***
Метель завывала уже несколько дней, грозя завалить снегом все дороги и сделать их непроходимыми не только для людей, но и для коней и саней. В большом, крепком, ладном и с виду и изнутри доме горела лучина. Маменька давно велела спать и погасила свечи, но Настёна всё сидела перед зеркалом, жгла лучину и судорожно всматривалась вглубь зазеркалья: а ну как суженый привидится? Рядом на подушке развалился пушистый комочек — Проказник опять пробрался в её комнату, несмотря на все старания Аннушки, и смял недавно постеленные новые простыни, которые нянюшка вышила специально по случаю её пятнадцатых именин. Ветер на улице подул сильнее, и в закрытые ставни застучали ветви старого дуба, росшего в поместье Аксаковых вот уже третью сотню лет. Девушка вздрогнула и дернулась, лучина от резкого движения погасла, и комната погрузилась во тьму, не позволив молодке заметить, как в зеркале в последний момент мелькнула чья-то белокурая тень.***
Ребекка проснулась на заре, когда только солнце показалось из-за горизонта, и с интересом высунула нос из-под груды мехов и шкур. — Где мы? — Близко к людям, — Клаус замахнулся и ударил кнутом коня. Тот заржал и рванул вперед. Коляска затряслась по ухабам. — Скоро достигнем поселения — там обживемся упряжкой и перекусим. Потом дальше. — Куда? — девушка повела плечами. — Ник, мне надоел этот бег, давай остановимся. — Посреди леса? — брат ехидно обернулся к ней. — Нет… Как найдем ближайший двор. В этой глуши нас точно долго никто найти не сможет. — Посмотрим… — Майклсон снова уставился вдаль. Кнут полетел в воздух. Конь дико заржал. Мороз крепчал. Февраль не зря считался самым суровым месяцем — за два предыдущих холода набрали силу и теперь обрушились на всех, кто имел несчастье попасть в их владения, всей своей мощью. Впереди показался печной дым, и Ребекка с наслаждением повела носом. — Хлебом пахнет. — Ты настолько оголодала, что с крови переходишь на хлеб? Девушка поморщилась, не проигнорировав выпад брата. — Где хлеб — там и люди. Гони быстрее, я есть хочу. Клаус натянул вожжи, и повозка остановилась. — Не. Смей. Мне указывать. — Прошу прощения, какой ты нежный, однако, братец! — Прекрати… — прошипел Клаус. — Иначе, пойдешь пешком. — Хорошо. А то таким темпом мы и к вечеру не преодолеем эти пол версты, — Ребекка вылезла из залежей мехов и выбралась из саней, мгновенно провалившись в снег. — Дьявол! Мужчина с усмешкой наблюдал за её попытками выбраться из сугробов, ни секунды не собираясь помочь ей в этом. — Ты всё еще хочешь сама дойти до усадьбы? — Да! — Что ж, позвольте пожелать вам удачи, мадемуазель. Я отправляюсь на санях, — Никлаус взмахнул вожжами, и лошади рванули вперед, оставив Ребекку в одиночестве. Когда девушка пересекла оставшееся расстояние, Ник уже беседовал с хозяевами, держа под уздцы лошадей и улыбаясь до ямочек на щеках. — … а это моя сестра, познакомьтесь, Ребекка. Ребекка, это Константин Аксаков, а это — его жена София. Как я говорил, мы попали в метель и заплутали. Не подскажите ли дорогу на столицу? — Вот что, — прогудел здоровый, добротно сложенный и богато одетый мужчина с окладистой бородой, — дороги сейчас все замело, и вам не проехать. Погостите пока у нас, а как погода наладится — тронетесь в путь. Проходите, располагайтесь. Сейчас как раз время завтрака — вместе с нами и откушаете. Попасть в метель — суровое дело. Он отвернулся, заворачивая домочадцев, и направился в дом. Майклсоны переглянулись. — Благодарим покорно, — пролепетала Ребекка, поспешив за хозяевами. Клаус с любопытством осматривал внутреннее убранство усадьбы. Его крайне удивляли теплота и уют, которые царили в этом доме — все эти салфеточки, занавесочки, шнурочки, вязаные крючком. В красиво убранном углу при свечах стояли иконы. Вампира слегка передернуло. Не то чтобы он боялся освященных мест, но здесь в альтернативу западу действительно верили в Бога и творили добро, и потенциальное зло чувствовало себя рядом не комфортно. — Здравствуйте, — застенчиво прозвенел голос за спиной. Ник обернулся. На него смотрело белокурое создание лет пятнадцати. — Прошу прощение, если отвлекла. Я Настасья. — Очень приятно, — Майклсон расплылся в кошачьей улыбке. — Меня зовут Клаус. Под ногами у девчушки скользнул пушистый комочек и зашипел, подняв шерсть дыбом и выпустив когти. — Ой, Проказник! — воскликнула девушка, подхватывая любимца на руки. — Извините его, он чурается незнакомых. Ну что ты, тише, успокойся, — приговаривала она, пытаясь успокоить котенка. Тот щетинился, шипел и, отталкивая мягкой лапой руку Насти, выпускал когти в сторону Клауса. — Ну что Вы, — Майклсон растянул губы в улыбке так, что стали видны ямочки на щеках. — Разве может подобная мелочь испортить столь чудесное знакомство? Девушка засмотрелась на гостя, и Проказник, воспользовавшись моментом, выскользнул у неё из рук. Теперь котенок стоял на пол-шажка перед ней, выгнув спину и по-прежнему шипя. Клаус, всё также улыбаясь, перевел взгляд на кота, и тот как-то внутренне сжался, стих и замолк, глядя на вампира всклоченным комочком. Позвали завтракать, и Майклсон поднял голову, прерывая зрительный контакт и довольно щурясь, как объевшийся сметаны кот. Девушка ему определенно нравилась, и упустить эту добычу было бы, пожалуй, преступлением.***
