***
— Просни-и-ись. Не смей разочаровывать Тедди! — меня разбудил по-детски звонкий и наивный голос Канато. Только на больную голову он отпечатался стальными нотками, которые безжалостно пробежались по натянувшимся струнам моих нервов. Поняв, что я, собственно говоря, влипла в очередную историю, посмотрела сначала на Канато. Парень выглядел спокойным: безмятежная улыбка на губах, искрящиеся радостью глаза и выражение лица не выдавало в нём ожесточённого жизнью садиста. Не знай я его, то посчитала бы все рассказы о нём глупостями и детскими сказками. Теперь они мне таковыми не казались. Более того, волнение пробило голову очередной свинцовой пулей: я лежала на холодной земле рядом с серым надгробием, окружённая по контуру бутонами и лепестками алых роз. Руки скрещены на груди, как у покойника. Такую декорацию я только в фильме ужасов могла бы ожидать… — М-м-мило… — охрипшим от страха голосом пролепетала я, и тут же поправила себя, выдавливая улыбку. — Тедди просто волшебник! Вид могилы и безумие в лице Канато напугали до чёртиков. Он мне напоминал как раз одну из диких собак, которая, побитая жизнью и людьми, вынуждена была вступить в стаю и влачить жалкое существование падальщика. Хотелось крепко зажмуриться, зажать ладонями уши, сжаться в комок и, как маленькая девочка, повторять про себя: «Меня здесь нет. Это просто страшный сон. Я открою глаза и всё будет хорошо!», но страх схватил за горло мёртвой хваткой, как недавно Канато проделал подобное с моими волосами, чуть было не сняв скальп. — Ты права… Очень рад, что ты оценила его усилия, — юноша мягко улыбнулся, будто я ему высказала высшую в мире похвалу. — Вставай. Я хочу тебе показать мою гордость. Ждать меня вампир не стал. Когда я встала, он уже стоял возле двери, заросшей плетями роз. Не знаю, как называются такие двери, и как земля удерживается в таком положении, но со стороны это выглядело удивительно и странно, будто заброшенная часть сада начала жить своей жизнью и медленно, год за годом оплетать проход, деревья и перекладины… — Поспеши, — в приказном тоне поторопил Сакамаки и я, последний раз оглянувшись в поисках спасения, пошла вслед за ним, чувствуя, как в груди всё леденеет от страха. Оказавшись в темноте (где реально «глаз выколи»), застыла и вскрикнула, когда ледяная ладонь схватила за запястье. — Успокойся. Это я, — судя по голосу, Канато веселился от моей реакции. Больше не отпуская моего запястья, вёл вперёд. С одной стороны: этот жест вселял толику надежды, что нафиг я ему сдалась, попугает и отпустит, а с другой: я не была такой наивной дурой, чтобы поверить в лучшее. Не зря жила по принципу: «Надейся на лучшее — готовься к худшему». Сколько времени мы шли по темноте я не знала, но обрадовалась, когда (в буквальном смысле) увидела свет в конце туннеля. Но радость моя была недолгой. Зелёный (огни, чтобы не устроили тут пожар, были надёжно укрыты зелёными стёклами, как у керосиновых ламп) полумрак огромной залы скрывал то, чем так гордился Канато и нежно любил, и то, отчего у адекватного и здравомыслящего человека волосы встанут дыбом. На мраморных пьедесталах стояли куклы-невесты невероятной красоты. Казалось, что они сошли со страниц сказок, которые заканчиваются фразой «И жили они долго и счастливо». Шикарные бальные платья, идеальные лица, красивые букеты невест, тончайшие украшения… И, не будь всё на самом деле так жутко, я бы подумала, что они сейчас покинут свои пьедесталы и закружатся в вальсе. На всех лицах застыла одинаковая маска безысходности. Клеймо смерти. И это напоминало о том, что я не в гостях у сказочных принцесс и не на приёме у принца Эрика из диснеевского мультфильма «Русалочка». — Нравятся? Канато прошёл до середины зала и развернулся в идеальном танцевальном движении, протягивая руку ко мне, словно собирался пригласить на танец. Мраморные пьедесталы стали могилой многих девушек… От ужасающей догадки мне стало плохо. В лицо мне будто кто-то дыхнул смесь серы и запах гниющей плоти, и меня чудом не скрутило, когда я