«Мы действуем по привычной схеме: Сначала лезем в неприятности, а разгребать будем потом!» © Редгрейн Лебовски
— Да-а-а, Юи, ты в нашей школе — знаменитость! — Кайто весело улыбнулась и подняла бокал сока. — Поэтому предлагаю выпить за нашу знаменитость! — Скажешь тоже, — фыркнула я, радуясь, что шарф не только скрывает укусы на шее, но и помогает спрятать румянец на щеках. Под одобрительные хихиканья и аплодисменты, мы все подняли бокалы с соком и чокнулись. Саке пить нам было нельзя. В нашей компании не хватало Изуны-сэмпай и Мари-сэмпай. Девушки ушли с головой в учёбу, ведь им вот-вот сдавать государственные экзамены. Это моему потоку сдавать только через неделю, и то переводные из класса в класс. И, нет, я была совершенно не спокойна! Но, видать, психика устала паниковать, поэтому я была относительно стабильна. Пока. Вот, честно, фиг знает, как я поведу себя на экзаменах. — Предлагаю выпить за нашу встречу, девочки, — я улыбнулась, вставая с места. — А то впереди переходные экзамены, летние каникулы. Мы снова все разъедемся по Японии… — я старалась говорить весело и беспечно, словно оно так действительно будет. На деле, к моему горлу подкатил ком, а глаза защипало от слёз. Всё это я могу смахнуть на излишнюю эмоциональность и линзы (периодически от них начинает щипать в глазах, если пересыхают, или долго ношу). В реальности подруг оно действительно будет так. Я действительно куда-то уеду. И они уедут. Мы будем жить порознь, но будем счастливы. В идеале. Моя реальность была куда прозаичнее. Я останусь в логове вампиров. Судя по числам в календаре и резко ухудшившемуся здоровью, уже предполагала, что меня ждёт. И в ужасе гнала от себя эту мысль. К сожалению, за последние три дня Корделия нападала на меня больше десяти раз. И всегда одно и то же — с нежной улыбкой она ломала мне кости и съедала мои органы на моих же глазах. Это напоминало больше страшный вирус. Смертельный вирус, который поражал систему за системой. И лечения не было. Даже братья Сакамаки начали уже подозревать, что со мной что-то не так. У меня не хватило ни сил, ни решительности во всём признаться вампирам. Бездействие тоже наказуемо. И я чувствовала, что меня уже бросили в ледяную воду, и «кто-то» тянет на дно. Кошмар… Кошмар, который я не в силах прекратить. Мне никто добровольно не пустит «Пропофол» по вене. Самые отпетые садисты с радостью сожгут вены «Листеноном» и парализуют дыхательную систему. Я умирала без всего этого. Эти препараты просто помогли бы быстрее лечь в гроб. Нет. Я люблю жизнь. Я хочу жить… Но надо быть реалисткой до конца. Я не знала, как бороться с Корделией. Не знала, как спасти себя от неё. Её сердце — чужое сердце — разрушало мой организм. — Неужели у тебя настолько ревнивые братья, что не пустят на каникулы домой или к нам? — Моммо удивлённо смотрела на меня. Улыбка против воли расползлась по губам. Братьев Сакамаки я представила своими дальними кузенами, чтобы вопросов не возникало много. И мимоходом бросила, что они просто до жути ревнуют младшую сестру к окружающим её людям. Это со стороны звучит забавно, но то, как нахмурилась Кайто… Я старалась не думать. Просто не думать. Но мысли против воли лезли в голову. Кайто запихнули в нашу богадельню после того, как она попыталась покончить жизнь самоубийством. У неё получилось. Почти. Мать у неё работает медсестрой, поэтому без вмешательства скорой девушку откачали. Там ещё была история про репутацию. Но самый такой пагубный момент: родители были против её мечты, целей и желаний, и вдобавок ко