Главный ингредиент

Кен украдкой смотрит через плечо, пока нарезает овощи — Кроуфорд по-прежнему занят исключительно своими бумагами и совершенно не обращает внимания на молодого японца. Американец сосредоточен и удивительно спокоен — за идеально прозрачными стеклами дорогих очков его глаза цвета виски внимательно пробегают по строчкам каких-то наверняка важных деловых документов. Амстердам встретил не только хорошей погодой, но и внезапной передышкой для всей компании, летевшей из Лондона. По словам Шульдиха, между переговорами и очередными деловыми встречами у них внезапно появилось окно в расписании — и несколько дней они все могут выдохнуть свободно и заняться своими делами. И если Шульдих и Фарфарелло с радостью воспользовались этим изменением в расписании, стараясь не появляться в квартире раньше полуночи, то мистер Кроуфорд предпочитал все свободное время проводить за документами и звонками. И, по непонятным причинам, бизнесмен все эти дела делал на кухне, а не в своей комнате или гостиной. Кен снова бросает быстрый взгляд на своего нанимателя: после злополучной истории, случившейся в Лондоне, они толком не разговаривали — Брэд лишь еще раз отрывисто извинился, когда они садились в самолет. Но с того момента Кена начала одолевать легкая паранойя — постоянное присутствие американца заставляло прокручивать в голове всевозможные нелицеприятные мысли, основанные на ориентации бизнесмена и той невзначай брошенной фразе. «Очень в этом сомневаюсь». Было ли это сомнение в том, что Наги представляет собой хорошего любовника, или же попытка пусть словесно, но проявить свое превосходство в этом вопросе, или же это был тонко завуалированный намек на возможность проверить на личном опыте — чем больше Кен об этом думал, тем сильнее болела голова. Кофемашина издает тихий звуковой сигнал, обозначающий окончание программы. Кен забирает две чашки ароматного кофе и ставит одну перед Кроуфордом — он уже запомнил, что бизнесмен предпочитает кофе без сахара, но с молоком. Потому, едва идеально белая чашка опускается на стол рядом с ноутбуком, Кен разворачивается к холодильнику. — Спасибо. Низкий голос Кроуфорда заставляет Кена вздрогнуть от неожиданности. Крепко сжав упаковку молока в руке, Кен оборачивается, стараясь изобразить на лице максимально нейтральную гримасу. — Не за что. Молока? — Да, спасибо. — Кроуфорд поднимает взгляд, чтобы их глаза встретились. В кухне повисает странное молчание, пока Кен, чуть дрожащей рукой, наливает в чашку Брэда холодное пастеризованное молоко. — Вам не по нраву Амстердам? — Кроуфорд задает вопрос, после чего отпивает глоток кофе, и его лицо тотчас чуть озаряется легкой, мимолетной улыбкой. — Не видел, чтобы вы надолго покидали квартиру. Кен пожимает плечами. Они давно не обсуждали с Кроуфордом мелкие бытовые проблемы, как это было в Гонконге, когда бизнесмен вечерами после ужина задерживался на кухне с ноутбуком или газетой, пока Кен наводил порядки на отведенной ему территории. В то время эти разговоры казались абсолютно неосмысленными, такие начинают скорее от скуки, нежели от желания познакомиться ближе или втереться в доверие. Кроуфорд не нуждался в доверии Кена — он платил ему круглую сумму, которая автоматически поднимала градус их отношений выше, чем просто случайные встречные. Однако после всего, что случилось в столице Англии, Хидака уже не может спокойно воспринимать слова американца: в каждом, даже безумно банальном пожелании доброго утра, ему слышится какой-то пошловатый подтекст. — Почему же, здесь очень красиво. Но я очень плохо владею английским, а потому мне будет сложно общаться на улицах. Ограничиваюсь прогулками до супермаркета и обратно, — Кен протирает тарелки, укладывая их в шкафчик и старается не встречаться взглядом с Кроуфордом — он все еще чувствует какое-то странное смущение после происшествия с Наги. На кухне на какое-то время вновь воцаряется молчание — лишь изредка стучат пальцы Кроуфорда