4 psychopats

В том, что Амелия даст свое согласие на вербовку, детективы уже не сомневались. Как и в том, что впереди предстояла сложная процедура подготовки к перевозке преступников и сбору их в одном месте, а также, конечно, гарантирование полной анонимности и сохранения государственной тайны. Боб был почти уверен, что его супруга в скором времени его бросит. Пошлет далеко и надолго, заберет детей и сбежит в Калифорнию, подальше от мрака, сырости и убийств, от его бесконечной работы и депрессий. Она определенно не выдержит, когда узнает, что происходило на последнем задании Роберта Кеппела. Но пока что даже и ей было строго-настрого запрещено знать. Все это напоминало какой-то шпионский фильм, абсурдный и почти что комиксный карикатурный, и это ему не слишком нравилось. Впрочем, когда к нему прислушивались вообще? Так называние «верхи» всегда знали все лучше всех, даже если это было далеко от истины. И абсолютно точно далеко от положительных моральных ориентиров. Ибо весь этот план, от начала и до конца — аморальный. А вот детектив Дейв Райхерт казался довольным таким положением дел. Воодушевленный концепцией сотрудничества с возможностью втереться в доверие и открыть новые грани историй серийных убийц, чему бы способствовала неформальная обстановка… Эта идея казалась ему, в принципе, интересной. Он строил какие-то свои меркантильные планы на обозримое будущее, на свою политическую карьеру, и это дело, если оно окажется удачным, а иного они себе позволить не могли, выглядело, как отличный старт-ап. Местом встречи была назначена штаб-квартира ФБР, или, скорее, домик — ничем не выделяющийся семейный дом с усиленной охраной и десятками тревожных кнопок. Ничего не могло пойти не так. В этом можно было не сомневаться. Первыми в дом приехали, конечно, детективы в компании с блондинкой в наручниках, просто потому, что ее лечебница была в черте нужного им штата. И у них было достаточно времени, чтобы удобно устроиться в гостиной, предварительно выбрав себе комнаты. Не то, чтобы у них у каждого было много вещей, но всегда же можно положить зубные щетки на тумбочки у своих кроватей. Когда Дейв спустился со второго этажа в холл с телефонной трубкой у уха, Роберт и Амелия стояли рядом около кухонной тумбы и занимались приготовлениями пищи. На мгновение Райхерт опешил — они были так спокойны, что можно было подумать о двух вариантах: 1) Амелия на колесах, поэтому расслаблена; 2) со статусом «злой суки» санитары в больнице явно перегнули палку. Роберт молча передал коллеге стакан с «колой», и Дейв благодарно кивнул, продолжая вести диалог с агентами ФБР: — Мне не нравится… что все так спокойно. — Задумчиво произнес Дейв, помешивая лед кругообразными движениями кисти в стакане с кока-колой. — Никто не пытался сбежать. — Хочешь, я попробую сбежать? — Откликнулась Амелия, весело заулыбавшись, и нетерпеливо поёрзала на стуле. Боб окинул ее грустным взглядом, и девушка вытянула ручки вперёд, капризно надувшись: — Да ладно, сними с меня эти железки, и я покажу тебе своё кунг-фу. И Дейв подошёл к ней. Вопреки здравому смыслу, несмотря на выдержку не абы какого полицейского, съевшего пуд соли в своих заданиях, он подошёл к ней, доставая из кармана ключи, но не спеша снимать с девушки наручников. Просто коснулся пальцами железных обручей вокруг её запястий, раздумывая, стоит ли это делает, а пока что — принимая правила ни к чему не обязывающего флирта, инициированного с её стороны. Кеппел всё это время флегматично наблюдал за действием, уже догадываясь, к чему всё приведёт. Предупредил бы Райхерта, но, честно говоря, ему тоже, как и Банди, в глубине души нравилось смотреть, как Дейв злится и поддаётся на манипуляции, проходя своеобразное боевое крещение. Дейв уже собирался было вставить ключ в замочную скважину наручников, как вдруг, Эми резко схватилась за его запястье. Так резко, что даже его инстинкты не сразу подали сигнал об опасности. Ну, это же девчонка, Дейв, что она сделает? Ха. Эми дёрнула его за запястье на себя, заставив потерять координацию, ловко подскочила с места, а затем переместила руки на его шею и обхватила ладонями, чуть впиваясь ногтями в кожу. Протащила его вперёд и одним резким движением впечатала лицом в стол с характерным, смачным звоном. Спустила скованные руки ниже, огибая его голову, и перекрыла ему горло цепью, соединяющую наручники. Кеппел дернулся, но не подскочил на помощь, ожидая реакции Райхерта (ну, он же говорил… То есть, взгляд говорил, а слушал ли его Райхерт — проблема Райхерта. Кеппелу забавно.), и вскинул брови. Амелия продолжала душить, натягивая голову Дейва к себе, пока мужчина не начал стучать ладонью по её руке, пасуя. — Какой пассаж… — Послышался мурлыкающий голос с противоположной стороны комнаты. Голос Теда отвлёк их всех, заставив синхронно обернуться в сторону стенной арки, в которой стоял Теодор Банди, выставив одну ногу перед другой в вальяжной позе; руки его были так же скованы наручниками, он держал их на уровне паха, а позади стоял охранник, оторопело наблюдавший за разворачивающейся в столовой картиной. Эми ослабила хватку, и Дейв вынырнул из ее рук, потирая шею, смерил её восхищенным, но удивлённым взглядом, отошёл к Роберту Кеппелу. Девушка выпрямила спину, окинула Банди оценивающим взглядом с ног до головы и бёдрами оттолкнулась от стола, начав двигаться в сторону знаменитого на весь континент серийного маньяка. Почти поравнявшись, она улыбнулась: — Амелия, — протянула руку, ну или две, все ещё скованные. Тед посмотрел на неё с иронией и некоторым голодом, но под взглядами трёх копов руку ей… поцеловал. Лизнул тыльную сторону ладони и мерзко улыбнулся в ответ на тихий брезгливый визг и невротическую попытку Амелии вытереть руки об одежду. Тед прошёл мимо неё, нагло задев плечом, не обратил более никакого внимания на ее действия и возможные слова, не считая нужным распылять энергию на девчонку. Бросил только небрежное и саркастичное: — ОКР, милая? Амелия фыркнула, продолжив тереть руку, но уже менее заметно. Кеппел молча улыбнулся этой проницательности и не потерявшему профессионализм в психологии Теду. Обсессивно-компульсивное расстройство, сокращённо ОКР, совершенно точно было в медкарте Тигрицы. Теодор начал двигаться по территории по-хозяйски уверенно, и Боб заметил, что Банди смотрелся очень органично в этом, казалось бы, неизвестном ему пространстве, а наручники словно и вовсе не были для него проблемой. Ведь он прошёл к холодильнику, открыл его, достал две бутылки пива, лестно прокомментировав работу ФБР: — Надо же. Все, как по райдеру. — Цокнул языком одобрительно, но в этом одобрении все возможные интонации сквозили сарказмом. Как же иначе… — Может, в моей комнате и несколько пар носков лежат? Райхерт закатил глаза. Теодор салютовал ему бутылками, повернулся в полупрофиль, открыл каждую. Когда из прихожей послышались звуки шагов нескольких ног, Тед с широкой улыбкой круто повернулся к арке с бутылками в руках, и громко поприветствовал вошедшего Джеффри Дамера: — Пиво для моего друга! — И показательно весело подошёл к Джеффу, протянув ему бутылку вместе со своей — все ещё в наручниках. Джеффри смущённо улыбнулся, неуверенно приняв бутылку, и прошел в столовую, аккуратно стащив мысками белые тюремные кеды. Тед заметил это движение, заторможено глянул на свою обувь, что забыл снять, осмотрел других присутствующих. Подумал, что какие-то все хамы невоспитанные, кроме Джеффри и Амелии, которые были в носках и колготках соответственно, и мысленно поприветствовал ещё одно ОКР. Ну, да и похуй — подумал он, завалился на диван, закинув ногу на ногу, проскользил в сторону, уступая место потенциальному гостю, кто рискнул бы присесть с ним рядом. Смельчаков, однако, не оказалось. — Так вы подружились, значит? — Скептически поддержал тему Боб, выйдя к центру комнаты. Тед уставился на него в упор, чуть прищурился, а затем пояснил после небольшой интригующей паузы: — Пообщались в перевозке, да. Он поделился со мной парой интересных приёмчиков… на тему: как отрубить голову, чтобы не запачкать рукава рубашки, которую так старательно