Ребекка сидела под окном рядом с Софией и вышивала. Снежные сугробы за окном были по-прежнему неприступны ни для прохода, ни для проезда. Впрочем, девушка и не стремилась отсюда уезжать — уж слишком мил ей был этот простой уют, это спокойствие, белой снежной пеленой укутывающее обитателей этой усадьбы. Она ладила со всеми — и со строгой, но доброй Софией, и с милой Настенькой, и с добродушным Константином — её даже Проказник не задирал, как её брата. Подозрительно тихое поведение Никлауса и его спуск Проказнику всех его шалостей настораживало девушку, но она старалась не думать об этом. Незачем кликать беду, пока она спит. «Не буди лихо, пока оно тихо», как говаривала иногда София по вечерам, зажигая свечи. Пусть его… Авось стороной беда минует. А Клаус тем временем постепенно приводил свой план в исполнение. Полувзглядами, полужестами, мимолетной улыбкой или кивком головы он увлекал Настёну, привязывал к себе, заинтриговывал, желая полностью подчинить её себе. Однажды вечером, когда все спали, он тенью появился на пороге её комнаты. Девушка как раз готовилась лечь спать и была в одной ночной рубашке. Увидя мелькнувшую тень, она подняла голову и замерла. Клаус поднес палец к губам: — Тшш… Можно войти? — Входите, — девушка не смела даже шевельнуться, лишь губы дрогнули в разрешении. — Ну что ты, — Клаус мягкой поступью прошел в комнату, — мы же давно перешли на «ты». Зови меня Клаус. Можно? Мужчина жестом выразил желание присесть на кровать. Настёна, не отрывая взгляда от его глаз, судорожно кивнула. — Ты мне очень понравилась… Настёна, — Майклсон выдержал небольшую паузу, медленно протягивая к девушке руку и заправляя ей за ухо упавший на лицо локон светлых волос. — Я бы хотел… познакомиться с тобой поближе. Девушка зачарованно смотрела ему в глаза и ловила каждое его слово. — Ты… не будешь против? — на щеках Клауса от улыбки проступили ямочки. Настасья перевела взгляд чуть выше, её губы дрогнули, а рука смяла застеленную на ночь вышитую простыню. Майклсон довольно улыбнулся. Свободной рукой он зарылся в волосы девушки, привлекая её к себе. Ночь обещала быть приятной. Естественно, для него.***
Еще не разменяло и половины четвертого, на улице по-прежнему стояла темень, когда Ребекку бесцеремонно сдернули с кровати. — Мы уходим. — Что? — девушка села, сонно протирая глаза. — С какой стати? — Можешь прогуляться по комнатам, — язвительно предложил её братец. Его интонация заставила девушку мгновенно проснуться. — Что ты натворил? — с благоговейным ужасом произнесла она. — Переспал с дочкой хозяев и ммм… как бы назвать? всё-таки поужинал ею. — ЧТО ты сделал? — выделила голосом первое слово Ребекка. Она всё еще не могла поверить в происходящее. — Что слышала, — холодно одернул её Майклсон. — Собирайся. Можно, конечно, позавтракать остальными жильцами, но мне больше нравится их пробуждение по утру, нежели их смерть. На живописную спальню можешь полюбоваться перед выходом. Только не запачкайся — кровь еще не подсохла. — Хорошо. Девушка всё еще не могла поверить, что её брат действительно разрушил всю их мирную жизнь здесь. — Но зачем? — Зачем? — Вампир потянулся. — Заскучал. Захотелось, знаешь ли, невинности.***
Морозный воздух бодрил. Ребекка поудобнее устроилась на салазках и прислушалась, ожидая начала катания. Не думалось ей, удиравшей ночью по сугробам в чужих санях, что они и в этот раз пристроятся в столице. Пристроились. И забавы северной столицы Российской Империи пришлись девушке по душе. Вопреки извечной своей тактике, Клаус не пропадал в расположении войск и даже не строил из себя военачальника — он вполне удовлетворился статусом ленивого аристократа, проводящего дни в праздности. А вот барахтанье в снегу, в отличие от других придворных радостей, его не прельщало, поэтому Ребекка и отправилась на эту прогулку без брата. У ворот замка зашумело, и, повернув голову, девушка увидела, как к передним саням в окружении приближенных направляется императрица. Отметив этот факт, Ребекка перевела взгляд на проспект, размышляя, каким из присланных приглашений воспользоваться и чей бал посетить на следующий день. Слегка изменившийся вид шума сообщил ей, что все блистательные особы заняли причитающиеся им места в трех санях и тридцати пяти — за вычетом её собственных — салазках, и теперь процессия собиралась тронуться в путь. Ветер свистел в ушах, салазки беспрестанно опрокидывались, обычно важные вельможи смеялись над собой и друг над другом, улетая в снег, шум и гам сопровождал императорский выезд. К полудню прибыли в Чесменский дворец. Ожидая, когда подадут обед, Ребекка стояла у окна, наблюдая суету во дворе. «Комаровский дает завтра неплохой бал. Безбородко еще. Его грех пропустить. Остальные по мелочи — даже смотреть не стоит. Или глянуть всё же? Вдруг что интересное попадется…» — Графиня! На оклик Ребекка обернулась. Здесь была графиней не одна она, но шестым чувством улавливала, когда обращались именно к ней. — Здравствуйте, князь! Я как раз раздумывала над вашим приглашением на завтрашний бал. — Я польщен, — канцлер улыбнулся и принял руку девушки для поцелуя. — Надеюсь, Ваше решение будет положительным, и мы сможем завтра лицезреть самую яркую звезду Петербурга. — Если позволят обстоятельства, милый князь, если позволят обстоятельства, — Ребекка улыбнулась, вспоминая брата. Если он снова что-нибудь учудит, о бале можно будет забыть. — Я верю, что ничто не сможет помешать зовущим друг друга сердцам соединиться… — О, князь, Вы так любезны… Знаменитый волокита и к полувеку пребывания на этом свете не терял прежней хватки. — Вы позволите проводить Вас на сегодняшний обед? — Как я могу отказать Вам… Мужчина поклонился, беря Ребекку под руку и ведя её через дворцовые комнаты. То тут, то там порхали стайки придворных, блестели золотые