Pacific ocean.

Инцидент с Кларой, проваливающейся под ледяную воду на своем скакуне прямо у него на глазах, еще долго не покидал его даже во сне. Правду от себя все равно не скроешь, так что он, со стыдом, но все же признался себе, что он испугался. Испугался за нее. Испугался ее потерять. Вот и сейчас ее истерика, случившаяся у него на плече после того, как он вытащил ее из этой ледяной пучины, преследовала его во сне. Поэтому он и проснулся. Топот копыт ее лошади, все еще звенел в его ушах. Он все еще видел перед глазами, как она неслась прочь, какой агрессивной была, как убегала. От чего? От кого? Он, правда, понятия не имел. Но в тот момент он не задумался о причинах ее поведения. Лишь также, как и Клара с несколько секунд назад, оседлал свою лошадь и последовал прямиком за своей женой. Женой ли? Это он тоже уже не знал. Месяцы молчания, игнорирования друг друга – все это настолько вошло в привычку, что, оказавшись с ней в одной спальне, ему заново пришлось учиться находиться с ней рядом. Игнорировать ее присутствие так близко было сложно, да и последний вечер, где они оба задохнулись от несдерживаемой близости, это прекрасно доказал. Как начать с ней обычный разговор после такого долгого молчания? Нужно ли было с ней вообще разговаривать? Вроде они и так неплохо сосуществовали под одной крышей, делая вид что не знают друг друга. Он протер глаза правой рукой, а затем почувствовал, что его левая часть тела чем-то придавлена. Он опустил взгляд на свое плечо и понял, что Клара мирно спала, положив на него свою голову. Она тяжело дышала, ее остро очерченные губы были слегка приоткрыты. Она обнимала его и словно куталась в его объятия, будто бы соскучилась или боялась чего-то, и она согревала его своей теплотой, а мягкий запах ее волос – чая и винограда – наполнял его легкие с каждым вздохом. Герцог огляделся. Через плотные расшитые серебряными нитями коричневые шторы пробивался мягкий свет, что говорило о том, что уже наступило утро. Он отметил, что лежать с ней вот так было достаточно непривычно, и что ему делать в таком случае он особо не понимал. Забыл совсем. Но незаметная мысль, буквально где-то на подкорке его сознания, подсказала ему, что двигаться не стоит, пусть Клара подольше полежит на его плече. Он так и поступил. Стараясь совсем не двигаться, герцог слегка опустил голову и стал оглядывать ее. Смотрел как дрожат ее ресницы – кажется, будто она видела какой-то сон, - как вздымается ее маленькая грудь, лежавшая на его, и как то разжимаются, то поджимаются в недовольстве ее губы – губы, которые он когда-то целовал. Клара была очень теплой, будто бы вчера вовсе не тонула в холодной воде, и согревала его, хотя если выражаться по-джентельменски, то должно было быть наоборот. Он смотрел на нее. Осторожно запустил пятерню левой руки в ее мягкие каштановые волосы не осознавая, что она будет пахнуть чаем и виноградом весь день. Провел рукой по плечу, ощущая под пальцами мягкую ткань ее ночной сорочки. Вспомнил их совместные ночи, понял, как сильно соскучился по ней. Как ему ее не хватает. Грустно улыбнулся – пока она спит, можно на нее и не злится. А все это время он правда на нее злился. Он старался изо всех сил делать вид, что ее поведение после смерти их ребенка, поведение до рождения их сына его вовсе не трогает, но сейчас эта сдерживаемая долгими месяцами волна обиды брала над ним верх каждый раз, когда он просыпался по утрам. Клара его оскорбила. Оскорбила своим непристойным поведением, когда их сын умер, тем, что вытворяла после, словно для нее ничего из случившегося не имело никакого значения. Словно все, что они пережили, все чувства, которые разделяли – все это было для нее пустым звуком. И герцог не знал, как к этому относится, потому что в моменты, когда они все это проживали, она не выглядела наигранной. А потому Смит совсем ее не понимал. Не понимал ее действий. Почему на том вечере, организованном по приезде из Лондона, она выпила так много, что ему пришлось нести ее до покоев? От чего она убегала? Убегала ли вообще? Почему случилась эта ее недавняя истерика? В его голове было так много вопросов, на