подняла голову и посмотрела ему в глаза. В один миг вампир оказался рядом, не прерывая зрительного контакта. Я была ниже его всего на пару сантиметров, и с ужасом осознала, что чувствую себя тут маленькой Дюймовочкой — не заметит и растопчет этот… принц. — У тебя прекрасные волосы, — с благоговейным восторгом прошептал Сакамаки, запуская свои пальцы в мои локоны. На секунду его лицо исказилось гримасой боли. — Мне жаль, что я поступил тогда с ними грубо… Они слишком прекрасны, и не заслужили моего грубого обращения, — в голосе было столько сожаления и вины, что мне на секунду почудилось, будто он собрался извиняться перед несуществующим человеком… И тут я почувствовала себя слишком глупо: хотелось врезать за такие «комплименты», или же покрутить у виска, но это было излишнее, потому что пороховая бочка могла взорваться с минуты на секунду. Тут все Сакамаки слегка «того», а у этого кукушка давно полетела куда-то вниз… — Знал бы ты, сколько уходит сил, чтобы они были такими, — не выдержала я, чувствуя, как внутри закипает возмущение. Лапает мои волосы, восторгаясь их красотой, а на деле? Раз бы зашёл в мою ванную комнату! Даже Аято начал жаловаться, что его гель для душа и шампунь не помещаются на все шесть полочек, а пена для бритья заканчивается просто с космической скоростью… (на самом деле, мужской пеной для бритья удобно ножки и другие зоны брить. Нет раздражения и боли, красота!). А у меня для волос, кожи лица, рук и тела столько всего, что иной раз почти вся зарплата уходит. Повезло, что за обучение в старшей школе «Рэтэй» Карлхайнц за меня взялся платить (Или Тога Сакамаки, кому как удобнее), иначе и трёх зарплат мне бы не хватило на полгода… В моей ванной может спокойно лежать Шу, так как глаза закрыты, и он не видит всех этих баночек и бутылёчков. Моё выступление не особо понравилось Канато. Улыбка с лица исчезла — губы сжались в тонкую полоску, рука, что хотела меня ударить, замерла в воздухе и задрожала. Стиснув зубы, он боролся со своими демонами, а я бочком попятилась к выходу, надеясь сбежать отсюда. — Думаешь, у тебя получится? Голос прозвучал так близко и угрожающе, что я даже ойкнуть не успела. Нечеловеческая сила отшвырнула меня через весь зал в противоположную стену. Больно ударившись об камень, я сначала задохнулась и попыталась успокоиться. Уверена была только в одном: Канато меня даже не коснулся… И это усложняло задачу выбраться отсюда. Я напрочь забыла о том, что вампиры могут владеть магией, и это стало ошибкой. Ноги дрожали, но я смогла встать, хватаясь за дыры и расщелины в стене. Сердце было готово вырваться из груди. В тишине, прерываемой моим тяжёлым дыханием, раздался стук каблуков ботинок Канато. Вампир шёл ко мне с вновь безмятежной улыбкой на губах и прижимал к груди Тедди. — Ты должна быть мне благодарна, девчонка. Для тебя я отвёл самый главный пьедестал, — его рука вытянулась, указывая немного в сторону. Я сглотнула… Белейший мраморный пьедестал, который был выше остальных в несколько раз. Вырезанные на нём узоры роз создавали впечатление, что статуя девушки, которая будет стоять тут, будет гулять по саду. Сглотнув от ужаса и почувствовав ком в горле от этой вампирской, готической романтики, захотела одного: сбежать. Уж лучше Райто… По всем параметрам, как бы прискорбно это ни звучало. — Интересно, какое платье тебе подойдёт? С открытыми плечами и декольте, или поскромнее? — увидев моё перекошенное от ужаса лицо, юноша разразился своим дьявольски-серебристым смехом. Действительно, будь другая ситуация и смейся он от шутки, я бы с наслаждением слушала его чарующий голос. — А ты в курсе, что раньше открытые плечи и декольте знатной дамы считались признаком верности своему мужу? Ты ведь верна мне, Юи? Мне надо бежать, потому что Канато сейчас заносит. По глазам вижу, что сейчас он уже в мыслях не здесь, а в воспоминаниях об одной женщине… — Тебе не рассказывали об этом в твоей богодельной? — Нам рассказывали, что ещё позже декольте было признаком распущенности, — с видом оскорблённой