Осеменяющие пальцы, или Прочесть фикбук и не сойти с ума

Реджина просыпается от того, что кто-то тянет ее за руку. Она открывает глаза и сталкивается со смущенным взглядом Свон. — Не знаю, как это получилось, — лепечет Эмма, — мое одеяло ночью упало, и вот… это вот. «Это вот» заключается в том, что их ноги и руки сейчас переплетены, как стволы выросших рядом деревьев. — Значит, проклятие пока не развеялось, — лениво замечает Реджина и позволяет шерифу выпутаться из импровизированных объятий. — Спасибо, — говорит Эмма, все еще с опаской косясь на потягивающуюся Реджину. — А я уж подумала, что ты зарядишь в меня файерболом. — Эта возможность все еще сохраняется, — благодушно говорит мадам мэр. — С другой стороны, я обрадована, что, по крайней мере, вы не в боксерах. Реджина скользит взглядом по фигуре Эммы, на которой все еще только белые слипы и майка, и испытывает непонятное волнение. — Пора уже покончить с проклятием! — решительно заявляет Реджина и поднимается с кровати. — Идите готовьте нам завтрак из яиц, и сразу едем к Голду. Эмма натягивает одежду и послушно идет к плите. Возразить ей нечего: в фанфиках неоднократно подчеркивалось ее мастерское умение варить кофе и готовить омлет, и жизнь, как ни странно, с этим не расходилась. После завтрака, за который Эмма получила сухое «спасибо» от мадам мэр, они быстро приводят себя в порядок, садятся в патрульную машину и едут в лавку антиквара. По дороге Эмма вспоминает о еще одной возмутившей ее детали «факфиков» и произносит: — Знаешь, Реджина, а еще меня очень сильно бесит, что в этих историях я постоянно матерюсь, как сапожник. Но ты ведь знаешь, что это полная херня! Реджина издает короткий смешок. — Ну, то есть, я хотела сказать… бля… ох… словно кто-то стер в моей голове ластиком все приличные синонимы, — жалуется Свон. — Похоже, проклятие становится сильнее, — замечает Реджина. — Надеюсь, Голд сможет что-то прояснить. Как я поняла из вчерашнего сообщения, ему тоже сейчас несладко. Но визит к Голду не дает практически ничего. Старый черт ведет себя почти так же неадекватно, как и Снежка: он врет через каждую фразу, юлит и крутит, неожиданно улыбаясь при том, как добрый дядюшка; лишь под конец, словно сумев что-то победить в себе, он произносит: — Если бы вам удалось пересечь городскую черту, проклятие сразу развеялось бы. Но как раз это вам вряд ли удастся. Значит, спасение должно прийти изнутри. — Это правда, — с неохотой признает Свон, прислушавшись к своему внутреннему детектору лжи. Они скомканно прощаются и возвращаются к автомобилю. — Пусть Голд и не соврал, — рассуждает Реджина, — но это еще не значит, что он прав. Мы должны попробовать выехать из города. Это наш единственный шанс, потому что в спасение изнутри я не верю. Ну, сами посудите, кто или что в Сторибруке сможет нам помочь? Поцелуй истинной любви что ли? — сардонически улыбаясь, заканчивает она. — Если бы Генри был здесь, стоило бы попробовать, — вздыхает Эмма. — А так… а так, конечно, поедем к городской черте. Свон выруливает на окраину города, стараясь не вспоминать о жутком вчерашнем мираже. Пока все идет хорошо, и мысленно Эмма уже расслабляется, как вдруг рулевое управление заклинивает, и на небольшом изгибе дороги, вместо того, чтобы свернуть влево, они въезжают в густо разросшийся кустарник. — Черт! — восклицает с досадой Эмма, давя на тормоз, и машина останавливается. Реджина печально, словно в тон своим мыслям, кивает. Они выходят из автомобиля и осматривают его. Обошлось без серьезных повреждений, откололись лишь кусочки краски на бампере, но гнетущее настроение почти физически ощущается обеими. — Мы попадали в аварии в каждом пятом повествовании, — припоминает Свон. — И, как правило, теряли память после этого, — ежится, как от