4 psychopats

Бывший агент ФБР в отставке, профессор в Вашингтонском университете, доктор философских наук и один из лучших криминалистов Америки – Роберт Дэвид Кеппел, мчался по пустым дорогам Пеннсильвании в Лайму, штат Огайо, с целью «завербовать» - так назвали эту операцию коллеги – последние кадры для расследования. Прямиком из Вашингтона, измученный и уставший, Роберт не переставал думать о деле. О том, как согласился и одобрил эту авантюру, чертовски опасную и непредсказуемую. Как идея собрать вместе опасных преступников дала новый оборот, отрезав пути назад. Ещё было не поздно всё отменить. Не поздно было сказать «нет». И если в Лайме ему запретят подключать к операции пациента психиатрического центра, то так будет правильно. Боб всей душой надеялся на это. Когда его попросили участвовать в поисках убийцы с Грин-ривер, Роберт Кеппел всячески старался избежать своего участия. Когда на его домашний адрес пришло письмо из «Блэкгейт» лично от Теда Банди, его жена чуть ли не сошла с ума, не заметив при этом, что муж её абсолютно и бесповоротно свихнулся в этот самый миг. Слетел с катушек, хоть и не показал этого всячески, поскольку на то, чтобы выкинуть из головы Теодора Роберта Банди и избавиться от этого влияния демонической харизмы, у него без малого ушло восемь лет. И вот теперь, когда, казалось бы, работа с Банди закончена и ему оставалось дожить всего-ничего; когда он признался ему в других четырёх своих убийствах, кошмару должен быть положен конец. Так казалось Роберту Кеппелу. Так он хотел думать, потому что Банди оставил свой след на его психике и мировосприятии, вывернув наизнанку всё привычное понимание вещей. Теперь Роберт видит всё иначе. Теперь он видит, как устроен мир и как устроена психика человека. Мыслить, как преступник – вот новое кредо Боба Кеппела, и проникновение в сознание убийцы означало теперь уход от себя настоящего и обращение к сущности, что сокрыта в каждом. К той хтонической сущности, которая позволяет видеть вещи шире, чем они кажутся под натиском морали и общественных норм. Это одновременно и дар, и проклятие – метаться между двумя огнями, вынужденный соответствовать системе и подавлять убийственную суть – такое себе занятие, если честно. Некоторым просто везёт. С этим стоило бы смириться, ведь некоторые люди просто творят всё, что хотят, а потом им чудом выпадает второй, третий, десятый шансы, а ты и после первого не можешь подняться со дна. Такое бывает. За таким примером не стоит даже далеко ходить – Теодор Банди был везучим сукиным сыном, который даже будучи на дне жизни и без шансов на успех всё равно ловил Фортуну за хвост и не отпускал мёртвой хваткой. Мёртвой – ну надо же, какой каламбур. Его должны были казнить через две недели. Об этом почти что в новостях объявили, да и разве что электрический стул ещё не протёрли для такого почётного гостя. У Теда Банди не было шансов. Из того капкана, в который он себя загнал, выхода попросту не было. И всё же… Всё же странные фокусы выдаёт жизнь. Он снова нужен полиции, и в этот раз едва ли он согласится участвовать в операции без каких-либо гарантий. Отмена смертной казни? Минус одно пожизненное? Этого будет мало, но это будет унижением всего правопорядка США и работы полиции в частности. Пятно на репутации, которое не смыть годами; плевок в лицо обществу, которое желало ему самой гадкой смерти. Где-то в глубине души Боб догадывался, что исход операции предопределён в любом случае. Правительство не позволит этим людям выйти из игры победителями. Он ещё много думает о прошедшем дне и о беседах, каждая из которых прокручивается в голове детектива, как плёнка в магнитофоне по кругу. Роберт почти не обращает внимание на прекраснейший закат за окнами машины, устремляясь только вперёд. У коробки передач стоит