крахмалила маман. Боб сдержал подступающее раздражение, поиграв желваками на скулах, а Банди продолжил будто бы назло: — А ещё я узнал, что камни во влагалище, как у твоего «Речного» убийцы, можно и не использовать для создания трения и нужного напряжения мёртвых мышц, когда есть — чёрт возьми, ты не поверишь, — анальный секс. И почему я сам до такого не додумался? — Боже, Банди, какой же ты мерзкий, — с сарказмом ответил Боб, убрав руки в карманы. Тед поспешил оспорить это утверждение, выставив руки вперёд: — Я мерзкий? Я трупов в жопу не трахал, а теперь спать не смогу, представляя каково это, так что скажи тоже самое Дамеру. Я-то думал, что более мерзкого маньяка, чем я, не встретить. А вот. — Улыбка, полная одобрения и обращённая к Джеффу, искривила губы Банди. — И главное, не конкурент. По другому профилю. Мы прямо как серийные Инь и Янь. — Он отвратительно засмеялся, не отрывая взгляда от всех присутствующих. Замаскированные, обёрнутые в сарказм, намёки на гомосексуальность Дамера, читались между строк, но это не было чем-то обидным или осуждающим. Теодор будто поддерживал его, признавал таким же, как он сам, только и впрямь иного «профиля» по части гендера жертв. А ещё, все эти намёки словно были обращены исключительно к Кеппелу, в доказательство того, что он не прав в своём мнении о Банди: не такой уж он и гнусный извращенец, каким отпечатался в памяти Боба после их четырёхдневного интервью-откровения. Кеппел же непроизвольно отошёл на пару шагов. Дистанцировался от Теодора, как от токсичной лужи разлитой бочки химикатов. Знал, что сам представляет собой особый элемент, который обязательно вступит в органическую реакцию. Так что держался подальше. Никаких сомнений, демонов и фантазий. Нужно было сосредоточиться на работе и не сбиваться с пути. Джеффри, все это время ни произнесший ни слова, не вступивший ни с кем в диалог, кроме немого общения с Тедом в случае с пивом, облокотился о стену спиной и сполз на пол, вытянув ноги и поставив на них пиво. Скованные руки держали бутылку за дно, охватывая ее, как бутон. Встряхнул светлыми волосами, внимательно вслушался в речь Теда и отмечая реакцию Боба на неё. Ему не было обидно. Что только не успел выслушать Джеффри в своём заключении, а то, что говорил Тед, было в некотором роде приятно. Джефф стремился быть замеченным всю свою жизнь, и потому сейчас он чувствовал себя хорошо. До всего остального в этой комнате ему было глубоко параллельно. Он выпивал, расслаблялся, наслаждался просторами этого дома, светом из окон, а не узкими стенами и решётками тюремной камеры, так что такую мелочь, как наручники, чуть ограничивающие движения, Джеффри даже не замечал. Эми, тем временем, вернулась к столу, усевшись прямо на него, и поджала под себя ноги. Она первая решила нарушить воцарившееся молчание своим нетерпением: — А Билли скоро появится? Детективы будто вышли из транса: Дейв оторвал взгляд от отсутствующего в реальности Дамера, Кеппел перестал пялиться в стену с видом провинившегося перед всеми возможными богами грешника, которому выпала участь быть нянькой невыносимых психопатов. Он вынырнул в реальность первым и ответил на её вопрос: — Да. И всё. Столовая-гостиная снова погрузилась в молчание. Сборище интровертов. Только Тед и Амелия осматривались вокруг в поисках какой-то «движухи», то сталкиваясь взглядами в попытке немого общения, то цеплялись поочерёдно за присутствующих, мысленно выбирая тему, которой можно было бы спровоцировать на разговор, и это нетерпеливое ожидание проходило проверку на прочность ледяного Роберта Кеппела. Стало вдруг так тихо, что тишина нарушилась по вине того, от которого никто ничего подобного и не ожидал. — Можно в туалет? — Спросил Джеффри, согнув ногу в колене. — Эммм… Да, конечно. — Откликнулся Кеппел. — Офицер, проведите мистера Дамера в уборную. — Наручники, сэр? — Офицер выглядел растерянным, ведь о подобных деталях в регламенте не было сказано. Кеппел отрицательно помотал головой, и Джефф с мягкой улыбкой себе под нос поднялся с пола, передал бутылку в руки офицера, приставленного к его охране, и пошёл за ним следом. Когда Джеффри оказался с обратной стороны туалетной комнаты в одиночестве, первым делом он включил воду. — Офицер Эстевес?.. — Позвал охранника Дамер, повернулся к открывающейся двери, упершись бёдрами о раковину. Посмотрел на офицера-латиноамериканца, отметив про себя жестокость копов в очередной уже раз — какой смысл приставлять к нему охранника под типаж его жертв? Да не только жертв. У Дамера была тяга к экзотической внешности, а у экзотических мужчин был вкус на симпатичного скуластого блондина. Эстевес прошёл в комнатку, закрыв за собой дверь, немного смущённо посмотрел на Джеффри. Он плавно протянул руки, показав оковы, и улыбнулся уголком губ: — Мне немного неудобно спускать штаны в этих наручниках, офицер Эстевес, — то, как произносил он его фамилию, поигрывая наручниками, не смущало офицера, шагнувшего навстречу. Дамер будто бы замер в нерешительности, вытянул шею, подняв подбородок, и слегка толкнулся бёдрами навстречу рукам офицера, дотронувшегося до пуговицы его штанов. — Почему ты так давно не навещал меня? Я скучал. — Продолжил говорить Джеффри, чуть наклоняясь корпусом к полицейскому. Почти прошептал эту фразу на ухо. Эстевес с силой сжал ладонь промеж ног Дамера, и тот выпустил несдержанный томный вздох. — Прости, Джефф, меня перевели в другой корпус. Я… тоже скучал. — Выдохнул Эстевес и поцеловал Дамера в губы, страстно и чувственно, получив не менее отчаянную отдачу. Он продолжил сыпать оправданиями, чередуя фразы с цикличными движениями ладони: — Знаешь, каких усилий мне стоило добиться быть твоим сопровождающим? Столько проверок и тестов, столько, ммм… — португалец забывал о дыхании, о выдержке, которая разбилась к чертям от больного укуса Джеффри за его нижнюю губу. До крови, до будущего волдыря — сука, да Эстевеса сорвало бы прямо сейчас, но Джеффри тихо спрашивает между пошлыми стонами: — Ты же не рассказал ничего? О нас, о… том, как я к тебе… — Ничего не рассказал. — Эстевес выдохнул ему в шею, мягко целуя контур челюсти. — Только ты знаешь меня настоящего… — прошептал Дамер, дёргая кадыком под чужими губами, поднял обе руки вверх, оторвав от своих ключиц офицера, и надавил ему на голову, заставив опуститься на колени. — Merde, ты заставляешь меня чувствовать жизнь. В гостиной уже было задымлено сигаретами, пах кофе и слышались голоса минимум троих собеседников, два из которых Дамеру удалось идентифицировать по принципу: Банди и женский. На вернувшихся из туалета людей не сразу обратили внимание, но первой была Амелия. С туркой в руках над стаканами она бросила короткий взгляд в их сторону, ее отзеркалил Тед, но детективы были заняты разбором бумаг на журнальном столе поодаль. Первым к чашке приложился Эстевес с треснутой губой, на которой подсохла кровь. Вообще-то, это было заметно ещё при появлении в проходе, но все тактично помолчали. Кроме детективов. Для них, если что, Джеффри Дамер проявил агрессию, но когда он подошёл к кофе, заменив полупустую бутылку пива на горячую чашку, Эми прошлась взглядом по его лицу и негромко хихикнула у его уха: — У тебя уголок губ… слегка красный. Тед, сидящий за параллельной стороной стола, не подавил усмешки, буравя Джеффри взглядом и кивая в знак согласия с Эми. Дамер поспешил вытереть губы, пока детективы не обернулись на звуки слишком частого звона трёх пар наручников. Эми невинно улыбнулась, приподняв турку с предложением выпить кофе. Райхерт не отказался. Спустя ещё пару минут послышался звук захлопывающихся дверей автомобиля. Ещё через две в гостиной, помявшись на пороге и делая неуверенные шажки, показался молодой человек с длинными волосами, бородой и усами, на голове которого была шляпа, а в руках — спортивная сумка с вещами. Он неохотно прошёл в гостиную под взгляды всех собравшихся, и чувствовал себя крайне неловко, плохо, даже хуже, чем в зале суда, когда на него смотрели, как на экзотического зверя или подопытного, а сейчас же смотрели с пристрастием, сканируя на предмет чёрт знает