Вечное лето

- Не засматривайся ты на этого Шибу, девочка,- говорила следующим утром прачка Мицуха, развешивая на заднем дворе господские кимоно. – Не знаешь разве – женат он. На шинигами женат из своего отряда. Как зовут вот только ее – Мика? Мияко? Не припоминаю… -Не важно,- оборвала Рукия, поспешно подавая ей яркий шелковый пояс. – Это все совсем неважно, Мицуха-сан. Мы и разговаривали-то всего один раз… - Вот и правильно. Нечего нам, слугам, якшаться с благородными. Одни проблемы от них... Ишь, как просто – Пустых на парнишек напустить и преспокойно в дальнее поместье уехать... А с нас за медную монетку шкуру спустят небось! - Я, между прочим, тоже Кучики! – с вызовом взглянула на прачку Рукия. -Ну и что? Пока семья тебя официально не признала, Кучики ты только для себя самой. Мамашка-то твоя – из простых душ... - Но говорят, что у Ренджи-сана мать вообще руконгайская наложница! Мицуха посмотрела на девочку с жалостью, потрепала по волосам. - Его признал отец. И вообще, сыновья- это совсем иное дело. Сыновья – опора семьи, а дочери – разорение. Так что не ропщи и будь рада тому, что тебе нашлось место в этом доме. Лучше тут портки стирать, чем под красным фонарем песни петь. Так-то. Прачка, закончив давать младшей приятельнице жизненный урок, подхватила пустую корзину и ушла в дом. Рукия глубоко вздохнула, отгоняя ставшее абсолютно нереальным видение Шибы Кайена, делающего ей предложение. Эта сказка уже сбылась – и сбылась не для нее. - Сенбонзакура,- прошептал в темноте Бьякуя, теснее прижимаясь к обнимающему его Ренджи. К ночи похолодало и перед сном слуги внесли в комнату раскаленную жаровню и толстые одеяла. Однако объятия – почти невинные, но только почти – были жарче. И в самом деле, что может сравниться с теплой рукой, ласкающей, точно невзначай, голую кожу под ночным одеянием? Ренджи пробегал пальцами по ключицам, щекотал острые чувствительные соски, спускался ладонью по животу – и тут же, чуть не дойдя до сокровенного, снова скользил вверх, к груди и шее. Игра нравилась обоим, и они не спешили переходить границу. Все заканчивалось опухшими от поцелуев губами и испачканными простынями, которые Бьякуя потом тайком подсовывал в бельевые корзины. - Как ты сказал?- отозвался Ренджи, тут же касаясь языком чувствительного местечка за ухом. - Сен-бон-за-ку-ра,- по слогам повторил Кучики, задохнувшись на последнем слоге, потому что ладонь Ренджи под одеждой наследника вновь завершила свой маршрут, остановившись несколько ниже, и теперь пальцы Абараи зарывались в жесткие волосы у Бьякуи на лобке. – Имя моего занпакто. Я хочу сказать, что не у одного тебя есть шикай, друг мой. Ренджи замер, отрываясь от своего занятия, и, на руках нависнув над Бьякуей, спросил: - И давно он у тебя есть? - Еще до Испытаний проявился… Да тише ты, зверюга полосатая, синяков же наставишь! Ренджи смущенно ослабил хватку. Ему ли не знать, какая тонкая у этого неженки кожа. - Придурок… Что же ты его против Пустых не выпустил? Мы же чуть не сдохли там, оба! - Ты был со мной. Да и кидо помогло. Видел же, как я его разнес! В пепел! - Ты так мне доверяешь? - усмехнулся Ренджи, целуя трепещущую ямку между ключиц, у самого горла. - А кому еще, Рен? Кто у меня есть, кроме тебя? Родители давно мертвы – я с детства знал только их могильные камни. Дед стар. Шидзука меня ненавидит, и брата Акиру настраивает. Не слышал, о чем слуги шепчутся? - Ну, слышал. Болтают, что по ее приказу Пустых подменили. Так ерунда же, Бья. Вы ведь – семья… - Брось ты эту наивность, Абараи. Когда речь идет о власти, многие вещи перестают иметь значение… для большинства людей. Ты – не из нашей своры. Ты другой. И… я знаю, что ты на самом деле любишь меня. И не телом, прежде всего. А вот тут. Рука Бьякуи легла на грудь Абараи, точно на самое сердце. – У тебя два сердца теперь – твое и мое. - А ты, значит, бессердечный? – Ренджи лукаво улыбается в темноте, раздвигает складки тонкой материи, обхватывает член – Бьякую протряхивает, он неловко суется в руку Абараи и тихо вскрикивает, когда тот слегка сжимает горячие пальцы. Плавные движения руки вверх и вниз,- и Бьякуя с тихим стоном выгибается на футоне, разведя бедра. У Ренджи в глазах темнеет от желания, и в то же время в горле комом стоят слёзы. Так безоглядно доверил ему и тело, и душу – теперь только хранить вверенное. До конца. У Бьякуи отчаянный стояк – член вздрагивает в руке у Ренджи, изнывая по ласке. - Сейчас… сейчас хорошо будет,- шепчет Абараи и берет его в рот, глубоко, до основания. Эту науку он освоил в совершенстве – играть на теле Бьякуи, как тот играет порой на флейте. Прекрасный, отзывчивый инструмент, у каждой нежной точки – свой звук… Ренджи тихонько сжал губами навершие, проникая кончиком языка в узкую щель – Бьякуя издал высокий шелестящий стон, задрожал весь, как лист на ветру. - Глубже… Рен, возьми его глубже! – то ли приказ, то ли мольба, только он так умеет,- и остается только подчиниться. Несколько движений – и оргазм, шумный и краткий, терпкая соль на языке. И Бьякуя, лежащий перед ним – весь распахнутый, горячий и очень беззащитный, и снова ком в горле – слезы? И собственное так и не излитое желание ноет в паху, пока чужая жесткая ладонь не смыкается вокруг, доводя до финала. Все как обычно – но на этот раз Кучики ловит его наслаждение губами, и от этого Ренджи срывается на крик и глушит слишком громкий звук, вцепившись зубами в собственную руку. - Ну вот, сегодня простыни менять не нужно,- улыбается Бьякуя позже, безмятежно глядя в потолок. - Угу,- сонно вторит Ренджи – и можно не завтракать. Кучики откровенно смешит грязная шутка,- с Абараи всегда так, не нужно притворяться, потому что он ни от чего не приходит в ужас и плевать хотел на любые правила и приличия. - Бьякуя… А шикай покажешь? - как о чем-то очень интимном, немного смущенно попросил Ренджи. - Дашь – покажу,- похабно улыбнулся Кучики. - Идет,- ответил Ренджи. - Получишь свое, если победишь со своим шикаем против моего! А проиграешь – не обижайся. Я тебя трахну. - По рукам,- засмеялся Кучики. - Берегись меня! Но Ренджи уже спал, раскинувшись и улыбаясь во сне.