переливы, слышался французский говор. Впереди был восхитительный обед, а позже — Горбылевская дача, где можно было вволю покататься с ледяных гор вместе с другими дворянами и дворянками, но графиню Майклсон волновало уже не это. Впервые за годы, проведенные в Петербурге, у неё в душе поселилось гаденькое чувство очередной неприятности. И дело было даже не в проваленном бале, который мог не выйти, просто ей отчетливо померещилось, что их спокойной жизни постепенно наступает конец. Пирожные с утра — это прекрасно. Разумеется, если блюдце не сопровождается какой-нибудь не ожидаемой запиской. Записки не было. Уже больше недели с того помутнения в Чесменском дворце было всё спокойно, и это не могло успокаивать. Себе в том не признаваясь, Ребекка была готова сама написать дюжину записок, чтобы прорвать пелену неизвестности и обрести хоть какую-то определенность. Удобно устроившись на софе, девушка одно за другим поглощала утренние пирожные, когда в комнату вошел её братец. Клаус был во вполне по-домашнему незастегнутой доверху рубашке и с явно свежей раскрытой газетой, от которой он не удосужился оторваться, здороваясь с сестрой. — Ты уже решила, куда сегодня пойдешь? — мужчина даже не поднял глаза. Ребекка передернула плечами. — Было несколько записок. Пригласительные в оперу. В Театре дают интересную постановку. Бал у Нарышкина. Я еще выбираю… — Это хорошо. Я иду на бал, а ты со мной. Это не обсуждается. — Но почему? — девушка могла вскочить, она бы так и поступила, если бы на её коленях не примостилась Антисса. — Я так хочу. И следи за своей собакой, — Клаус брезгливо глянул на пекинессу, которая мгновенно прижала уши и тихонько зарычала. — Она снова совала свой нос в мой кабинет. Графиня положила ладонь своей любимице на голову, призывая её утихнуть, и проводила брата долгим взглядом. Он что-то ждал и был весь на нервах. Хотела бы она знать, что именно.***
Свечи горели, оркестр играл, пары танцевали. Всё было как надо и в то же время не так. Ребекка оглянулась, обводя взглядом зал. Все лица знакомы, новых нет, всё в порядке. В порядке… Она уже неделю ждет подвоха, а Антисса волнуется и места себе не находит за хозяйку. Одно дело — знать, хоть что, но знать, а другое — предполагать. Последнее всегда выматывает сильнее. — Графиня, разрешите пригласить Вас на танец. — Да, конечно, — бездумно ответить и продолжить гадать в поисках истины. Нет, это не неизвестность, это хуже. Это… Отвлеченное шевеление в дальнем конце зала. …Поворот в танце… Она бы и не заметила, если бы не была вампиром. Клаус говорит с каким-то дворянином, но его здесь раньше не было, а разговаривать с новичками Майклсон считает ниже своего достоинства. Соглядатай? Чей? Клауса? Тогда, что он выяснил? …фигура в танце… …еще одна… …поклон… Заговорщики исчезли с глаз, но Ребекка была уверена, что вскоре всё станет известно. Ну не сможет Ник не бросить ей в лицо новую информацию, какой бы она ни была. …смена партнеров… — У меня для тебя сюрприз, сестренка, — мягкий, обволакивающий шепот у самого уха. — Мы едем в Европу. — Так сразу? — Я напал на след Катерины. Ребекка отпрянула. — Катерина? Ник, столько времени прошло, а ты всё никак не можешь успокоиться и отпустить её? Майклсон нахмурился. — Отпустить? После того, как она сорвала все мои планы, когда я так долго ждал этого момента? — Ты уже уничтожил её семью. Довольно! — Нет, моя милая, — Клаус сжал её руку, продолжая вести в танце, и заглянул в глаза, зашипев, — не довольно. С чего это ты прониклась к ней симпатией? Вы никогда не ладили. — Да, но это не повод бросать нашу жизнь ей под ноги! — Что?! Казалось, этот бешеный крик слышали на другом конце бального зала. — Именно этим ты и занимаешься! Вместо того, чтобы жить самому ты тратишь время на поиски неугодных и их истребление. В своей жажде мщения ты всех оттолкнул! Тебя даже Элайджа бросил, а сколько они терпели? И вот уже… сколько? Сколько мы их не видели? Не помнишь? Три столетия и пять лет будет на днях. И столько же ты ищешь Катерину! Зачем? Никлаус, скажи мне, зачем?! Майклсон на мгновение замер. — Мы уходим. — Что? — Мы уходим. Собирайся, завтра в десять я заложу карету. И либо ты будешь готова и отправишься со мной, либо ты отправишься со мной в гробу. — Нет… — девушка отступила на пару шагов и внезапно охрипла. — Ты не сделаешь это… Тты… Не сделаешь… Этто… — Сделаю. Если ты не пойдешь добровольно. Это зависит от тебя. — Хорошо, — пока еще графиня поджала губы, — мы уходим. И я еду. Но прошу, одумайся. — Я не спрашивал у тебя совета. Или ты забыла как это — быть охотником, а не дичью? — Не забыла. — Так и не противься. В Европе тебе достанет развлечений. К тому же, когда я наиграюсь, игрушка перепадет тебе. За пределами особняков эта ночь была волшебна. Тихо падал снег, светила на синем небе полная Луна, Нева застывшим глазом провожала своих беспокойных гостей.***