чего. Билли вспомнил наставления Кеппела, сказанные незадолго до его отъезда, когда Билли подписал бумаги, и последовал совету сейчас: делал то, что должен был. Он поздоровался со всеми из вежливости, тогда навстречу ему вышел Кеппел и пожал руку. Билли пожал её в ответ, уже не так боязливо, как в первую встречу. Роберт казался безопасным. А вот компания была настроена иначе. Потому что, как только Миллиган был представлен Бобом и представил остальных… — Какого хрена он без наручников? — Первым возмутился Банди. Кеппел доходчиво объяснил: — Билли не преступник. Три социопата из четырёх такому раскладу не были обрадованы. Как-то синхронно заняли протестную позу, а Эми, возмущённая даже больше Банди, с долей юмора заявила, театрально жестикулируя пальчиком: — То есть я тут в кандалах варю всем кофе, собираю бутылки и вообще единственная женщина из всех, зато в наручниках. — Либо все свободны, либо никак. Я пас. — Спокойно произнёс Джеффри, пожав плечами. Роберт мысленно приложил ладонь к лицу, но перебил стадо раньше, чем нытьё сошлось на точке Банди в системе этих полулегальных координат. — Так! Все успокоились и послушали меня. Присядьте. Да, на диван, на пол, на стол, вообще плевать. — Кеппел вздохнул, похлопал Билли по плечу, приглашая тоже присесть, подождал, пока группа соберётся, и подозвал напарника. — Проясним один момент, чтобы больше к нему не возвращаться. Амелия, Теодор, Джеффри — вы, уж простите за неделикатность, являетесь особо опасными преступниками, которые освобождены не совсем легально. По сути, вы должны радоваться наручникам так же, как ёбаному солнышку на небе, — ровно говорил Боб, сверля присутствующих своим тяжёлым взглядом сквозь очки. Тед поразился грубости, удивлённо изогнув бровь, но промолчал. Святоша Кеппел умеет ругаться. Божечки. — Одно неправильное движение, одна попытка сбежать, выдать государственную тайну и любой другой саботаж, выходящий за пределы этого дома, а так же покушения на убийства друг на друга, исчерпывает лимит доверия и отправляет вас обратно в камеры. Без возможности оспорить решение суда. Ясно? Именно поэтому мистер Миллиган без наручников — у него мой личный кредит доверия, если будет угодно. И за попытку пошатнуть его психическое состояние, вы тоже сделаете себе хуже. Возможно, это было несправедливо. А, может, и справедливо. В голове каждого из присутствующих зародилось сомнение относительно этих слов, но ни у кого не было сомнений в том, что говорил Кеппел — он говорил уверенно, конкретно и безапелляционно. Каким-то образом, но все они верили ему. — Наденьте на меня наручники. — Откликнулся Билли, расправив плечи для большей уверенности в себе. Это было сложно, но необходимо. Энергетика людей, смотрящих на него с недоверием и частичным презрением за особые права, напрягала его. И эта просьба удивила всех. — Я настаиваю. — Уточнил Миллиган, подтверждая свой замысел для Кеппела. Роберт дал отмашку сотруднику полиции в сопровождении Билли, и тот заковал руки Миллигана спереди, на виду для всех. Амелия выдохнула, почувствовал справедливость. Банди недоверчиво с прищуром смотрел на Билли, пытаясь понять, почему он так решил. Дамер же, в принципе, со свойственным ему спокойствием смотрел на Миллигана заинтересованно. Потому что читал о нём ранее, и о его истории тоже. О Билли Миллигане должна была выйти книга, но статьи появлялись и раньше. В любом случае, все были заинтересованы в продолжении действия, и Билли был готов устроить им шоу. Уделать. Доказать, что они все не правы в своём критичном отношении к нему и зря только распыляются на гнев и раздражение, когда могли бы проявить хоть намёк на симпатию. Так что Билли, заняв удобное положение между тремя психопатами и двумя офицерами ФБР, резко дёрнул рукой вниз, и эхом по коридору разнёсся характерный хруст смещающегося хряща. Дамер вздрогнул, посмотрел на ставшее чрезмерно гибким тело Миллигана, и растянул губы в улыбке. Билли обхватил запястье пальцами второй руки и сместил ещё одни кости, после чего достал одну кисть из ободка наручников, а затем и другую, едва не вывернув её в обратную сторону. Наручники со звоном упали на пол, а сам он вернул своему телу его обычный вид, потянулся к шляпе и снял её, едва воздержавшись от театрального поклона. Молчаливо повёл плечами, освобождаясь от пальто, и прошёл к длинной вешалке, чтобы оставить там одежду и вернуться в комнату под восторженный свист Банди. Он занял своё место в кресле, стоявшем чуть поодаль от остальных. Ему не нужно было объяснять им ничего. Демонстрации лишь части того, на что был способен Томми, хватило, чтобы впредь избежать глупых вопросов и претензий. Потому что Билли Миллигана не удержат ни одни наручники, цепи или верёвки. А ещё, Билли может проломить кулаком раковину, но, хотелось верить, до этого не дойдёт. Ведь он почти что излечился, и пятном владеет Учитель, который и демонстрирует поочерёдно то, что требует ситуация. Однако угроза потери контроля была — и была очень большой. Он сумел впечатлить всех присутствующих. Тигрица теперь не спускала с него своего восхищённого взгляда, отдающим нотками профессионального интереса. Билли Миллиган стал самым интересным кадром из присутствующих, сумев привлечь внимание и интерес каждого. Но первым, кто пошёл на контакт с ним немногими минутами позже, стала Амелия. Она подсела к нему, когда остальные разошлись по комнатам и душевым, чтобы немного адаптироваться, и завела разговор, когда поняла, что он тоже наблюдает за ней, но будто бы стесняется. Ещё бы. — Я понимаю, как тебе здесь непривычно. Не комфортно, да? — Мягко спросила она, подтянув одну ногу к груди. Он повернулся к ней, посмотрел по-доброму, и кивнул. — Так и будешь молчать? Давай, я буду твоим другом, м? Эти ребята — жуткие типы. Нужно держаться вместе. В её словах было достаточно рациональности. Билл улыбнулся, поправил чёлку, убрав её за ухо. С этими больницами некогда привести причёску в порядок, вот и приходилось ходить, как хиппи. Сказал: — Можем попробовать. Только я, знаешь… Могу вести себя странно. Сейчас «пятном» владеет Учитель, иногда настоящий Билли. Настоящий Билли пугливый и неуверенный в себе. Он спал очень долго, и на эмоциональном уровне остался ребёнком, который понимает, что произошло что-то странное и страшное. Тебе нужно это знать, если хочешь дружить с психом. — Ухмыльнулся он, почувствовав себя в её присутствии как-то по-особенному хорошо. До этого все женщины, с которыми он имел дело, были медсёстрами, адвокатом и врачами, но Амелия Пэмберли была не из их числа. И она не смотрела на него, как на безумца. — А как ты выбрался из наручников? Можешь научить? — С горящими интересом глазами спросила Эми и устроила подбородок на своей коленке, очень уж непосредственно и по-детски. — О, это не моя способность. Это всё Томми. Он мастер трансформировать своё тело, он у нас спец по побегам. — Миллиган весело хмыкнул, видя её замешательство и добрую улыбку. Она будто знала, что он не раскроет ей секретов. — Учитель решает, кто встанет в «пятно», и чьи таланты нужнее. Но это всё нестабильно очень, понимаешь? Тигрица кивнула. Уверила его в том, что не даст в обиду. В конце концов, она девушка, и очень рискует находиться быть рядом с Банди. Она с Билли на равных по уровню рисков. И он испытывает к ней тёплые чувства. Взаимно. Ведь больше всего Амелия любила «чувствовать» людей, как всегда понимала животных, и Тед вызывал в ней неприятные ощущения, отталкивающие; Джеффри был пока недоступен её восприятию из-за отсутствия контакта, как такового, но в нём она чувствовала какую-то двуличность и скрытую опасность; Кеппел был надёжным и пугающе понимающим, Райхерт был наивен и вспыльчив; но Миллиган был светлым. Гораздо светлее остальных. И, почувствовав друг в друге отклик, они забыли про то, где находятся и для чего прибыли — и просто продолжили общаться, и он ощутил такой прилив сил рядом с ней, такую уверенность и защищённость, что с удовольствием рассказывал о личностях, которые жили в нём, и с удивлением отмечал про себя, как хорошо она запоминает имена и особенности. Как хорошо она