Стокгольмский синдром

Мерный рокот двигателя и уходящее вдаль черное полотно дороги, настраивали на спокойный, размеренный лад. Молния сначала вслушивался в музыку, льющуюся из магнитолы, силясь разобрать о чем поют, но пришел к выводу, что это так же невозможно, как разобрать характер самого Шторма. От мелодичного блюза Джексон мог внезапно перейти на Rammstein, оттуда переключиться на Леди Гагу, затем включить Rolling Stones или 24-ю сонату Паганини. Маккуин находил это завораживающим, волшебным: наблюдать в окно летящие навстречу неизвестности машины, как всходит и садится солнце. Как тени становятся сначала длиннее, потом короче, и еще тихонько поглядывать на эти широкие загорелые плечи и черную макушку. И улыбаться в зеркало заднего вида. Знать, что он не видит, потому что занят дорогой, и улыбаться, чувствуя, как что-то терпкое и теплое, похожее на хороший глинтвейн разливается в сердце. Заполняет его стенки, растекаясь, как вино, наполняющее фужер, и в свежий морозный воздух взвивается клубящийся пряный пар. Прикрывать глаза, вдыхая полной грудью, и отдавать всего себя этой прекрасной дороге, уносящей его в даль, прочь от прежней бессмысленной жизни, от глупости людей. Только он и его рыцарь, тот кто примчался за ним на своем черно-синем ретивом коне и вытащил из бессмысленной бездны существования. Молния улыбался просто и счастливо, как улыбаются люди, обретшие смысл существования. Он не сразу понял, что Джексон выключил музыку, но когда понял, встревожился, почувствовав что-то вроде вины. В самом деле, пока он тут позволил себе провалиться в мечты под сладостные звуки разномастной музыки, Шторм все это время не мог позволить себя расслабиться, вынужденный вести машину. Неосторожные слова вырвались сами собой, прежде чем Маккуин успел подумать, что вообще собирается сказать. - Ты устал? Шторм дернулся, словно его несильно, но неожиданно ударили. Все это время сидевший со сгорбленными плечами, лихорадочно всматривающийся в дорогу, он подарил Маккуину взгляд, который наверное должен был быть пугающим, но казался гонщику Rust-eze скорее уставшим. Губы Молнии сами собой сложились в теплую ободряющую улыбку. «Было бы здорово обнять его», - поймал себя на мысли Молния и улыбнулся еще теплее, не в силах перестать смотреть в эти черные глаза напротив. – «Но он, наверное, не позволит». - Хочешь я поведу? – искренне поинтересовался он, и тотчас испуганно дернулся, вжимаясь в сидение. «О, нет! Что же я только что сказал? Я обидел его!» - ужаснулся он, видя, как глаза Джексона темнеют, искрясь первыми признаками бури. Застучал поворотник, и вместе с ним пустилось вскачь и сердце гонщика. Он обидел его, обидел! А ведь хотел лишь искренее помочь. Когда машина выехала на обочину, и Джексон открыл двери, наставив на Молнию пистолет, Маккуина охватила настоящая паника. - Выходи. Эти слова прозвучали приговором. Сердце болезненно сжалось в груди, в глазах защипало. Но он сам во всем виноват. Нельзя было спрашивать о таком у Джексона, он задел его достоинство и честь. Шторм скорее свалится без сил, чем признается кому-то в том, что устал. А что сделал он, Молния? Спросил его об этом прямо! Ткнул лицом в грязь! Ладони стали потными в мгновение ока. Задрожавшие пальцы потянулись к длинным прядям, принявшись их накручивать, теребить. Безжалостное око холодного ствола взирало на него из темноты. Повыше взирали немигающие черные глаза Шторма. Сверкали чарующей улыбкой жемчужины зубов. - Выходи. - Я не хочу, – Молния трясется от осознания того, что своим неповиновением лишь усугубляет ситуацию, но вид пугающего в