холода, Реджина. — Не знаю, как вы, шериф, а я такого не хочу. Обычно после этого я почему-то воображаю, что мы женаты… или наоборот, забываю, что мы женаты, и… и, пользуясь этим, вы нагло въезжаете в мой особняк!!! — Реджина, ну хватит уже! Тебя заклинило на этом моменте, как гребаный руль! Повезло еще нам, что «жучок» в ремонте и мы ехали на другой машине. Ведь к «жучку» авторы куда более беспощадны… — Может, попробуем еще раз, но поедем медленнее? — предлагает Реджина. — Ладно. Только… я проголодалась, — стыдливо потупив глаза, признается Свон. — Давай сначала перекусим у «Бабушки»? — А вот и ваш легендарный аппетит, — ворчит для проформы Реджина. — Ладно, поехали. Эмма включает задний ход и осторожно трогается, предварительно покрутив на месте рулем. В сторону центра города автомобиль едет безупречно, и обе начинают подозревать, что Голд был прав, но пока ни одна не готова с этим смириться. В кафе они заказывают по салату с курицей и по порции спагетти, но вместо этого Руби, подмигивая и гримасничая (но хоть без свечки в руках, и то хорошо), почему-то приносит Реджине жалкий овощной салат, а Эмме — жареный сыр и луковые кольца. Свон открывает было рот, чтобы возмутиться… и сразу захлопывает его. Проклятие. Надо поскорее снять его, и тогда вернется обычный порядок вещей. Пока они едят, Эмма получает смс от Снежки. Как ни странно, оно одно, и при том не двойственного содержания: «Эмма, мы с твоим папой много говорили о тебе и Реджине. Когда будем планировать свадьбу? Приходите к нам завтра на обед!» Свон опасливо показывает сообщение Реджине, и та сквозь зубы цедит: — Полагаю, до такого не дойдет. Мы должны сегодня же разобраться с этой чертовщиной. И они пытаются разобраться. При второй попытке у патрульной машины спускают сразу два колеса, и они вынуждены вызвать эвакуатор. При третьей попытке у «мерседеса» Реджины не срабатывает педаль тормоза, и, громко вопя, они останавливаются на ручнике с лихим полицейским разворотом, чудом избежав встречи с припаркованным на обочине грузовиком. При этом каждый раз неполадки случаются все ближе к центру города и все дальше от выезда. Тогда Реджина предлагает найти мотоцикл, а Эмма настаивает на велосипедах. Когда Реджина упрямится, Свон не выдерживает и эмоционально выкрикивает: — Как ты не понимаешь, я не могу позволить тебе сесть на мотоцикл! Ты же в нескольких фанфиках калечилась на нем! А еще, кажется, превращалась потом в мужика, по которому я сохла… — Скорее, мокла, — машинально уточняет Реджина. — Плевать! И, кстати, мне вспомнился совершенно возмутительный рассказ, где я была наркоманкой, а ты пай-девочкой, которую я лишала девственности… на этом самом мотоцикле!!! — К дьяволу мотоцикл, — быстро соглашается Реджина. — И, пожалуй, сейчас я впервые испытываю чувство благодарности к вашему дедушке за то, что он совершил несправедливо приписанную вам заслугу. Эмма лишь брезгливо морщится. Они приезжают на Миффлин-стрит, когда солнце уже клонится к закату. Эмма покорно остается в «мерседесе» (его тормозная система, разумеется, оказалась совершенно исправна, как только они оставили попытки выехать из города). Реджина на какое-то время скрывается в доме, потом снова показывается на пороге и машет рукой Свон. Эмма выходит из автомобиля и с опаской приближается к крыльцу. — Что-то не так? Ты не нашла велосипед? — Он в подвале. И я пока не смотрела. Просто я вдруг осознала, что… уже поздно и хочется есть. — Ты предлагаешь отложить наше велопутешествие на завтра? — Ну… да. — М-м. Я тогда пойду к себе? — Чтобы потом магия перенесла вас сюда, когда я буду в душе или в постели? — скептически усмехается Реджина. — Тогда вернемся ко мне в квартиру? — гадает дальше Свон. Реджина вздыхает и окидывает Эмму тоскливым взглядом. — Хватит уже