которые Клара отказывалась отвечать, даже если он их еще не задал. А если и спрашивал, то она становилась такой злой и агрессивной, словно дикобраз, готовый запустить в него свои ядовитые иголки. Почему она злилась? Что доводило ее до такого состояния? Откуда в ней, такой маленькой, совсем крошечной, нашлось место для такой большой злости и ненависти? Герцогу было неведомо. Одно он стал точно понимать – они разучились говорить друг с другом. И он не думал, что учиться находить друг с другом общий язык заново – хорошая идея. До того момента, пока им не пришлось снова делить спальню. Герцог правда не думал о том, чтобы как-то изменить ситуацию между ними. Невысказанные обиды и разочарования стояли между ними непреступной стеной, через которую было не прорваться. Им просто не хватит оружия, чтобы взять эту крепость. Но сейчас, оставшись один на один в стенах спальни поместья Браунов в Глазго, увидев ее, ощутив ее жгучее дыхание, он вдруг почувствовал внутри знакомое чувство, очень неприятное, которое прожгло ему грудь, когда они были в Лондоне, и она оказалась на пороге его спальни, где все поняла не так и не дала ему возможности объясниться. Он почувствовал надежду. Возможно ли такое, что у них представился случай все исправить? Возможно ли, что им нужно было побыть друг от друга в дали, чтобы по итогу понять, что они нужны друг другу? Нужны ли? Нужна ли она ему сейчас, когда все пошло не так, как он себе представлял? Холодная и замерзшая, все еще не отошедшая от случившегося несколько часов назад, Клара тянулась, как ему казалось, к единственному, что могло ее согреть – его груди, но при этом сама его согревала. Может ли быть так, что он все еще ей нужен? Он не знал. В последнем их разговоре, она вела себя так, будто это он ее обидел. Обидел ли? Чем? Ответов на бесконечное количество вопросов в голове у него не было. Возможно ли, что ему надо их поискать? Опять-таки, нужно ли? Герцог еще раз взглянул на свою жену. Клара поморщилась и сделала глубокий вдох, после чего шумно выдохнула и повела головой. Он понял, что девушка просыпается. Как она поведет себя, когда обнаружит, что обнимает его? Будет ли ей неловко или она обвинит его в том, что он нарушил ее личные границы? Было бы забавно, учитывая, что это она прижимается к нему всем своим телом. Возможно, именно поэтому он и притворился спящим. Может, побоялся ее реакции и просто не захотел ее смущать, или наоборот, хотел посмотреть, как она поведет себя, когда обнаружит, что обнимает его. Он выжидал. Проснувшись, она на какое-то мгновение замерла, осознавая, что ее голова лежит на плече ее супруга. Он почувствовал, как Клара слегка приподнялась и всмотрелась в его лицо, словно проверяя спит ли он все еще. А затем, она вернулась в свое положение и снова опустила голову на его плечо. Герцог едва ли сдержал улыбку, оттого насколько идентичны были их действия по отношению к друг другу. Он отметил, что, вернувшись в привычное положение, Клара так и не смогла расслабиться. Лишь натянулась как тетива лука. Словно боялась его спугнуть. Не желая ускользать из его объятий. Боясь, что одно лишнее движение может его разбудить. И она продолжила лежать вот так – вся напряженная. Осторожно вдыхала его аромат, осторожно провела пальцем по его груди, там, где находилось сердце-предатель, положила аккуратно свою ладонь и почувствовала, как оно быстро-быстро бьется. А затем застыла, словно беззвучно спрашивала – его ли? - зачем? Ты же спишь. Спишь? А затем раскусив его наживку она резко отстраняется и, злая, отворачивается от него, свесив ноги с кровати. Что он намеревался этим добиться? Да он и сам не знал. Лишь почувствовал, что расстроился, так как этот момент длился недолго. Однако, как только она встает с кровати, он тоже поднимается, оправляет свою ночную сорочку и идет готовится к завтраку. Они ничего друг другу не говорят. - Как Вы себя чувствуете, Клара? – Спросила за завтраком Кэтрин, размешивая ложкой сахар в своем стакане чая. – Вчера у Вас выдался сложный вечер, - она мягко улыбнулась. Клара же, которая сидела напротив женщины, постоянно смотрела в одну точку и обратила