стакан кофе с круглосуточной заправки, на переднем сидении стопка бумаг и фотографий. Он периодически поглядывает на них, пытаясь выстроить будущий план действий. И вспоминает встречу с начальством, что закончилась пару часов назад. С начальством, которое отправило его в новый штат на переговоры с новыми участниками расследования, будто бы не осталось в США ни одного нормального детектива. Роберт до сих пор чувствует себя нервным, хотя кофе и помог заглушить тревоги и волнения. В голове всё ещё звучал беспрекословный тон в голосе Джеймса Фэйрчальда, что рассказывал ему о новых деталях и изменениях в деле… Роберт остановил машину на светофоре, взял в руки файл с прикреплённой фотографией молодой блондинки в верхнем углу. – Амелия Гиллис. Более известна, как Тигрица. Красотка, в списке ФБР значащаяся не иначе как «особо опасна». – Фэйрчайлд бросает на стол новую папку, чуть меньше чем предыдущие, на развороте которой досье на молодую и довольно привлекательную блондинку. – Что же она сделала? – Кеппел скептически поднимает бровь. Он не слышал о ней раньше, так как специализировался на серийных убийцах. Амелия таковой не была, хотя имя это для него звучало очень знакомо. – Прострелила голову своему парню из дробовика. И другие мелочи, читай. – Пауза, выдержанная в лучших комедийных фильмах, ещё бы звуки сверчков на заднем плане, и точно было бы максимально комично. После досье Банди и Джеффа, увидеть «особо опасную» девочку было… странно? Дико, скорее. Тем более за такое преступление. Боб неуверенно тянет руку к досье заключённой, недоверчиво смотря на Фэйрчайлда, у которого глаза горят каким-то нездоровым блеском. Разговор об Амелии его явно чем-то увлекает, хотя с такими внешними данными девушки это неудивительно. – У неё тоже пожизненное заключение? – Спрашивает Боб, пробегая глазами по первым страницам информации. – Да. В психушке. – Фэйрчайлд расползается в улыбке, говоря это. Сам же кивает головой на дело, мол, изучай, там много интересного. – Она в психиатрической лечебнице города Лаймы в компании гениальных чокнутых, которые признаны невменяемыми в преступлениях. Хотя сама она не выглядит страдающей за совершённое, нет сомнения: она на голову ушибленная. Социопатия, шизофрения, аффективное расстройство, депрессии... – И что же гениального в её почерке? - всё ещё не понимает Кеппел, замирая с фотографиями в руках и глядя на Фэйрчайлда. Название лечебницы что-то напоминает ему, но память отказывается выдавать образы. Да и есть вопросы более важные: – И почему ты решил выбрать её на это дело? – Не совсем гениальна, но… Мы же ищем серийного убийцу, который убивает не проституток и не студенток. Он убивает нагло и дерзко, под носом полиции, держит всех за идиотов и постоянно скрывается, никак не рассекречивая себя. Нам нужна красивая женщина, которая подходит под его аппетиты, которая разбирается в психологии и поведении, не чурается марать руки и славится своей жестокостью. У тебя есть другие варианты? А то Бонни Паркер мертва вот уже больше шестидесяти лет. Ехидная ухмылочка Фэйрчайлда отражается в стёклах очков Роберта Кеппела, и тот соглашается безмолвно, понимая, что не может с этим поспорить. Он даёт начальнику управления продолжить рассказ. – Амелия получила кличку Тигрица не просто так. Контрабандистка, бывшая циркачка и акробатка, дрессировщица тигров. Первым убийством была смерть зам.