Тонкий лучик света просочился между неплотно задвинутыми шторами и скользнул по разобранной кровати и стенам богато обставленного номера в пражской гостинице. Девушка, лежащая под ворохом одеял, потянулась и приоткрыла глаз, обозревая пространство. Её каштановые кудри разметались по подушке. Мерно тикали висящие на противоположенной стороне часы, готовясь вот-вот начать отбивать половину десятого. Можно было еще лежать, пока не наступит время собираться на обед к графам Пахтам. Или подняться сейчас и навестить Власту с тем, чтобы забрать у неё травы… Осторожный стук в дверь несколько не вписывался в её планы. — Простите, госпожа. Вам срочно велели передать письмо. — Входи, Марта! Кто велел? Где письмо? — Вот, госпожа, — молоденькая девушка почтительно склонилась в поклоне, протягивая запечатанный сургучом конверт. — Молодой господин велел. Велел торопиться. — Как он выглядел? — вскочив, девушка вырвала у служанки конверт и просмотрела его на свет, снова устроившись на постели. — Возраст, цвет волос, глаз, сословие? Фамильные цвета, может быть? — Молодой, — пискнула девочка. — темненький, но не слишком. Глаза янтарные. Дворянин, но фамильных цветов нет. Костюм черный с белыми кружевами и трость. Красивая такая, медовая. — Ладно, можешь быть свободна. Настороженно проследив, чтобы за прислугой плотно закрылась дверь, девушка вскрыла конверт и пробежала глазами письмо. «Милая Катерина… Мой брат скоро будет в столице, советую бежать. Или тактически отступать, как тебе больше нравиться. Можешь воспользоваться моим предложением, я выезжаю после полудня. Поверь, вместе нам будет весело. Если хочешь, можешь остаться, но… не советую. Ты ведь знаешь моего брата. Целую. До встречи.» Не подписано! Катерина гневно швырнула письмо в камин, а через секунду снова выхватила его из огня, который не успел еще добраться до текста, и снова пробежала глазами строчки. Но принес сам! Чертов мальчишка, чего он добивается? Знает, что у неё нет выбора, вот и… Что? А может, действительно поехать? Ему-то жертвоприношение не нужно. Да и весело будет, это он правильно сказал. А потом можно будет сбежать. Или разъехаться. Или… Петрова задумалась. В камине горел огонь, в руке дрожало письмо, легкий ветерок колыхал занавеси на окне. Что бы она сейчас ни решила, ясно одно: надо бежать. А если так, то почему бы и нет?***
Милорд Никлаус Майклсон готовился к балу очень тщательно. Как будто бы его давали не представители провинциального городишка, а сам Вильгельм Четвертый. Наслышанный о нравах и привычках не столько молодых дев, сколько их матушек, он уже знал, какие слухи прошли по городку, и предполагал, что на балу на него набросятся все те порции семейств, которые не нанесли ему еще визит. Отсутствие представления многих из них картины отнюдь не меняло — можно было даже не рассчитывать, что кто-нибудь тем или иным путем его не получит. Впрочем, его это нисколько не пугало, напротив, целью посещения сегодняшнего бала у Клауса было найти себе подходящее развлечение, пока его слуги рыщут по всей Англии, выискивая место, где могла укрыться Катерина Петрова. В Европе ей удавалось довольно споро удирать от погони, оставалось узнать, как неё это получится на острове. Бал давала семья довольно богатых горожан, чьи предки давно обосновались в Дерби. Это был красивый город, расположенный на берегах реки Деруэнт, что делало его еще привлекательнее. Река петляла по улочкам, вплотную подбиралась к домам так, что её от стен отделял только короткий огороженный спуск, и снова шарахалась от них, будто испугавшись. В тех местах, где вода подступала к зданиям, около спусков был разбит сад, а сами дома парадным подъездом выходили на одну из главных улиц города. К одному из таких подъездов нынче вечером и съезжались толпы гостей. В основном это были семьи старожилов, но можно было заметить и несколько новых лиц. Одно из таких, со значимостью оперевшись на трость, оглядывало просторный холл, где уже было много людей, а гости тем временем всё прибывали и прибывали. — Кто этот мужчина? — уловила шепот своих подруг миссис Стемфорд. — Явиться на бал без приглашения… — Где ты провела последние две недели, Кэтти? В какой захолустной хижине? Этот молодой дворянин приехал недавно вместе с сестрой и уже снял дом неподалеку от нас. Тот шикарный дом, который семь лет тому назад выстроили Стюарты, помнишь? Ему уже нанесли визит больше половины Дерби! — Ну, а вы? — А с чего нам, моя дорогая, наносить ему визит? Он сам к нам заявился. К тому же десять тысяч — не такой уж и большой доход для наших девочек. Этой зимой в Лондоне могут сыскаться партии и повыгоднее. — Ну как знаешь. Хотя твоя Камилл определенно положила на него глаз. Миссис Стемфорд мгновенно обернулась. Её дочка хихикала, переговариваясь с сестрой, и, прикрываясь веером, поглядывала на новоприбывшего гостя. — Смотри, а это его сестра, — вновь окликнула подругу Кэтти. — Правда, хороша? Вот бы она досталась моему Генри! У неё наверняка богатое приданое.***
— Как тебе здесь? — только что появившаяся Ребекка облизнула губы. Чем или кем она пообедала, Клаус спрашивать не стал. — Нравится? — Не лучше и не хуже, чем в любом другом месте, — сорвавшись с места, он размашистым шагом направился вглубь залы. Девушка осталась одна. Хмыкнув, она уже хотела развернуться и направиться к одному из привлекательных молодых людей, которых она приметила еще в начале, как сзади раздались восторженные голоса: — Мисс Майклсон, какое чудо Вас здесь встретить! Вам так необыкновенно идет этот розовый наряд! Вероятно, он выписан из самой Франции? Готовая убить брата за такой выбор места времяпрепровождения, Ребекка медленно повернулась, натягивая на лицо улыбку. — Ну что Вы, дорогая Клара, его мне шили на заказ, точно по моим меркам. Ведь мы прибыли из Франции…***