своей ночной пустоте шоссе вселяет внего страх куда больший, чем дуло. А что если Джексон сейчас просто уедет? Что будет тогда? И будет ли вообше что-нибудь? Парализованый ужасом, Маккуин внезапно осознает, что уже не представляет своего дальнейшего существования без Шторма. Тот нужен ему, как бывает нужен исстрадавшемуся путнику глоток воды. Он даже не против терпеть побои и унижения, это малая плата за спасение от бессмылицы существания. Упреков, угроз, разочарованных взглядов. Ночь, быстрая машина и классика в рок обработке. И эти изумительные глаза, накаченные мышцы и наверняка такие теплые заботливые руки. - Подойди ко мне. Он с трудом встает на ватные ноги, обходит машину, ведя по ней рукой. Он знает что ему не за что зацепиться, если Джексон вдруг решит дать газу, но он хотя бы чувсвует холодный метал корпуса Берни. Он придает ему сил. Встает напротив Джексона. Тот смотрит на него оценивающе. Молния смущается от осознания того, что вряд ли подходит под нужные Шторму стандарты. Он чувствует себя не в своей тарелке и пристыженно опускает взгляд. - Садись. – Джексон поигрывает пистолетом, хищно скалясь из темноты. Хлопает себя по колену. - Как? - Молния давится воздухом от невозможности происходящего, садясь на колени к предмету своей любви. Ему кажется, что его обдают кипятком каждый раз, когда Шторм случайно касается его, помогая выравнить машину. Бернадет заднеприводная. Машина нового поколения, еще находящегося в тестировании. Быстрая и мощная. Непресказуемая, как и сам Джексон. Молния Маккуин еще ни разу не сидел за рулем такой. И ни разу не сидел у кого-то на коленях. Его еще ни разу никто так не обнимал. Он ужасно боится задеть что-то не то, но Джексон помогает ему, и они плавно вальсируют по треку. Маккуину ужасно хочется включить музыку, чтобы было легче держать ритм, но он не хочет обидеть Шторма. Эти мгновения пролетают в его памяти. Прочно обосновываясь в сердце. Он несмело выдыхает, откидывая голову на мускулистое плечо и вжимает газ. Изогнутые диодные фары режут ночь, как ножом, они виляют между рядами. Молния чувствует успокаивающее тепло, исходящее от Джексона и вновь улыбается: Шторм здесь, рядом. Его не бросят. Он откидывает голову назад, чувствуя затылком это уютное тепло, и думает, что именно ради таких мгновений и стоит жить. Чувствует, как его пальцы, скользя по рулю, находятся в непосредственной близости от пальцев Шторма, знает, что тот всегда подстрахует его получше любого ремня безопасности, и чувствует себя впервые за всю жизнь по-настоящему счастливым. Когда они въезжают под сень деревьев, небо окрашивается в нежно-белый предрассветный цвет, и Молния жалеет лишь о том, что они с Джексоном так и не смогли найти на ночном небе созвездие дракона. Когда Шторм чуть кивает ему, Молния понимает все без слов. - Останови здесь. И они съезжают на обочину. Молния выходит сам и самостоятельно же подает Джексону ремень, поворачиваясь спиной и позволяя стянуть себе запястья. Если Шторм считает, что для Маккуина лучше дальнейшую часть дороги проехать в багажнике, значит так оно и есть на самом деле. Он забирается в багажник с доброй улыбкой на лице. Потому что он искренне счастлив и не боится ничего до тех пор, пока Джексон рядом. Он видит замешательство в глазах своего похитителя, ставшего волей судьбы и спасителем; чувствует, что должен сказать ему что-то очень важное. Но он не уверен в том, как Джексон это воспримет. И хочет ли вообще это услышать. Поэтому, вместо того, чтобы признаться в любви к юноше, он делает комплимент его машине: - Спасибо, Джексон. Я всегда мечтал прокатиться