начальника цирка, который хотел изнасиловать её. У девочки проблемы с доверием к мужчинам и агрессия на сексуальные домогательства, но пользуется она своей красотой виртуозно… Пригласила придурка посмотреть на тренировку – и спустила на него зверя. Несчастный случай, вина не доказана, но ты и сам понимаешь, Боб… Фэйрчайлд харизматично дёргает бровями, подходя к самому интересному в рассказе. Роберт на мгновение открывает челюсть, рисуя в голове картинку преступлений и психологический портрет Амелии. Отчего-то внезапно улыбается и думает, что с такой своенравной сучкой будет сложнее, чем с Тедом. И что она вполне себе во вкусе Теда, который всенепременно попытается её убить. Шутка, конечно. Но и доля правды в этом, безусловно, имеется. – Затем вышла замуж за Джона Пемберли, гангстера и владельца картеля. – Продолжил Фейрчайлд. – Кажется, была им совершенно очарована и вдохновлена, разделяла все увлечения, взгляды, сходила с ума от новой жизни, торговала наркотой и выбивала с муженьком долги. Сама же танцевала и была локальной «примой», которую кому-либо запрещалось пальцем трогать. Врачи диагностировали «стокгольмский синдром». По всем уликам, убила своего новорожденного сына, но не смогла вспомнить никаких подробностей этого убийства и сам факт его совершения. Последнее будто обухом по голове приходится. Роберт смотрит на Фэйрчалда с откровенным непониманием и застывшим во взгляде шоком. Впрочем, он потупляет взгляд в пол и складывает фотографии в папку, аккуратно отставляя в сторону. Последний факт заставляет его засомневаться в своей лояльности. Блять. Начальство слишком сильно верит в его толерантность и человечность. Но комментировать тут нечего, ровно как и добавить что-то. Кеппел согласен с отобранной кандидатурой, но знает, что Фэйрчайлд припас в рукаве что-то ещё. – Она же не последняя в списке, верно? Кто ещё из «Лаймы» будет причастен к делу? – Спрашивает Роберт с внимательным прищуром, догадываясь, что ничего не может быть так просто. Что-то ему не понравится, но старина Джим об этом пока умалчивает. Боб вскидывает бровь в ожидании ответа. – Билли Миллиган. – Отвечает Фэйрчайлд, испытывая некоторую неуверенность и растерянность под взглядом Роберта Кеппела. Тот понимает, наконец, откуда слышал про эту больницу. Во взгляде Боба мгновенно закипает протест, но слова пока не приходят на ум. – Нет! И думать не смейте. Миллигана нельзя подвергать опасности. Тем более в компании этих ублюдков и... девчонки. – Боба распирает от негодования, и гнев вполне оправдан в той ситуации, которая уже выходила за рамки нормальности. Даже ругательство, слетевшее с уст интеллигентного и сдержанного мужчины, доказывало всю серьёзность положения с Билли Миллиганом. Легендарного человека вроде Билли посылать на заведомо опасное дело, где, вероятно, исход может быть летальным?! Все знают, что Кеппел может не согласиться на такое. Билли – наименее паршивый вариант из всех паршивых вариантов, предложенных для операции. Он просто отличался от всех остальных и не был преступником, который тяготел к убийствам и беспричинной жестокости. Скорее, он был жертвой и при всём уважении к его «талантам», его скорее можно было бы отнести к «мирному населению». – Послушай, Боб… Это необходимо. Я понимаю, ты против. Да всё медицинское общество против такого риска. Все, абсолютно все психиатры мира хотели бы поработать с Миллиганом и его «многочисленными умами», и в Лайме не отдадут его так просто. Но если он и впрямь так гениален, как о нём говорят, он будет только рад помочь. Обещаю, мы… Мы не будем задействовать его слишком близко к преступнику. – Да он будет рядом с двумя другими преступниками и одной сумасшедшей девкой! Такая себе безопасность, я скажу. – Боб парирует слова оппонента с небывалой жёсткостью и сарказмом. Вовсе не задумывается, что человек, на несколько рангов выше его, может просто отдать приказ. Впрочем, Кеппел может уйти также решительно, и ничего и никто его не остановит – это Фэйрчайлд тоже отлично знает. – Банди поставил условие… Чтобы участвовать в деле, он... Он требует, чтобы я был координатором операции. Но, Джеймс, я не хочу участвовать в этом. Я отошёл от дел. – Голос детектива