внимание на женщину только тогда, когда герцог чуть коснулся ее ноги своей ногой. Она сначала недоуменно взглянула на супруга, а затем, когда он мягко кивнул в сторону герцогини Браун, она все поняла. - Прошу прощения, Ваша Светлость, - она выдавила из себя едва заметную улыбку. – Думаю, что все в порядке, - она опустила синие глаза на свои столовые приборы, словно размышляя, какой из них ей сейчас может понадобиться. - Надеюсь, Вы не заболеете, все-таки упасть в такую холодную воду… Кто знает, чем это может обернуться, - выдохнул герцог Браун, намазывая вишневое варенье на горячий тост с маслом. - Все обойдется, - отозвалась глухо Клара и сделала глоток чая. - Кстати, мы тут с Дарреллом обдумывали планы на лето, и думаем отправиться куда-нибудь на побережье. Вы не хотели бы к нам присоединиться? – Вежливо пригласила их леди Браун. - Думаю, что герцог, скорее всего вновь уплывет в Европу по торговым делам, - не взглянув на него, ответила Клара на предложение женщины. - Возможно, Клара, он и Вас с собой возьмет, - хохотнул Браун и взглянул на Джона, которому стоило огромных усилий, чтобы не сделать глубокий и шумный вдох, потому что последнее, что им с Кларой было сейчас нужно – это поездка наедине. - Ваша Светлость, думаю Вам хорошо известно, что женщина на борту корабля далеко не к счастью, - она мягко улыбнулась, но Смиту почему-то эта улыбка показалась вымученной. Браун же громко рассмеялся и возможно он ей что-нибудь бы и ответил, но в зал вошел лакей. - Ваша Светлость, - обратился он к Джону. – Пришла одна девушка из деревни, хотела бы поговорить с Вами и миссис Смит. Он взглянул на Клару, которая сегодня было в серо-фиолетовом платье с длинными рукавами, сшитом из ацетата. Лицо ее было открыто, потому что волосы были просто собраны в низкий узел без обрамляющих его кос. Она встретила его взгляд, и он заметил, что она тоже в недоумении и понятия не имеет, зачем кому-то из деревни овцеводов видеться с ними, а не с владельцами поместья. Он кивнул ей головой на выход, и она послушно встала со своего места, при этом извинившись перед хозяевами. Они шли за лакеем в полном тишине, а затем он остановился у стеклянной двери. - Девушка здесь, - кивнул лакей и открыл дверь. Смит, уже было хотел зайти внутрь, но заметил, что Клара на мгновенье застыла, а затем развернулась и пошла прочь. Он не дал ей уйти, перекрыл собой дорогу. - Идите, - сказал ей Смит. Лицо ее стало бледным, глаза испуганно бегали из стороны в сторону. Она словно растерялась, и не знала, что ей делать. Он не понимал, что ее остановило. Шли они сюда достаточно спокойные, в Кларе не было ничего такого, что заставило бы его усомниться в ее самочувствии. А теперь… Герцог сомневался, что все в порядке. Почему? Она еще раз обернулась на женщину внутри приемных покоев, сделала глубоких вдох, а потом будто бы не выдохнула. Ее худые плечи поднялись, кожа на выпирающих ключицах натянулась, подчеркивая их еще больше. Синие глаза стали серыми. А затем Клара посмотрела на него, испуганная. - Я не могу, - сказала девушка, застыв. Джон внимательно вглядывался в каждую черточку ее потерявшего цвет лица. На одно мгновение, ему захотелось ей посочувствовать, даже не зная причины такого испуганного поведения. Но он себе этого не позволил. Клара же, не дожидаясь его ответа, уже было снова попыталась уйти, но Смит вновь остановил ее, перекрывая проход своей высокой фигурой. - Идите, - он сказал это твердо, непреклонно. - Если Вам так нужно увидеться с этой девушкой-крестьянкой, идите сами, - ужалила его Клара – словно напомнила прошлогоднюю историю с той служанкой, - опустила взгляд себе под ноги и сделала несколько шагов вперед, но он, разозлившись на ее едкое замечание, ловко остановил ее за руку, схватив за предплечье. Оно было таким маленьким, что ему удалось обхватить его одной рукой. Сделав тяжелый вздох, он собрал все свои силы, чтобы не ответить ей такой же колкостью, поэтому лишь процедил, глядя нее сверху вниз холодными серыми глазами: - Соберитесь. А затем все также держа ее за руку, силой завел ее в гостиную. О чем сразу пожалел. На стуле сидела