Остаёмся зимовать

Те же знакомые люди, Все те же портреты на фоне А мне хочется новых прелюдий, Хочется новых симфоний

Развалины пустующего замка у Драконьей Скалы пахли тёмными тварями. Блум не считала себя свободной от предрассудков – во всяком случае, сегодня, когда она была уже (почти) изменившаяся. Между ней нынешней и прошлой были вечность, плюс-минус сотня дней пробуждения, но истинной свободы от прежнего разума и ощущения мира она ещё не обрела. И ничего не могла с собою поделать: Драконья Скала - как планета Хранителей Пламени Домино имела тысячу и одно место, посвящённое Дракону, и даже самый захудалый городишко мог гордиться чем-то, что давало ему возможность приблизиться к престолу Сотворителя, - пахла тёмными тварями. Блум понимала: не всякий светлый (маг-фея-эльф – вариации бесконечны) может быть действительно светел и добр, не каждый зооморф – грязное животное, и не каждая ведьма душой чернее обугленного дерева, и общепринятое у фей мнение возмущало её до глубины... души. Если только то кровавое, горечью и ядом истекающее и полнящееся мёдом неправильной и больной любви, что было у неё вместо источника бессмертия, можно было назвать настоящей душой. Но ничего с собой и с окружающим мнением поделать не могла. И скала, и дворец источали запах тьмы. Это был совершенно особый запах – смесь пепла, гниющего мяса и острых специй, вроде алого Солярийского перца, который вызывал смерть при превышении дозировки из трёх горошин на полный котёл, и чего-то вроде хитиновой кислинки, как от огромного гриба или мокнущего панциря столь же огромного жука. Запах плыл в воздухе сизым пеплом и снег вокруг на многие мили чернел и опадал. Блум дышала на жаром и кровью истекающие ладони и пробовала запах на вкус – как змея перекатывала ощущение тлена и грязи на языке. Блум не видела ледяных закоулков Преисподни, в которой правил сын Дракона – Сумеречный Феникс, бывший изначально светом, и познавший тьму, но предполагала, что там примерно то же самое. Велик Дракон, и чудны деяния его, иначе и не скажешь... Блум прошла пару шагов по обледенелой земле и едва не слетела вниз по отвесной скале, опасно заскользив подошвами ботинок по гладкому. Кое-как обрела равновесие и выбралась на не покрытый льдом камень скалы, а потом в нерешительности оглянулась назад, на портал – может быть... Вернуться обратно в Магикс? Внутри неё – Дракон с золотыми очами и раскалённой чешуёй; она сосуд пустоты и греха, в котором пульсирует вечное пламя, и только вопрос времени, когда Тень над мирами обретёт плоть и кровь, из бесплотной угрозы став беспощадным вестником конца нынешней вселенной. И где бы не пряталась разгадка-ключ от творящегося вокруг – то разве только в планете, издревле хранившей наследие Дракона. Её забытая родина, её бессонные ночи и боль от утраты – Домино. И хотя Дафна с родителями уже изгнали холод и омертвелость с большей части планеты, тьма не сдаётся и не уходит лёгко. Ночь темнеет впереди... Небо чернеет – чего она не учла, так это разницы во времени. Досадное упущение. Но назад уже не повернуть: она всё же не столь сильна, чтобы раскрыть портал через половину вселенной. Но скоро – будет. Только лучше бы «не». Она начала медленно спускаться, цепляясь кровоточащими пальцами о выступы и впадины в скале и скорее нащупывая под ногами тропинку, нежели видя её. И всё время ощущая рядом бездну – как скользящую рядом смерть. Рука об руку с тьмою. Тень Блум пылала раскалено-багровым и казалась почти живой. Камень бился о железо. Железо билось о камень. Они острили друг друга. Блум прижималась щекой к холодной стене и слушала, как мерно бьётся изнутри... Словно удары волн о каменные груди скал, словно отзвуки далёкого боя, биение плоти под сводами ажурно-каменных рёбер-арок дворца, неугомонный стук, который эхом отдаётся в крови, её горькой, нечеловеческой уже крови. Блум дышала жаром и вдыхала пряности пополам с гнилью. Блум вспомнила взгляд Дафны – резко, внезапно выдернула из глубин памяти, что с каждым днём всё больше подводила её, взгляд сестры. Мутный, будто болотной ряской подёрнутый, взгляд. Дафна – дитя своего мира, где всюду, от полюса до полюса, пахнет морем. Соль... Тонкая белесая прослойка на безмятежных водах, в глубине которых скрывается тайна. И чудовища. О да, они стоят друг друга – две сестры, схожие как огонь и вода и единые в своей не-человечности. Блум нырнула в прореху в стене дворца и оказалась в липкой темноте. Железо. Камень. Пыль забилась под ногти и ударила по глазам, а ноги по колено провалились в ледяную – куда там всем горным родникам,ключам и речушкам! – воду. Холод продрал до шестого ребра, а потом Блум ощутила, как внутри заворочался Он. Вода вскипела и остыла в один миг, а по стенам зажглись без магии все оставшиеся светильники. Блум скрючилась, обхватывая руками живот, будто женщина, которую застали схватки, и заскулила побитой собакой. Боль рвала изнутри – будто в её утробе действительно двигался во сне ребёнок. Изо рта потекла кровь, и она начала захлёбываться в этой соли и в этом металле. Вода кипела, кожа на ногах краснела, обвариваясь, и мясо с костей сходило кусками с вареной плоти. И – ткани восстанавливались вновь, как будто ничего и не бывало. Она не кричала. Только хрипела, содрогаясь всем телом и выплёвывая последние остатки человеческой крови. Теперь красное сменилось золотым. Потом же всё затихло – даже боль. Тогда Блум услышала то, что звало её сюда всё это время. Голос, зовущий к себе. Всё в нём было: и мольба. И насмешка, и преклонение, и похотливый присвист. Он говорил: приди ко мне. «Приди в мой храм». Блум впилась ногтями в свой живот – упругий и твёрдый. Да... прийти в храм своего бога. В древний, разрушенный и осквернённый храм. Что звал её за сотни парсеков. Блум тихо рассмеялась и сказала: - Я иду. Жди, Дракон. Она знала: её услышат. И её услышали.