Нет ничего приятнее для охотника, нежели выслеживание дичи. Клаус мило улыбался, раскланиваясь с дамами, приглашая на танец их дочерей и разговаривая с представителями наиболее знатных фамилий города. Из всего этого многообразия к середине вечера стала складываться всё более определенная картина. В Дебри, как и в любом другом городке этого времени, был большой круг семейств, где количество дочерей значительно превосходило количество сыновей, а случалось и такое, что их не имелось вовсе. Кроме того, была небольшая группа семей, чьи предки поколениями жили на этих берегах. Это были негласные отцы города, которых слушались и с чьим мнением считались. Их дома были самыми богатыми в округе, и их дети не были заняты поисками женихов и невест — им достаточно было только выбрать из тех, кто мечтал составить им партию. И те, и другие были по-своему притягательны и уязвимы. Первых не надо было даже ловить — они сами мастерили себе ловушки, открывать охоту на вторых было интересно — под носом у отцов города поиграть с их дочерьми. Клаус улыбнулся. Сколько бы он здесь ни провел, это время обещало быть интересным. Вечером того же дня в комнате старшей мисс Стемфорд перед сном девушки обсуждали прошедший бал. Свечи были потушены, лишь тонкий лунный луч, пробившийся между неплотно задвинутых штор, разгонял полутьму. — Этот мистер Майклсон такой таинственный, — Камилл мечтательно прикрыла глаза, подмяв под себя обшитую кружевами подушку. Её сестра Беатрис расположилась тут же, рядом с ней на кровати. — Такой обходительный… Он протанцевал со мной два танца подряд. — Ты ему определенно нравишься, — светленькая головка Беатрис склонилась к сестренке. Девушке было всего шестнадцать, но в умении наблюдать ей не мог отказать никто. — Я слышала, как он говорил своей сестре, какая очаровательная у тебя улыбка! Камилл заалела и прикрылась подушкой. — Правда? А что он сказал? — Сейчас, дай припомнить, — Беатрис на мгновение задумалась вспоминая. — Его сестра спросила, почему он два танца отдал одной и той же девушке, когда его дожидаются еще несколько дюжин, а он ответил: «Как я мог? Ведь она так очаровательно улыбалась мне! Я не мог устоять». — Неужели! Знаешь, а ведь на следующей неделе наш отец дает бал. Надо будет проследить, чтобы и Майклсонам отправили приглашения. — Конечно, ведь он просто создан для тебя! А еще я слышала, что ему нравятся шатенки. Тебе очень повезло, сестренка!***
Служанка влетела в гостиную, будто за ней гнались черти. — Монсеньор, вас желают видеть. Никлаус медленно отвернулся от окна, через которое разглядывал птиц в саду. — Кто? — Миссис Уилоуби. С четырьмя дочерьми. Ребекка с любопытством подняла голову от книги. — Проси, — то, как Ник с неудовольствием поморщился, практически не было заметно. Светлая и тихая комната мгновенно наполнилась шумом. Удивительно, как один человек может создать такой переполох, если только ему видится выгода. Сначала всё семейство тихо и чинно вплыло в комнату, придерживая сумочки и зонтики, но как только Клаус вышел вперед поприветствовать гостей, миссис Уилоуби расплылась в сладкой улыбке. — Как я рада, мистер Майклсон, что у Вас нашлось время, чтобы уделить нам чуточку внимания! Вы ведь такой занятой человек, — со значением произнесла она. Занятой человек поцеловал даме пухленькую ручку и подвел к дивану. Стайка дочек пропорхала следом. Улыбнувшись и поздоровавшись, Ребекка сделала вид, что вернулась к книге, искоса наблюдая за разыгрывающейся комедией. — Разве может столь прелестная дама в окружении таких очаровательных юных леди отнимать время? Сколько б ни длилась наша беседа, мне всё равно будет мало. — Вы так любезны, — миссис Уилоуби заалела. — После вчерашнего бала о Вас ходит столько легенд. Вы крайне взбудоражили наше общество. — Да? — Клаус поднял бровь. — И чем же? — Не часто в наших краях встречаются по-настоящему интересные собеседники, да еще и такие, которые могут поддержать любую тему! Современная молодежь из кожи вон лезет, изучая всё на свете, а поговорить ни о чём толком не может. Например, Софи, бедняжка Софи! Прошлым летом она взялась учить несколько языков сразу, играть на арфе и писать книгу. Бедная девочка так старалась, что нервы её не выдержали и она сошла с ума. Или Маргарет — умница, красавица была, потом взялась непомерно книг читать, да так и ослепла. Теперь сидит, двинуться никуда не может. А милашка-Джейн — такая красивая девочка была, но ничего не знает, абсолютно ничего. Спросить её о самых простых вещах — не поймет, заплачет и убежит. Одна радость была — Сара. Умная, много знает, умеет, но страшная, как семь смертных грехов, — женщина перекрестилась, — и картавит так, что слова с трудом разобрать можно. Но сохранил Господь моих девочек, такие красавицы, умницы выросли, никогда не сидят без дела, всегда найдут чему учиться. — В провинции нелегко получить хорошее образование, — заметила, не отрываясь от книги, Ребекка. — Очень много зависит от домашнего воспитания. Разумеется, у нас есть и частные пансионы, но как правильно заметила мисс Майклсон, в провинции нелегко найти достойных учителей. Однако преподать своим детям то, что отлично знаешь сам — сам Бог велит. — Вы очень многое передали своим детям, — полувопросительно-полуутвердительно произнес Клаус. — О, разумеется. Жаль только, что каждая из моих милых девочек тяготеет к чему-то одному. Кэролайн красиво поет, Лили чудесно играет на любом инструменте, что найдется в доме у англичанина… — А у не англичанина? — снова оторвалась от книги Ребекка. — Любой инструмент можно освоить, имея дар. — У нас где-то была гармонь, — словно бы между прочим промолвила вампирша, наблюдая, как бледнеет мамаша. — Но какие же таланты у Ваших двух других дочерей? — спас положение Никлаус. — О, Мэри превосходно рисует. Видели бы Вы её пейзажи! Это какое-то чудо! А Джози буквально говорит с животными! Особенно ей нравятся лошади. Конечно, такое увлечение