невинности выдавила я из себя, отвлекая вампира разговорами и продвигаясь по стене к выходу. Я так жалею, что у меня нет способностей Человека-Паука! Вот, честно, куда полезнее, чем видеть духов, которые норовят придушить во сне! И мне было не до истории декольте и моды в целом. Канато пытался успокоиться, согнувшись пополам от смеха, и я поняла, что вот он, мой шанс, и дала такого драпака, какого ещё не выдавала в своей «богодельной» на соревнованиях. Удар в спину оказался слишком неожиданным. Упав на пол, я вскрикнула, когда меня схватили рывком за шею. Шипение змеи, вырвавшееся из горла Сакамаки, ясно дало понять, что мне конец: — А ты на неё похожа… Тот же взгляд, та же уверенность и надежда, с которыми она смотрела на нас, не подозревая, что вот-вот мы оборвём её жизнь своими руками… О, я помню ту прекрасную ночь и вкус её крови… — клыки вампира резко вонзились в мою шею. В этот раз я не сдержала крика и, не контролируя себя, попыталась ударить и оттолкнуть Канато. А после, когда моя голова ударилась об каменный пол, поняла, что была ещё в воздухе, благодаря его рукам. Навалившись на меня и заведя руки над головой, Сакамаки слизнул со своих губ мою кровь. Жуткое зрелище… — У вас даже кровь… похожа… — наклонившись, он снова вернулся к трапезе. Я зажмурилась, считая десятки, и прося неизвестно кого послать мне или помощь, или глубокую кому, как у Гоголя, чтобы не чувствовать того, что со мной будет. Канато меня не отпустит, продолжая пить мою кровь и сжимать в смертельных объятиях, точно змея. Я, как сквозь толщу воды, слышала его утробный довольный рык. Сознание, к моему счастью, начало покидать меня. Самое страшное состояние: не чувствовать сил, но чувствовать дикую слабость, беспомощность и находиться в этот момент в сознании. Канато, добившись этого, отпустил моё обмякшее тело. Перед глазами всё плыло, и я надеялась… на спасение. Надеялась даже тогда, когда тяжесть тела мучителя отпустила. Надеялась в тот миг, когда он взял меня на руки со словами, что все приготовления к церемонии завершены… Где-то что-то загремело, и неожиданно всё тело пронзила острая боль. Не сумев заглушить болезненный стон, я сжалась, надеясь так стать невидимой. А после услышала того, кого не ожидала от слова совсем и уже подумала, что начались галлюцинации. Канато возмущённо шипел и верещал, как загнанный в угол зверь, но я отчётливо услышала, как его впечатали в стену (вскрик «Отпусти! Верни Тедди!»), и голос Субару прогремел, казалось, прямо над моей головой: — Ты Его приказ забыл, Канато?! Мы и так чуть не потеряли эту девчонку, а ты её самолично хочешь свести в могилу?! — удар и хруст. Кажется, стена, или чьи-то кости? — Нам приказано «не убивать» эту жертвенную невесту, понятно?! — Отпусти немедленно! — ПОНЯТНО ТЕБЕ?! — в этот раз хруст был покруче… От ужаса я дёрнулась, узнав знакомый звук ломающихся костей. Канато закричал от боли, а после его отпустили. Звук, будто на пол упал мешок костей, только подтвердил мои смутные догадки. — ВОН! ВОН ОТСЮДА! ОБА!!! — истерично закричал Сакамаки. Ему, скорее всего, Субару сломал руку. Почувствовав, как меня аккуратно взял на руки младший Сакамаки, я дёрнулась чисто инстинктивно, от боли, и замычала, прикусив губу, чтобы уж совсем не стонать и не доставлять никому такого жирного удовольствия. Услышав над головой добрый смешок, облегчённо выдохнула и попыталась расслабиться в его руках. По коже прошёлся озноб от слабого уличного ветерка, и я поняла, что мы покинули то страшное место.***