всему миру ревновал младший брат. До чего там дошло — можно самим додуматься. Иначе Кайто просто так не полезла бы в петлю. Она тоже любила жизнь, но инцест ей чуть психику не сломал. — Ну… Да. Если честно, Моммо, один из них здесь. В кафе, — после моих слов девочки дёрнулись и начали крутить головами в поисках «моего старшего брата». Почесав затылок, я махнула рукой и крикнула. — Аято, можешь выходить! Один из посетителей в чёрной олимпийке встал из-за стола и откинул капюшон, являя миру растрёпанную яркую шевелюру и нахально-высокомерный взгляд. Усмехнувшись, он быстро подошёл к нашему столику. Ухмылка стала ещё шире. Если бы не заранее вызубренный и отрепетированный с Сакамаки сценарий, то дров бы уже нарубил. Одну меня на встречу никто не захотел отпускать. Точнее, все были категорично пас. Ну, до того момента, пока я не сказала, что в напитки пущу свою кровь. А с блюдами посмотрим… Вот так живёшь, учишься и становишься манипулятором. Дожила, Юи. — О! Ты всё-таки взяла мне такояки! — просияв улыбкой, парень сел рядом со мной и сразу же утянул блюдо к себе. Это мне гарантировало спокойствие за столом. На время, потому что этот жрун начал уплетать лакомство за обе щёки. — А всё равно ты вкуснее делаешь. С тебя такояки, сестрёнка. — Приятного аппетита, братик, — губы растянулись в улыбке. От мысли, что будет за спектакль, мне хотелось громко расхохотаться и покатиться по полу. — Девочки, знакомьтесь. Это Сакамаки Аято — мой кузен и, честно говоря, заноза в одном знаменитом месте! Под столом на мою ногу упало что-то очень увесистое. Прикусив губу, чтобы не заверещать от боли и не пнуть Аято в ответ, снова почесала макушку и неловко улыбнулась, разыгрывая из себя неловко-смущённую младшую сестру. Судя по взглядам подруг, они меня хорошо знают и не поверили. А жаль. Я старалась на «Оскар» между прочим! — Аято, знакомься. Это мои подруги. Ичимару Кайто, Сирахама Моммо и Тоноки Чизуру. У нас тут ещё должны были сэмпаи подойти, но они заняты подготовкой к гос. экзаменам, — надо отдать должное Аято — актёрский талант у него явно в крови! Он умело отыгрывал интерес к тому, что я говорю, и кого я ему представила, так что ни у кого не возникло мысли, что Сакамаки глубоко фиолетово на всё это. — Приятно познакомиться, — Чизуру улыбнулась и толкнула локтями оставшихся двух подружек. Те зависли. — А ты снова готовишься к экзаменам и истеришь, Юи-сан? — Я закупился валерьянкой. Вроде пока действует, — то, с какой охотой Аято ответил за меня, очень удивило. Обычно он не расположен к беседам с чужими. Если только не хочет публично унизить. Или меня унизить. Или братьев. Что ж, в такояки можно слабительное подсыпать, чтобы жизнь сладкой кровью не казалась. — В еду ей добавляешь? — с усмешкой поинтересовалась Моммо и потянулась к картошке-фри. — Хорошая стратегия. Она в нашей школе такое чудила… — Эй! Я тут ещё стою! — возмутилась я, пытаясь поймать палочками картофелину. Аято наблюдал за этими попытками с насмешкой. Прибила бы. — Вот и стой, — будничным тоном ответила Сирахама. Через несколько секунд её взгляд метнулся к моей руке со столовым прибором из Ада. — И до сих пор не можешь есть палочками, Юи. Пить, главное, умеешь. Руками мастерить много чего тоже умеешь, а вот есть с помощью палочек — не можешь! — Моммо сотрясалась в беззвучном смехе, а я пожала плечами, получая колоссальное удовольствие от беседы. Аято молчал, периодически поддерживая разговор с нами. Девочки шутили, подкалывали друг друга. Мимоходом делились планами на будущее. Когда дело дошло