читает его. Эми была очарована его детскостью, временами мудростью, а также болью, сквозящей в его взгляде, и между нереализованным материнским инстинктом и симпатией к несчастному человеку, она смогла найти ту самую грань, которая раскрыла их обоих друг перед другом без страха обжечься. Когда Теодор выбрал дальнюю из оставшихся свободными комнат на втором этаже дома, он первым делом попросил снять с него наручники и дать принять душ. Полицейский уточнил разрешение по рации, и освободил мужчину, удалился в коридор, давая пространство. Банди проводил его злым взглядом, уперев руки в бока, с чувством превосходства в моменте, но не сдвинулся с места, пока дверь не захлопнулась с обратной стороны. Тогда он выждал мгновение, сорвался к шторам, распахивая их, но — о, дьявол, — на окнах были решётки, а вокруг дома — слишком много патрульных, и в комнате совершенно точно не было ни оружия, ни средств, которые можно было бы использовать, как оружие. Если, конечно, не захотеть залить чьи-то глаза струёй шампуня, но это совсем уж абсурд. Но он всё равно открыл окно, замаскировав практичный интерес потребностью свежего воздуха, которого он был лишён в сверхзакрытой камере. И потом прошёл в душ, где смыл с себя всю тяжесть дня, сбросил томившееся возбуждение и внезапное перенасыщение событиями, и, обернутый в полотенце, вышел обратно в комнату. Вообще-то, дом напоминал, скорее, какой-то мотель. Возможно, он им и был. Теда это ничуть не смущало, напротив: он встал напротив окна, подставив влажное тело под лучи согревающего солнца, и прикрыл глаза, представляя свободу. Рельефная спина всё еще сохраняла капельки воды, когда как грудь и волосы обсохли. День клонился к концу, и красное солнце, еще не зайдя за горизонт, прекрасно освещало комнату. За этой лёгкой медитацией он и не заметил, как дверь беззвучно открылась, пропуская внутрь человека, который впервые столкнулся с открытой спиной, не прикрытой по привычке кучей свитеров и кофт, и чуть замер в проходе. Бобу резко стало неуютно. Для начала, следовало бы постучаться, как того требовали приличия. Но Кеппелу не казалось, что Банди стучался в дома или автомобили своих жертв, так что можно было простить эту вольность. Просто он и впрямь не видел его почти что голым. И осознание того факта, что этот человек был убийцей — с красивой спиной, ладным телом, пышными волосами и озорным взглядом — не хотело укладываться в голове. Единственный вопрос приходил в голову, каждый раз, как Кеппел видел Теодора, и, кашлянув разок для привлечения внимания, завладев чужим взглядом, удивлённым и слегка напуганным, он спросил напрямую: — Что ж с тобой не так-то, а? Тед крепче сжал полотенце на бёдрах, то ли в попытке обороняться от чужого испытывающего взгляда (Боб каждый раз смотреть вглубь, пугая своей проницательностью), то ли во избежание неловких моментов. Но он, кажется, и впрямь не понял вопрос, так что Роберт переспросил: — Ты же без пяти минут модель, почему выбрал своим хобби — убийства? — Ухмыльнулся Кеппел, не ожидая услышать ответ на риторический вопрос. Ну, правда: — Это какое-то нездоровое самовлюблённое поведение. — Жаль, что тебя не было на суде. Видел бы ты, как меня защищали женщины. Не хотели верить, что я делал те вещи, в которых меня обвиняли. — Растянув губы в улыбке, злорадно отвечал Тед, и, вернув себе контроль над собой и ситуацией, вальяжно опустился на кровать и развёл руки в стороны, засмеявшись: — Я чудовище в теле принца. Кто ещё может похвастаться этим? Боб оценивающе опустил уголки губ, закрыл за собой дверь и прошёл вглубь комнаты, опускаясь на стул напортив Теда, и также легко ответил, не без цели принизить эго маньяка: — Возможно, тот, на кого мы охотимся. — О… — Тед театрально приложил руку к сердцу, маскируя за цинизмом лёгкий укол обиды. — Как больно. Но, как бы то ни было, — он цокнул языком, признавая очевидное: — Ты прав. Вероятнее всего, мы ищем очень необычный типаж — богатенький ублюдыш. Мы-то все не от хорошей жизни скатились на дно преступного общества, а вот он… Не скатился. — Поэтому я здесь. — Роберт вжал голову в плечи, прислушиваясь к звукам за дверью. Всё было тихо, поэтому он чуть наклонился вперёд, серьёзно посмотрев на Банди. — Я не могу использовать твои слова как авторитетные. Шеф не признает, что его психологические портреты уступают твоим, так что я скован, хотя и без наручников. — Он ухмыльнулся. Прищурился, поправив очки на переносице. Заметил, как Тед разглядывал его шею, скрывая самодовольный взгляд от этих замаскированных комплиментов Кеппела. Но это было правдой. — Убери этот самоуверенный вид, Банди. Нарушаешь субординацию. — Кто бы говорил о субординации. Я без трусов, вообще-то, — отшутился он, и они оба тихо посмеялись. Это было по меньшей мере странно, но Бобу нравилось их взаимодействие, граничащее между призрачным доверием и глубоким уважением, внешне проявляющихся как интеллектуальная и саркастичная борьба. — Но, не часто услышишь такое от агента ФБР. Есть что-то ещё, да? — Да. Личная просьба. Не заставляй меня пожалеть о своём решении. Не хочу оттирать твои мозги со своих ботинок, если выйдешь из-под контроля. — Если уж выражаться доступно, то на понятном убийце языке. А у Банди почти что перехватило дыхание от стали в голосе детектива, но он прищурился и упёрся ладонями в матрас за своей спиной. Да, немного протеста в позе, но смириться придётся. — Сейчас бы говорить такое после того, как привёл под бок девчонку моего типажа, да, Боб? Безусловно, это был факт, который был очевиден всем. Кеппел хотел бы оправдаться, сказать, что это не его решение и не его приказ, и что изначально был против, но ведь это не профессионально. Это унижение всего отдела ФБР и неуважение к полиции, так что ответственность он берёт на себя. К чёрту чужие решения. Он взялся за это дело и он держит ответственность за безопасность всех членов команды. Он и так сказал Теду больше, чем должен был. Просто потому, что знал, какое именно воздействие психологического толка заставит Банди играть по его правилам. Даже если для этого пришлось немного прогнуться, наступить на горло своей гордости, и возвести в ранг едва ли не гения врага всей общественности. И свидетелями этого разговора стали лишь безмолвные стены комнаты. Впрочем, им нужно было ещё о некоторых вещах этого дела договориться, в обмен на возможность ходить по дому без наручников. Так что, когда Банди, после окутавшей его дрёмы, спустя несколько часов спустился обратно в гостиную, то застал следующую картину: склонившийся над бумагами и папками Кеппел за освещённой настольной лампой столом, в обычной майке-поло и с неидеальной причёской (слишком непривычно), Райхерт, уплетающий спагетти на кухне, Эми и Билли, сидящие по разные стороны дивана, но соприкасающиеся коленями (он отметил также, что на Тигрице уже не было повседневной одежды, но был надет плотный халат на молнии), смотрели какую-то передачу по телевизору, и Джеффри, также без наручников, на кресле рядом, но с книжкой в руках и стаканом на подлокотнике (виски, серьёзно?). Оценив расстановку фигур, Тед выбрал присоединиться к компании, что успела образовать подобие коалиции. Он прошёл мимо телевизора, перекрыв картинку, затем чуть ближе к ним, засунув руки в карманы брюк. — Я вам не помешал? — Кашлянув в кулак, с иронией спросил Тед. — Ну так, самую малость. — Ответила Эми и саркастично улыбнулась. Он по-змеиному прищурился, оценивая девчонку на предмет страха. Оценить её было сложно. По Билли было более понятно, что он с опаской отодвигается к спинке дивана. Тигрица отвела взгляд в область его груди, не желая смотреть в глаза. Первое правило выживания — не смотри в глаза террористу. Ну, или убийце. Тед уловил её неуверенность. Сделал пару шагов навстречу и присел на подлокотник рядом с ней. Нагло нарушая личное пространство. — Неплохо дерёшься. — Сомнительный комплимент, но ей он не пришёлся по душе. Как и компания Банди в целом. Эми понимала, что вызывает его интерес не просто так. Где-то там, на дне его чёрных зрачков, крылась пассивная агрессия. — Можно проверить реакцию? И он