по клавишам ноутбука или звякают тарелки, когда Кен складывает их в шкафчик. Вытерев руки о хлопковое полотенце, Кен садится за стол напротив бизнесмена, принимаясь за свой кофе. Кроуфорд отрывает взгляд от экрана ноутбука и внимательно смотрит на него, да так, что Хидаке хочется заерзать на месте от неловкости, но он сдерживается. Секунда тянется за секундой, а Кроуфорд просто неотрывно смотрит на парня, чуть прищурив глаза. — Вы не догадываетесь, мистер Хидака, почему я вас нанял? Вопрос заставляет Кена удивленно округлить глаза — на счастье, он успел проглотить кофе до этой странной фразы, иначе бы точно закашлялся. Но, видимо, Кроуфорд считает этот вопрос не требующим ответа своего собеседника — вальяжно откинувшись на спинку стула, Брэд снимает очки и берет в руки кружку с остатками кофе. — Каждый человек в дело, которое ему по душе, вкладывает частицу себя. И именно это делает данный предмет или действие особым, не похожим на аналогичное. С вашей едой также — она может показаться простой, но это не так. Вы и сами, как и ваше кулинарное искусство, намного глубже и интереснее, чем кажетесь на первый взгляд. И это меня в вас заинтересовало — можете считать, что у меня дар чувствовать людей, но с первой нашей встречи я почувствовал к вам некий интерес, — Кроуфорд спокойно ставит кружку на стол, после чего опускает подбородок на скрещенные кисти рук и пристально вглядывается в лицо Кена. — Вам же уже известно, что я гей? На этот раз Кену не повезло — когда он услышал эту фразу, его рот был полон напитка, из-за чего парень шумно закашлялся, стараясь не забрызгать все вокруг кофе. Похлопав себя по груди и стараясь сдержать внезапно накатившие от удушья к глазам слезы, Кен удивленно смотрит на бизнесмена — мужчина по-прежнему изучает его своими глубокими глазами, что, вкупе с заданным вопросом, заставляет похолодеть все внутри. Встряхнув головой, Кен старательно отводит взгляд, надеясь, что это исключительно риторический вопрос. Но его молчание затягивается, а Брэд ждет ответа. — Ну, — Кен пытается связать воедино хоть пару слов, которые не прозвучат оскорбительно, но Брэд его тотчас перебивает: — Я более чем уверен, что Шульдих уже все вам рассказал. Мой ассистент отличается довольно развязным характером и тягой к сплетничеству. И вам наверняка не составило труда сопоставить два и два в разговоре с моим сыном и в его провокациях, — Кроуфорд равнодушно пожимает плечами. — Да, я не интересуюсь женщинами. А вот парнями вроде вас, с какой-то загадкой внутри, вполне. Кену хочется провалиться сквозь землю — этого разговора и этих внезапных откровенностей со стороны миллиардера просто не должно быть. Хидака тотчас начинает себя чувствовать глупой девицей, которую пытаются снять в клубе. Усугубляет всю ситуацию еще и тот факт, что из них двоих именно Кроуфорд платит за услуги Кена. И только сейчас Кен понимает, как пошло иногда может звучать слово «услуга». Японец резко встает со своего места и отходит к кухонной стойке, пытаясь собрать или хотя бы слегка упорядочить мысли в своей голове. Это все какая-то шутка, розыгрыш — вот-вот должен выпрыгнуть из-за угла Шульдих и громко заржать, как он делает всякий раз, когда умудряется удачно подшутить над Хидакой. Но Кен глубоко вздыхает и считает до пяти — и ничего не меняется. По-прежнему кухня, он и Кроуфорд и повисшее в воздухе провокационное признание миллиардера. Собрав волю в кулак, Кен отвечает максимально спокойным голосом, который может из себя выдавить: — При всем уважении, мистер Кроуфорд, но я не гей. — Ты не можешь быть уверен, пока не попробуешь. Когда Кен резко оборачивается от этих слов, Кроуфорд оказывается удивительно близко — стоит лишь вытянуть руку, и можно будет почувствовать мягкость его дорогого кашемирового джемпера. Кен инстинктивно делает шаг назад и упирается спиной в стойку. Кроуфорд смотрит в его глаза, и этот взгляд словно впечатывает Кена в пол — ни одна клеточка, ни один мускул