Стокгольмский синдром

Молния чувствовал себя некомфортно. Он практически утонул в глубоком непривычно огромном и мягком кожаном кресле, расположенном в поистине необъятных размеров гостиной. В поле зрения, а также досягаемости Маккуина был изящный стеклянный стол, уставленный хрустальными вазочками для конфет и фруктов. Заполненные сверху до низу самыми разными угощениями, они хитро взирали на голодного и потерявшегося во всей этой роскоши Маккуина, подмигивая кристалликами хрусталя. Взгляд гонщика блуждал по стенам и полу, натыкался на огромные картины-абстракции в золоченых рамах, спускался вниз на персидский кремового цвета ковер, в котором утопали монументальные ножки кресла и стола. Своей обстановкой неизвестное Маккуину помещение напоминало средневековые замки, по которым хорошо пройтись с экскурсионной группой, но в которых совсем не хочется оставаться в качестве обитателя. Непривычный к такой обстановке, он не знал куда бы деться: несвязанные руки и ноги доставляли неудобства, он не знал, что с ними делать. Не завязанные глаза и обилие разномастных угощений тоже пугало. Связанным в багажнике или на заднем сидении было куда проще, Джексон четко давал понять, что можно, а что нельзя. Молнии нравилось это, он привык к этому. И вдруг по пробуждении, обнаружил себя в необъятных размеров кресле, которое при желании легко могло служить и кроватью, перед не менее огромным столом, уставленным угощениями, к которым он свободно мог протянуть руку. И взять. И съесть. И не понятно, что будет. Никто не ударит по руке со всей силы, вызывая болезненный вскрик и следующий за ним пристыженный взгляд. Никто не посмотрит с угрозой. Не стянет руки за спиной и не ткнет холодное дуло в затылок. Маккуин потерялся. Испугался этого огромного монументального пространства, испугался неожиданной свободы. Он мог бы встать, походить, потрогать. Мог бы взять что-нибудь со стола. Но больше всего на свете он хотел бы оказаться рядом с Джексоном. Снова в маленьком узком пространстве, непозвоительно близко. Снова почувствовать жесткое сидение и крепкие грубые ремни. Снова увидеть эти широкие загорелые плечи и темно-зеленые тату. Снова утонуть в этих ослепительно черных, глубоких, как два омута, глазах. Снова чуть слышно ахнуть и протянуть руки, чтобы он стянул их ремнем и собственнически притянул к себе, глядя сверху вниз со снисходительной улыбкой. - Почему же вы ничего не едите, мистер Маккуин? – знакомый, будоражащий сознание бархатистый голос откуда-то из дальнего конца. Маккуин весь дрожит, но все же чуть привстает в кресле, силясь разглядеть обладателя этого ласкающего слух баса. Он неуверенно ступает на непослушные ноги. Его фигурка кажется несуразно субтильной, маленькой на фоне всех этих громад. Он вертит головой, пытаясь понять, откуда же раздался желанный голос, но пустое пространство неумолимо взирает отовсюду. Он не слышит шагов, начиная думать, что принял желаемое за действительное, как в следующее мгновение тишину огромной залы нарушает заурчавший от голода желудок Молнии. Этот не слишком презентабельный звук разносится по всему пространству, вызывая у обладателя бархатистого баса звонкий, как весенняя капель, смех. Этот дерзкий колокольчик слышится сразу со всех сторон, и гонщик вздрагивает, весь инстинктивно сжимаясь, в смущении глядя на пустое пространство. Румянец заливает первоначально нездорово бледные щеки гонщика, и он, запнувшись о собственные же ноги, без сил падает обратно в кресло. Знакомая фигура выплывает из теней, плавно двигаясь вперед. Белый… Молния удивленно распахивает свои небесно-голубые глаза, когда Шторм в белоснежном костюме, рубашке, галстуке и шляпе опускается в кресло напротив. Снимает шляпу и кладет ее на край стола. Молния смотрит на него так, будто видит впервые. С восхищением, интересом и затаенным страхом. Белый цвет удивительно подходит Джексону, подчеркивает его изящную спортивную фигуру. И