смягчается, когда он на мгновение переводит тему в другое русло, также требующее внимания. Фэйрчайлд с удивлением смотрит на Кеппела, а затем потирает глаза большим и указательным пальцами правой руки, и говорит приглушённо, будто себе же в ладонь: – Боб, ты понимаешь, что это невозможно? Я не могу отстранить тебя от дел даже по твоему собственному желанию. Ты лучший, и у нас нет других вариантов. Ты – единственный, кто действительно нашёл подход к Теду Банди, и этот факт остаётся неизменным. Ты не можешь отказаться, потому что ты нам нужен. Ты нужен стране и, возможно, человечеству. И мне тоже. Роберт Кеппел внимательно смотрит сквозь линзы очков на начальника, по совместительству хорошего друга в прошлом, сейчас же удерживающийся в статусе приятеля. Его взгляд – отчасти страдальческий, отчасти полный безысходности, отчасти грустный. Действительно, выбора у него нет. Если в деле не будет Банди, оно заранее обречено на провал. Из всех четырёх претендентов на роль локального лидера подходит один только Банди – хотя Боб и не видел ещё Амелию, чтобы судить с уверенностью. И всё же, Теодор силён духом и обладает даром убеждения, он хороший психолог, но хреновый стратег. И всё с этой затеей не так, как должно быть, чёрт возьми; какие-то изъяны, проблемы, неурядицы… Роберт может не справиться с этим натиском, который могут оказать четверо психопатов, а рисковать собой и доверием своей семьи было слишком несправедливо. В конце концов, почему именно он, из тысячи американских копов и детективов, должен разгребать очередное дерьмо?.. Супруга, конечно, не довольна. Дети тоже, хотя и относятся понимающе. Мэри станет ругаться, угрожать разводом, если узнает про очередное дело с Банди. Бобу казалось иногда, что, будь её воля, она бы лично пристегнула его к электрическому стулу. Роберт не знает, почему не относит себя к числу этих желающих. И почему подсознательно того не хочет. В Огайо он останавливается в отеле и берёт для себя передышку на день. Не может пролежать без дела и пяти часов. Просыпается через четыре с половиной. Проблемы со сном уже несколько лет, но сейчас не в этом. Слишком взволнован, чрезвычайно много думает обо всём этом. Потому-то и решает не медлить и закончить быстрее с переговорами. Нужно приложить максимум усилий, чтобы оставить Билли Миллигана в больнице. Но, как становится известно, множественные личности идут на поправку, превращаясь в единое целое, и врачи на всех основаниях готовы выпустить его на свободу. После долгого разговора с главврачом Кеппелу стало абсолютно понятно одно – психиатры не в силах запретить Миллигану отказаться от участия в деле, поскольку признан «цельным» и без пяти минут оправданным судом. А это значило одно: Билли мог только сам согласиться или отказаться от участия в деле. Роберт вздохнул обречённо, поблагодарил главврача за содействие и попросил сопроводить его до палаты Билли Миллигана. Медсестра проводила до нужного этажа и двери, предупредила, что Билли – Роберта впечатлило, как трогательно отзывались о нём работники больницы, хотя сам относился к диагнозу знаменитого пациента скептически – в курсе их встречи. И оставила мужчин в неловком молчании посреди уютной комнаты, где Билли, со смешными усиками и аккуратно уложенными русыми волосами, тёплым взглядом и взволнованной позой, расположился как дома. Роберт снял шляпу и положил её на свободную кушетку, и поздоровался: – Здравствуйте, мистер Миллиган. – Добрый день, детектив. – Слабо улыбнувшись, поприветствовал в ответ Билли, и неуверенно сжал протянутую ему руку. Роберт старался не пялиться слишком сильно, чтобы не смутить или напугать Билли. Об особенностях некоторых его личностей, пускай и собранных воедино, был наслышан. – Спасибо, что согласились побеседовать со мной. Слышал, один