замахнулся, но не ударил; девушка рефлекторно увернулась от траектории его удара, и агрессивно стрельнула глазами. Её едва не вырвавшийся мат перекрыл голос Миллигана: — Что ты делаешь?! — Взволнованно поднял голос молодой человек, чем привлёк внимание детективов. Вмешиваться пока не было причин, но наблюдение необходимо. Для того, чтобы знать, как эти люди будут пытаться взаимодействовать друг с другом, будучи ограниченными в действиях. — А вот и птенец заговорил. Здравствуй, я Теодор. — Невозмутимо продолжил он, и хотел было протянуть руку, но одёрнул себя и устроил её на колене. Своём. Ухмылка не сходила с его губ, и это начинало бесить. — Ты прости, милая, но я тут наслышан, что у твоего друга есть личность… весьма агрессивная. Рейджен? Билли и бровью не повёл, но и не проявил никакого интереса к его провокациям. Пока что. Ему было нечего бояться — так ведь? С ним Тед не пойдёт в агрессию, но Билли бросил взгляд на Пэмберли, не отводившую взгляда от фигуры убийцы, и эта коммуникация между ними совсем ему не понравилась. Потому что бить девочек — плохо. Билли и все его личности должны защищать женщин, и Банди представлял угрозу здесь и сейчас, а, значит, требовалось много сил, чтобы подавить бунт в своей черепной коробке. — Мне просто интересно. — Банди развёл руками, не теряя артистичности. — Люблю психологию. У тебя очень увлекательный случай, мы все тут были бы рады послушать. Или посмотреть. — Он сощурился, не меняя нажима в своём тоне. Когда Банди решает получить своё — его не остановить. Он отметил реакцию Билли на его агрессию к девчонке, но это был козырь, который не нужно было использовать в самом начале. Хотя дело шло к именно этому. — Что ты пристал к нему? — Нахмурилась девушка, повернувшись к нему корпусом, прикрывая Миллигана своей спиной. Этим выпадом она портила планы Теда, но ещё больше его удивило то, что защита друг друга у этих едва знакомых людей проявлялась по отношению к нему особенно сильно. Что за нежности? Какая мерзость. — А то что ты мне сделаешь? — Он чуть согнул ноги в коленях, опускаясь до уровня её фарфорового личика, и ядовито улыбнулся. Райхерт был крупный, но и Тед никогда не был худым. Но Амелия казалась слишком маленькой и беззащитной, и он не знал, насколько иллюзорен этот вывод. Он вскинул брови, умиляясь её смелости, и саркастично ответил: — Не советую проверять. Здесь собрались люди, не обижающие женщин. А я вот, обижаю. И он сделал. На свой страх и риск, по велению инстинктов, он сделал это: коснулся её лица ровно под скулой фалангой указательного пальца, как девчонки с панели, который ты говоришь о том, что она хорошенькая, а затем кончаешь на лицо. А она выбила его руку. Резко, напряжённым предплечьем, толкнула прямо в запястье, откидывая от себя подальше его грёбанные пальцы, и лицо ее исказилось гневом вперемешку со страхом. Второе он точно различил. Ещё когда он облизал её руку при встрече — мысль о её страхе не отпускала его. Он засмеялся в ответ на эту агрессию, удивлённо проследил за поднявшимся с места Миллиганом, готовым впрячься в назревающую потасовку, и засмеялся ещё громче. — Аутисты, наконец, подтянулись к вечеринке? — С насмешкой бросил Тед, всё ещё надеясь увидеть кого-нибудь из Миллиганов. — Выбрался из цепей — круто! Да ты пиздабол или псих, какого хрена ты в команде? Хочешь быть героем, так вылезай из панциря. Мы тут все — мастера наёбывать зал суда, но не прикрываемся биполярочкой. Он стоял напротив Тигрицы, преграждая ей выход, мешая даже встать на ноги, и это бесило её. Она, по сути, сама себя загнала в угол хитрыми манипуляциями Банди, и её вдруг ужаснула эта мысль — со всеми её умениями и силой, она попалась в ловушку и была скованна в границах сраного дивана и тела хладнокровного убийцы Теда Банди. Он был профессионалом. Учитель терял контроль над сигналами опасности, которые поступали из внешнего мира и заставляли тянуться к пятну взволнованных людей в его голове. Эти голоса в голове вовсю спорили с Учителем, кто должен забрать пятно. Амелия нашла способ выбраться: забралась с ногами на диван и поднялась над всеми, шагнула на подлокотник и спрыгнула в считанные секунды, и Теду теперь приходилось отвлекаться налево и направо. Он всё же выбрал подойти к ней. — Ты не представляешь, чем ему грозит потеря контроля. Он здесь не как силовик, не как пушечное мясо, а как оружие, которое может помочь, но не раньше нужного срока. — Говорила девушка, пытаясь сдержать раздражение. Теодор умилялся этим попыткам подавить гневливую манию, и так же знал, к чему вести свою речь. Он не доверял этим двум. Из всех присутствующих Банди доверял Джеффри Дамеру — по крайней мере, им было, о чём поговорить, и они не пытались казаться лучше, чем были на самом деле. Спелись? Вроде того. Но и эти двое спелись не меньше. — А вот я считаю, что он обманщик, а ты — хитрая сучка. Вы же оба из психушки? Не то, что я и Дамер. С нами-то всё понятно, вернёмся на свои места. — И это было главной причиной недоверия. Всего лишь в социальном статусе. Десоциализированное дно и пациенты психиатрички. Сбежать из второй куда проще. Теду хватило бы одного дня на побег, но этим людям пришлась по душе тактика выжидания. Таково было его мнение о ситуации. И ещё, совсем немного (ладно, очень!), ему хотелось конфликта. Стравить людей. Может, даже против себя. Его нутро вопило: «Я умру через несколько дней, я хочу чувствовать эту ёбанную жизнь сейчас»! И он знал, что копы не вмешаются, потому что им глубоко похуй на то, что четверо психопатов друг с другом сделают, лишь бы не дошло до крови. Иначе они не сработаются. В дикой природе нет места компромиссу, есть сила и выживание. Если Амелия была Тигрицей, то Тед Банди был бы ягуаром. Джеффри был волком с его взглядом и металлическим голосом, а Билли… Билли мог бы быть росомахой. Нужно было лишь подтолкнуть к этому. И единственный способ стоял перед ним безоружной в халате. Тигрица расхохоталась. Истерично, звонко, до колик в животике рассмеялась едва ли не в лицо Теду, и сказала: — Ты обвиняешь меня в плане побега или в недостаточно психованном поведении? Мальчик запутался в своих желаниях? — Насмешливо протянула она, согнув ногу в колене и отодвинув бедро в сторону. Теперь Тед начинал испытывать раздражение. У него уже горели руки от нарастающей агрессии. С тех самых пор, как увидел их, мирно сидящих перед теликом, и если бы не было копов, он бы с радостью подсел к Дамеру и предложил бы в полумраке этой хибарки разделить пополам добычу. Но Джеффри, в отличие от него, не проявлял никаких эмоций, отчего Банди было немного некомфортно: тот, кто мог бы понять его и, по-любому, понимал, но молчал, не проявлял интереса к происходящему, тянулся к очередной порции виски, с видом философа наблюдая за его перформансом. Единственный человек, которому не хватало драйва в той же степени — была девчонка, которую, по иронии судьбы, ему и приходилось провоцировать. — Ну же, девочка, где твои эмоции? Мы же кучка психов, а не гражданских, а ведём себя, как ёбанная корпорация «Тайна»! Эй, Велма, — он щёлкнул пальцами в сторону опешившего Джеффри, и резко поменял интонацию на кокетливую: — Ты не хочешь… стать поближе? Велма — потому что в очках и умник чёртов, сидит там, затаившись, в ожидании какой-нибудь латентной хуйни, потому что, ну, имеет самый высокий уровень хитрожопости из всех — его не спалили ещё в этой хитрости, потому что братья и сестра по крови, выдать Эстевеса будет не по понятиям. В его бы интересах стать поближе к коллективу. Им бы давно пора показать самих себя, чтобы понимать, с чем придётся работать. И какой подход искать друг к другу. Он заражал своим безумием. Тигрица пыталась держать себя в руках от подступающего гнева. И ещё: Теодор чертовски пугал её. Пугал настолько, что завораживал. И от этого сердце в пятки уходит, тело не может пошевелиться — то ли от страха, то ли от онемения, то ли от того, что она забыла, что можно двигаться в принципе. Этот магнетический голос и плавные движения — туда-сюда — будто маятник, будто ползущая изгибами змея, прекрасная и ужасная одновременно, заставили ее