не пристало молодой девушке, но… — Лошади? — Клаус безошибочно выделил из четырех юных дев Джози и подошел к ней, целуя ей руку. — Вам нравятся лошади, миледи? Миссис Уилоуби примолкла, боясь спугнуть чудо. Еще никогда ни её, ни её дочерей не называли «миледи», а кроме того то, что такому завидному жениху понравилась «паршивая овца» семейства, было настоящим чудом. Остальных совершенных дочек замуж будет выдать легче. Джози зарделась и только в молвила «Да, милорд». Клаус довольно улыбнулся. — Я думаю, нам будет, о чем поговорить. — Милорд, миледи желают видеть, — в гостиную вновь просочилась служанка. — Кто желает? — Ребекка в очередной раз подняла голову от книги, на этот раз окончательно. — Леди Кэтрин Оберхат с сыном. — Прими их, — Клаус с просьбой обратился к сестре. Та с неохотой отложила книгу, но всё же встала. — Хорошо. Зови их в малую гостиную, — обратилась она к прислуге и обернулась к брату. — Не скучай без меня. Мне очень понравилась ваша беседа, и если бы не гости, я бы приняла в ней живейшее участие. Так что миссис с дочерьми может быть спокойна. Леди Кэтрин Оберхат была состоятельной женщиной сорока пяти лет. С виду спокойная и обстоятельная, в душе она была очень суетливой и беспокойной. Как сочетались в ней эти две крайности не знал даже её муж, с которым она прожила бок о бок вот уже двадцать лет. Ко всему прочему, она так любила своего единственного сына Генриха, что, изо всех сил желая ему только лучшего и находясь в полной уверенности, что сам он сделать правильный выбор не сможет, не позволяла и шага в сознательной жизни сделать самостоятельно. Когда Ребекка зашла в малую гостиную, первой, что ей бросилось в глаза, была вставшая ей навстречу миссис Оберхат с бледной тенью маячившего позади неё сына. — Какой сюрприз! Я так рада вас обоих видеть! — девушка протянула руки для приветствия, которые с удовольствием тут же сжали, элегантно обняв в ответ. — Мы не виделись с бала, милая Ребекка. Я ужасно по тебе соскучилась! Когда и где они успели перейти на «ты», Ребекка не помнила, но собеседница ей попалась энергичная, а раз так, можно было простить будущему ужину небольшую наглость. — Мне очень Вас не хватало, — улыбнулась Ребекка. — Я надеялась увидеть Вас снова. А кто ваш спутник? — Это, — Кэтрин с гордостью обернулась, — это мой сын. Генри, подойди поближе. Ты заинтересовал хозяйку. Это Генрих, — она кивнула на сына. — Генри, познакомься с мисс Ребеккой Майклсон. Шагнувший вперед темноволосый юноша с готовностью поцеловал с протянутую руку мягко улыбнувшейся девушки. Обладая приятной наружностью, он отталкивал отсутствием малейшего призрака воли в глазах, словно это был не человек, а марионетка. — Вы очень понравились Генри на балу, но он такой стеснительный! Заговорил о Вас только по приезду, но уж потом не останавливался! Правда ведь, Генри? — Правда, — послушно ответил юноша. — Вы не представляете, какого он о Вас высокого мнения! — всё произносимое леди Кэтрин сопровождалось оживленной жестикуляцией. Миссис Оберхат подхватила Ребекку под руку и прошлась с ней по гостиной, постепенно приближаясь к окну. — В среду в Гранд-Плейс — видите это большое здание на юго-востоке? — мы даем званый ужин, и я была бы счастлива видеть там тебя. И твоего брата, конечно же. — На среду у нас не назначено никаких дел, и если нам не помешают обстоятельства, мы будем там. — Генри, где ты пропадаешь? Подойди! — мать обернулась, а вместе с ней обернулась и Ребекка. — Я смотрю книги. Очень интересное собрание! — Вы увлекаетесь чтением? — девушка с интересом подошла к замершему около книжного шкафа молодому человеку. — Не сказать, что очень сильно, но мне доставляет определенное удовольствие чтение… Леди Кэтрин улыбнулась и тихонько отступила, оставив беседующих наедине. Её план понемногу начал воплощаться в жизнь.***
Званый ужин в Гранд-Плейс был в самом разгаре. Множество гостей разбрелось по особняку. Большая часть расселась за игральным столом или устроилась вокруг него, играя или наблюдая за игрой. Некоторые гуляли парами или небольшими группками, кто-то потягивал вино в одиночестве или лениво перелистывал страницы книги, уютно устроившись в мягком кресле. Сестры Стемфорд тихонько перешептывались, не сводя глаз с новой знаменитости — Никлауса Майклсона, который делал партию в вист, сидя в окружении молодых офицеров Дербиширского полка и нескольких дам. — Он так небрежен… Само очарование. — А эти ямочки на щечках, ты только посмотри! — Как он улыбается! Истинный джентльмен! — Он выигрывает ставку за ставкой! — Дамы, можно я украду мисс Камилл? — замечтавшись, девушки и не заметили, как карточный стол лишился своего главного украшения. Никлаус Майклсон стоял рядом и настойчиво хотел уделить внимание старшей из сестер. Беатрис оставалось лишь улыбнуться и покинуть сестру и подругу. Ночной сад переливался всеми красками летнего пейзажа. Пара бродила тихими аллеями, покой которых нарушало лишь чириканье поздних птиц, да нежность слов, что Клаус нашептывал на ушло юной Камилл. Девушка рдела, млела и смущалась, но Никлаус был непреклонен. Он убеждал, что ни одна девушка не пленяла его сердце так, как мисс Стемфорд и что разум его сдается и уступает чувствам. Не прошло и недели, как Майклсонам прислали именное приглашение на бал, который давали Стемфорды. Ребекка разглядывала аккуратную надпись в золоченой рамке и задорно поглядывала на братца. — Что, никак, руку девицы Стемфорд просить собрался? — Зачем просить? — мужчина обернулся, попивая из бокала отнюдь не вино. — Мне