. Глаза владельца недобро блестели. Что-то ему подсказывало, что это обыкновенное надувательство, но стоящий напротив человек внушал доверие, и сила, исходящая от него, могла сшибить с ног любого. — Отдам приказ, чтобы вас пропустили. Документы будут готовы завтра к трем, в том же виде, в каком были получены от продавца. — Премного благодарен. — Он настолько хорош в постели? — донеслось вдогонку успевшей скрыться за дверью паре.***
Несмотря на то, что подавляющее большинство таксистов знало этот район, он предпочел воспользоваться машиной Саято. Из-за удивления и радости Голдиш казался даже немного испуганным и поэтому молчал весь путь. Кацу беспокоился за его состояние, но причин пугаться не было. Парню просто не верилось, что это случилось в действительности, и он не хотел лишним словом разрушить созданную иллюзию. — Я успел испугаться, что он не согласился. Голос показался Голдишу знакомым, равно как и внешность вышедшего из кухни парня. Что-то подсказывало, что такие люди не забываются, а значит, они уже виделись когда-то. — Все в порядке, родной, я только задержался на работе. Не зря ему что-то подсказывало, что все не так просто, как кажется, что такому мужчине как Кацу ни к чему обыкновенная шлюха. Но паниковать и начинать истерику Голдиш не спешил, предпочитая оценить ситуацию. — Ложись, чувствую, что устал. Я помогу обустроиться. Легкий поцелуй и поглаживание пальцами по щеке подтвердило догадку о долгосрочных отношениях, в которых состояли эти двое. Но Кацу скрылся за одной из дверей, оставляя Саято наедине с гостем. Голдиш всматривался в него очень тщательно, пытаясь вспомнить, откуда взялось ощущение знакомства. Не хотелось нарушать установившуюся тишину вопросами, сознание делало попытки, но пока безуспешные. — Ты так не вспомнишь. Спокойный голос заставил вздрогнуть, прервав изучение черт лица, вперить взгляд в чужие глаза и едва заметно пролегшую меж бровей складку. — Почему? — А оно тебе нужно? — Да. — То, что случается, порой ужасно, — Саято подошел и ненавязчиво коснулся пальцами висков парня, осторожно поглаживая. — В том числе то, что произошло с тобой. — Касания были невесомыми, но ощутимыми. Тепло, струящееся из самых кончиков, оживляло воспоминания. — Есть люди, которые могут помочь справиться с ситуацией. — Он приблизился, едва не касаясь лица губами. — У меня не вышло, ты не поверил. — Вспомнилось имя. — А ему поверил. — Слова казались массажем сознания, осторожным, мягким и не причиняющим никакой боли. Память раскрыла свои объятия — Саято приходил к нему единожды, уже в борделе, ласки расслабляли, но не до потери разума. Слова в тот день не подействовали так, как было нужно. До прихода Сая он испытал такую боль, что просто напросто не поверил, пусть этого и очень хотелось. Он только подчинялся ласковым рукам, но так и не смог окончательно расслабиться. Сай довел его до яркого оргазма одними руками, кроме ласк в этот день не было ничего. Попытка залечить доставленную ранее боль? Пожалуй. И легкое соприкосновение душ, блокирующее воспоминания об этом дне и внушающее о разрешении проблем. — Значит, Кацу. — Именно он. — Почему? — Спросишь у него сам. Я покажу тебе душ.***
Стоя под прохладными струями воды, запрокинув голову назад, он пытался понять, на кой черт этим двоим понадобилось помогать ему. Спросить у Кацу напрямую прямо сейчас он не мог, тревожить сон того ему не позволил бы и сам Саято, чувствовавший насколько любимого вымотал этот день. Спустя долгое время он наконец смог почувствовать себя чистым, и дело было даже не столько в телесной, сколько в душевной чистоте. Как ни крути, то место съедало все хорошее, что в нем имелось. Съедало ровно до тех пор, пока к нему не пришел Кацусира. А в этом доме начало потихоньку восстанавливаться. И, как бы сильно ему ни хотелось думать, что все это только благодаря блондину, восстанавливался он сам. Легкого подталкивания в нужном направлении оказалось достаточно.***