на Ламборджини. Она и вправду прекрасна. Молния видит, как расширяются черные зрачки, и чувствует, что утопает в них. Ах, какое счастье, что руки связаны за спиной! Иначе он бы поцеловал его. Но это может не понравиться Шторму, а Маккуин больше не хочет его огорчать. Но ведь мечтать о неизбывном никто не запрещает? Гонщик улыбается в темноте багажника, представляя себе, как же будет чувствовать себя в тот миг, когда наконец осмелится сказать Шторму то, что должен был сказать еще на треке, а Джексон с силой захлопывает крышку багажника, не в состоянии на это смотреть. Они едут так еще целую вечность, и, хоть Маккуин и не видит Шторма, воображение делает это за него; Интересно, он едет сейчас с открытыми окнами? Или включил кондиционер? Надел солнечные очки? Или нет? А даст ли он когда-нибудь потрогать свои тату на плечах? Провести по ним пальцами вверх-вниз… а потом вдруг перехватит за запястье и дернет на себя, позволяя упасть в крепкие обьятия. Вдохнуть запах обивки сидений и его свежего мятного одеколона. Не это ли называется счастье? Закрыть глаза, чтобы не щуриться от яркого солнца, и почувствовать его губы на своих. Наверняка его поцелуи зависят от его настроения. Они могут быть терпкими, обжигающими, как его черные глаза, горящие в ночи. А могут быть нежными и согревающими, как его улыбка. Могут быть крепкими и собственническими, как его обьятия, а могут быть холодными и отстраненными, как его манера говорить на камеру. Молния хотел попробовать их все. Каждый по множетсву-множеству раз, пока все наконец не загорится внутри. И тогда сгореть вместе, а может быть поджечь все вокруг. «Молния и Шторм», - катал он их имена на языке. – «Шторм и Молния. Какая интересная шутка судьбы. Без молнии не будет шторма, а без шторма нет молнии. Так и мы, друг без друга – никто, бессмысленая пустота. А вместе, вместе хоть на край света. В багажнике, значит в багажнике, вместо антикрыла, значит вместо него. Не важно как. Я хочу быть с ним рядом. Я нужен ему точно так же, как он нужен мне». Вновь провалившийся в мечтания, гонщик и не заметил, как уснул, поэтому не почувствовал, как машина вновь замедляет свой ход. Вплоть до полной остановки. Залили темную примятую траву красным цветом крови задние фары – Джексон поставид Бернадет на ручник. Вряд ли это остановка из коротких. Щелкнули остегиваемые ремни безопасноти. Парень выбрался наружу, заученным уже движением прислонился лицом к машине, заведя руки за голову. Пистолет, как и все остальные боеприпасы остались в машине. Шторм втянул в себя воздух и начал обратный отсчет. - Пароль? – слышится за спиной чуть гнусавый голос какого-то негра. Джексон не видит, что это негр, но почему-то уверен - спрашивающий точно чернокожий. - Глаза Дракона, – отвечает он, называя первое, что приходит на ум. В дестве они с братом особенно любили именно этот роман-балладу Стивена Кинга. Но, кажется, вкусы Джейси поменялись. Тяжелый оглушающий удар чем-то тяжелым пришелся на затылок. Сгрупировавшись, Шторм вжался в стекло машины, резко сгибая ноги в коленях. Бейсбольная бита прошлась вскользь в каких-то миллиметрах от его головы, лишь взъерошив волосы на макушке. Не дожидаясь пока бьющий сообразит, что он промахнулся, Джексон развернулся, вжимаясь в машину уже спиной, и дал нападавшему ногой поддых, стремительно сгибаясь сам и простым ударом отправляя противника на колени. Подхватывает уроненную биту, замахивается и врезает в висок второму нападающему. Уклоняется от удара третьего и огревает его сзади. - Джейсон, мать твою! – орет он, отбиваясь от все пребывающих людей брата, как от