отключиться на пару мгновений и забыть о себе. Но Банди продолжил, пользуясь оцепенением, которое каждый раз выдавали… все, все кто сталкивался с ним и его бесперебойной харизмой: — Так и будем жаться по углам или покажем друг другу, кто мы такие? Как кучка лицемеров. Ну, Тигрица, выпусти когти. — С мерзкой ухмылкой на красивом лице он чуть подался к ней. — Я ведь убийца. Запугивал и убивал и не таких крошек. Покажешь своё кунг-фу с реальным ублюдком? Ты ведь не выстоишь против маньяка. Девчонки безобидны, пока нет причины. Подтолкнуть к действиям? — В его речи не было промежутков, которые можно было бы заполнить. Он забрасывал их фразами и провокациями, доёбываясь едва ли не до всех подряд, уводя всеобщее внимание от момента агрессии. Всё для того, чтобы, пользуясь её растерянностью и настороженностью других двоих, в самый внезапный момент наотмашь ударить по лицу. Воспользовавшись её потерей внимания, но рефлекторного блока руками от последующих ударов, он со скоростью змеи бросается на неё, валит на пол, держась руками за шею и сдавливая её. Не собираясь убивать, конечно, но с каждой секундой всё сложнее не поддаваться инстинктам. Она приходит в себя, плотно сжимая зубы, не обращая внимание на то, как из носа тонкой струйкой бежит кровь. Бытовое насилие? Ха-ха, блядь, она реально издаёт гаркающий булькающий смех под его ладонями, выбивая его из реальности. Все до неё вели себя странно, но никто не хохотал ему в лицо без попыток вырваться. Он ослабил хватку, не скрывая удивления на лице, растерянности. А затем получает удар коленом по паху, чуть сгибается от боли, и получает ещё один удар по голове от её лба. Их срывает. Уносит крышу с какую-нибудь далёкую страну Оз, потому что ей нравится — боже, как ей нравится, что он делает. Это напоминало её Тони и их поединки в постели. Но Тед не был её типажом. Она его не хотела. Но хотела его злость, только что самой для себя принять тот факт, что ей страшно, а оттого хочется драться дальше, доказывая себе, что не слабачка. Она легко увернулась от его руки и поймала бешеный взгляд. И ещё, наверное, ей так показалось, но ощутила его стояк от того, как сильно он прижимал её к полу, Эми понимала, что дело вовсе не в ней. Просто Тед Банди в своей стихии. Эта мысль стоила ей внимания, потому что он сумел перехватить её руки и блокировать над головой. Всё. Пропала. Кровь уже измазала её губы и размазалась по щеке, а ему захотелось больше. Больше красного на её белом лице и светлых волосах. Секунда, другая. Как вдруг за шкирку его, как котенка, оттаскивают с неё. Кеппел так вовремя, — думает Банди, и тоже едва не хохочет. Но очень быстро ловит взглядом то, что Боб стоит недалеко, держа руку наготове, и это не он отшвыривает его в сторону с такой лёгкостью, что Банди перелетает через диван, когда спотыкается о него. Глаза Миллигана светятся праведным гневом и он в два шага пересекает границу, опускаясь на колено перед убийцей и прижимая его одной левой к полу. Так легко, словно этот пятидесяти-с-лишним-килограммовый парень каждый день в зале жмёт по центнеру штанги. — Не трогать женщин, ясно тебе? — Сказал Билли с ужасным акцентом, а затем ослабил хватку и поднялся с пола, утягивая обмякшего Банди за собой. Ставит того на ноги и отходит обратно, на дистанцию. Руки вдруг начали дрожать, когда пятно вернулось к более стабильному человеку. Билли замкнулся, более не реагируя на вопросы Теда. Эми вытерла покрывалом лицо, убирая кровь. Но подсохшие пятна под носом не хотели уходить, и она, в принципе, отбросила попытки избавиться от них. Когда безумие отошло, тело изнутри начало подрагивать. Здравый ум одолевал её страхом, и Тигрице это не нравилось. Физическая боль не пугала её. Пугало то, что она оказалась не так уж и готова к нападению маньяка — и это разнилось с рэкетами и стачками с «бизнес-партнёрами», где она была вооружена или имела превосходство. Один на один с преступником она бы не выстояла — и Банди дал это понять. И это ударило её по самолюбию. — Не слишком ли много ты на себя берёшь, детка? Ты всего лишь пигалица, которая считает, что сможет дать отпор любому психу, но как только потеряешь бдительность и угодишь в лапы реальному ублюдку — струсишь! — Выплюнул Тед агрессивно, сделав угрожающие пару шагов. Нападать больше не собирался. Эми не пошевелилась, но и ничего не ответила ему, ожидая продолжение монолога. — Что, будешь говорить, что я не прав? Что ты, — далее он начал пародировать ее голос и мимику, — Достаточно чокнутая, столько плохих парней повидала, ой боже, я не поверю, что тебе ничуть не страшно! — Он поднял голос ещё на тон выше, когда почти поравнялся с ней, и все это время не сводил с неё крокодильего не мигающего взгляда. Пэмберли чуть вжала голову в плечи, продолжая мужественно стоять перед ним, ожидая финального выпада, а он определенно должен был последовать, Тед не оставляет своих жертв, не так просто, не так быстро, не так цельно. Он разрушает, неважно как, физически или морально, она готова к любому проявлению его уничижительности. Потому что он прав. Тысячу раз прав, и будь она проклята, если признается в этом, потому что она давно никому и ни в чем не признавалась. Он рявкнул: — Скажи правду! Скажи это! Она отозвалась моментально, с небольшим надрывом в голосе, и отскочила от Банди на шаг: — Да, чёрт подери, я напугана! Я напугана тобой, Тед! — Амелия замолкла, успокаивая дрожащую нижнюю губу, и посмотрела затравленным зверьком из-под ресниц, будто бы и так разницы в росте в несколько голов между ними не заметно, и увидела, какое удовлетворение принесло ему признание этого факта. Она дала ему несколько секунд триумфа, а затем выпрямила плечи и продолжила более спокойно: — Да, и это нормально. Ты жуткий, злой и неприятный, как бы ни притворялся милым для каких-либо целей. Не надо говорить мне, что я стараюсь выглядеть крутой, ты и сам это делаешь. Только знаешь что, Тед? — Она не сделала шаг вперёд, чтобы прессовать его, а, напротив, отошла от него в сторону, но не прервала зрительного контакта: — Ты не крутой. Опасный и жуткий, но не крутой. И я не крутая. Как никто из нас. Потому что крутые не попадают за решетку, крутых оттуда вызволяют. И как бы ты ни равнял меня с другими женщинами, но я все же отличаюсь. Большие и страшные дяди могут пугать меня, но им меня не запугать. И не сломать. Он оторопел от ее речи. От нервного напряжения, вызванного раздражением, а не испугом, от честности, от ее отступления от него, когда он точно выводил на агрессивный выпад. Но больше всего Теда поразило то, как уверена Амелия была в том, что никто не сможет сломать ее. Его глаза на секунду сверкнули нездоровым блеском, когда он представил, каковы на звук ее рёбра и трахея, и как бы смотрелась голова в отдельности от тела. Он бы сломал ее. Он был уверен, что это возможно. Он мог бы даже месяцами держать ее в подвале и отрезать по кусочку плоти, чтобы она умирала медленно, чтобы крысы помогали в этих пытках, но тогда бы она сломалась. Так почему же… — Почему ты думаешь, что тебя не сломать? — Прошипел он, прищурившись. Сократил расстояние между ними, осмотрел ее сверху вниз и убрал светлые волосы за ухо, спустился рукой на шею и показательно обхватил ее своей рукой, которая сомкнула под собой большую часть окружности. Злобно посмотрел в ее глаза: — Это же так просто. Почему, Тигрица? Кеппел решил прервать этот фарс, не выдержав первым. Что за театральность, что за детский сад они тут развели! Это начало надоедать. — Банди, убери от неё руки! Я не буду повторять дважды! — Раздраженно, Боб достал пушку из кобуры и направил на Теда. Он недовольно повёл носом, но отпустил Амелию. Боб возмутился себе под нос, но достаточно слышно, чтобы пристыдить уголовников: — Лучше бы выбрали профессионалов в команду. От них больше толку. Все, что вы тут делаете — это собачитесь друг с другом. Тед взглянул на Кеппела с едва различимой обидой. И хотя совесть, которую детектив хотел пробудить, в этом случае дремала где-то глубоко и беспробудно, его слова совсем немного задели. Не профессионален. Недостаточно хорош. Банди. Удар по