тупить, Свон. Проходите. Но постарайтесь вести себя прилично. — Ты… хочешь, чтобы я вошла в особняк? — удивляется Эмма. — Но… как же твоя фобия? — А у меня есть выбор? — горько усмехается Реджина. — Мы можем поехать опять ко мне, — снова предлагает Эмма. — Нет уж. У меня матрас мягче. И кровать шире. — Не могу отказать Королеве, — улыбается Эмма и перешагивает порог. Реджина хлопочет на кухне, а Свон отправляется в душ. Как же приятно смыть с себя усталость безумного дня. Когда она выходит, с кухни доносятся приятные ароматы, и она чувствует жуткий голод. — Реджина, что бы это ни было, но пахнет божественно, — заявляет Эмма, входя на кухню. — Я запекла баклажаны с сельдереем, — говорит Реджина и усмехается, наблюдая, как вытягивается лицо Свон. Таймер духовки как раз срабатывает с легким звоном, и Реджина, вооружившись прихватками, вытаскивает противень. — Что за черт? — недоуменно говорит она. — Пахнет все равно вкусно, — дипломатично замечает Эмма. — Ты добавила сыр? — Нет, — протягивает Реджина с озадаченным выражением лица. Эмма приближается и бросает изучающий взгляд на содержимое противня. — Это же лазанья! — восклицает она и разражается веселым смехом. — Кто бы сомневался, — бормочет Реджина. — Я готовила ее в тех историях как минимум восемь тысяч раз! Причем плод моих усилий всегда пропадал в вашей ненасытной утробе! В порядке эксперимента Реджина кладет в духовку две тертые морковки, пучок петрушки и ставит таймер на пять минут. Когда духовка дзынькает, на противне снова оказывается лазанья, на этот раз с курицей. — А мне начинает нравиться это проклятие! — радуется Свон, но под тяжелым взглядом мадам мэр старается придать лицу озабоченный вид. — Знаешь, Реджина, мне попадались рассказы, где ты делала и что-то кроме лазаньи, — продолжает она. — Например, помню, что в какой-то истории ты приготовила мне гору бургеров с самыми разными начинками! Или вот еще мы готовили однажды вместе пасту карбонара с фрикадельками… тоже вкусно! — В одной лишь истории! — фыркает Реджина. — Ну, сама подумай, какие шансы у карбонары против восьми тысяч лазаний? — Небольшие, — признает Свон. — Но… мы ведь скоро снимем проклятие?.. После ужина Эмме становится жарко, и она снимает свитер, оставаясь в тонкой борцовке. Бросив взгляд на рельефные плечи и бицепсы Спасителя, Реджина испытывает жар и головокружение. — Мне нужно отдохнуть, — говорит она. — Пойду в кабинет… поиграю на лютне. Вас не затруднит убрать со стола, шериф? Сытая и довольная Эмма с готовностью соглашается. Она аккуратно загружает посудомойку, умудряясь ничего не разбить, и думает, что свалившееся на них проклятие не так уж и дурно: когда бы еще настоящая, а не «факфиковая» Реджина пригласила ее в особняк и накормила лазаньей? А теперь у Эммы к тому же появилась возможность услышать, как мадам мэр играет на лютне… Вспомнив об этом, Свон выходит из кухни и крадется к кабинету. Странно, звуков музыки не слышно. Она приникает ухом к замочной скважине. — Эмма, — тихий и сдавленный стон доносится из-за двери. — Эм-ма… И Свон сразу понимает, что Реджине плохо, что она, возможно, серьезно раненая, зовет ее на помощь! Как же хорошо, что сегодня Спаситель оказалась в особняке! Эмма дергает дверь, но она заперта, и тогда, не медля ни секунды, Свон разбегается и плечом вышибает дверь, влетая вместе с ней в кабинет. Реджина лежит на диване с задранной юбкой и собственной рукой под ней, и вид у нее ошарашенный и злой, причем вторая эмоция с каждой секундой все более преобладает. — Сво-о-он! — угрожающе орет она, и это так страшно, что, закрывая рукой глаза, Спаситель разворачивается на пятках и выбегает из кабинета. Когда, спустя почти полчаса, Эмма осмеливается заглянуть на кухню, мадам мэр наливает себе сидр. Не говоря ни слова, Эмма