стай саранчи. – Ты настолько рад меня видеть?! Пуля чуть пониже коленного сустава и удар ножом поддых выбивают воздух из его легких. Во рту становится липко, отдает металом. Перед глазами все странно плывет. - Кёрстен! Бери его! – кажется, негр, тот, что спрашивал пароль, тут за главного. Джексон чувствует как его, словно мешок с картошкой грубо взваливают на плечо. Кровь из носа капает вниз. Чуть подташнивает и в голове среди пустоты вертится один вопрос: а правильно ли я сделал, что приехал сюда? Его тащат через всю огромную лужайку перед аккуратненьким двухжтажным особняком, затаскивают через задний ход. Ударяют обо все, что встречается на пути. И, наконец, стряхивают на пол большущей гостиной. - Я смотрю, твои вкусы поменялись, – Джексон сплевывает кровь в ворс персидского ковра, когда его валят на пол, и оглядывает окружающее пространство. – Раньше поскромнее был. Перед ним, - в кресле перед камином, - сидит молодой человек. Белые брюки-дудочки, шелковая бирюзовая рубашка навыпуск с жемчужными запонками. Серебрянная трость. И белый под цвет брюк пиджак с отложным воротничком. Смольно-черные волосы зализаны назад гелем. - Ты Гарри Поттера что ли пересмотрел? – ухмыляется разбитой ухмылкой Шторм-старший, рассмаривая сидящего в профиль младшего брата. – Может наконец скажешь своим ребятам уйти, нальешь мне виски и позволишь сесть? - А кто ты такой, чтобы я приглашал тебя сесть? – изящная бровь чуть приподымается в изумлении. Трость тихо постукивает по полу. – Брат, вспомнивший о моем существании, только вляпавшись в очередное дерьмо вместе со своей железной шлюшкой? Ты прав. Мои вкусы поменялись. Мне теперь больше по душе Мизери. А ты в ней – Пол Шелдон. - Неожиданно однако, – Джексон кидает осторожный взгляд на стоящих за ним парней, готовых в любой момент всадить пулю ему в затылок, и вальяжно устраивается на ковре. – А кто Энни Уилкс? Ты что ли? - Ты верно понял, – циничный взгляд черных глаз. Минута молчания. Две пары черных глаз не мигая смотрят друг на друга, это гонка, это дуэль. Юноша в белом костюме и бирюзовой рубашке моргает первым, и вдруг разражается заливистым хохотом, дерзко разбивая зловещую тишину гостиной. - Ты поверил! Джеки, ты ведь поверил! – кричит он, сгибаясь пополам от смеха. Расположившийся в окружении уставленных на него дул пистолетов, брат закатывает глаза, театрально вздыхая. - Да сейчас! – манерно растягивая слова, говорит он и кривит губы в усмешке. - Я знаю тебя как облупленного, Облачко! Младший брат лениво закидывает ногу на ногу и чуть поворачивается то ли к гостю, то ли к пленнику. - Думаешь, возвращение блудного брата удалось на славу? – в тон ему спрашивает он. – Думаешь, что имеешь право судить меня по себе, потому что мы близнецы? А как много ты обо мне знаешь, Джеки-беби, а? Лицо Джексона непроницаемо, но он волнуется. И брат это чувствует. Выскочка и тихоня… похоже, их роли поменялись. Джексон понятия не имеет, какую игру ведет брат, но точно знает, что въехав на эту территорию, придется играть по его правилам. Теперь не Джейсон заканчивает начатую им фразу. Теперь это он, Джексон, второстепенная фигура. Сказать, что такое положение дел его не устраивает – ничего не сказать. Но у него попросту нет выбора. Кроме брата, ставшего в силу своего положения негодяем похлеще отца, вытащить его из дерьма, в котором он погряз по уши, некому. Джейсон видит эти изменения под непроницаемой маской циничного нахальства, и продолжает с теплой улыбкой втолковывать брату, как маленькому ребенку, правила новой игры. - Еще раз спрашиваю, Джеки. Что ты знаешь обо мне? И как