самолюбию. Он хотел было ответить, но Амелия вновь перетянула его внимание на себя: — Почему меня прозвали Тигрицей или почему меня не сломать? На что ты хочешь знать ответ? — Слова Кеппела и на неё подействовали отрезвляюще, даже больше, чем на кого-либо. Поэтому Эми спрятала обиду и неуместную эмоциональность от провокации Теда, и задала ему вопросы гораздо спокойнее своей обычной интонации. Банди помедлил немного, обдумывая решение, но выбрал сразу оба варианта. Какое-то глупое прозвище, на его взгляд, за что можно было получить его? За дрессировку животных в прошлом? Пластику тела? Эми смерила его циничным взглядом, будто бы перед ней стоял какой-то обыватель, который заплатил за шоу и хочет увидеть феерию. Но она решает, что будет дальше. Шоу будет продолжаться. Никто не разочаруется. Кроме неё. И все же, Тигрица отступает назад от присутствующих, создавая импровизированную арену для себя и для обзора зрителям. Да уж, ну и колоритная публика. Но несмотря на то, что смотреть она позволяет каждому, это шоу только для него. Эми взглянула на Теда все с той же циничной ухмылкой, когда потянулась к молнии на халате, медленно потянула ее вниз, чуть приоткрывая контур кружевного чёрного белья на контрасте с бледной белой кожей. Тед не сдержал напряжённого вздоха и голодного взгляда. Столько месяцев в тюрьме, с голодом до убийств и насилия, без женщин, кроме тех, что на страницах криминальных сводок; а он мужчина, довольно молодой и половозрелый, и его мозг хочет секса едва ли не больше, чем его тело. Это нормально. Это здоровая реакция. Нездоровая реакция — это проскочившие желание наброситься на неё, сжав в кулаке ее белые завитые локоны, припечатать к стене, не давая возможности к побегу, и даже не снимая трусов, просто отодвигая их на ней в сторону, трахать до потери сознания, до тех пор, пока волосы не останутся на его руке вместе с частью кожи ее головы. Но он сдерживает себя очень хорошо — он ведь профессионал, верно? Гребанный профессионал. Он не знал, что Пэмберли задумала, зачем раздевалась, ее мотивы не прозрачны, он ожидал увидеть… да черт его знает. Он не думал об этом, потому что той полоски оголенной кожи от расстёгнутой молнии хватило для того, чтобы завладеть его вниманием, его интересом, его нездоровой страстью, чтобы перещелкнуть тумблер в его голове на режим «похоть», которую он доселе гасил в себе при виде неё, в наручниках завалившую на стол громилу Райхерта. Он отлично справлялся. До этой минуты. Тед хотел видеть ее голой, а ещё лучше, спящей и голой, ведь так она больше походит на мертвую, и если бы он разбудил ее, признавшуюся в страхе перед ним, и начал бить, то, конечно, он бы мог ее даже не насиловать — из-за времени в заключении он кончил бы на неё, просто чтобы пометить оскверненную территорию. А сейчас он ощущал себя как в начале своего пути, когда подглядывал за девушками через окна и дрочил на них, в страхе быть обнаруженным. И был зол, когда становился обнаруженным. Но Амелия медлила, то ли назло, в отместку, то ли справляясь со своими демонами… Но когда она взялась руками за края халата, чтобы развесим их в стороны и скинуть себе под ноги, все эти мысли из его головы разлетелась стаей перепуганных птиц, когда под тканью, вопреки фантазиям и привычным ожиданиям, оказалось фигуристое тело с оливково-бледной кожей. Под кружевом бюстгальтера виднелся отвратительно-жирный шрам, а по боку, цепляя спину и бедро, тянулся тигр с вытянутой лапой. Лапа его, огибая рёбра, задевала другие шрамы, мелкие и не очень, сбоку от пупка. Красивая женщина с идеальными пропорциями, гибкостью гимнастки и грацией кошки, была исполосована шрамами. Теодор онемел, уронив челюсть, двинулся к ней, обходя по кругу. Оглядел татуированного тигра, другие шрамы на спине, но не решил коснуться рукой. Снова вернулся к ее лицу и замер в нерешительности сказать хоть слово. Дамер и Миллиган, сидевшие в креслах поодаль остальных, переглянулись между собой, также поражённые увиденным, как и детективы, озвучившие вставший ребром и не озвученный доселе вопрос о происхождении… всего этого. Нет, не все ее тело было изуродовано. Четыре шрама под лапой тигра, один под грудью и три рубцовых шрама у бедра. Шрам от кесарева сечения под животом. Пирсинг в пупке. У девчонки с самоиронией полный порядок. На спине две полосы, как он ударов плетью или вроде того; и тонкие длинные шрамы-царапины. На руке шрамики от когтей были заметны сразу, но они не были интересны, как эти. Амелия загадочно, но грустно улыбнулась, выдержав драматическую паузу, но начала свой ответ: — Всю сознательную жизнь я провела в цирке. С детства занималась гимнастикой, акробатикой, пока на выступлениях меня не заметил импресарио цирка. — Она только начала свой спокойный и хладнокровный рассказ, но Боб Кеппел уже догадался, о каком начальнике цирка идёт речь. И что, возможно, Амелия признаётся в чём-то, что прояснит пробелы в ее досье. — Мама подписала контракт. Мне было восемь. Отца я не знала, он то ли умер, то ли бросил нас, но это уже не важно. Когда ее не стало, мне было тринадцать. Я не смогла выступить хорошо, упала на одном из номеров, и сломала ногу. Он был зол. Тед замолчал. Он не прерывал её рассказ, был напряжён — это было заметно по лицу. Ничего подобного он и не ожидал услышать. Ему ещё не попадались настолько сильные духом женщины. Женщины, которые понимали, что такое боль. Как он понимал на себе, что значит, жить с болью. — В четырнадцать он впервые поднял на меня руку. И кнут. Ему просто нравилось быть жестоким, а у меня не было никого кроме себя. Не знаю, как он получил опеку надо мной, но я не могла никуда податься. Как и пожаловаться. У меня больше не получалось быть акробаткой, так что я примкнула к дрессировщикам. Стала тренировать тигров. На пятнадцатый день рождения я получила от него подарок. Бухой приёмный папаша с ревностью к клоуну, и принцесса изнасилована после попытки избежать ударов. Этот урод был богат, а цирк не простым: побочный бизнес мафии, картель кокаина и героина. Почти все цирковые торчали на амфетаминах, и это было добровольное рабство. Пока на рынке не появился конкурент. — Её лицо на этой фразе впервые поплыло улыбкой, но все присутствующие в гостиной молча слушали её, не представляя, как можно было такое не заметить. Не прикрыть лавочку. Кеппела разрывало от несправедливости и бесчестия коллег, Тед не мог уложить в голове то, как она справилась со всем этим. Остальные же начали пить. Джеффри цинично воспользовался случаем, чтобы налить виски Миллигану, и добродушно протянуть ему стакан. За знакомство — и вообще. — Тогда я впервые встретила Антонио. Он влюбился без памяти, он был опасен, захотел забрать меня к себе — ну, знаешь, показать жизнь за пределами цирка. Мне было семнадцать, я не могла покинуть дом. Когда «папочка» узнал о том, что его Мальвина пытается сбежать, он был зол. Почему бы не изуродовать её тело? Тогда она не будет никому нужна и будет держать рот на замке. — Рассказ давался тяжело, с придыханием, и отчасти её дыхание выбивали прикосновения Теда. К её шрамам, тату. Он не смотрел на её глаза и тело. Любовался уродством, которое выглядело так привлекательно. Мёртвые участки кожи на живом человеке. — Как ты сбежала? — Подал голос Банди, наконец, сталкиваясь с ней взглядом. Не скрывая своего восхищения. Поймал её ухмылку. Вернее, этот оскал заметили все без исключения. Роберт подошёл чуть ближе к компании, в надежде, что вот сейчас — она признается в убийстве. Они же все знают, понимают, к чему идёт развязка. — О, я снова стала сиротой. Он пришёл ко мне, когда я была с тиграми — посмотреть, как я готова к выступлению. А я не закрыла клетку. Я призналась, что заболела перед выступлением, он снова разозлился. Мои детки тоже. Потом я вспомнила, что не кормила их три дня. И они его сожрали. — Ты видела это? — Осторожно спросил Тед. — Видела, как они делали это? Эми кивнула, и едва не отпрыгнула от того, что Теодор начал опускаться на колени перед ней. Тихо хохоча, водил пальцами по шрамам и татуировкам, смотрел снизу вверх, будто бы спрашивая разрешения. И, видя, что