Остаёмся зимовать

Когда одряхлевшей старухе Покажется ядом живая слеза, Я знаю - прорвавшись сквозь синее небо, Над городом грянет гроза;

В ту ночь звёзды падали с неба и гасли, разлетаясь в мириады брызг о гладкие брони тварей тьмы, выползших на свет – и поглотивших его. И земля плясала под ногам, лишая опоры и поддержки, а над миром навис исполинский чернобокий кит, как хтоническое чудовище, отголосок того неимоверно древнего, что породило эти миры, и однажды поглотит их, чтобы воссоздать вселенную заново. А до тех пор – жизнь и тьма. Жала, щупальца, когти и клыки, хитиновые брони и костяные мечи. Ядовито-тёмная кровь из ран, чёрная кость, алая плоть. Воющий стон в тысячу глоток, единый разум, единый порыв. Лихорадка – близкая и родная ей, Блум, по последним неделям жизни. Жажда крови, боли, страсти. Расцарапать себе тело, вскрыть вены, изогнуться в агонии, ощутить желание жить. Быть самим желанием. Напиться им, насладиться им, обезуметь от него. Смять, сломать, поглотить. И не хватило бы жизни, чтобы искупить непрощённый самой себе грех. Блум шептала бессвязные слова молитвы, когда огонь потёк сквозь трещины в руках, и небо расцветилось заревом пожара. Воздух раскалился, земля запылала, а от визга тьмы потекла из ушей кровь, и звуки утонули в красном. Мир горел, горела душа Блум, горела её жизнь. Город умирал; земля пылала. Блум шла по улицам среди невыносимого жара, который даже не опалил ей волос. А тьма бежала, забыв о раненых, но всё ещё живых, испуганная и полумёртвая в своей не-жизни. Выманенная наружу изменениями в мире, и загнанная обратно тем, что было неизмеримо сильней её. А огонь изгнал врага – и затих, пожрав самого себя. Победил – уничтожив всё вокруг. Оставил ядовитую гарь, горький пепел и стынущую золу. И горячая земля под ногами. Даже небо обожглось об это пламя, а облака почернели перед приблизившейся из-за горизонта грозой. К Блум бросились из-за силовой завесы Лейла и Стелла, не помнящие себя от удивления и беспокойства за подругу. И было в их глазах нечто такое больное, отчего Блум сразу поняла: случилась беда. - Что с Айси? – спросила она, и подруги запнулись, остановленные в едином порыве её обнять. Переглянулись неуверенно. Айша удивлённо кашлянула, моргнула озадаченно, Стелла уставилась огромными глазами, а потом вцепилась Блум в плечи, начиная трясти: - Ты о чём вообще?! Голова Блум замоталась взад-вперёд, мир затрясся перед глазами вместе с костяным стуком серёжек в ушах, а всё звуки доносились как сквозь вату. Блум осторожно взяла Стеллу за запястья и отцепила её руки от себя. Стелла ойкнула. - Я спрашиваю, что случилось с Айси? - С ней всё нормально, - Айша оттеснила назад потирающую запястья Стеллу. – Почему она тебя так волнует? Блум удивлённо моргнула. Запрокинула голову к небу, взглянула на сплошную завесу облаков, надвигающихся на них неодолимой стеной, вновь посмотрела на подруг, не понимая вопроса. Потому что так надо. И всё. Ничего больше. Как объяснить то, что нельзя выразить простыми словами? И даже сложными?.. Блум пожала плечами и виновато улыбнулась. - Я не знаю, - сказала. – Тогда что случилось? Подруги переглянулись и обменялись встревоженными, сомневающимися взглядами. Как люди, которые знают нечто, способное разрушить жизнь дорогому и любимому человеку, но не хотят рассказывать об этом. Хотя это и раскроется рано или поздно. - Что случилось? – тихо спросила Блум. – Что? - Видишь ли, - Айша облизала губы. – Ты только не волнуйся... Но Скай получил ожоги, и сейчас находится в больнице. - Какой степени? – уточнила Блум, уже понимая, из-за кого это случилось. - Врачи говорят, что... – Айша запнулась, но продолжила: - Третьей. Когда ударил гром, мир содрогнулся от грохота. Когда хлестнул дождь – всё покрылось серой пеленой. Блум подняла руки к небу, чувствуя как вода смывает с её лица налетевшую сажу. В ту ночь звёзды падали с неба...