до меня, то специально заказанная для меня вилка чуть не выпала из резко задрожавших рук. — Так, что? Следующий год — выпускной. На кого пойдёшь учиться дальше? От такого вопроса требовательной Кайто даже Аято замер и посмотрел на меня с интересом. Захотелось резко встать из-за стола и убежать. — Для начала, Кайто, нам бы пережить этот год с его экзаменами… — и пробуждающейся Корделией, и затаившимся Рихтером, и… — Потом следующий год с выпускными. Мы там замучаемся… — я заработаю невроз, если доживу. — Серьёзно, Юи. С нами ты тоже не обмолвилась планами на будущее. Только туман от тебя и слышим. Я уже за несколько часов беседы узнал, что Кайто пойдёт на курсы бариста. Чизуру на кондитера из-за любви к шоколаду, а Моммо будет учителем физкультуры, или тренером в додзё, — фыркнул Аято, а я встала, как вкопанная и уставилась на него. Парень смотрел совершенно спокойно, а меня пронзил вопрос: неужели Сакамаки действительно интересно кем я буду по жизни? Или это просто в разговоре вопрос оказался к месту? Профессию своей прошлой жизни я была не намерена оставлять. У меня было время всё обдумать. И я пришла к выводу, что, независимо от другого места проживания, внешности, проблем хочу заниматься тем, к чему и стремилась в прошлой жизни. Я не Иноуэ Орихимэ, которая, плача над спящим Куросаки Ичиго, говорила, что готова выбрать и другие профессии. Я — нет. Я любила только одну — нежно и преданно, потому что с детства была с ней рука об руку и видела, и читала о ней всё. И с животными я жила практически всегда… — Ветеринаром, — твёрдо ответила я, отправляя в рот ролл с горячей хрустящей корочкой и икорным кремом сверху. — В конце концов, людей я не особо люблю, чтобы лечить. Они не ценят того, что у них есть — жизнь, любовь и преданность тех, кто их окружает. Животные это ценят, — и в этот момент я почему-то подумала о собаках и волках. Хоть я их жутко боюсь, но… они были мне ближе. Аято посмотрел на остатки своих такояки, но его глаза, спрятанные под капюшоном, были широко распахнуты в изумлении. Резко уйдя в себя, я не заметила этого.***
Почему он замолчал, поняла потом. На автобус в нашу сторону мы опоздали, поэтому молча шли по дороге под аккорды начинающегося дождя. Что я, что Аято молчали. Нам нечего было сказать друг другу. С подругами мы попрощались тепло. Моммо, задорно подмигнув, предложила и в следующий раз приводить Аято, так как, цитирую: «С этим чудаком весело и интересно общаться!». На этих словах я чуть не фыркнула. Ага. Знать даже не хочу, что бы она сказала, узнай, что Аято — вампир, вся его семейка — вампиры, мать — демон, а я — жертвенная невеста братьев Сакамаки с сердцем демона внутри. Ах, да. Этот демон вполне себе живой. Живёт во мне паразитом, которого не вытравишь. Этот паразит постепенно захватывает моё тело, и я живу с осознанием, что вот-вот всё закончится. Прекрасно, да? Думаю, Кайто заценила бы этот рассказ! И по шее Моммо дала, а меня всеми руками и ногами попыталась бы вытащить. Эх… Санта-Барбара, когда ты закончишься, а? Окей! Я уже призналась себе, что являюсь больной на голову девушкой, подверженной стокгольмскому синдрому! Что ещё надо? — Не любишь… людей? Молчание не выдержал Аято. Остановившись вместе с ним, я посмотрела на небо, где собирались чугунные тучи. В воздухе пахло озоном — признаки грозы на лицо. А я была лишь в джинсах, кремовом кардигане с голубым шарфом и в футболке с рисунком Микки Мауса. Зонтика ни у меня, ни у вампира не было. — Да, — пожала я плечами, не позволяя Сакамаки посмотреть себе в