девушка-крестьянка, на плечах, поверх коричневой рубахи, у нее была вязанная темно-зеленая накидка, светлые волосы с пробором посередине были собраны в низкий узел. А на руках она держала ребенка. Пухлого младенца, на голове которого был хлопковый чепец, укутанного в теплое серое одеяло. Ребенок, удобно устроившись у матери на руках, сопел. У Смита сжалось сердце. Возможно, его сын был бы таким же в этом возрасте. Как несправедливо, как тошно, как тяжело, что он уже никогда об этом не узнает. Горло ему сдавил ком, он не знал, что говорить, и в первые за эти долгие месяцы он был солидарен с супругой, которая не хотела заходить в эту комнату. Клара… Он взглянул на нее. Молодая девушка, крепко сжав в кулаках ацетатное серо-фиолетовое платье, просто отвернула голову в сторону, нервно кусая губы и опустив глаза на столик, на котором стояли часы. Это было ужасно для них обоих. Он почувствовал, как брови, сдвинувшиеся на переносице, привели в напряжение его лоб и попытался было расслабиться, но не смог. Как же тяжко. Все это замешательство заняло у них секунды, показавшиеся герцогу бесконечными. Ему в первые в жизни захотелось сбежать. - Ваша Светлость, миссис Смит, - позвала девушка, как только они вошли в гостиную, и ее мягкий низкий голос вывел из оцепенения. - Мы Вас слушаем, - отрывая взгляд от Клары, которая более не посмела взглянуть на светловолосую девушку, и переводя его на крестьянку, что уже стояла с ребенком на руках, говорит Смит. - Благодарю, герцог, - кивнула она, мягко ему улыбнувшись, отчего пухлые щечки слегка порозовели. – Вчера я видела Вас, миссис Смит, на берегу реки, - обратилась она к его жене. Та, не оборачиваясь, кивнула. – Вы смотрели на нас, долго, - продолжила девушка. – Мы услышали, что сразу после этого с Вами произошел неприятный случай, - крестьянка зарделась, - если в этом была нашла вина, то я хотела бы принести Вам свои извинения, - девушка посмотрела на Клару, которая бросила на нее быстрый взгляд и снова отвернулась, коротко кивнув ей, в знак того, что все в порядке. В этот момент ребенок на ее руках стал плакать. И словно весь мир замер. Герцог не слышал плача своего ребенка. Он не успел узнать, плачет ли он по-разному, когда бывает голодным, хочет спать, или просит, чтобы ему сменили пеленки. Смит не успел разобраться в этом. Его ребенок перестал плакать, еще до того, как Джон его смог услышать. На кого ему злиться? Кого винить? - Извините, ему, наверное, пора менять пеленки… - начала было оправдываться девушка, но Клара, до этого не проронившая ни слова, ее перебила. - Голодный. Это было единственное, что она произнесла этой девушке. Ее голос был отрешенный, низкий, абсолютно безэмоциональный. А затем она лишь развернулась и направилась к выходу. Выйдя из приемной гостиной, Клара побежала по коридору прочь от этой ужасной комнаты, всей душой ненавидя герцога за то, что он заставил ее пройти через это. Вынудил ее столкнуться с тем, что она потеряла. Она добежала до спальни, закрыла дверь на замок, тяжело дыша, а затем на мгновение прислонилась к ней. На секунду она замерла, прислушиваясь к звукам из коридора – не идет ли герцог за ней, - но в коридоре была тишина. Она облегченно вздохнула. Герцог же, попрощавшись с крестьянкой, сел в одной из гостиных на пути к столовой и стал думать. Не хотелось бы ему повторить эту встречу. Слишком неожиданно. Слишком они не были готовы. Слишком это больно. Герцог едва ли не задохнулся от увиденного ребенка. Лавина «если бы», «а может», «вот бы» и «за что» разом хлынула на него, словно погружая на день после похорон, когда ему уже было нечего делать, и мысли одна за другой сыпались на него со всех сторон. Если свои чувства он более-менее смог понять, то увидеть такую Клару, Клару-беглянку, он не ожидал. Неужели увидев ребенка, в ней что-то щелкнуло, и она наконец осознала, что с ними случилось почти полгода назад? Была ли все-таки связана ее вчерашняя истерика с этим младенцем? Было ли ей также больно, как и ему? Герцогу было тяжело об этом думать. Смит предпочитал ее игнорировать. Не замечать. Не видеть. Как легко было это делать в Вояже, и как сложно