не могут сейчас пошевелиться даже на миллиметр. А Брэд делает шаг вперед, оказываясь почти вплотную к Хидаке — американец выше на полголовы — и смотрит сейчас этим странным заинтересованным взглядом сверху вниз; Кен нервно сглатывает внезапно появившийся ком в горле. — Я не принуждаю. Но если решишься — то не пожалеешь. — Кроуфорд говорит спокойно и уверенно, но в нотках его голоса проскальзывает какая-то колоссальная, идущая из глубины души сексуальность. И Кен чувствует, как от этого голоса по спине бегут мурашки. — Теперь ты знаешь, что в твоей готовке для меня главный ингредиент, и выбор за тобой. Время зависает, кажется, навсегда — мгновение длится целую вечность. Кен удивленно смотрит на Кроуфорда, а тот, в свою очередь, с неприкрытой соблазнительностью во взгляде смотрит на него в ответ. Слышно, как колотится сердце Кена и как секундная стрелка движется на часах. Каждый вздох дается Кену удивительно сложно. Он ощущает себя безобидным кроликом, которого загнал в угол клетки огромный удав, вот-вот готовясь сожрать его целиком и даже не поперхнуться. Кроуфорд подается чуть вперед, наклоняется, шеи японца касается теплая мужская рука — после чего к губам Кена, застывшего в легком шоковом состоянии, прижимаются губы американца. Не настойчиво, без желания углубить поцелуй — Кроуфорд не делает лишних движений, не пытается как-то усугубить этот жест, но его губы теплые и пахнут кофе, и Кен вдруг понимает, что его уже очень давно никто не целовал, пусть и так, если можно выразиться, целомудренно. Наверное, поэтому это прикосновение кажется таким приятным несмотря на ситуацию. Но секунда проходит, и Кроуфорд делает шаг назад, отстраняясь от Кена. — Это тебе еще один повод для размышлений. Спокойной ночи. Миллиардер покидает кухню с игривой улыбкой на лице. А Кен стоит застывший, словно статуя, не в силах ни двинуться, ни заставить свой разум мыслить — он пуст, словно манекен, и он совершенно не понимает, что происходит. Лишь на губах еще слегка чувствуется привкус кофе с молоком.

***

— Прекрати мельтешить перед экраном. Голос Фудзимии звучит спокойно и как-то расслабленно. Кена это бесит. Кена сейчас бесит все, весь этот гребаный мир, а больше всего тот факт, что на губах все еще чувствуется этот дурацкий привкус кофе с молоком. Завтра же он выкинет и одно и другое — и ни за какие деньги не сделает больше Кроуфорду этот напиток. И раздражает, что Фудзимия так спокоен, когда внутри самого Кена бушует Японское море: Ран сидит в крошечном магазине в окружении гортензий и лилий, и, кажется, его совершенно не беспокоит тот факт, что его друга только что поцеловал мужик. — Я не могу успокоиться, это, черт подери, совершенно ненормально! — Для него это нормально, — Фудзимия глубоко вздыхает. — И ты далеко не урод. Вот и понравился ему. Кен замирает посреди комнаты, прекратив метаться бешеной кошкой по замкнутому пространству, и со злостью во взгляде оборачивается. Он не ошибся — в фиалковых глазах Фудзимии пляшет смех. Обиженно закатив глаза, Кен садится в кресло и берет планшет в руки, хотя хочется с размаху швырнуть его в стену. — Если будешь насмехаться надо мной, то я не хочу говорить дальше. Я позвонил не за издевками — хотел бы шуток над собой, набрал бы Ёдзи. Вот уж кого повеселила бы эта ситуация. Кен потирает глаза рукой. Он и правда решил позвонить Рану лишь потому, что ему нужно было выговориться. В его мозгу никак не укладывалась мысль о том, что с самого первого дня, когда он подписал контракт на эту работу, его наниматель хотел его банально снять. И рассказать он мог это лишь самому молчаливому из всей их четверки; тому, кто скорее выслушает и постарается разложить все факты и доводы по полочкам, без лишних вопросов и дурацких намеков. От Ёдзи он бы дождался лишь колких комментариев и пошлых шуточек, а рассказать Оми о подобном вообще не представлялось возможным, потому что после такого разговора Кен бы и вовсе не знал, как дальше