лицо. Повыше задрав голову, чтобы первые капли оросили кожу, тяжело выдохнула. В груди снова началась волнообразная пульсация. Таким образом приступ давал о себе знать. Теперь это пограничное состояние было для меня обыденностью. Таким образом, не поворачивая головы, я прекрасно знала, что Корделия стоит за нашими спинами. Мне было холодно от её присутствия. Аято её не чувствовал. — Но даже среди людей и монстров есть исключения. Что для тебя собственная жизнь, Аято? От моего вопроса парень опешил. Широко распахнув глаза, уставился на меня. В этот момент я спокойно ответила ему взглядом. — А это так важно? — фыркнул вампир, убрав руки в карманы джинсов. — Да. Можешь отвечать не сейчас. Потом. — А та профессию, что ты выбрала, она слишком сложная? Или лёгкая? — получив ход назад, вампир им охотно воспользовался, завалив вопросами. Я про себя усмехнулась. Аято испугался, пусть и не показывал этого. Мы снова остановились. На асфальте начали появляться мелкие чёрные пятна. Дождь не заставил себя долго ждать. — Сложная, — наконец, ответила я. Сначала сложности в студенческой жизни — это изучение и зубрёжка анатомии, физиологии и физиологических процессов, органов, их функций, патологий, связанных с различными болезнями, инфекциями и инвазиями… Потом сами инфекционные заболевания, о которых подробно и по делу лишь написано в учебниках времён СССР, паразитарные заболевания, травмы… А мелко-домашнее направление в ветеринарии развивается в мире благодаря энтузиастам. Если с крупным рогатым скотом и другой животиной из села всё ясно-понятно более-менее (то есть, там не требуются врачи узкой специализации. Мало кто согласится повезти корову или лошадь на УЗИ, например), то с мелкими домашними… Придётся быть всем и сразу. И терапевтом, и хирургом, и анестезиологом… И у этих же кошек-собак болезней хватает выше потолка. — Если ты идёшь в ветеринарию, то она станет твоим мужем или женой. В буквальном смысле, — мои губы растянулись в ностальгической улыбке. Мои воспоминания теперь были лишь кадрами из снов, но и они грели душу. Под насмешливый взгляд Сакамаки я начала рассказывать. — Были такие случаи очень часто. Врач не успел лечь спать, ему сразу звонок. Корова разродиться не может, или собака проглотила мячик для гольфа и задыхается… Конечно, можно больше о работе ветеринара прочитать в книге «Джеймс Хэрриот». До сих пор люблю эту серию заметок из жизни одного человека. — И она о ветеринарах? — Она о любви к животным и своей профессии, Аято. Единственный минус в этой профессии — хозяева животных. Люди, — и снова люди. — Почему? — Очень просто. Они могут наблюдать, как их кот день ото дня худеет, отказывается от еды и от игр, а потом прилетают с требованием о помощи. А там спасать некого. Труп. Ноги уже отказали, температура ниже нормы. А потом эти люди любят кричать, что ветеринары — живодёры и коновалы, раз предложили усыпить их любимого котика… — Я поморщилась. — Или сами намеренно отказываются от лечения, а потом виноват врач — не убедил их продолжать, — от таких кадров у меня раньше волосы дыбом вставали. Я была и осталась впечатлительной. Если раньше могла онеметь от шока и просипеть что-то про время, то позже научилась брать себя в руки. Этих людей даже могила не исправит. — Ты говоришь так, будто всё это видела, присутствовала, что ли, — вампир посмотрел задумчиво, а я вздохнула. Волосы промокли от дождя и прилипли к коже. — Аято, ты веришь в реинкарнацию? — Отрицательное мотание головой. — Я — да. Потому что у меня была другая жизнь, и я помню, какому