давалось это сейчас, когда они вынуждены сосуществовать в одной комнате на глаз у их добрых знакомых, которые в тот ужасный период были рядом с ними. В Вояже было проще. Там он не задавался вопросами, связанными с Кларой. Он пустил ситуацию на самотек, потому что потеря ребенка далась ему очень тяжело. А до этого пять месяцев молчания с ее стороны по глупой обиде, и нежелание его выслушать и понять… Все это наложилось друг на друга: и обида с утратой, и разочарование с тоской и болью. С Кларой оказалось сложно. Он любил сложности. В работе. А в социальной жизни они давались ему нелегко. Может все-таки не стоило уговаривать Клару выходить за него? Надо было достойно принять ее отказ, смириться, и просто продолжать жить в свое удовольствие, завещав имущество какому-нибудь бедняку, чтобы сделать напоследок какое-нибудь благое дело. С Кларой же у него ничего благого не вышло. Недомолвки, накапливающиеся обиды, недопонимания и отсутствие коммуникации в одном доме, между ними… Разве мог он себе представить, тем днем двенадцатого ноября, стоя у алтаря в соборе Святого Джона, что их совместная жизнь принесет лишь разрушение? Разве мог он себе представить, что он, тщедушный старик, пойдет на дно с этой маленькой девчушкой? Разве мог он тогда подумать, что эти синие глаза станут для него Мариинской впадиной, уничтожат его своими штормами? Как же неправ был его Уильямс… Смерть сына стала для Смита очередным триггером, подтолкнувшим его к привычным замкнутости и уединению. Но он смог принять эту тяжелую и абсолютно несправедливую утрату, примирится с горем, нашел отдушину в своем одиночестве и вздохнул с облегчением, когда спустя долгие месяцы перестал реагировать на раздражитель в виде умиротворенной Клары, жившей ее лучшую жизнь. Поэтому в этот раз он сделал то же, что привык. Просто отставил вопросы в сторону и присоединился к герцогу Брауну за игрой в фараон. Клара же более к ним не присоединилась, а когда герцог вернулся в спальню, она уже спала. На следующее утро после инцидента с крестьянкой, Клара с постели тоже не встала. Она не пришла на завтрак и передала через прислугу, что плохо себя чувствует, поэтому останется в покоях. Испугавшись, что она могла заболеть после ледяной воды, Кэтрин отправила к ней доктора, который, осмотрев герцогиню никаких признаков болезни не обнаружил, но предположил, что скорее всего это нервное утомление, поэтому молодой женщине стоит как следует отдохнуть в постели. Клара же провела в спальне около недели. Всякий раз, когда он заходил в комнату она лежала в одной и той же позе на боку и смотрела в одну и ту же точку под подоконником. Синие глаза ее были пусты, безжизненны, а дыхание всегда неровное и тяжелое, словно на ее грудь что-то давило и мешало дышать как следует. Она не обращала на него внимания, когда он переодевался или ложился в постель, но по их общей неволе они все же друг друга касались. Однажды герцог проснулся посреди ночи, потому что в нос ему ударил запах ее волос, и сквозь сон осознал, что прижимает Клару к себе. Она же, уткнувшись ему носом в ложбинку в основании шеи, тихо сопела и ровно дышала. В другой раз, он проснулся оттого, что Клара закинула на него свою ногу и обняла со спины. А однажды они вместе открыли глаза и осознали, что их лица находятся в угрожающей близости. Она лишь посмотрела в его глаза своими высохшими некогда синими-синими океанами, встретилась с его пасмурной серостью, а затем оба неловко развернулись друг от друга: герцог молча отправился готовиться к завтраку, Клара же вернулась в уже привычную позу. Насколько Джону было известно, из комнаты ее все же заставила выйти Кэтрин. Сидя в салоне в один из пасмурных серых февральских дней, Клара все смотрела в одну точку, не принимала никакого участия в диалогах, и долго не обращала внимания, когда ее звали. Джон не понимал, что с ней случилось, словно она окончательно сломалась. Еще несколько недель назад она вся светилась от того, что они приехали в имение Браунов, сейчас же из нее слово было не вытащить. Она словно о чем-то бесконечно думала, и эти мысли съедали все ее силы. Герцог начинал за нее