смотреть младшему в глаза. Поэтому выбор очевидно упал на Фудзимию. Однако с каждой секундой разговора Кен сомневался в правильности своего выбора. — И ты ничего не почувствовал, когда он тебя поцеловал? Вопрос заставляет Кена задуматься. Прислушавшись к своим ощущениям, он отмечает, что ему отчасти даже понравилось. Кроуфорд не был слишком назойлив, а его ладонь была удивительно теплой и приятной на ощупь. Слишком давно он имел близость хоть с кем-то, давно не ощущал тепла чужого тела именно в таком контексте и ситуации. И пусть это будет казаться ему самому полным бредом, и он изо всех сил будет отталкивать эту мысль в самые дальние уголки сознания, Кен понимает, что ему хотелось растянуть это мгновение чуть дольше, а поцелуй сделать немного глубже. Но Рану он этого говорить не будет, как постарается и самому себе больше в этом не признаваться. — Ничего. В прищуренных глазах Рана читается недоверие, из-за этого Кен чувствует себя паршиво — он не любит обманывать друзей. Возможно, это даже первый раз, когда с его губ срывается явная ложь. И, видимо, Фудзимия понимает это даже без полиграфа. Но он ничего не говорит, лишь пожимает плечами: — Если так, то и повода для волнения нет. Если тебя это не интересует — ничего не случится. Он же сам сказал, что оставляет выбор за тобой. Кен кивает — эта мысль его успокаивает, иначе пришлось бы спать с ножом под подушкой. И пока у него есть эта иллюзорная возможность сделать вид, что ничего не было, он просто продолжит работать, как до этого дня. И даже вида не подаст, что что-то произошло. Если сможет, конечно. — Ты прав. Я зря переживаю. Надо просто выкинуть весь этот бред из головы и ложиться спать. Передавай Ёдзи и Оми привет — пусть напишут, что им привезти из Голландии. Фудзимия все также сдержанно прощается и выключает скайп. Откинув планшет на кровать, Кен вытягивается в кресле, медленно сползая на пол. Ему и вправду нужно просто отдохнуть, хорошенько выспаться, чтобы лишние переживания покинули голову. Главное, чтобы ему ничего не снилось сегодня ночью.

***

Кен ощущает, что запах сигаретного дыма пропитал его насквозь. В клубе душно, шумно, от громких басов музыки уже начинает пульсировать в висках, а толчки незнакомых людей раздражают. Кен до сих пор не понимает, как Шульдих смог его уговорить подписаться на такую авантюру, как пойти «немного потусить». По своему характеру Кен тусовщиком не является, оставляя эту привилегию Ёдзи, которому, кстати, еще ни разу не удалось вытянуть Хидаку из дома на ночные приключения. Но сейчас парень именно в клубе, и, если можно так сказать, тусит во всю. Он подозрительно быстро поддался на уговоры. Виной тому нежелание сидеть дома или же попытка развеяться, а, может, просто банальный страх оставаться с Кроуфордом в квартире после всего происшедшего — Кен не знает этого. Знает лишь, что здесь слишком суетно для него, а еще напиток в его бокале явно не такой уж безалкогольный, как обещал бармен. Шульдих исчез где-то на танцполе, Фарфарелло, который странным образом согласился пойти с ними, тоже не в зоне видимости. Кен опирается на барную стойку, чувствуя, как дико кружится голова. На ломаном английском он спрашивает у подошедшей рядом девушки, где в этом заведении туалет. Определив направление, парень, пошатываясь, движется к цели — ему срочно нужно умыться и побыть хоть в каком-то уединении. Стены туалета в дорогом кафеле, зеркала над раковинами кажутся произведениями искусства, а чистоте этого места может позавидовать даже больница. Кен неловкими шагами подходит к раковине и поднимает взгляд на себя в зеркало. Отражение удивляет даже его самого — таким под утро иногда возвращался Кудо, но представить себя в настолько пьяном состоянии Кен не мог бы даже в страшном сне. Перед глазами все медленно расплывается, а тело хочет только одного — принять горизонтальное положение. Ноги подкашиваются, и Кен опускается на колени возле раковины, прислонившись к холодному