в то же время делает его каким-то другим. Молния не уверен до конца в своих чувсвах, но испытывает тревогу за него. Это Джексон, однозначно Джексон. И в то же время как-будто и не он. Как будто кто-то другой. И этот другой, пусть пока смутно, но все же не нравится Маккуину. Он не знает, как себя следует вести с ним, с другим. - Ну так что же вы ничего не едите, мистер Маккуин? – повторяет свой вопрос Шторм, мило улыбаясь. Сам берет красное наливное яблоко, демонстрируя свои изящные пальцы, утыканные золотыми кольцами. Подносит к губам и откусывает, прикрывая глаза пушистыми длинными черными ресницами. У Молнии опять урчит в животе, но гонщик не может отвести взгляда от юноши напротив. Он не может есть. Ведь Джексон так и не сказал ему, позволено это или нет. Молнии совсем не нравится новая тактика Шторма, хотя она и завораживает. От него веет еще большей тайной опасностью, чем в первый раз, и это заставляет Маккуина благоговейно содрогаться внутри. Он хотел бы спросить у Джексона разрешения, но не знает позволено ли ему открывать рот. Как утопающий, протягивает он ему руки, переводя умоляющий взгляд от своих запястий к ремню и обратно, но Джексон, если это вообще он, лишь удивленно выгибает бровь. Прожевывает откусанный кусочек яблока и вновь откусывает сладкий фрукт. Молния хочет отвести взгляд, но голодный желудок приказывает смотреть глазам только яства, что находятся в такой насмешливой доступности. Несчастный сходит с ума, а юноша напротив наслаждается происходящим, и не думая заговаривать со своим гостем. Джейсону интересно, сколько еще продержится Молния, и наблюдая за легендой гонок, он невольно восхищается собственным братом. Джексон – искуснейший психолог. Прощупывает слабые места своей жертвы и воздействует на нее одними словами. Что он сделал из Молнии Маккуина? Смирную молчаливую игрушку. Восточные женщины, закутанные с ног до головы в шелка темных цветов, и то раскрепощеннее. И вот эта съежившаяся в кресле маленькая худенькая фигурка, на которой вся одежда висит мешком, это ли тот самый Молния Маккуин, сверкавший своим фирменным «Кчау!» с обложек журналов? Нет-нет. Это уже не он. Джексон просто смеха ради заставил Молнию поверить в собственное ничтожество. Сравнял его с землей. Убил, оставив в живых. Блестяще. Гонки нисколько не притупили его талант унижать, выпивать жертв до дна. Джейсон искренее старался не отставать от брата, но именно его, а не Джейсона, отец выбрал наследником бизнеса. И не потому, что Джексон старший, а потому что он лучше. И это порождало в тихоне-Джейсоне зависть. Выскочка-Джексон всегда был первым. Всегда впереди. Пусть на шаг, но впереди. Они были похожи, как две капли воды, но родители всегда знали, кто из них кто. Джексон блестяще заметал следы, и за все его проказы влетало Джейсону. Капитан школьной сборной по баскетболу, самый красивый мальчик. Он не старался хорошо учиться, скидывая горы домашних заданий на заучку-младшего брата, предпочитавшего общему шуму и вниманию тишину библиотеного читального зала. Джексон, всегда окруженный девичьим вниманием, и Джейсон, чувствовавший себя в безопасности только в собсвенной комнате дома. Такие разные близнецы… но теперь все поменялось. Теперь это он, Джейсон впереди. Теперь все в его руках, и это Джексон будет подчиняться. Теперь это Джейсон психолог, а Джексон пациент. И ему это нравится. А Молния… А что Молния? От него можно избавиться в любой подходящий момент. Понять только, что он значит для брата, ведь не может же он не значить ничего, раз Джексон оставил его в живых? Джейсон наблюдает за Молнией, невозмутимо поедая яблоко. Ему нравится растеряность, страх и страдание на лице гонщика. Это так забавно, когда тебя боятся, хотя ты еще ничего не сделал. Просто сидишь в кресле напротив, ешь яблоко и смотришь, а человек рядом не знает куда3 деться. Наконец Шторму-младшему это надоедает, и он сам выбирает из вазочки