берет из шкафчика второй стакан и подсаживается к Реджине, сохраняя, на всякий случай, некоторое расстояние. Так же молча Реджина наливает ей светлый напиток — почти до краев. — Я бы хотела это развидеть… но, — сглатывает Эмма. — А может, мы все забудем, когда снимем проклятие? — с надеждой спрашивает она. Реджина лишь хмыкает. — В этих историях мы, конечно, частенько заставали друг друга в разных… компрометирующих ситуациях, — неуверенно улыбается Свон. — Причем я, как правило, по воле извращенных авторов, предпочитаю всякие механизмы, — продолжает она, — так что, наверное, мой выход еще впереди? Презрительно фыркнув, Реджина спрашивает: — Какого черта вы вообще вышибли дверь? Что за блажь посетила вашу светлую (жаль, что только по цвету волос) голову? — Ну, дверь-то ведь в этих историях я вышибаю тебе через день… так что пусть это останется на совести авторов… А сегодня… мне было интересно, как ты играешь на лютне, — мямлит Эмма. — Я подошла к двери, и мне показалось, что ты зовешь меня… Я… очень испугалась, что ты можешь быть ранена; подумала, что тебя придавило. — Придавило? — мрачно уточняет Реджина. — Ну да… придавило… лютней… Реджина закрывает руками лицо и начинает мелко и часто дрожать. Эмма с ужасом наблюдает за этой картиной. «Она все-таки убьет меня, — пронзает Свон нехорошее предчувствие, — вот сейчас она отведет от лица руку, и на ней появится огненный шар, и она запульнет им в меня…» Реджина отводит руку, и втянувшая в плечи голову Свон с удивлением обнаруживает, что мадам мэр смеется — до текущих из глаз слез, и это почему-то пугает Эмму куда сильнее, чем так и не появившийся файербол. — Давай-ка выпьем, — отсмеявшись, говорит Реджина. И они отпивают по половине стакана сладковатого напитка. Почти сразу обеим становится легко: Эмма позволяет себе чуть-чуть расслабить напряженные плечи, а у мадам мэр прекращается нервный тик. — А знаешь, — внезапно говорит Реджина, — я ведь на самом деле хотела поговорить с тобой перед свадьбой. Это… это был все же мезальянс, Эмма. Ты принцесса, а Крюк — грязный пиратишка… который до тебя не пропустил ни одной портовой девки… — Что ж, к ним он и вернулся, — невесело усмехается Эмма. — И — спасибо, Реджина. — За что? Я же так и не решилась на разговор. Ты казалась такой счастливой… и я подумала, что и без того достаточно напортила в твоей судьбе. — Это не так, — возражает Эмма, — ты… мм… ох, черт, Реджина, а сколько градусов в твоем сидре? — Шесть, не больше, а что? — Да что-то… забористо как-то… — Ерунда. Допивайте. Они допивают, и Реджине сразу кажется, что комната начинает вращаться. — Что за… хрень? — удивляется она. — Сидр, — говорит Эмма и тупо хихикает. — Он… обычно мало похож на лимонадик… в факфиках… черт… в фарфиках… а, хрен с ним… — Ох, — кривит рот мадам мэр. — Я ведь знаю, что будет дальше… — Правда? — удивляется Эмма. — Ты… так… ик… прозорлива! — Тебе… попадался хоть один… фаффик, где бы мы… ну… где бы нас не тошнило? Эмма задумывается и, погрустнев, отрицательно качает головой. — Пойдемте, — вздыхает Реджина. Потоптавшись немного возле лестницы (потому что неуемное желание нести другую на руках настигает сегодня не только Эмму), они, покачиваясь и обнимая друг друга, вскарабкиваются наверх и укладываются в постель в спальне Реджины, предусмотрительно расставив по бокам кровати тазики и ведра; увы, этой ночью обеим доводится неоднократно воспользоваться ими. Проснувшись рано утром в объятиях Эммы, Реджина сразу замечает на тумбочке стакан воды и таблетку. «Точно как в тех историях», — с невольной благодарностью к заботливым авторам думает Реджина и лечит утомленный сидром организм. Когда просыпается Эмма, тот же стакан оказывается наполненным вновь, и такая же таблетка ждет ее на тумбочке. Они просыпаются