кафелю лбом. Холод отвлекает и немного отрезвляет, но все равно ощущения такие, словно летаешь на вертолете. На дурацком вертолете под названием «Лонг-Айленд»*. Нельзя было доверять Шульдиху выбор коктейля, потому что его ухмылочка не могла значить ничего хорошего, да и не стоило пить подряд три порции напитка — то, что поначалу казалось «вкусненьким», обернулось для Кена проблемой, к которой он был не готов. Постепенно ощущая, как восстанавливается дыхание и мысли приходят в норму, Кен слышит, как дверь открывается, впуская кого-то незнакомого и ненавистные басы клубной музыки. Морщась от неприятного звука, Хидака не меняет своей позы — плевать, что подумают совершенно незнакомые ему люди, важнее поскорее прийти в себя, чтобы добраться до квартиры и забыться глубоким сном. Звук клуба затихает, а чужие сильные руки резко отрывают Кена от пола, держа под руки. От удивления Кен не сразу понимает, где он и что с ним. Но через секунду он уже стоит на ногах и смотрит на самого себя в зеркало, видя позади себя Кроуфорда, который и помог ему подняться. Миллиардер в простой черной футболке и джинсах, без привычных очков и с совершенно бесстрастным выражением лица. Кен пытается что-то промямлить, но не может выговорить ни слова. Спокойным кивком Кроуфорд прекращает его попытки завести разговор, после чего быстро открывает кран, и, совершенно не церемонясь, наклоняет голову японца под струю холодной, как лед, воды. Кен секунду пытается вырваться, но крепкая хватка Брэда на его шее не становится слабее. И уже через пару секунд Хидака чувствует, как пульсирующая боль отступает; Кроуфорд отпускает его, позволяя выпрямиться и отряхнуть с лица воду. — Фарфарелло позвонил полчаса назад, сказал, где вы и что Шульдих планирует довести тебя до алкогольной невменяемости. Я приехал, когда ты пробирался к туалету. Не благодари. Сейчас станет полегче. Кен глубоко дышит, чувствуя облегчение всем телом, когда опьянение начинает слегка отступать. После того злосчастного поцелуя Кроуфорд автоматически перешел на «ты», но совершенно не принимал больше попыток сблизиться с Кеном, ограничиваясь лишь редкими комплиментами его кулинарным навыкам. Кена это устраивает, потому что так проще выкинуть из головы дурацкое происшествие, нелепые ощущения после поцелуя и странное желание попробовать все это еще раз. Кен молча отряхивает волосы от воды, затем Кроуфорд услужливо протягивает ему салфетки, чтобы вытереть лицо. Тишину нарушает лишь гулкий шум, доносящийся из-за закрытой двери. И Кена не покидает ощущение дежавю — снова он и Кроуфорд, никого рядом и эти странные прикосновения, от которых тело непроизвольно бросает в жар. Но американец молча, скрестив руки на груди, наблюдает за попытками Кена привести себя в порядок. Салфетки постоянно выпадают из рук, все тело странно штормит, а непослушные мокрые волосы всё лезут и лезут в лицо — Кена страшно нервирует все это, из-за чего его дурацкие попытки придать своему облику хоть какую-то вменяемость становятся еще нелепее. А еще раздражает этот пристальный взгляд Кроуфорда: миллиардер словно пытается прочесть его мысли. Ну, или просверлить взглядом, чтобы больше не было желания выпивать в клубах. Кое-как приведя себя в божеский вид, Кен оборачивается к Кроуфорду, так и не решаясь спросить главного — почему тот сорвался и приехал по одному звонку. По виду американца нельзя прочесть ничего, он не просто «закрытая книга», он книга, запертая в сундук, который оковали цепями и вышвырнули в море, чтобы покоился на глубине морской. — Лучше? Голос Кроуфорда спокойный и равнодушный, но взгляд по-прежнему прожигает, точно потушенная о кожу сигарета. Кен не решается ничего сказать, просто коротко кивает головой. Для аммериканца это срабатывает, как сигнал к действиям. Мужчина кладет руку на плечо Кена и несильно подталкивает его к двери. — Я отвезу домой. Тебе надо выспаться. Кен не может этого отрицать. Ему и правда сейчас нужен только отдых.