яблоко и протягивает Маккуину. - Съешьте что-нибудь, мистер Маккуин, - очаровательно улыбается он, протягивая угощение. – А то мне, право, неудобно. Будете бренди? Молния сглатывает и несмело принимает фрукт двумя руками, таращится на Джейсона во все глаза. - Руки. – наконец выдает он и пристыженно опускает взгляд, будто позволил себе лишнее. – Свяжите их… мистер Шторм. Он понятия не имеет, почему Джексон вдруг перешел с ним на официальный тон, почему все выглядит так, будто Молния снова свободен. И ему это все больше и больше это не нравится. Шторм расплывается в пугающей улыбке. - Связать что? Ваши руки? – он вопросительно приподнимает бровь. – И зачем же мне совершать такую глупость и нарушать вашу свободу, скажите мне на милость? Молния изумленно моргает и подается чуть вперед, а Джексон (Джексон ли?) остается сидеть, поигрывая хрустальным стаканом с янтарным виски на дне. - Я ведь ни какой-нибудь бессовестный бандит, - говорит он, улыбаясь. Протягивает изящную руку, подцепляя тонкими пальцами пальцы Маккуина и переплетая их. – Связывать, убивать, грабить… Это мой брат любит, не я. Но мы его сейчас накажем, верно, мистер Маккуин? Кстати, не дадите мне автограф? Я-то по-прежнему остался вашим фанатом, несмотря на выкрутасы Джексона. Ах, я же не представился. Джейсон Шторм. Мы с Джексоном близнецы. Не давая несчастному гонщику опомниться, он сжимает его запястье, принуждая встать, подводит к огромному, еще больше чем кресло, такому же глубокому и пугающе мягкому дивану. Резко отпускает запястье, от чего Молния с размаху падает на диван, и нажимает кнопку на обычном с виду пульте от телевизора. Только вот телевизора Маккуин нигде не видит. Вместо него из потолка выдвигается большущий экран, светясь. - Были когда-нибудь в планетарии? – спрашивает Джейсон чуть насмешливо, глядя на застывшего в бестолковой позе гонщика. – Тогда, вы наверняка знаете насколько там все реалистично выглядит. Вы устраивайтесь поудобнее, мистер Маккуин. Фильм обещает быть долгим и захватывающим. Может все-таки хотите выпить? Или поесть? Вы не бойтесь, здесь можно делать все, что вам захочется. Я разрешаю. Только я буду с вами говорить. Вы же не откажете своему главному фанату в такой мелочи, не правда ли? Вы же не как мой самовлюбленный брат. Экран мигает, затухая на миг, чтобы вновь загореться с еще большей силой. Белый фон сменяется изображением: среди белых, скорее всего обитых многослойной кожей стен, виднеется на первый взгляд обычный стул. Изображение делается четче, приближаясь к Молнии, и он, к своему ужасу, видит… Джексона. Настоящего Джексона. На нем его черно-синий гоночный костюм, сильно испачканный в крови и грязи. На лицо страшно смотреть. Он сидит, опустив голову, но камеры показывают изображение снизу, и Молния блестяще может разглядеть заплывший глаз, рассеченную бровь, окровавленный рот. Гонщик содрогается от ужаса, видя такое когда-то прекрасное, а теперь жестоко искалеченное лицо любимого человека. Джексон что-то хрипел, таращась в камеру единственным видящим глазом, кровь хлестала изо рта, расплываясь по экрану. Молния вжался в диван, чувствуя, как щиплет в глазах от хлынувших слез. Ему казалось, что кровь любимого капает на него с потолка. Тяжелый удар по затылку. Стул опрокидывается вместе с Джексоном, и Молния в ужасе хрипит, содрогаясь, в попытке отодвинуться от всепоглощающего экрана, нависшего над ним. Но чья-то кряпкая рука цепко держит его за плечо, не давая ускользнуть. - Вы должны это досмотреть до конца, - шепчет вкрадчивый бархатистый бас над самим ухом, опаляя горячим дыхании, как языком пламени. – ведь этот фильм посвящен только вам. И создан специально для вас. Джексон захлебывается собственной кровью, когда огромный двухметровый негр ударяет его ногой в лицо, ставя стул снова вертикально. Молния неистово вопит, когда электрический разряд прошибает тело возлюбленного. Чумазое лицо и стоящие торчком