делу посвятила её. По крайней мере, свою любовь к животным и ветеринарии помню очень сильно, — сердце болезненно сжалось. Медленный-медленный выдох. Кажется, пора покупать адреналин и вкалывать в себя самостоятельно. Перед глазами встала пелена слёз. Иногда — хотя бы на секунду! — я позволяла себе вспомнить себя прошлую, свою семью. Но даже сейчас я сомневаюсь: если мне выпадет шанс вернуться назад, воспользуюсь им? Смогу ли оставить этот мир, своих подруг, а главное — священника Комори и братьев Сакамаки? — Странная ты, Блинчик… Радуйся. Великий Я тебе завидует! Ты прекрасно знаешь, чего хочешь от этой жизни, кем будешь, а я смотрю на этот мир и понимаю, как он мне противен. Скоро дойду до образа жизни Шу, — с усмешкой закончил он и прикрыл глаза. Если бы я не отвлеклась на боль, пронзившую мою грудную клетку, то смогла бы заметить печаль в зелёных глазах. Но вот слова его услышала и прикусила губу. На самом деле, уже невозможно понять, какая из рас хуже. Что люди, что вампиры, что демоны — все проливают кровь друг друга за власть и богатства, все прогнивают до дна гордыней, алчностью и тщеславием. И среди всех марионеток так мало тех, кто действительно заслуживает спасения. А заслуживают ли спасения братья Сакамаки? Их отец? Их дядя? Их матери? Братья Муками и Тсукинами? Заслуживаю ли спасения я в этой игре теней за власть и силу? Пусть в самом начале пути над моей головой сиял нимб, но не придётся ли мне снять его и выбросить куда подальше? Ведь, если верить Заветам, во всех людях уже есть первый грех, который совершила Ева. Значит, я уже грешница, хотя в Бога до сих пор не могу поверить. Слишком много «но» с этими верами, если честно. — У тебя жизнь длинная, Аято. Найдёшь себя, если перестанешь сидеть на месте. — Конечно! — фыркнув, вампир снова остановился и резко вцепился в моё плечо. Я чудом не взвыла, но дёрнулась. Слишком больно. Из-за манипуляций демона-призрака я теперь напоминала оголённый нерв. — И я нашёл бы себя, если бы ты отправилась путешествовать по миру со мной! — от таких пламенных слов даже боль немного отступила. Кажется, зря я надеялась, что, когда проведу черту «друзья», Аято оставит все попытки завоевать моё сердце. Как это самодовольно звучит. Фу-фу-фу. Тем не менее, смена темы мне не понравилась. По идее, надо бежать. — Блинчик, почему ты такая? Почему? — Какая? — нет, серьёзно. Когда помру, пойду на том свете искать ту мразь, что пнула меня сюда. Найду и убью к чёртовой матери! У меня уже нервный тик начался! То грохнуть собираются, то покусать, то всех неожиданно может переклинить, и бегут признаваться мне в любви! По очереди. Страшно подумать, что будет, если все вместе! Неужели у всех девушек — главных героинь гаремников — такая жизнь?! — Можешь начинать с красочных эпитетов. Мне вот не улыбается спорить и ругаться на дороге! Под дождём! — Да к чёрту! Неужели ты настолько слепа, Юи, что даже не замечаешь моей благосклонности? Сам Великий Я готов к твоим ногам положить мир, но ты… — Хватит!!! — закричала я и обняла себя за плечи. Хватит! Не могу это слушать! Честное слово, это ошибка! — Да когда вы все поймёте, что никого из вас я не люблю, как того, с кем могла бы разделить жизнь, или, на вашем языке, вложить в руки нож и попросить грохнуть меня, ведь… так у вас признаются в любви, верно? Перерезав друг другу глотку? Пробив грудь? Что, Аято?! На деле тебе неприятен тот факт, что тебе нравится моя кровь, а её пьют все остальные! В следующий раз заявку правильно оформляйте на привоз девушек! Из глаз брызнули