***

Кроуфорд ставит перед Кеном стакан с какой-то прозрачной и шипящей жидкостью. Парень сидит на стуле в кухне, положив голову на стол, чтобы холодная поверхность хоть немного охладила разум. Они доехали быстро — американец вывел Кена из клуба, усадил на заднее сиденье очередного дорогущего автомобиля, взятого напрокат, и меньше, чем за полчаса, привез домой. Пока они поднимались по ступенькам до своей квартиры, Хидака пару раз чуть не расквасил себе нос о ступеньки, когда спотыкался на уставших ногах, и только крепкая хватка Кроуфорда за плечи помогла не упасть. Даже будучи в полупьяном дурном состоянии, Кен понимает, как все это неловко и компрометирующе выглядит. Радует только джентльменское поведение Брэда в этой ситуации — американец просто вел своего пьяного спутника домой, ни разу не попытавшись перейти черту дозволенного. Кен искренне надеется, что Кроуфорд не из тех, кто пользуется положением — бессознательное состояние японца может привести к тому, что в него без особого сопротивления может вторгнуться американский десант. Сейчас, сидя на кухне и чувствуя запах свежевыжатого апельсинового сока, Кен с тоской смотрит на странную субстанцию в своем стакане. Частичное отрезвление, что произошло после внезапного душа в раковине клуба, внезапно отступило, сдавшись под натиском урагана «Лонг-Айленд». Парень снова чувствует себя безвольным куском мяса. А еще хочется сладкого и поболтать. Кен вспоминает, что выпивший Ёдзи всегда любил после клуба съедать все конфеты, что были в доме, а еще мог разбудить любого из них, чтобы поделиться свежими новостями из своих похождений. Вот и Хидака докатился до такого же состояния. Главное — не рассказывать друзьям. А то будет стыдно не меньше, чем сейчас перед Кроуфордом, который спокойно сидит напротив. — Это аспирин. Поможет от головной боли. Выпей и иди спать. Кен пальцами отодвигает от себя стакан и несогласно кивает головой. Он не хочет никаких таблеток и не хочет спать. Алкоголь в крови заставляет сбросить какие-то рамки деловых отношений, что негласно установились между ними, и Кен, неожиданно для самого себя, решается на вопрос: — Зачем ты за мной приехал? Пьяный мозг автоматически перестал соблюдать приличия. Кен смотрит расфокусированным взглядом на Кроуфорда, пытаясь прочитать хоть какие-то эмоции на лице американца. Но тот по-прежнему абсолютно бесстрастен — просто сидит на своем стуле, попивая апельсиновый сок, который сам себе не так давно сделал в соковыжималке. — Потому что без меня ты бы так и остался валяться на полу в клубе. А Шульдих про тебя бы вспомнил только утром, когда тебя бы уже отвезли в амстердамскую полицию. И потом мне пришлось бы платить полицейским, чтобы вытащить тебя, грязного и с похмельем, из отделения. Все это намного сложнее, чем просто вовремя предотвратить такой исход, — Кроуфорд ставит стакан на стол и внимательно вглядывается в глаза Кена. — Ты меня понимаешь? Это самая длинная фраза, которую Кен слышит от своего нанимателя за почти все время поездки. Но удивляет Хидаку совсем не это. Его пьяный мозг находит данный ответ слишком банальным и продуманным. — И только поэтому? Не из-за того, что я тебе нравлюсь? Если бы Кен мог трезво посмотреть на ситуацию, он бы врезал сам себе за эти слова. И пусть уже пару дней его терзал этот вопрос после странного разговора с Кроуфордом, он не решился бы задать такой тупой и отчасти «бабский» вопрос. Но Кен пьян, и языком его управляет далеко не мозг, а банальное чувство любопытства, о котором он старается забыть в своем обычном состоянии. Кроуфорд глубоко вздыхает и поднимается со своего места. За несколько шагов мужчина преодолевает разделяющее их расстояние, и когда фигура мужчины нависает над Кеном, тот старается всеми силами стать как можно незаметнее — взгляд, такой пристальный и глубокий, которым