переживать. О чем она думала? Что случилось? Почему именно сейчас? В один из вечеров Кэтрин пригласила музыкантов, чтобы они немного разукрасили февральские приемы. Смит отметил, что слуги готовили Клару к ужину как куклу: они надели на нее серое парчовое платье, короткие рукава и вырез которого были украшены черным кружевом. Ее густые каштановые волосы они собрали в пучок и окружили его толстой косой. Надели на ее ушки скромные сережки в виде капель и дополнили ее вечерний туалет таким же скромным бриллиантовым ожерельем. Клара выглядела с иголочки. Красивая и нежная. Но безжизненная. Она снова постоянно уходила своими мыслями куда-то далеко, и Джону казалось, что она вообще не следит за разговором во время ужина а когда стали играть музыканты, она их вовсе не слушала. Просто сидела. Такая же оцепеневшая. - Клара, чтобы вы хотели услышать следующим? – Постоянно выводил ее из мыслей герцог Браун. Она смотрела на него равнодушным взглядом, думала какое-то мгновение, а затем отвечала: - Моцарт. - Бетховен. - Можно Баха. Герцог любит Баха. - Вагнер достаточно неплох. - Глинка. - Клара, а может быть Вы тоже нам что-нибудь сыграете? Мы ни разу вас не слышали, - мягко обратилась к ней Кэтрин, и Смит отметил, как Клара замялась больше обычного. Она словно потеряла свое место и теперь не знала куда себя деть. Выглядела такой растерянной, потерявшейся. - Ваша Светлость, - наконец произнесла она. Смит видел, как ее замешательство прочитали абсолютно все присутствующие в гостиной. - Прошу меня извинить, но я откажусь, - продолжила Клара, - не думаю, что сейчас это хорошая идея, но обещаю, как-нибудь я обязательно для Вас сыграю, - она выдавила из себя кривую улыбку и опустила свои синие глаза на свои руки, теребившие парчу на коленях. Больше ее не беспокоили. В одно из утр, когда до возвращения в Вояж оставалось меньше недели, после завтрака Джон и Даррелл отправились на прогулку по территории имения. Погода была хорошей, легкий мороз щипал щеки и нос, отчего те порозовели. Безоблачное небо было голубое-голубое, словно бесконечное. Такое голубое, какими никогда не будут ее штормовые глаза. Дышать морозным февральским воздухом было легко, однако герцог все равно ощущал на своих ровных плечах невыносимую тяжесть. Словно после смерти ребенка он никогда не сможет от нее избавиться. Терпеть эту постоянно ноющую в сердце боль было невыносимо, хотелось его вырвать и остаться ни с чем. - Кажется и Вам, и Кларе также была необходима эта поездка, как и мне, - улыбнувшись и взглянув на друга, сказал герцог Браун. Он выглядел достаточно бодро. Джон отметил, что Браун значительно посвежел с момента их приезда в Глазго. Хоть кому-то полегчало в этой поездке. Между ним же и Кларой все стало намного запутанней. - Спасибо за приглашение, друг, - учтиво ответил Смит, взглянув на герцога Брауна, что шел рядом в своем теплом изумрудном сюртуке. - Как вы с ней? – Спросил Браун, опустив глаза под ноги, отмечая, как черные ботинки контрастируют с белым февральским снегом. - Думаю, все хорошо, - непринужденно отозвался Джон. Вдаваться в подробности их сложных отношений он не хотел. Возможно, будь это Уильямс, а не Даррелл, он бы поделился некоторыми вопросами, которые его мучают, но сделать это сейчас было максимально сложно, да и неэтично по отношению к Кларе, которая сама сейчас представляла для него один большой вопрос. - Я думаю, что Клара все еще не в порядке, Джон, - спустя небольшую заминку сказал Даррелл. Он остановился у начала аллеи и, сложив руки за спиной, посмотрел на герцога Вояжского. - По ней не скажешь, - слукавил Смит, скривив губы в натянутой улыбке. - Думаю, ты сам знаешь, Джон, что некоторые вещи так сильно выбивают нас из колеи, что мы отказываемся их принимать, - он глубоко вдохнул чистый морозный воздух и продолжил путь к неработающему фонтану, что уже виднелся впереди. Правда ли? Неужели то, что с ними произошло, для Клары стало таким ударом, что она убегала? Убегала от боли, пряталась в жизни, притворялась живой? Да глупость какая-то. - С ней все в порядке, - снова повторил Джон уже прилипшую к губам фразу по отношению к своей