— Засоня, поднимайся. Третий час, в конце концов! Даже голос этого человека не смог заставить его моментально открыть глаза. Голдиш пробубнил что-то из разряда «Да, да, доброе утро…», и попытался провалиться в объятия Морфея и дальше, но едва ощутимые касания губ к коже не позволили этой крохотной мечте сбыться, призывая обнять и ответить на поцелуи. Кацу приучал к такому еще там, в том месте, название которого Голдиш и знать не желал. Нежность, осторожность, и уже после этого страсть. Именно в таком порядке он действовал. Всегда. — Я со сна помятый весь... — Ты всегда красивый. Этому голосу словно и невозможно противиться, и даже непонятно, к чему вообще были его слова... Заполнить паузу? Или же понадеяться на согласие, чтобы снова почувствовать себя ненужным или простой игрушкой в руках Кацу. — Я люблю тебя, — тихим шепотом в его губы. Ожидание ответного признания, либо отталкивания. Но Кацусира слишком непредсказуем, из двух вариантов он всегда выберет третий... В ответ — столь же тихое «спасибо», зато произнесенное с такой нежностью, что не остается никаких сомнений, что тоже любит, но почему-то боится в этом признаться и самому себе.. И сердце начинает биться все чаще. Еще несколько минут блаженного отдыха, и приходится согласиться с тем, что уже давно пора было подняться. — У нас сегодня гости. Придется нам с тобой поторопиться, чтобы успеть все к их приходу. — Ты уверен, что я не помешаю? Недоверие еще, наверное, долгое время будет его подстегивать. До тех пор, пока сам не поймет, что его любят и никуда не собираются прогонять, либо когда все-таки выгонят к чертовой матери. — Я уверен в том, что ты будешь самым желанным гостем этого вечера. Он не стал озвучивать мысль о том, что его могут пустить по кругу, такая мысль была вполне уместной, учитывая, откуда его вытащили буквально сутки назад. Но холодок по коже прошел. — Маленький мой, глупенький... Покачав головой, Кацу улыбнулся и подхватил свою золотую рыбку на руки, явно этого не ждавшую. Им предстояло еще разок искупнуться и только после этого отправиться исполнять план блондина, о котором тот до сих пор не распространялся.***
Он и подумать никогда не мог, что окажется когда-либо в таких местах. Не сказать, что раньше его семья была нищей для посещения такого рода бутиков, но побывать в них раньше не довелось. Представлять, какой может быть стоимость, ему не хотелось. Наверное, к счастью, на одежде не было ценников. Увидь он их, он бы, наверняка, Кацу просто покусал, ворча при этом, что не стоило тратить такую кипу денег на него. Но цен на вещах не было. А Кацу улыбался так притягательно, вытаскивая очередную рубашку и предлагая ее Голдишу для примерки, что у того не находилось и слова против. Только улыбка, легкий укор в глазах, но за радостью, в них скрывающейся, его вовсе не было видно. На покупке одежды Кацусира не остановился, припарковав авто рядом с парикмахерской. Исключительное обслуживание, идеальный персонал и потрясающее оформление. Он успел забыть, что значит по-настоящему роскошная жизнь. Отвлекшись на декорации, он не заметил, когда Кацу успел подойти к рецепшену и договориться о чем-то. Но судя по скорости, с какой он вернулся, был он здесь не впервые и явно знал хотя бы ту девушку за стойкой. Одного взгляда на нее Голдишу хватило, чтобы почувствовать укол ревности — та вовсю пыталась привлечь внимание блондина недвусмысленными взглядами и еще парочкой расстегнутых пуговиц сверх положенной нормы. Прикосновение к ладони развеяло все страхи, Кацу не собирался вестись на подобные уловки. Напротив, чтобы не допустить развития у нового подопечного этой мысли, он последовал за ним в отдельную комнату, куда Голдиша уже повел стилист. Усадив, его первым делом сфотографировали. На удивленное приподнятие бровей маг только приложил палец к губам. Зеркало в комнате было, но напротив сидел Кацу и не давал сводить с себя глаз. За этим сцеплением взглядов час пролетел незаметно. Работа стилиста казалось чрезвычайно легкой и невесомой, чтобы отвлечь от погружения в невероятно глубокие глаза любовника. Руки мастера пропали через какое-то время, да и Кацу поднялся. Рядом с ним снова появился фотограф, на этот раз протягивающий аппарат самому Кацусире, видимо, по договоренности. Легкий щелчок, и спустя несколько мгновений в его руке появляется фотография. Голдишу вручают первую, к собственному виду на которой он уже давно привык. Но вот вторая, отданная Кацу... Одного взгляда на нее хватило, чтобы сорваться с кресла и подбежать к зеркалу. В нем отражался совершенно другой человек, может быть, только чертами лица походящий на парня с первого снимка...***