известный писатель уже работал с вами за время пребывания в этом центре? – Да... Я рассказывал о себе и своей жизни, о моих... в общем, да, общение у меня было. Но чем я могу быть вам интересен? Я не нарушаю закон, не хочу никого обижать и... – Билли нервничал с каждой новой фразой, становился всё более похож на большого ребёнка, которого вызывали к директору в школе, и он не знает, будут ли его ругать. Боб заметил это волнение и поспешил прервать череду волнений: – О нет, нет, Билли, не думайте, что вы в чём-то виноваты. Наоборот! Я не связан с судом и полицией по вашим делам. Это интересует меня меньше всего. К тому же, я наслышан об успехах в терапии и ваших успехах. Признаюсь, ваша судьба теперь интересна всему миру. Как видите, в Вашингтоне о вас тоже говорят. – Кеппел улыбнулся, медленно проходя вглубь комнаты. Внимание Билли было сосредоточено на нём, и с каждым словом детектива, убеждающих его, что всё в порядке, мимика его менялась. По всей видимости, место в «пятне» занимал Учитель – личность, объединяющая всех других личностей воедино. – Не знаю, должно ли это меня радовать. Всё это внимание и ажиотаж... Пугают меня. – Честно признаётся Миллиган, засовывая руки в карманы. – Неудивительно. Не могли бы вы рассказать, как ваши ощущения и... кем вы себя ощущаете? – Как можно деликатнее поинтересовался Боб. Билли замялся, переминаясь с пятки на мысок и обратно, и потупил взгляд. – Я чувствую, что всё хорошо. Налаживается. Я – цельный, почти здоровый. Умею контролировать себя и людей. – Под определением «люди» он имел в виду своих личностей. – Скоро выйду на свободу, буду самостоятельным. Без присмотра и ограничений. Стану нормальной ячейкой общества. Я много чего умею, если вы об этом. – Роберт кивает, соглашаясь. Удивительно проницателен этот Билли. – Так что найду дело по душе, пожалуй. Хотите посмотреть мои работы? – Конечно. – Учтиво согласился Роберт, проследовав за непоседливым молодым человеком к стенду с рисунками и аппликациями. Действительно, он был талантлив. В его работах были видны различия: в стилистике, в выборе инструментов, размеров, тематике. И в почерке, конечно же. Почерк у Билли был разным. На каждую личность по почерку? Интересно. Но Боб наблюдал за его поведением: запуганный, нерешительный, скромный молодой мужчина с наивным взглядом. И сколько успел пережить... Когда Роберт читал его историю болезни и судимостей, заключения врачей, то был поражён. Миллиган был безобиднее тушканчика, но носил в себе человека по имени Рейджен. Рейджен Вадасковинич — югослав, зовущийся «хранителем ненависти». Коммунист, эксперт в оружии и боеприпасах, отвечал за физическую форму. Обладал чрезвычайной силой, благодаря тому, что знал как управлять потоком адреналина. Был так же и мошенник Аллен, и Томми, разбирающийся в электроприборах и бомбах. Если Роберт ничего не напутал. Но, кажется, именно эти личности, или особенности их, сохранившиеся в Билли, были нужны ФБР и пригодились бы расследованию. Но всё, что видел и слышал Роберт — это совершенно доброго, отзывчивого и талантливого творческого человека, что с детской непосредственностью рассказывал о своём пребывании здесь, друзьях и рисунках. — Билли, давай я объясню тебе причину нашей встречи. — Мягко перевёл тему Роберт и указал на стол со стульями. И только когда они уселись, и Билли уставился на него внимательным и живым взглядом, Кеппел продолжил: — Один нехороший человек творит ужасные дела в другом штате. Страдают люди, и полиция не может поймать этого человека. Он обводит нас вокруг пальца, неуловим и очень умён. Как бы мы ни пытались, нам не удаётся поймать его. И я хотел бы предложить тебе сотрудничество, так как тебя скоро выписывают. — Роберт сложил руки на столе, переплетя пальцы в замок. Билли слушал, не