— Как себя чувствуешь? Я лежала на диване, судя по стеллажам книг, в библиотеке. Какая из — уже разбираться не хотелось. Надо отдать должное Субару: за грубостью и поведением «Я это делаю, потому что так приказано, и не обольщайся» сквозила самая настоящая забота. Чтобы я не дрожала от холода, вампир откуда-то притащил маленькую подушку для головы и плед, которым укрыл. — Будто по мне пробежалось стадо слонов, — попыталась ответить я шуткой, чтобы сгладить острые углы. Диван снова прогнулся — Субару сел рядом, и я приоткрыла глаза, радуясь темноте, и затаила дыхание. Младший Сакамаки, несомненно, был просто прекрасен в это время суток, когда его кожу, волосы, лицо и глаза ласково целовал месяц своими лучами. Хотя, если я правильно могла судить, со дня на день должно будет начаться полнолуние. Поверить не могу, что у Сакамаки живу месяц… А показалось, что вечность. Тёмно-бордовые глаза внимательно смотрели на меня, против воли вгоняя в краску. Выдохнув, я попыталась сесть, чтобы начать разговор и создать для себя иллюзию «На равных». Руки Субару тут же толкнули обратно, а сам он угрожающе рыкнул: — Только посмей, дура! На тебе живого места нет, чтобы ты сейчас двигалась! — Я… — и замолчала, понимая, что могу разозлить и его. — Прости. Думать о случившемся с Канато было страшно. За нарушение отцовского приказа Субару сломал брату руку. Хотя такой бунтарь, как младший сын, мог бы и попенять на отцовские слова, но… не помню я отношение Сакамаки к Карлхайнцу. Кажется, они его боялись. Это и объясняло поведение Субару. Тот просто боится, что отец накажет его за действия Канато. И не просто его, а всех братьев. И сломанная рука — малая плата из общего наказания. Это объясняло и заботу такого нелюдимого, грубого и одинокого Сакамаки: если король неожиданно нагрянет в гости, а я тут полудохлая ползаю, то точно будет всем им финита ля комедия. И всё же, я должна поговорить. Глубоко вздохнув, тут же поморщилась от боли. Походу дела, отделалась ещё и трещиной в рёбрах. Круто. Субару сидел и смотрел в сторону, что позволило вытащить руку из-под пледа и положить ладонь на его сжатый кулак. Не ожидав от меня такого, вампир напрягся. — Убери. — Для начала… выслушай меня. — Тебе говорить больно, дура, — вырвав ладонь, тут же встал на ноги и отошёл к окну. Теперь он смотрел на меня, как на врага народа. О, если бы я могла действовать, как Ренесми Каллен! — Отдыхай. — Субару, спасибо, что спас и вытащил оттуда, — при воспоминании того «Мемориала Смерти» стало не по себе. Сакамаки замер, явно находясь в шоке от моих слов. Но продлилось это недолго. Фыркнув, отвернулся к окну. Я продолжила, понимая, что больше возможности может не представиться. Младший Сакамаки намеренно избегал моего общества, и то, что он спас меня и сейчас караулит, чтобы не наломала дров — чистой воды случайность. В следующий раз мне может так не повести. — И за то, что укрываешь здесь, тоже спасибо. — Я сказал тебе, чтобы ты лежала и молчала! — вспылил он, подлетев к дивану. Я промолчала: я лежала, а вот про молчание он ничего не говорил. В принципе, на неприятности нарвалась в любом случае. — Тц… У тебя шея в крови. Ой, мама… Я зажмурилась, боясь уже снова почувствовать клыки в шее. Диван повторно прогнулся под весом парня, его руки, согнутые в локтях, легли по обе стороны от моей головы, зажимая собой пряди волос. Когда я открыла глаза, была вынуждена признать: поза смотрелась весьма… двояко и красноречиво. Чувствуя, как теперь алеют не только щёки, но и уши, отвернулась, вызвав тихий смешок вампира. Наклонившись ближе, он провёл языком по моей окровавленной шее. — Т-т-ты… ты… — Заткнись. «Заткнись и получай удовольствие» — пело сознание, а у меня из ушей чуть было не валил пар. Шея в буквальном смысле оказалась эрогенной зоной, и сейчас, ловя кайф от языка Субару, который, возможно, просто слизывал кровь и зализывал раны, выписывал узоры на моей коже, я сдерживала себя и рвущиеся наружу стоны. Вот влипла… Пылая покруче некоторых, я старалась не думать над тем, что бы сказал Райто, увидь он это. Прикусив губу до боли, держала себя в рамках. Выдавало только рваное дыхание и тяжело поднимающаяся грудь. Хотя последнее я могла бы легко списать на треснутые рёбра. И Субару почти увлёкся… Тяжело выдохнув, так и не укусив меня, он снова приподнялся и сел, пряча лицо в ладонях. Исходившие от него волны раздражения были весьма ощутимы. — Ты слишком слабая. Ещё две недели назад я бы на это возмутилась, а сейчас была вынуждена признать, что так оно и