сейчас Брэд смотрит на него, пугает парня. Но американец лишь властно приподнимает его подбородок рукой и внимательно смотрит на него. В глазах — лед, в голосе — сталь: — Ты не "нравишься мне", а я "хочу тебя" — это разные понятия, — от холодного тона по спине Кена табуном пробегают мурашки. — И я трахну тебя, если ты сам этого захочешь. — И даже когда я в таком состоянии, ты не… — Я не занимаюсь сексом с людьми, которые слишком пьяны, чтобы адекватно воспринимать реальность. — Кроуфорд перебивает попытку Кена задать очередной вопрос своим резким замечанием. Мужчина начинает выглядеть раздраженным, отчего Кен снова чувствует внутри постепенно нарастающий страх. Ему не доводилось выводить из себя миллиардеров и наблюдать последствия их гнева. И никогда не захочется этого проверять. — Пей аспирин и отправляйся спать. Кроуфорд отпускает парня и медленными шагами покидает кухню. Через пару секунд к Кену возвращается нормальный ритм дыхания. Парень залпом выпивает лекарство в стакане, морщится от противных пузырьков во рту и, пошатываясь, направляется в свою комнату. Этот вечер можно назвать двумя словами — странный и дебильный. Странный, потому что Кен за несколько часов успел пережить кучу новых, ранее неизвестных ему, ощущений. А дебильный — потому что одним из этих ощущений было чувство необъяснимого влечения к рассерженному Кроуфорду. Надо больше не пить. Этот вывод рождается в помутненном сознании Хидаки, когда он плашмя падает на свою мягкую кровать. Едва его голова касается подушки — парень засыпает.

***

Руки Кроуфорда властно притягивают его за шею, чтобы углубить поцелуй. Кен чувствует, как все тело словно прошибает разряд электричества — кожа становится чувствительней, а от поцелуев начинает сбиваться дыхание. Он притягивает Кроуфорда к себе за плечи, сминая рубашку мужчины, углубляя поцелуй и отвечая на него, позволяя Кроуфорду ласкать языком его губы. Поцелуй становится горячее, они теснее прижимаются друг к другу, и Кен чувствует, как твердый член Кроуфорда касается его бедра. Брэд прижимает его к стене, Кен жадно отвечает на его прикосновения и поцелуи, чувствуя, как и ему уже становится тесно в своих штанах — член становится тверже, и от малейших прикосновений парня начинает трясти от возбуждения. Кроуфорд разрывает поцелуй, чтобы провести языком по шее Кена — от этого движения с губ срывается еле слышный стон удовольствия. Кен запускает руку под рубашку Кроуфорда, поглаживая спину мужчины и чувствуя под пальцами его упругие мышцы. Американец резким и властным движением разворачивает Кена, прижимая его спиной к своему животу, и продолжает целовать и облизывать его шею, в то же время его рука спускается ниже, чтобы начать поглаживать член Хидаки через одежду. У Кена темнеет в глазах, он закусывает губы, двигая бедрами в такт движениям руки Кроуфорда. Второй рукой Кроуфорд оттягивает футболку на шее Кена — ткань трещит, и уже через секунду горячие пальцы мужчины ласкают кожу на спине Хидаки. Японец жадно откликается на все ласки, как выбравшийся из пустыни путник припадает к бутылке с водой. Он тонет в ощущениях, которые уже успел забыть, и ему хочется больше и больше. Кроуфорд запускает руку под футболку Кена — когда его пальцы чуть сжимают сосок парня, Хидака издает громкий стон, сильнее толкаясь своим членом в руку миллиардера, который ни на секунду не прерывает своих ласк. Парень плотнее прижимается задницей к члену Кроуфорда, потираясь о него, тем самым вызывая ответный, еле слышный стон американца. Сквозь сон Кен тихо постанывает, ворочаясь на кровати. За ночь Хидака кончает несколько раз, при этом даже не проснувшись. Наутро его будет ждать сюрприз в виде испачканных спермой белья и простыни, а еще искусанные в кровь губы и адское похмелье. Сны, о которых он так переживал, все-таки до него добрались.