Скитания по центру города на сегодняшний день были окончены. Время приближалось к шести. Не сказать, что они опаздывали, но чтобы быть к назначенному времени им пришлось бы поторопиться. Стоило им загрузиться в машину, Кацу предоставил парню зеркало, посмотреть на созданный профессионалами образ, и вскользь обмолвился: — Должно быть, они уже дома... — Кто? — Человек, которого я люблю. И тот, кого он любит. Оказалось, тяжело доказать свою точку зрения человеку, убежденному, что лишь его взгляд на ситуацию правдив. Раньше это не казалось такой проблемой. Кацу обвел взглядом пакеты со сделанными ими сегодня покупками, следом и Голдиша с его изысканной одеждой и великолепной стрижкой, и искренне помолился, чтобы тот не допустил мысли, что его покупают, ведь, если втемяшит себе в голову что-то, переубеждать его придется долго. — Послушай. Любовь… она разная. Есть люди, допустим, вроде тебя, которые в ней нуждаются. Есть такие, которые остались в сердце, несмотря на все попытки их оттуда изгнать. Есть люди, которых ты любишь, и они любят тебя, но все же вы расходитесь, когда понимаете, что это не то, чего вы искали. Сейчас ко мне заглянул человек, который сам понял, что я в его жизни был не более чем проводником, несмотря на то, что мы сильно любили друг друга. — Я хоть что-то для тебя значу? В мыслях не раз мелькало слово «влюбленность», но где-то в глубине души Кацу осознавал, что с Голдишем в его жизни многое связано, и не смел позволить раздражению взять над собой контроль. Он и так достаточно обидел парня, обмолвившись о любимом. — Ты даже не представляешь, как ты мне дорог. — Кацу, я… — Я люблю тебя. Это было нечестно, но это помогло. Нечестно по отношению к Голдишу. Но, тем не менее, Кацу не лгал. У него вообще не было этой пагубной привычки. — Это… даже, несмотря на Саято? — Мы вместе уже семь лет, не найдется человека, способного нас разлучить. — Но… — Я уже сказал. Любовь разная. Голдиш насупился, вспоминая что-то сказанное Кацусирой. За эту внезапно образовавшуюся паузу они успели добраться до дома. — Ты сказал, семь лет. Сколько тебе? — Двадцать восемь, а это важно? — Просто думаю. Я тебя моложе всего на семь лет, оказывается. Но при этом ты умудрился закрутить с Саято еще будучи моложе меня настоящего. — Я любил его с пятого класса. Смущенная улыбка Кацу — это что-то из ряда вон выходящее. Даже не знавший этого факта Голдиш невольно залюбовался и сам покраснел, поняв, что вогнал старшего в краску. Уже начавший погружение в воспоминания, Кацу поспешно протер глаза, улыбнулся и сказал, что пора им знакомиться.***
— Сай, мы дома! Удивленный взгляд Рея Саято перенес стойко. Ему и самому уже нетерпелось рассказать, но он понимал необходимость в том, чтобы Кацу сам представил их. «Мы?» — не дождавшись реакции, Рей был готов пойти в наступление. «Всего пара минут и увидишь сам», — угомонил его Саято, встречая гулявших весь день домочадцев. Часть сумок уже перекочевала на кухню, оставшиеся были сложены у спальной. Зная, что Кацу не привык себе отказывать, Саято не удивился их количеству, но все же не сдержался заглянуть в один из них. Долго ему это делать не позволили, увлекая за талию от пакетов и шепча на ухо весьма соблазнительным голосом, что там и для него подарок найдется, так что не дело ему совать туда свой нос. Он собирался было возмутиться, но тут перед ним появился Голдиш. Удивлению не было предела. Черная шелковая рубашка, брюки, туфли. Это определенно был выбор Кацу, но откуда тот, черт возьми, мог знать, что больше всего нравилось Голдишу в той жизни, где еще не было побоев и прочих неприятностей жизни? Чуял… Сай понимал, что всегда тот так ходить не будет, но этот образ будоражил его сознание. — Ты их покоришь. Других слов не понадобилось, да и Кацу уже взял того за руку — в знак поддержки — и повел в холл. Представить себе удивление, которое испытал Голдиш за последние сутки смог бы не каждый. Его внезапное освобождение, любимый человек, а теперь и