черные волосы. Но самое страшное: пустой, остекленевший взгляд когда-то ярких черных глаз. Абсолютно отсутсвующий вид. - Как тебя зовут? – вопрошает негр связанного на электрическом стуле Джексона, предварительно окатив его ведром холодной воды. - Д-Джексон… - юноша не предпринимает никаких попыток сопротивляться. Говорит отстраненно, будто с пустотой, но все еще связно. - Полное имя! – негр заносит здоровенный кулак, рассекая воздух. Молния содрогается, парализованный ужасом, когда голова Джексона, словно голова резиновой куклы, мотнулась вперед и снова упала на грудь. Вода стекала и капала на пол с мокрых волос. - Шторм… Джексон Шторм. – кровь мешает ему говорить, и он сплевывает себе же на колени. - Кто твои родители? – продолжает допрос негр. - Томас и Анна Шторм. Джейсон рядом с Молнией разочарованно мотает головой. - Недостаточно… ах, надо бы прибавить мощности. Он подносит пульт к экрану, тыкая одну кнопочку, и Маккуин неистово орет рядом, будто бы это его прошибает током на электрическом стуле: на экране стул раскладывается, превращаясь в кровать, и Молния видит, как жуткие пыточные шарниры разводят руки и ноги Джексона, выворачивая под неестественными углами. Юноша вопит от боли, корчась. - Прекратите! Прекратите это безумие! – Маккуин вдруг находит в себе силы двинуться и, пользуясь замешательсвом Джейсона, ловко спрыгивает с дивана в намерении отобрать пульт. - О, не так быстро, сладкий. – холодное зияющее черной пустотой дуло уже совершенно не игрушечного пистолета заставило гонщика замереть в неловкой позу на полпути к цели. – В твоих силах это остановить, но только если ты будешь живой. А не дырявый. Джейсон хищно ухмыляется, упиваясь беспомощностью Маккуина, который, в свою очредь, трясясь не то от страха не то от ярости, послушно вернулся на диван, сверля своего нового захватчика полным ненависти взглядом. - Чего вы от меня хотите? – спрашивает он на удивление холодным спокойным голосом. - Для начала, я хочу, чтобы ты нормально поел. – Джейсон гостеприимно указывает дулом пистолета на сервированный стол. – Мой мерзкий брат не кормил тебя, разве нет? Так почему же ты сердишься на человека, который принимает тебя как почетного гостя? - Вы не человек. – гонщик чеканит слова, делая первый глоток предложенного вина, и морщась, чтобы не выплюнуть его обратно. – Вы демон. Раскатистый смех, отразившийся от стен, заставляет Молнию содрогнуться и побледнеть. Но он все-таки заставляет себя проглотить взятую в рот еду. Желудок отвечает протестными спазмами, но гонщик пересиливает себя, продолжая есть. - Очень хорошо. – Джейсон одобрительно кивает. Черные, точь в точь как у брата, глаза сияют ярче звезд. Вот только Молнии они кажутся двумя пучинами ада. - Теперь допейте вино и расслабьтесь, мистер Маккуин. – он вновь подходит к креслу напротив и опускается в него, правда двусмысленно указывает пультом на экран. – Это ведь простой диалог. Не усложняйте, прошу вас. Этот человек, там, дорог мне еще больше чем вам, он ведь мой единственный оставшийся в живых родственник. А его жизнь теперь зависит полностью от вас. - Что я должен сделать? – Маккуин силой воли пытается занять более-менее расслабленное положение на диване, но напряженные мышцы, все не хотят слушаться. - Просто отвечать на мои вопросы, как Джеки отвечает на вопросы Ричарда. – монстр напротив удивленно приподнимает бровь, показывая свою полнейшую невинность. – В отличие от него, у вас более комфортные условия, - обводит взглядом помещение. – или же вы не согласны? - Согласен. – Молния делает неимоверное усилие, чтобы его голос звучал по возможности бесстратсно. - Тогда начнем? Гонщик кивает. - Откуда вы знаете моего брата? - Мы познакомились на треке. Он выиграл у меня заезд, и я подошел его поздравить. – Молния одаривает собеседника нетерпеливым взглядом. Тот отвечает взором, полным насмешки. - Разумеется, Джеки принял поздравления? - Да, он был