слёзы. Крепко зажмурившись, чтобы не видеть, как яростный взгляд трансформируется в шокированный, выдохнула. Сердце быстро забилось в груди, намереваясь сломать свою анатомическую клетку. Ни удара, ни крика, ни шёпота — ничего не последовало. Но меня начала топить боль. Она растекалась ядом по венам, проникала в альвеолы, лопая их, превращая кровь в чёрное месиво, которым меня вывернуло на землю. Упав на колени, я сжала зубы и посмотрела на жидкость. Или галлюцинации меня посетили, или реальность, но в жиже я смогла разглядеть кусочки лёгких. Снова вывернуло, но в этот раз я увидела печень, селезёнку… Рядом послышался красивый серебристый смех, от которого по всему телу прошла судорога. Я глубоко задышала, захлёбываясь болью. — Ты всё равно скоро будешь принадлежать мне, Юи. Хватит сопротивляться. Будет только больнее, — не брезгуя всем тем, что из меня вышло, женщина села прямо передо мной в своём красивом бальном платье. Чёрная жижа мгновенно пропитала дорогую ткань. Будь мне не так херово, то возмутилась бы такой расточительности и беспечности. Её ладонь потянулась ко мне, и ледяные пальцы мягко — что удивительно! — коснулись моей щеки. — Или мне лучше звать тебя «Ева»? Мои глаза широко распахнулись от такого обращения. Как давно я не слышала этого имени! Как я отвыкла от него! Я забыла, что Юи по канону — Ева… Грубо отмахнув от себя чужую ладонь, не сдержала едкой ухмылки. — Пусть я — Ева, но ты, будучи Лилит*, никогда не приблизишься к своему мужу, будь он хоть самим Сатаной, или же Адамом. Ирония судьбы, не находишь? Улыбка моментально исчезла с её лица. Со всей злости она пробила мою грудь насквозь, держа в руке своё-моё сердце… Осталась нервная система.***
Пробуждение было спонтанным и резким, словно чьи-то руки в этот миг вытолкнули из ледяной воды. Тяжело дыша, я чуть не свалилась на пол. С фантастической скоростью меня вернули обратно в кровать. Зелёные глаза нависли надо мной, вглядываясь в лицо с откровенной тревогой. Взлохмаченные рыже-алые волосы. Круги под глазами… Беспокойство. — Ты когда спал в последний раз, Аято? — удивительно, что после Корделии я ещё могу связно разговаривать. — О каком сне ты говоришь, плоскодонка? — фыркнул парень, оттолкнувшись от меня и сев обратно на стул. Отведя взгляд и сложив руки на груди, он продолжил с возмущением. — Мы не успели выйти из кафе и поболтать, как ты потеряла сознание! Ничего не хочешь мне рассказать? — А что рассказывать-то? — я сжала пальцами одеяло и невесело усмехнулась. — Что мне нужно пройти МРТ и окончательно убедиться, что какие-то кости зажали сосуд или нерв? — Не притворяйся дурой! Разве ты не… — и замер, втянув носом воздух. — Чёрт… Дура ты, или нет, — голос одного из тройняшек стал тише, — но будь осторожна, ладно? Хотя бы ради Великого Меня. Мне нужна твоя кровь и долгие беседы о всяких глупостях, ты поняла? Твоя кровь и ты — меняетесь. Я опасаюсь, что ты не будешь прежней, — последние слова он сказал, отведя взгляд и тяжело вздохнув, словно… с тяжёлой борьбой внутри себя признавая мою победу над ним. Поражение. И кому? Простой жертвенной невесте. Значит, он догадывается обо всём. Все они. Я оказалась права. Выдохнув и рухнув обратно на подушку, я улыбнулась и похлопала рядом с собой. — Хватит сидеть там и мёрзнуть. Иди сюда. Разговор есть к тебе. Дважды вампира уговаривать не пришлось. Ухмыльнувшись, он не заставил себя долго ждать и лёг поверх одеяла, не забираясь ко мне, но прижимаясь достаточно, чтобы я не перегрелась под тёплой тканью. Его глаза сверкали в