много? – он лениво встает, обходит кресло кругом, возвращается к камину. Смотрит на огонь. Джексон не поднимается с колен. – Думаешь я поверю в то, что ты приехал, чтобы устроиться на старую работу? – он кидает пронзительный взгляд на брата. – Джексон Шторм, гонщик команды "Thunderstorm" под номером 20. Десятикратный чемпион Кубка Большого Поршня, лицо с обложки всех модных журналов, самая восстребованная знаменитость Америки! И я поверю в то, что ты просто так внезапно все бросил и вспомнил о существовании брата, а не просто влип в очередное дерьмо? Шторм-младший знает, что брат следит за ним краем глаза, поэтому не предпринимает пока никаких попыток встать с ковра. Оценивает ситуацию, пытается предугадать следующие действия, только вот Джейсон не даст ему это сделать. Теперь он хозяин дома. Он отрывается от камина, чуть отклоняясь в сторону, опирается на трость. Сверкает черными глазами из темноты. - Ну и кого ты привез в багажнике на этот раз? – спрашивает он, хотя и так знает ответ. – Ну же, братик, я хочу это услышать именно от тебя. Он подходит, чуть слышно постукивая тростью. Присаживается рядом с братом на корточки, протягивает ладонь, чуть касаясь пальцами его лица, будто проверяя. Джексон вздрагивает от прикосновения и тотчас мысленно дает себе пощечину. Джейсон расплывается в ухмылке. - Я все-таки ждал твоего возврашения, Джеки-беби. Помнишь Форсаж 7? Семья – это все, что у нас есть… Однако, идем, я покажу тебе кое-что. Он дотрагивается рукой до его запястья. Сигнал к тому, чтобы подняться. Шторм-старший слушается. Чуть поджимает губы – резкие движения причиняют боль, но не существенную. А брат подводит его к зашторенному окну. Дотрагивается до жалюзи. - Ты читал «Корпорацию бросайте курить»? – спрашивает он и чуть зевает, виновато прикрывая рукой рот. – Не выспался, прости. - И мне не дал, - хмыкает Джексон в ответ, вглядываясь в занавески. Ему кажется, что он видит чей-то силуэт. – Это новая комната допросов? - Возможно, – Джейсон улыбается, сверкая глазами. – Так ты читал? - Мне кажется нет, - чуть подумав отвечает гонщик, более интересуясь что же прячется за занавесом, чем литературными вкусами брата. - Прекрасно, – по голосу чувствуется, что Джейсон действительно счастлив. – Тогда ты это точно оценишь! Взору Джексона открывается пугающее своей пустой белизной пространство. Белый пол, выложенные белой плиточкой квадратики стен, белоснежный потолок. И посреди всей этой режучщей глаз белизны - простой темный деревянный стул, от которого за милю разит Икеей. К стулу привязана девушка: короткие черные волосы торчат во все стороны, испорченый в конец макияж, пирсинг на нижней губе и бровях, черно-синее платье безжалостно порвано, обнажая острые узкие беспомощно сгорбленные плечи. На шее и плечах видны синяки и кровоподтеки. Тушь потекла, так что мокрая и напуганная девушка больше походит на родственницу панды, чем на femme fatale. Один чулок спущен, собравшись гормошкой чуть ли не у самой пятки, и Джексон может различить тату на белоснежной тонкой ножке девушки: 20 Шторм. - Милая обстановочка, – говорит он и стучит по стеклу. Джексон рядом расплывается в хищной улыбочке. - Это звуконепроницаемое стекло, она нас не слышит и не видит. – он лениво облокачивается на стекло спиной, вертит в руках пульт. – Кстати, знакомься, это Бернадет. Моя новая волонтёр-испытательный изобретений. - А у тебя весьма своеобразные представления о волонтерах, братик. – хмыкает Джексон, кривя губы в циничной усмешке. – Я с ней уже знаком. Мы болтали по телефону. Она чем-то провинилась, или это у вас такое "свидание в