достанется и рука, и вся она целиком и не только, стоит лишь захотеть. Но мне интересно с ней играть. Со всеми ними. — С ними? Значит, общество Дерби ожидает представление? — девушка подняла бровь. — И еще какое! — Клаус со стуком поставил бокал и утер губы рукавом, мгновенно окрасившимся в красный. Радость Камилл была видна всем окружающим. Она с такой любовью и заботой готовила этот бал, что можно было подумать, будто ей восемнадцать и это бал её совершеннолетия, которое уже минуло. На один день их дом превратился в сказочный замок. Гости только начали съезжаться, а всё уже шло полным ходом — играл оркестр, слуги разносили закуски, исправно работали привратники. Камилл в окно второго этажа беспрестанно следила за входом, в нетерпении то сжимая, то разжимая пальцы и не спуская с лица нежной и радостной улыбки. Наконец, она вскрикнула и опрометью кинулась к выходу. Клаус с любопытством оглядел красиво оформленную залу, холл, коридоры, переходы, арки — в этом доме всё было украшено нежными цветами. Похоже, его хозяйка действительно была очень влюблена и делилась своей радостью со всем миром. Самодовольно хмыкнув, он шагнул вперед и мгновенно наткнулся на сияющую Камилл, которая только спустилась с лестницы. — Мисс Стемфорд, Вы очаровательны, — поклон и поцелуй руки вышел самопроизвольно, еще до того, как он о них задумался — сказались века практики. — Благодарю! А где Ваша сестра? — Камилл выглядела обеспокоенной. — Мой друг очень хочет её увидеть. — Она прибыла чуть раньше. Возможно, они с Вашим другом уже нашли друг друга, — Майклсон улыбнулся, прекрасно зная, что у него тут же проступят ямочки, которые так нравятся женщинам. Не замедлила попасть под их очарование и его юная знакомая. Камилл улыбнулась, не спуская с него глаз. Ребекка же и впрямь преприятнейше проводила время в беседах с Генри. В ожидании, когда гости соберутся, они бродили по комнатам и разговаривали о книгах, музыке, картинах. Генрих Оберхат оказался очень образованным человеком, с которым приятно было иметь дело, когда поблизости не оказывалась его мать, поэтому Майклсон внимательно осматривала пространство и при первых признаках тревоги уводила собеседника в другой коридор или комнату. Мать же Генри беседовала со своей лучшей подругой — миссис Энн Стемфорд о том, какую удачную ставку ей удалось сделать, и как сглупила сама Энн, когда не стала усиленно содействовать сближению своих дочек с мистером Майклсоном. Впрочем, как заметила леди Кэтрин, «они, милая Энн, вполне обходятся и без тебя», кивая на вальсирующих среди прочих пар Клауса и Камилл. Она смотрела на него необычайно преданно, словно никого, кроме него для неё в этом мире не существовало. Поддерживая девушку в танце, Никлаус поймал взгляд Камилл и удержал, проникая в её мозг, её сознание, её душу. «Ты любишь меня. Ты любишь меня до безумия. Ты готова сделать всё, что я скажу, что я прикажу, чего пожелаю. Ты пойдешь по первому моему зову без слова, без оглядки, даже если тебя будут молить остаться самые близкие тебе люди. По первому моему слову ты сделаешь всё, что я попрошу без возражений. Ты полностью моя. Ты мне подчиняешься. Я твой господин».***
— Куда это ты собралась? — на улице уже давно светила луна, когда в комнату к Камилл заглянула её сестра. — Не твоё дело, — девушка быстро одевалась, даже не взглянув на нежданную гостью. — Что это значит? Ками, если что-то случилось, я всегда помогу, ты же знаешь. — Уходи. — Что? — не поверила своим ушам Беатрис. — Уходи, я всё потом тебе расскажу. Обязательно, но потом. — А как же родители… — Молчи! — девушка прижала сестру к стене, и в глазах у неё полыхнул бешеный огонь. — Молчи, если хочешь жить! — Х-хорошо, только отпусти меня… — Уходи. И не мешай мне, — Камилл шагнула в сторону и стала завязывать дорожный плащ. Сочтя за лучшее промолчать, Беатрис тихонько выскользнула из комнаты и притворила за собой дверь. Как только дверь за сестрой закрылась, Камилл пошире распахнула окно и, цепляясь за покрывающий стену плющ, спустилась в сад. Оказавшись на земле, она, даже не оглянувшись, побежала к стене, рядом с которой рос раскидистый дуб, на который они с сестрой в детстве так любили забираться, подпрыгнула, подтянулась, перебралась через ограду и устремилась вниз по улице к дому Майклсонов. Пьяный Клаус даже не стал делать вид, что удивлен приходом юной девушки в такой час. Распахнув перед ней дверь, он только развязно рассмеялся: — О! Милая Камилл! Проходи, не мнись на пороге, — Клаус развернулся и продефилировал внутрь помещения, размахивая початой бутылкой вина, которая, судя по груде валявшихся на полу пустых, была у него далеко не первой. — Как ты угадала с визитом! Мне как раз нужна компания! Он сорвался с места, затащил её в дом, и плюхнулся в кресло, опустив девушку себе на колени. — У тебя такая светлая кожа, такие губки, такой ротик… — мурлыкал он. — Ты просто создана для того, чтобы утешать кающихся и страждущих! Майклсон громко рассмеялся, как будто бы рассказал отменную шутку. Он отпил вино прямо из горла и бросил бутыль к её товаркам, цепкими пальцами развязывая завязки дорожного плаща девушки и её летнего платья. Не справившись, он просто сорвал плащ, оставив на шее ярко красный след от веревки. Камилл вскрикнула, за что тут же получила пощечину, а Клаус, уже не церемонясь, начал разделываться с её платьем.***