она не против, провёл языком по шраму. И ещё одному. Это были не поцелуи, не грубость — чистое обожание увечий, дыхание смерти, разившее от неё, и эта татуировка, сделанная уже после желанного побега. Сколько боли. Сколько она терпела движения иглы, вырезающей на теле произведение искусства. — Не всегда то зло, что сидит в тюрьмах. — Обернулась Амелия к Кеппелу, грустно скользнув взглядом по его страдальческой фигуре. Она сделала шаг назад, отходя от Банди, и тот проводил её взглядом, принимающим равного себе больного ублюдка, и без слов потребовал дать ему бутылку с виски. Эми надела халат и отрезала: — Многие ограничиваются домашним насилием, а кто-то слишком силён, чтобы остаться безнаказанным в рамках уголовной системы США. Когда она отошла в тень и уселась обратно на диван, подтянув за собой ноги, молчание нарушил Билли, впервые заговорив о себе: — К сожалению, она права. Серийные убийцы во многом лучше, чем уроды, живущие с тобой под одной крышей. — Алкоголь ослабил его внимание. Он всегда ослаблял контроль, так что Учитель больше не занимал пятно. Это был Томми, иногда вклинивался Аллен, но разница была незаметна, их часто путали между собой. Но эти двое были наиболее открыты к контакту и разговору с людьми. И могли без стеснения рассказать о прошлом. Алкоголь раскрывал Билли Миллигана, впечатлённого историей Тигрицы Амелии. — У Билли был отчим, который его ненавидел. Из всех детей в этой семье ненавидел Билли больше всего. Обижал мать, когда напивался. Но когда Билли было восемь, Челмер связал его в сарае и изнасиловал, так и появились первые личности. Окей. Теперь Джеффри был заинтересован в этой истории больше. Он покосился на Билли, не меняя позы, просто начал слушать более внимательно. Изнасилование в детском возрасте ублюдком отчимом. Слишком много женственных черт в этом парне. Дамер был почти уверен, что Миллиган боится мужчин и геев, но это лишь подстегнуло интерес. Потому что Дамер знал кое-что ещё, о чём пока не спрашивал. Ждал момента и втирался в доверие, чтобы не спугнуть. Почувствовав себя в безопасности, Билли занял пятно и продолжил, но перемена в интонации при смене личности была заметна: — В четырнадцать я стоял над ним с ножом, вернее, стояла Эйприл. Она убедила Рейджена убить Чалмера, а Артур, вызвав Кристин, самую маленькую из нас, смог уговорить Рейджена не совершать убийство. Мама привела меня в себя, а я не понимал, почему у меня нож в руках. Так я смирился с тем, что внутри меня кто-то ещё. Последнее, что я помнил до недавнего лечения — как я собрался покончить жизнь самоубийством в шестнадцать. Тогда личности меня «усыпили». Но, я в целом, веду к тому, что зло остаётся безнаказанным. И многие чудовища не выходят на улицы убивать, они просто превращают твою жизнь в ад. И жизнь твоих близких. И вы ничего не можете с этим сделать, потому что у большинства возникает «стокгольмский синдром». Эта речь произвела впечатление. Все они были подвергнуты насилию со стороны старших. Банди, с воспоминаниями о жестоком деде и ночах в жуткой кладовке, Эми, Билли. Дамер не признавался в изнасиловании со стороны соседа, о котором заявил однажды отец. И почему он не мог пересилить себя, чтобы признать это, было загадкой даже для него. Может, психика закрыла этот эпизод, о котором он почти ничего не помнил. Но жизнь тоже не давала ему поблажек, хотя изначально, страданий у него было явно меньше. Джеффри просто был болен. У него не было причин становиться таким. Не было причин консервировать своих любовников, отрезать члены и просверливать в голове дырки дрелью, чтобы заливать туда кислоту. Дамер молчал, потому что это было лучшее, что он мог сделать. Притворяться милым? Не привлекать к себе внимания? Это получалось у него лучше всего. В этом ему не было равных. Кроме, может быть, не пойманного «Речного убийцы», с упоминания которого так триггерит Теда Банди. Просто потому, что тот понимает мотивы и догадывается, кто это может быть, и что этот глупый маньяк с тупорылым везением, в отличие от него, не пойман. К слову, о Банди. Он громко поставил бутылку на стол. Облизал губы, убирая капли виски, и весело заметил: — То есть, после всего вот этого, ты… изнасиловал трёх девушек? — Не я… это был другой человек. — Наивно оправдался Билли. Тед не стал его даже дослушивать, нагло перебил, оборнувшись корпусом к Кеппелу, и саркастично протянул: — О, Боб, а ты мне втирал, чтоб я за себя отвечал. А, может, у меня биполярочка? Билли недовольно хмыкнул: — Это не смешно. Я… Даже если преступление и произошло… — Нет, Билл, ты не понял вопрос. — Банди спокойно приподнял ладони, чтоб потом удивлённо развести их в стороны: — После таких травм, всё! , что ты сделал — это изнасиловал пару девушек? Дамер усмехнулся, сделал глоток виски, смотря куда-то в стену, сквозь Билли и Теда, сидящих в одном поле зрения, хотя и не рядом. У Дамера замечательный угол обзора, потому он сидел на своём месте, не меняя даже позы. — Вроде того. — Отрезал Билли, обняв колено руками. — Закрытая поза, малыш, тебе не стоит замыкаться… — С видом знатока человеческого поведения (собственно, почему нет?) отреагировал Банди. — Эй, «Психолог года», отвали от него! — Поморщилась Эми, запустив в Банди скомканную этикетку от шоколада, найденную на диване. Он удивлённо повернул голову на неё, внимая. Завладев его вниманием, Эми продолжила: — Этим он лучше нас всех тут, и 24 личности, которые оберегают психику, не делают его жестоким и деструктивным психопатом. — Ааа, по-твоему, я жестокий деструктивный социопат с сомнительным моральным компасом? — Тед почти обиженно вскинул брови, повёл плечами и занял жеманную позу, с наигранным видом оскорбленной невинности. — Я жертвовал на благотворительность, между прочим. Эми опустила уголки губ, признавая иронию. — О, да, это все меняет. Дева Мария будет просить о тебе Иисусу… Джеффри усмехнулся, выпрямив ноги в кресле, занял очень свободную и пошлою позу. Ему было наплевать на то, как это выглядело. Виски размазывало, расслабляло. Дамер был слаб до алкоголя. Дамер любил прибухнуть, а затем говорить странные инсайтовые вещи, которые никогда бы никому не доверил. Только трупам. Но мысль, что он единственный максимальный уёбок из присутствующих, всё ещё не толкала его на признания и откровения о себе. Джеффри знал, что он неприятный. Боб Кеппел тоже знал это. Знал ли это Миллиган, когда опускался на стул рядом с ним, потому что все остальные места были заняты, а уходить отчего-то не хотелось? Вечер обещал быть долгим. Все четверо, по крайней мере, больше чем наполовину, были открыты к тому, что общаться друг с другом, а не искать поводы для конфликта. Так что, Дамер повернулся к Билли, захмелевшим взглядом прошёлся по его профилю и слишком уж плавным и добрым чертам лица. И задал вопрос, который хотел озвучить уже около часа: — А правда ли, что одна из твоих личностей, ну… нетрадиционной ориентации? — Как можно деликатнее поинтересовался Джеффри, повернувшись корпусом к Билли. Их разделяли лишь два подлокотника. Билли от подобного вопроса вздрогнул, повёл плечами, будто прогоняя прочь неловкость и смущение, и ответил: — Ее зовут Адалана, и да, она по девочкам. Собственно, она и совершала эти изнасилования, поэтому сам я и не помню, понравилось ли мне… — он пожал плечами, но усмехнулся после следующей фразы: — Жертвы говорили, что я был весьма чутким. Джеффри слабо улыбнулся ему, скользнул взглядом по худощавой фигуре Миллигана, пока не поймал его растерянный, но светлый и глубокий взгляд, идущий будто бы изнутри. Если у него и впрямь такой богатый внутренний мир, то Дамер клянётся себе, что с удовольствием проверил бы это на практике. — Ты гей? — Честно спросил Билли, будучи не таким осмысленным в вопросах тактичности. Хотя, если учесть, что хороших людей тут не было, то к чему распинаться? Однако Джеффри вёл себя цивилизованнее остальных, и с него можно было брать пример. Вероятно, Джеффри оценил это, поэтому ответил также просто и без сомнений: — Да. — А затем улыбнулся, чуть хищно, словно бы в ассоциациях давно укрепился в синонимах «гомо» и «убийство».