второй раз от звонка телефона Реджины. Выпутавшись из крепких объятий Свон, она находит трубку и заодно брезгливым взмахом руки убирает оскверненную утварь. — Это Лерой, — после короткого разговора сообщает Реджина. — Настаивает на встрече с профсоюзом гномов. — Ты согласилась? — Сначала снимем проклятие… Они находят в подвале велосипед Генри; Эмма хозяйственно накачивает шины; развитые грудные мышцы шерифа оказываются настолько великолепны под расхристанной майкой, что краснеющая Реджина отворачивается, испытывая неуместное желание наброситься на Свон или же уединиться… для игры на лютне. — Вы скоро? — грубо спрашивает она. — Нам еще надо где-то взять второй велосипед. — У родителей есть, — вспоминает Эмма. — Только вот… ох… они ведь ждут нас на обед. — Вчерашнее сообщение Снежки выглядело относительно нормальным, — размышляет вслух Реджина, — ну, точнее, оно выглядит нормально по сравнению с ее поведением в пятницу, когда она встретилась нам на улице. Поедем! — решает она. И они заявляются на обед к Чармингам. За прошедшие сутки в Снежке, похоже, полностью возобладала та часть, что безоговорочно благословляла союз приемной матери и собственной дочери. Ее выпученные глаза, кажется, испускают сейчас мудрые всепрощающие лучи, что втайне дико раздражает Реджину, но она предпочитает помалкивать, пока Чарминги трещат что-то свое о надежде, истинной любви и счастливом конце. — Ах, Реджина, — вздыхает Снежка, подав десерт, — сколько всего пережито, сколько прожито… Было много плохого, но и хорошее тоже было. Например, я вспоминаю те тихие вечера в замке, когда ты обучала меня игре на лютне… Эмма, как раз откусившая пирог, давится крошками и долго и мучительно кашляет. Дэвид заботливо подает ей стакан воды, и она принимает его с растерянной глупой улыбкой. — О, Эмма, — продолжает Снежка, глядя с умилением на дочь, — ты должна знать, что одним из самых больших моих сожалений из всего того, что я пропустила в твоем взрослении, остается именно это: мне так и не довелось научить тебя играть на лютне… Эмма нервно вздрагивает и роняет стакан. Пока Чарминги, суетясь, убирают осколки, Реджина, отвернувшись к двери с закушенной губой, тихо произносит: — У вас ведь есть Нил, и вы теперь можете… — Это же совсем другое, — машет руками Снежка и плюхается на свой стул. — Конечно, когда придет время, Дэвид обучит его играть на флейте… — На свирели, — деликатно поправляет ее муж. — Ах, да, — мечтательно соглашается Снежка. — Сначала Нил научится играть на свирели, но потом он дорастет и до флейты… Супруги нежно смотрят друг на друга, воркуя, и не замечают, что лицо Свон за время этого диалога из красного стало свекольно-бордовым, а Реджина, прокусив до крови собственную губу, опускает голову в ладони, и ее плечи мелко вздрагивают — как накануне вечером, до того как они со Свон умудрились упиться сидром. — Реджина, — деликатно зовет Снежка, — теперь, когда вы с Эммой вместе, ты ведь сможешь это сделать, правда? Ты… покажешь ей способы игры… на твоей лютне? — Мам! — прорезается, наконец, голос у Эммы. — Реджина уже вчера устроила мне… небольшой демонстрационный урок, но умоляю, давайте поговорим о чем-то другом?! — Велосипед, — хрипло напоминает Реджина, так и не отводя рук от лица. — Да, мам, — спохватывается Свон, — у вас ведь был где-то велосипед? Мы с Реджиной собрались… на прогулку. — Как вы романтичны! — восторгается Снежка. — Конечно, дорогая, мы сейчас найдем вам велосипед! — Ну, это было невыносимо стыдно и унизительно, а еще гадко, отвратительно и крайне смущающе, — с робостью замечает Свон, когда они с велосипедом в багажнике возвращаются на Миффлин-стрит, — но, по крайней мере, результативно… И на этот раз даже мысли о Генри не спасают Реджину от драматичного закатывания глаз.