крайне любезен. - Ответ неверный. Джексон на экране снова заходится истошным воплем, при этом камера специально увеличивает изображение, чтобы Маккуин мог разглядеть все мельчайшие подробности своей неискренности на искаженном гримасой боли лице возлюбленного. - Прекратите! Пожалуйста! – шепчет он, глотая слезы, ручейками вытекающие из глаз. Но мучитель только делает мощность побольше. - Нет, мистер Маккуин. Не могу, ведь вы пока не научились воспринимать нашу маленькую забаву всерьез. А игра, она ведь как гонка. Нужна полная сосредоточенность. Не надо лгать сопернику. Особенно, когда он сильнее вас. - Я не буду лгать. – Молния уже умоляет, вновь предпринимая попытку встать, но видя как палец Джексона движется к страшной кнопке, замирает. – Я буду искренен, я верю, верю, все всерьез! - Вы клянетесь? - Клянусь! - Прекрасно. – изящные пальцы отпускают зловещий пульт, но не откладывают его далеко. Он сверкает своим страшным корпусом рядом. – Тогда следующий вопрос, мистер Маккуин. Вы ездили в Томасвил, а это город в штате Минесотта. Довольно далеко от Калифорнии. Зачем? - Там тренировался мой наставник. Хадсон Хорнет. Я хотел тренироваться там, чтобы иметь возможность обойти вашего брата на гонках Флорида-500. - Но в итоге вы выпустили на трек другую гонщицу, Крус Рамирес? - Да. Пример моего наставника показал мне, что успехи своих учеников приносят радости куда больше, чем собственные успехи. Крус и Джексон ровесники. И глядя на нее, я подумал, что именно она будет ему достойным соперником, и я должен помочь ей на этом пути. Молния видит, как Джейсон тянется к жуткому орудию пыток, и весь подбирается, чуть ли не вскакивая с дивана. - Это правда, правда! - Это не совсем правда. – Джейсон улыбается одними глазами и нажимает опять ту же кнопку. Пустое пространство наполняется полным боли криком, и Молния подхватывает его, хрипя от слез и вжимаясь в подушки. - Остановитесь! – всхлипывает он. – Прошу вас! Хадсон Хорнет…. Джейсон отдергивает палец от кнопки, и Молния громко сглатывает. - Хадсон Хорнет… он учил меня гонять. Проходить трассы самой разной степени сложности. Он сказал мне… сказал мне обдумывать каждый свой крутой поворот, чтобы не окончить жизнь в колючках. Лицо Джейсона остается непроницаемым, но Молнии кажется, что какой-то мускул все-таки дрогунул. Значило ли это, что он идет в правильном направлении? - Вы ведь знаете, что Хадсон Хорнет разбился на треке. Его спонсор потом отказался от его участия в гонках, а возлюбленная изменила. И в этот самый крутой поворот он не вписался, позволив себе дать волю эмоциям. Один парень в больнице предложил ему в шутку убить обоих: и его возлюбленную и его спонсора. И Док согласился. Это и был крутой поворот. А еще Док говорил мне остерегаться парня на черной Ламборджинни… только вот я не последовал в итоге его советам. Молния скрещивает руки на груди, с вызовом глядя на юношу напротив, глядя прямо в глаза. - И знаете почему? Потому что иногда просто необходимо дать волю чувствам. Эти чувства спасли меня от той участи, какая постигла Дока. И за это я благодарен вашему брату. – гонщик неосознанно приподнимается, в азарте даже не замечая наставленного на него пистолета. – Я сказал все, что вы хотели услышать. Будут еще вопросы? Джейсон невозмутимо берет пульт, вертит в руке, другой лениво держит пистолет, никуда особо не целясь. - Только один. – улыбается он. – Готовы его услышать? Молния твердо смотрит на его пугающую улыбку, не мигая. - Вы когда-нибудь убивали? Ответ гонщика нравится юноше еще больше, чем заданный каверзный вопрос. - Кого я должен убить? – Молния неожиданно даже сам для себя хватается за наставленное на него дуло, закрывая ладонью зияющую пасть. Джейсон улыбается из темноты, гипнотизируя гонщика взглядом, и отпускает рукоятку, позволяя Молнии взять оружие. - Бернадет. – улыбается он. – Вам придется убить его машину. И тогда я отпущу его, как обещал.