появление того, о ком он едва не забыл среди пыток того места, а после и ласк Кацу. — Рей… Не дожидаясь, пока его узнают, он порывисто обнял друга. Пожалуй, все, кроме Сая, были этому удивлены. Включая самого Реймонда. Слегка отстранившись и видя непонимание в его глазах, Голдиш назвался. — Неужели.. ты? Воспоминания сразу промелькнули перед глазами. Столько лет разлуки и жутких жизненных передряг не стерли их из памяти. И сразу вспомнилось, как хорошо тогда было. Но стоило только подумать о руках Кацу, и Голдиш понял, что ни о чем не жалеет. — Я, я… — Ты знал, — Кацу бросил слегка укоризненный взгляд на любимого, притягивая его к себе. — Да, но узнал недавно. Когда ты пропадал у Рика, — и чуть громче, в попытке подколоть Соби, — красиво смотрятся. Испепеляющий взгляд блондина на себе Сай почувствовал незамедлительно и поспешил уверить того, что эти двое всего лишь друзья. Ответ его откровенно поразил. — Я доверяю Рею, и мне плевать, было что-то между ними или нет. Объекты этого разговора до сих пор были столь заняты друг другом, что даже не слышали, что о них упомянули. — А если им было хорошо вместе? — предположил Кацу. — Что ж, рад за них. — Вот это самоотдача, — озвучил Голдиш мысль многих присутствующих. — Мы все такие.. выросли такими,… хоть и умеем быть сволочами, — тихо произнес Саято. Наконец, кое-как успокоившись, Голдиш отпустил Рея и весьма неприлично уставился на его торс за расстегнутой рубашкой. — Что..? Рано или поздно он все равно бы узнал об этом, не от самого Рея, так от Саято или Кацу, ведь тот был с ними знаком, и судя по всему уже довольно долгое время. Скорее всего он так или иначе спросит у них, что все же произошло с его другом, но это будет позже, а сейчас тот попробует его успокоить, заверив, что ничего страшного не случилось. — Напоминание о том, что я не всесилен, и насколько замечательные люди оказались рядом со мной в то время. Его ладонь настойчиво отводит пальцы, изучающие шрамы, от собственного торса, ухватывая их и легонько целуя. Невинно. Это ни у кого не вызывает ревности, равно как и возбуждения. Голдиш покачивает головой, умудряется утащить бутылку джина и направляется в спальную. Вероятно, обдумывать увиденное и услышанное, а, может, и вынашивать план допроса влюбленной парочки, у которой он волею судьбы оказался. — Он в точности копирует мои действия, — с оттенком удивления вздыхает Реймонд. — Не думал, что мы были настолько близки с ним. Тебе несказанно повезло. Обещай мне беречь его как зеницу ока. — Уже не уберег. Я только вчера выкупил его… Из борделя. — Дьявольщина… — Раньше я приходил туда, по наводке Сая, пытался показать ему, что все может пройти и без боли. Старался не торопить его, ты должен помнить, что быстрое привязывание человека может негативно отразиться на его психике. Но получалось плохо. Мне нетерпелось скорее забрать его оттуда… Какой же сукой была его мать, если продала его в такое место… Впрочем, теперь мне есть о ком позаботиться. О Саято заботиться невозможно, мы и выросли вместе… Раньше с нами был ты, но ты слишком самостоятельный, чтобы о тебе заботиться. Спасибо что заезжаешь… Ох, прости. Мои проблемы не должны тебя касаться. — Для меня очень многое значат твои слова, Кацу. Спасибо что доверяешь мне свою душу. Я люблю тебя. — Я тебя тоже. Увлеченные один рассказом, второй слушанием, они не заметили еще двоих, покинувших эту комнату.***
— Пойдем, есть разговор. — Саято? В чем дело? — Мне бы тоже хотелось это знать. Идем, я не хочу им мешать. Соби кивнул, заранее предвкушая не самый приятный разговор в его жизни, и последовал за Саято на кухню. Ему не хотелось даже думать о том, что его ждет. Он снова ощутил себя школьником, которого вот-вот начнет отчитывать отец. — Садись. Просьба звучала приказом, ослушаться возможности не было. — А теперь рассказывай. — О.. о чем? — голос дрогнул. — О той единственной вещи, что гложет тебя изо дня в день. Сложно было не понять, что от него требуется. Пусть они и виделись раньше, Саято никогда не казался столь серьезным. И сейчас, если не дай бог Соби не расскажет об истинном положении дел, он понимал — Сайто из него душу вытрясет. — Нальешь мне? Чего-чего, а алкогольной