— Развлекаешься, братец? Никлаус поднял гудящую голову и мутным взглядом обозрел занятое битыми и целыми бутылками пространство. В огромные окна ярко светило солнце, заливая своими лучами всю комнату. На полу, залив белый ковер, вперемешку растекалось из разбитых бутылок вино и кровь из укусов и порезов на теле спящей на бутылках и порванном белье Камилл. Сам Клаус спал ничуть не в лучшем положении, пару метров не доползя до дивана. — Ты не забыл, что у нас сегодня завтрак с её, — Ребекка кивнула на спящую девушку, — семьей. Никлаус зашипел. — Хоть о безопасности подумай. — Никто. Не. Узнает. Сколько времени? — Девять. Завтрак в одиннадцать. Поторопись, если не хочешь проблем, — девушка развернулась, уходя, а последняя сказанная ею фраза всё эхом отдавалась в голове Никлауса: — «Мисс Стемфорд и мистер Майклсон, танцевавшие вчера весь вечер, исчезли! Не могу найти ни того, ни другую! Что бы это могло значить?»***
Нет ничего приятнее легкого завтрака в приятной компании. Свежий, чистый и умытый Клаус вместе с сестрой сидел в столовой Стемфордов напротив хозяев и их дочери Беатрис. — А где мисс Камилл? — спросил он, как только стало ясно, что больше за стол никого ждать не будут. — Ей нездоровится, — промолвила её сестра, не поднимая глаз. — Что-то серьезное? — в голосе Никлауса слышалась искренняя забота. — Нет, просто легкое недомогание. Успокоившись, Майклсон сделал комплименты насчет завтрака, вина и прошедшего бала, который — он уверял — очень понравился и ему, и его сестре. Речь потекла о предстоящих праздниках и планах на ближайшее время, а Беатрис, сидящая напротив Клауса, поймала себя на мысли, что не может оторвать взгляд от его глаз. Недомогание Камилл всё не проходило, а очарованность Беатрис Клаусом всё росла. Не проходило ни дня, что бы она не подумала о нем, или они не столкнулись в гостях, у знакомых, на улице. Девушка уже собиралась уходить с балкона особняка Моренов, но, обернувшись, столкнулась с Клаусом и была вынуждена сделать шаг назад. — Прошу прощения, мисс Стемфорд, я не хотел Вас напугать. — Вы совсем не напугали меня. Напротив… Не дослушав возражения, Клаус подхватил её руку и коснулся её губами. — Мисс Беатрис, Вы восхитительны. — Мистер Майклсон… — Тшш… — он приложил палец к губам. — Не говорите ничего… И прошу Вас, называйте меня Клаус. — Но моя сестра… — Ваша сестра груба и несдержана. Вы более достойная во всех отношениях девушка, нежели она. Беатрис хотела было возразить, но, словно назло, перед глазами у неё встала сцена их последнего вечера. Тогда в глазах Камилл светилось желание буквально убить её, если та не уступит. — И всё-таки я… — Тшш… — снова повторил Клаус. — Не говорите ничего, моя Беатриче. Губами он осторожно коснулся её губ, постепенно усиливая поцелуй, правой рукой зарылся ей в волосы, а левую опустил на талию девушки. Беатрис бессильно опустила руки ему на плечи. Она сдалась и полностью признала над собой его власть. Чуть-чуть не доведя девушку до исступления, Клаус разорвал поцелуй и внимательно вгляделся ей в глаза. «Ты моя. Ты сделаешь всё, что я пожелаю. Ты будешь послушна и ни о чем не спросишь. Ты не осмелишься ослушаться меня». — Клаус! — многоголосый окрик заставил его обернуться, но он уже самодовольно улыбался: в дверях балкона, обнимая друг друга, стояли четверо сестер Уилоуби, которые были уже слегка навеселе. Как они умудрились и куда смотрели их родители было не важно — внушение отменно делало своё дело. Клаус улыбнулся, приобняв за талию Беатрис: — Девочки! Мы едем веселиться.***
Ребекка пыталась уснуть с того самого мгновения, как вернулась домой после приема у Моренов, но ни шум в спальне брата, ни пьяные выкрики, ни дьявольский хохот, которые она услышала, как только переступила порог, и не думали утихать, напротив, с каждым часом буйство набирало силу. Судя по запахам, там было шесть человеческих девушек и её брат. Судя по звукам, выйдет оттуда он один. Раздалось отвратительное чавканье и звук разрываемой плоти. Кто-то закричал, Клаус в ответ только засмеялся. Девушку передернуло, и она встала, кутаясь в халат, и подошла к окну. Занимался рассвет. Нежно-розовые лучи только-только окрасили верхушки деревьев, улицы Дебри еще были погружены во мрак. Окончательно поняв, что уснуть ей не удастся, Ребекка наскоро оделась и спустилась по лестнице на первый этаж — она хотела прогуляться по предутреннему городу, дожидаясь, пока братец не устанет и не заснет или, хотя бы, не убьет или выпьет соучастниц своего веселья. Не дойдя пару шагов до двери, девушка вздрогнула от раздавшегося стука и поспешила открыть дверь. На пороге стоял тяжело дышащий от быстрой скачки вампир. — Орельен? Что ты тут делаешь? — Сообщение для монсеньора. Срочно. — Он сейчас не в духе, — Ребекка поморщилась. — У него оргия. Пришелец вздрогнул, но не отступил. — Если я не доложу как можно скорее, он сам лишит меня головы. И так может быть слишком поздно. — Что ж, хорошо, — Майклсон отступила в сторону. — Я тебя предупредила. Де Сен-Реми кивнул и стрелой взлетел на второй этаж по лестнице. Ребекка поднялась следом. После короткого стука и разрешения оба вошли. Девушка вздрогнула. Не часто выпадало ей видеть такую распущенность у брата: повсюду валялись груды бутылок, пол и стены заляпаны кровью, несколько пятен видны даже на потолке. Еще вчера миловидные барышни… уже не имели человеческого облика. Как она и предполагала, из всех участников оргии, в живых остался только её брат. — Что у вас? — Никлаус оторвался от шеи одной из девушек и даже не удосужился вытереть стекающую по подбородку кровь. — Срочное сообщение от Мигеля де Сантеса. Вчера вечером Катерина Петрова из порт-Ардроссан на корабле «Святая Антония» отплыла в Америку.