супруге. - Вы и Ваша благоверная так часто говорите эту фразу, что мне уже начинает думаться, будто вы оба сами себя в этом убеждаете, - хмыкнул Даррелл и помотал головой, при этом мягко улыбаясь. - Нет, Браун, она прекрасно себя чувствует, - продолжил Джон, переходят в наступление. У него были аргументы для доказательства неправоты старого друга. – Вспомните недавний музыкальный вечер. Как она активно просила сыграть музыкантов различные произведения, - ухмыльнулся Джон, вскинув подбородок и поправив цилиндр на голове. - Но при этом, когда Кэтрин попросила ее сыграть для нас, она за инструмент не села, - повел плечами Даррелл. - Клара не сильна в музыке, возможно, не хотела сплоховать, - нашелся, что ответить на этот выпад, Смит. - А как на счет случая с крестьянкой и ее ребенком? Кажется, именно ребенок послужил спусковым механизмом того случая, - выдвинул свою теорию Браун и ударил его по больному вопросу. Прошло уже две недели, а он никак не мог избавиться от того страха, который испытал, увидев ее идущую на дно. Он постоянно думал и прокручивал в голове тот ужасный день. Что было бы, если бы его товарищи не обратили внимание на гневное настроение его супруги? Если бы он, не посчитал нужным исполнить свой долг и не сел на лошадь? Если бы не отправился следом за супругой? Если бы не стал свидетелем того, как она проваливается под лед? Какой же была вероятность того, что она выбралась бы сама? И герцог прятал от себя эту страшную цифру, притворяясь что не знает ответ. - Думаю, для нас обоих это было непросто, - отозвался Смит, спустя мгновение после прозвучавшего вопроса. - Но вы не убегали, - снова в противовес ему ответил Браун. - Потому что мне хватило смелости посмотреть в глаза этой женщине-крестьянке. Клара же… - он запнулся. Не знал, что сказать. Браун завел его в тупик. И его это раздражало. - Клара что? – Даррелл взглянул на него, продолжая свой путь к фонтану. - Она просто… - Смит снова запнулся. – Клара пережила эту утрату, - продолжил он. – Я вижу ее постоянно, каждый день, Браун. Она не выглядит как человек, который не принял то, что произошло. Она развлекается, не пропускает ни одного оперного представления или балета, постоянно что-то делает, не слазит со своего коня… - Вы не думали, что она просто убегает? – Прервал его разгоряченную речь Браун задавая вопрос, ответ на который герцогу Смиту знать не хотелось. - Клара никогда не бежит, - ответил герцог, опустив взгляд себе под ноги и отмечая кое-где виднеющуюся пожухлую бурую траву. - Вы все же обратите внимание, сэр. Как знать, может то, что случилось, молодой несостоявшейся матери принять невозможно, - пожал плечами его собеседник, закидывая ему удочку для размышлений. А размышлять герцог не хотел. Поэтому решил сменить тему и перевел разговор в торговое русло – летом у него намечалась очередная торговая компания в Европу. Когда он вошел в покои, Клара уже спала. Она лежала на боку, спрятав правую руку под подушку и поджав под себя ноги. Снимая с себя теплый сюртук и переодевая в ночную рубашку, он продолжал смотреть на ее маленький силуэт, скрученный под теплым одеялом, и она показалась ему беззащитной. Клара и беззащитная. Он ухмыльнулся. Все стало запутанней, да, в этом у него не было сомнений, но возможно, в словах герцога Брауна есть доля истины? Он не мог сам себе отрицать, что и правда эта поездка заставила его увидеть ее. Напомнила ему о том, что Клара тоже существует рядом с ним в этом жестоком настоящем, где царит абсолютное одиночество и скорбь. Могло ли быть такое, что для нее принять смерть их ребенка невозможно? Прав ли Браун в том, что она просто убегает? Переодевшись в ночную сорочку, он аккуратно лег рядом с женой и осторожно обнял ее, прижимая маленькое теплое тело к своей груди. Он решил дать себе, им возможность в этом разобраться, может тогда они смогут начать сначала. Им надо все исправить. Он обязательно попытается. Смит закрыл глаза, готовый провалиться в сон, но почувствовал, как Клара взяла его руку. Он слегка улыбнулся, благо она не могла увидеть его улыбку, и устроился удобнее за ее спиной. А затем Клара его руку убрала.