продукции в этом доме хватало всегда с лихвой. Сай достал бутыль крепкого шотландского виски, плеснул в стакан, перевел взгляд на собеседника и добавил еще. Тому явно было не до смакования напитка, и нуждался он в немалой доле алкоголя. Соби опрокинул все в себя разом. — Я тогда на третьем курсе был, кажется. Выбрал не самую лучшую компанию, а потому мы часто напивались, курили, может даже и трахались. Долгое время апатия к жизни не желала меня покинуть. Однажды меня затащили в клуб, впрочем, я не слишком и сопротивлялся. Отдохнуть, расслабиться. Этого хотелось. Спустя какое-то время им стало скучно, началась игра. «Слабо», знаешь, может? Поначалу требования были легкими, нахамить незнакомой девчонке или облапать ее, что-то в этом роде. Настала моя очередь, я к тому моменту был изрядно пьян. Моим условием было «трахнуть Рея». Я только на утро понял, на что согласился. К счастью, его не было с нами в тот день. Возможно, именно поэтому они и предложили его кандидатуру. Эти парни были не из тех, кто откажется от спора, пусть и по пьяни. Мне дали месяц отсрочки, при этом каждый день по нескольку раз спрашивая с явной издевкой, когда же, наконец? Все это время я ухаживал за ним, втирался в доверие. Мне было тошно от себя самого, ведь я видел, насколько открыт Рей, чувствовал, что он мне полностью доверяет. Я полюбил. И понял, что не смогу насильно с ним это сделать. Я не мог себе этого позволить. Такой спор не стоит чувств. Я избегал его. Боялся, что он поймет причину моего поведения. Он не стал долго терпеть мою беготню и спросил прямо, в чем дело. Я признался, что люблю его, и не хочу рушить уже созданное. Потом о споре забыли, чему я не мог не радоваться. И мы съехались. Рей замечательный… Но я постоянно боюсь, что он уйдет. — Тише, тише. Рей предан тебе, он полностью твой. Ему было известно о твоем споре с самого начала, но он дал тебе шанс. И ты его не упустил. — Но… почему? — Рей давно не маленький, но ласка необходима и любому взрослому. После совершенного его отцом… он был подавлен. Нам пришлось возвращать ему вкус к жизни. Несмотря на всю его жизнерадостность, ему было чудовищно больно. Я знаю, а Кацу чувствовал. Сейчас Рей обрел покой благодаря тебе. Ты окончательно восстановил его внутренний мир. Не бойся, что он захочет тебя оставить. Это не в его правилах и интересах. Живи настоящим, ради будущего. Пусть не самого светлого, но с любимым все проблемы останутся позади. Люби его и не бойся ничего. — Знаешь.. — произнес Соби, задумчиво крутя стакан в руках. — Этот разговор из меня не только алкоголь выбил, но, кажется, и мозги вправил.. Спасибо тебе. — Вот и славно, — Саято одобрительно кивнул, наконец, успокоив знакомого и себя, и откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза от усталости. Тишина скрыла не только звук шагов, но также и желания Соби. Читать чужие мысли было столь утомительно в те дни, когда Сай не ставил барьеров, что к концу дня ему хотелось только пары вещей. Либо абсолютной тишины, либо того же, чего желал по крайней мере один из гостей. Об этом желании он догадался, стоило ему только почувствовать горячее дыхание на щеке и бешеный стук чужого сердца. Слегка неуверенный поцелуй, осторожный, чтобы не спугнуть. Кто знает, какой может оказаться реакция… — Зачем? — Хочу. — Дверь заперта, — фраза, дающая добро на продолжение действий. Никто не посмеет их потревожить, ведь это — тот же разговор, плавно перешедший с языка на тела. Это никогда не станет изменой, ведь оба нуждаются только в своих половинках, а это — необходимость. К тому же, далеко они не зайдут, как бы хорошо им ни было друг с другом. Это поможет каждому осознать нечто новое для себя. Соби — почему они помогали Рею и почему тот до сих пор им предан. Саю — понять душу этого человека, лишь поверхностно касаясь ее. Глубоко и не следует — очень открытый. Прерогативу сплестись душами он оставит Рею. Никто не бросит осуждающего взгляда, но и без того размаянный Саято почувствует укол ревности, чего прежде не было в виду отсутствия у него любовников. Рей же, напротив, счастлив. Он чувствует, как это помогло Соби. Улыбка, слезы, поцелуи. Им еще о многом придется поговорить сегодня…