есть. Мозг, который чуть было не сплавился от незатейливой ласки вампира, начал собираться в кучку, и я снова напряглась вся во внимании. Вздохнув, словно что-то решив для себя и поставив точку в раздумьях, юноша достал из внутреннего кармана тот самый кинжал. Знакомый, да. Кинжал его матери, способный убить вампиров. Я ошарашенно смотрела на этот предмет, не въезжая в ситуацию. — Возьми его и защищайся им от меня и моих братьев. Тебе он куда нужнее сейчас. В случае чего, можешь нас убить им, — его голос не дрогнул на последних словах. Наверное, долго репетировал? И как он себе это представляет? Что я во сне перережу им глотки? При этой мысли меня пробила дрожь: не смешно, чёрт возьми! Что я там говорила про заботу? Голос начал дрожать, и я замотала головой, убирая, почти отталкивая его руку с кинжалом от себя. Почему-то мысль — убить кого-то из этих балбесов-дуралеев казалась мне очень болезненной и страшной. Глядя на это оружие и осознавая, что при правильном его использовании я реально могу ранить или убить кого-то из Сакамаки, не ожидала от себя, что чётко осознаю одну вещь — я привязалась к ним. У меня уже цветёт и пахнет стокгольмский синдром. — Я не могу его взять! — выпалила я, вжимаясь всем телом в диван. Глаза вампира недобро блеснули, и кулак впечатался рядом с моей головой, взбивая съехавшую подушку. — Бери! — Я не убийца! — закричала я, подскакивая и застывая от боли. Зажмурившись до радужных кругов перед глазами, нашла в себе силы выпалить. — Я не смогу убить своих друзей, будь они трижды убийцами-вампирами, готовыми грохнуть меня в любой момент. Ясно? Я даже не смогу убить Канато за случившееся, хотя то… что он сделал с теми девушками… ужасно, — последнее я выдавила. Откинув назад руки, чтобы удержать равновесие, открыла глаза и посмотрела на Субару. Он был… в шоке. Или слишком ошарашен… Как это назвать? Он бездумно смотрел на меня, широко распахнув глаза, словно увидел впервые, или будто я отколола акробатический трюк тут, на диване. Я посмотрела на его ладони и заметила, как те сжались в кулаки. В одной кинжал, и я про себя ойкнула: он с лёгкостью мог покалечить нас обоих. — Как ты нас назвала? «Друзья»? — к устрашающему виду добавим ещё тихий голос с неприятными смешинками и получим взрывоопасную смесь. — Да ты ещё наивнее, чем казалась! — Да мне плевать, — также тихо ответила я, глядя ему в глаза. — Повторюсь: я не смогу убить своих друзей, будь они трижды убийцами-вампирами, готовыми грохнуть меня в любой момент. Если однажды ваш отец придёт и скажет мне выбирать: или моя жизнь взамен на ваши смерти, или моя смерть взамен на ваши жизни, то ответ будет очевиден. Если ты так ненавидишь меня и хочешь ударить, то сделай это. Может, посплю немного до того, как меня найдут остальные. — Иди ты… к чёрту! — выпалил он, исчезая с глаз долой. Недолго думая, я рухнула на диван и скривилась от боли. Что-то рухнуло вниз с характерным «БЛЯМ!». Пошарив рукой по полу, я наткнулась на острую поверхность кинжала, который Субару оставил здесь. Спрятав оружие под подушку, решила позже вернуть его младшему Сакамаки. Закутавшись в одеяло, отвернулась к стене и замерла, обдумывая разговор. Кто бы мог подумать, что те принципы, подобие тех слов, которые я услышала в свои далёкие девять-десять лет из одного аниме-сериала «Наруто» так сильно скажутся на мне, а я и не замечу. Я снова вся сжалась, понимая, что скучаю по подругам и просто обязана их увидеть до полнолуния. В прошлое, скорее всего, я приехала и выпала из окна. В это… влипну во что-нибудь ещё. А что будет в следующее? По коже прошёлся холодок. Думать об этом было очень страшно. Ещё страшнее думать о том, что я не соврала, когда сказала Субару, что считаю его и его братьев своими друзьями… Друзьями-психопатами, которые в любой момент могут убить меня, перешагнуть мой труп и идти дальше по своей жизненной тропе. А я теперь, кажется, понимаю каноничную Комори Юи и заложников террористов. Действительно, Стокгольмский синдром с Нарутовскими принципами — страшная вещь.