перебивая. Пожалуй, первый из всех ненормальных, с кем приходилось общаться в последнее время. — Твои неординарные способности и умения могли бы пригодиться в расследовании. Конечно, я не могу рисковать тобой и использовать наживкой. Этого и в мыслях не было. Ты волен выбирать степень участия в этом деле, и советы или, возможно, какие-то мысли, которые помогут поймать его, ты выскажешь, чем поможешь мне и ФБР. И погибшим по вине этого человека девушкам. Кеппел помнил важную деталь о правилах жизни множественных личностей Билли: каждая личность должна была защищать женщин и детей, если была возможность. Миллиган мгновенно изменился в лице и позе, выпрямив спину и посмотрев серьёзно и с переживанием. — То есть, я могу принять участие в расследовании... убийств? — Вымученно и с отвращением произнёс Билли, демонстрируя пацифизм. Продолжил: — Это опасно? — Зависит от того, что будешь делать. Некоторые твои личности... Как я прочитал о них. Они могли бы многое. Но и другие, более спокойные и пацифичные, просто могли бы подумать и, может, составить детали портрета этого убийцы. — Понял вас. Ну... Я едва выпишусь, как ввяжусь в дело, связанное с убийствами, судя по всему, серийными? Если об этом узнают газетчики и репортёры, они могут придумать всякого... Я стану плохим для всех. Они обижают меня. Не принимают. Здесь, на улицах, меня даже не выпускают гулять одного, потому что жители обеспокоены. Боб видел, как тяжело Билли даётся рассказ о своей жизни. И этот одновременно сильный и слабый мужчина, не отнекивается от участия в деле и готов помочь. Даже рискуя своей репутацией. Меньше всего на свете Кеппел хотел рисковать безопасностью и репутацией Билли Миллигана. На руку было другое: — Сочувствую тебе, Билли. Поэтому я и рассказываю тебе о рисках, чтобы ты сам решил. Потому что не хочу подставлять тебя. Ты заслуживаешь нормальной жизни, а я уже втягиваю тебя в какие-то авантюры, хотя ты ещё и не вышел из больницы. — Боб дружественно улыбнулся, и Билли расслабился ещё больше. Боб был ему приятен, хотя Миллиган и боялся полицейских и мужчин в целом. — Но дело будет в другом штате. Там, где тебя явно не знают в лицо. Можешь использовать любое из имён или вообще никакое. Ты не будешь числиться в отчётах или рапортах. Будешь гражданским под охраной ФБР. Я гарантирую тебе безопасность и неприкосновенность. Глаза Билли засияли. Он улыбнулся, взволнованно поёрзал на стуле, и неловко кивнул. — Правда, есть одна деталь. Я не могу сообщить о ней сейчас. Возможно, она напугает тебя. У тебя будут коллеги. Что-то вроде отряда неординарных людей, связанных с криминальным миром, которые тоже подключены к делу. Но тебя, Билли, никто не обидит. Даже если попытаются. — Это... плохие люди, верно? — Чутко откликнулся Билли, прикусив губу. Он понимал контекст. Роберт многозначительно моргнул и настроился на то, что Миллиган даст отрицательный ответ. Травмировать его знакомством с подобными Дамеру и Банди личностями не хотелось. Роберт понял, что симпатизирует Билли. Он внушал доверие и немного жалости. Он вёл себя немного детски, и Бобу показалось, что за столь короткое время общения он проникся к нему отцовскими чувствами. В конце концов, Роберт был отцом. — Если так, то... Я помогу. Чем смогу, помогу. Но для начала нужно выйти отсюда. Это будет хорошим опытом для моей социализации. Я вам доверяю, детектив Кеппел. Где-то на задворках души сознание Роберта Кеппела разбилось на неравные части от этого согласия. Билли Миллиган согласился участвовать в эксперименте, который может разбить его снова. Кеппел понимал, что не сделал для предотвращения этого недостаточно. Прикрыл глаза, справляясь с разочарованием, и посмотрел на Билли ободряюще. Смелый и самоотверженный молодой человек. Не заслуживает и минуты в обществе цирка уродов.