слепую"? - О, у тебя отменный юмор, братик. Гонки только заострили его! – смеется Джейсон в ответ. Его пальцы как бы невзначай касаются пальцев брата, и Джексон вдыхает глубже. – Но ты же понимаешь, что это не все? Неужели, ты думаешь, что я надеялся тебя удивить связанным человеком? Этого мы с тобой в детстве насмотрелись сполна. - А чем тогда? – Джексон кидает оцениващий взгляд на пульт в руках брата, и чуть вопросительно приподнимает бровь, когда пальцы брата вкладывают обыкновенную на первый взгляд вещицу в его руку и чуть сжимают пальцы. – Боже, Джейси! Пульт от телевизора? Ты серьезно?! Да ты окончательно превратился в чокнутого ученого, Облачко! Он чувсвует, как рука брата накрывает его собственную, пальцы надавливают на его, вынуждая нажать кнопку включения. - Давай перключим канал, Джеки-беби, - нараспев произносит Джейсон над ухом брата, и почти одновременно с ним девушка на стуле дергается и наверняка истошно орет, когда электрический заряд охватывает все ее тело. - Давай увеличим громкость, чтобы было достовернее. – Джейсон улыбается из теней, падающих на его лицо, по-чеширки. Джексон чувствует, как пальцы брата смещаются чуть влево, смещая и его собственные. Увеличивают силу электрического заряда. Девушка дергается в своих путах, вопя, а Джейсон смещается за спину. Свободной рукой оглаживает спину брата, забирается под футболку, прощупывая мускулы. Вжимает Джексона в стекло, и тот неосозанно еще сильнее давит на кнопки, вжимается в стекло лицом, не в силах отвести взора от несчастной девушки. Это – такая же психологическая игра, какую он вел не так давно с Маккуином, сидя за рулем Бернадет. С той лишь разницей, что теперь играют с ним. Это он ведомый, вынужденный подчиняться. Но Джексон не собирается поддаваться. Он и в детстве никогда не давал брату выиграть, вызывая у того слезы, какого черта он будет проигрывать сейчас? Если он и проиграет, то только борясь. С гулким стуком падает на пол пульт, и девушка на стуле обмякает, свешиваясь резиновой куклой в своих путах. Шторм-старший использует секундное замешательство брата, чтобы ловко вывернуться из его объятий и точным ударом в челюсть отправить в аут. Разбить до крови нос и навалиться сверху, вжимая всем весом в ворс ковра, придушивая. Черные агатовые глаза сверкают друг на против друга. Рука брата смещается чуть вбок, давая ему поддых, сбивая с себя. Они катаются по ковру, щедро раздавая друг другу удары. Рассечена бровь, кровь фонтаном хлещет из носа. Лицо краснеет, когда один в полную силу придушивает другого. - Что ты обо мне знаешь, Джексон? - А ты обо мне, Джейсон? И все заново. Один прикладывает другого со всей дури о стеклянный стол, разбивающийся на осколки, второй хватает тяжеленную бронзовую статуэтку с камина и запускает ее, едва не попадая в голову первого. Когда-то уютный кабинет превращен в руины. Но никто не смеет остановить происходящее безумие. Оно заканчивается лишь когда Джейсон приставляет к горлу брата нож, крепко держа его за горло, впечатав в стену. - Добро пожаловать на работу, Джексон Шторм, – шипит он брату на ухо. – К своим обязаностям Вы приступаете прямо сейчас. Ваше рабочее место вон там, – он взглядом показывает на электрический стул посреди белого пространства. – Устраивайтесь с комфортом. А Ваша офисная одежда вот, – протягивает брату его гоночный костюм. – Располагайтесь, а мистера Маккуина сейчас приведут. Джексону остается только молчать, наблюдая за тем, как его привязывают к стулу, на котором только что сидела несчастная испытательница, и гадать что же брат собирается делать с ним и его заложником.