темноте, и мне даже ночник особо был не нужен. Тем не менее, я включила его. Разговор предстоял долгий и тяжёлый. — Ну, о чём ты хотела поговорить? — Пока приступ снова не нахлынул, я хочу, чтобы ты рассказал о своей матери. А точнее, как вы её убили. От моих слов Аято оцепенел. Вся напускная весёлость схлынула с него. Кожа побледнела. Казалось, он весь сам хочет стать прозрачным, лишь бы ничего не слышать и не говорить. Тяжело выдохнув и сев, он нахмурился. Мрачность вампиров меня всегда пугала. Нередко из-за этого у меня начали появляться мысли о том, что держать при себе «подарок» Субару — не такая уж и плохая идея. Всё равно младший Сакамаки избегает меня. Кинжал слишком большой, чтобы пропихнуть его под дверь, а оставлять рядом казалось, будто это всё равно, что выбросить дорогую вещь на помойку. А он может это сделать. Но сейчас вампир не спешил на меня нападать. Он смотрел в одну точку на зашторенном окне. Мрачность объяснялась лишь тем, что на него нахлынули воспоминания о детстве, а после о смерти матери. Аниме я смотрела давно, но, кажется, когда они с братьями решились убить Корделию — они были очень счастливы. — Значит, я прав, верно? Твои приступы — это её рук дело? Но как? Она… она же мертва… — прошептал он севшим голосом. — Я отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мои. Чему я радовалась, так это тому, что кровь здесь не несёт за собой воспоминаний и мыслей. Возможно, психологическую составляющую — да, но воспоминаний, как в «Рыцарь-Вампир» например, нет. Аято вполне мог выпить моей крови, но даже он сейчас понимал, что это ему не поможет. — Хорошо. Ложись. Эта сказка без счастливого конца, поэтому не жалуйся на кошмары. Ёрничая, Сакамаки дождался, когда я выпью лекарства и лягу в кровать, к нему под бок. А когда наконец легла, он начал рассказывать: — Корделия не была идеальной матерью. Но другого примера перед нашими с Райто и Канато глазами не было. Моё детство прошло за книгами и её криками о том, что я должен быть лучше Шу. Канато и Райто… Дверь в темноте хлопнула, и мы оба вздрогнули. Исповедь Аято прервал Райто, появившись в свете ночника прямо надо мной. Ухмыльнувшись, он попытался воспользоваться замешательством брата и поцеловать-укусить меня, но тут я взбрыкнула ногами и скинула его. Райто весело засмеялся, упав на другую часть кровати. — Да ладно вам… Можешь рассказывать ей всё, Аято. Даже то, что я был любовником собственной матери. Надеюсь, от таких ночных историй стервочка быстро возбудится, — подмигнув мне и вогнав в краску такими словами, вампир развалился звёздочкой и укрыл лицо шляпой. — А я послушаю. Экскурс в прошлое полезен даже мне, голубки. Ни у кого не было желания взять и отпинать Райто. Хотя что-то внутри меня возмущалось и требовало мести. Я лишь несколько минут смотрела на его бездвижное тело, пытаясь смириться с тем фактом, что канон особо не врал. Значит, был любовником. А теперь представить страшно, что будет, если Корделия возьмёт над моим разумом вверх. Возможно, Райто — один из немногих, кто хочет, чтобы Корделия вернулась… … чтобы собственными руками убить её. Проблема была в другом — я. Я хочу жить. Я не хочу умирать. И я не хочу быть звеном в этой странной цепи взаимной семейной ненависти. Я просто хочу выжить здесь и дождаться, когда всё закончится. Неужели я прошу так много? И пока я думала над своим незавидным положением, Аято продолжил исповедь за всех своих родных братьев. Невольно я стала священником вампирам, который услышал их тайны и пообещал унести за собой в могилу.