Tomorrow Belongs to Us

Адам и Томми Как бы скоро ни наступил желанный выходной, для Томми время ожидания тянулось бесконечно долго, и лишь улыбка, засиявшая на лице Адама, когда Томми появился в кафе, затмила собой все тяготы. Она однозначно стоила любого риска. И вовсе не имело никакого значения, что при свете дня опасно было даже украдкой коснуться руки друг друга или невзначай соприкоснуться коленками под столом. Самый обыкновенный завтрак вместе у всех на виду и непринуждённая болтовня о чём угодно вдруг каким-то образом стали гораздо интимнее, чем всё то, чем они занимались наедине. Впервые с ночи знакомства они говорили о себе, рассказывали друг другу весёлые истории из своего прошлого, искренне смеялись и часто улыбались, особенно Томми. Он с первых минут понял: Адам был прирождённым рассказчиком. Чтобы ни происходило в его жизни, всё имело налёт драматизма. Если бы подобное исходило от любого другого человека, Томми бы только покачал головой в неверии, но каждая история из уст Адама всегда имела смысл и звучала абсолютно реалистично и логично. А вот история жизни самого Томми выглядела просто ужасно скучной в сравнении со всем услышанным. Но Адаму так не казалось: он лишь придвинулся ближе, упёрся подбородком в подставленные ладони и так воодушевлённо внимал каждому слову, будто Томми говорил не о сущих пустяках, как, например, тот день, когда он остриг волосы сестре, пока та спала, а о каких-то значимых событиях в целом мире. - Скучаешь по ним? По твоей семье? – Томми указательным пальцем описал круг по золотистому ободку кружки с кофе и вскинул глаза на Адама. - Скучаю, постоянно. По маме и брату особенно… Я так давно уехал от них… и даже не знаю… - Адам замолчал, почувствовав мимолётное, но нежное касание по запястью. - А ты? - Грустная улыбка промелькнула на его лице. - Сестра и мама. Я скучаю по ним. А по отцу… ни капельки. Хотя, знаешь, в некоторой степени я даже ему благодарен. Он вроде как сделал меня мной, освободил. Ненадолго, правда... – Томми напряжённо проводил взглядом патруль СС за окном, проходивший вдоль по улице, и отвёл глаза в сторону. - Эй, ты – по-прежнему ты. Ты всего лишь пытаешься выжить, как и все остальные. – Рука Адама, лежавшая на столе, дрогнула, но тут же опомнившись, он схватил первое, что попалось, - кружку - чтобы не броситься к Томми и не прижать его к своей груди прямо тут, в кофейне. – Так, что ты там предлагал, кино? Мы ещё успеваем? На карманных часах было немногим за полдень, и Томми радостно закивал. - У нас ещё вагон времени. Боже, я был в кино в последний раз… когда… ну, в общем, я и не вспомню. Пошли. Казалось невообразимой сказкой целый час просидеть рядом в уютном полумраке кинотеатра, начисто выпав из сумасшедшего круговорота жестокого мира. В темноте можно было и осмелеть, искать и находить руками руки и переплести пальцы в миг, как только потухнет свет. Фильм, наверное, был бы интересным… в иной ситуации. Ощущать приятную тяжесть ладони на бедре, тесно прижиматься коленками там, где заканчивалось сидение, и при каждом удобном случае почти неощутимо соприкасаться плечами, - вот, что увлекало обоих и приковывало всё внимание без остатка. И наплевать на пару марок, что пришлось заплатить за это удовольствие. Оно безусловно стоило того. Из кинотеатра они вышли, сонно моргая глазами от яркого света. Небо на горизонте всё ещё было голубым, но солнце уже готовилось к закату. Оставалось несколько часов до начала рабочего вечера в кабаре, и они заторопились домой к Адаму, чтобы провести их с пользой для себя. Томми Следующие несколько недель пролетели как в тумане. Они встречались по первому зову и не расставались до последней минуты, они проводили вместе каждый свободный час и не расходились, пока имелась хотя бы малейшая возможность. Но вскоре оба осознали, как бездумно поступили. Они дали слабину. Сколь бы чудесными ни были эти долгие свидания, они были столь же опасными, и никто из них не желал рисковать тем, что у них имелось. У Томми всё хуже получалось придумывать достойные оправдания своим поздним возвращениям в расположение и одиноким походам в клуб, а некоторые его сослуживцы и вовсе не покупались больше на ложь об их отношениях с Мией. Очень скоро им пришлось искать прибежище в клубных гримёрках, довольствоваться грязными немыми минетами где-то в закулисье, перебиваться спешными ласками и горячим шёпотом в туалетах разных кафе, а всё чаще и просто – записками, переданными через Мию. Да и записки эти из мелких писулек превратились в полноценные письма на несколько листов. Томми был растерян, зол от безысходности и от того, что становилось очевидным, - люди вокруг начинали замечать. - Рэтлифф, какого хрена с тобой сегодня происходит? – один из солдат раздражённо огрызнулся, когда Томми легко задел его, споткнувшись в третий раз во время дневных учений. - Ничего, просто… голова забита всяким… - Томми отвернулся с надеждой не залиться краской и избежать неловкой ситуации. - Проблемы с дамами, а? Та шлюха из клуба порвала с тобой? – насмешка на лице парня вызвала дикое желание врезать, но Томми расслабил кулаки и ответил, как можно спокойнее. - Да, определённо. Проблемы с дамами. – Он двинулся бегом дальше, продолжая полосу препятствий, но твёрдая рука на плече резко остановила. - А ты уверен, что эти твои проблемы именно с дамами? Я тут слышал, ты резвишься с певцом из кабаре. С этим здоровым педиком. И хуже того, поговаривают, он еврей. Это так, Рэтлифф? – Плечо сжали до боли, так, что зубы заскрежетали. - Ты трахаешь его? Томми вывернулся из цепкой хватки и уставился на обидчика блестящими от ярости глазами. - Да пошёл ты. - Я что-то не расслышал «нет». А я-то думал, ты хороший солдат, но ты, оказывается, педик... да ещё и любитель евреев. Послушай-ка, у меня есть к тебе деловое предложение. – Длинный палец упёрся в грудь, но, несмотря на это, Томми сделал шаг навстречу. – Так вот, ты мне нравишься Рэтлифф, и вот, чего я от тебя хочу. Ты сдаёшь его, и, может быть, я никому не сдам тебя. Глядишь, и тебе не придётся присоединяться к своему дружку в печах… У тебя три дня. Томми немного отступил назад, отирая щёку от плевка, но заставил себя выдержать презрительный холодный взгляд и даже кивнуть, прежде чем снова вернуться на полосу препятствий. А после обеда, когда учения, наконец, завершились, когда сердце уже колотилось, как сумасшедшее, едва не выпрыгивая из груди, он ровным шагом вышел за стены казарм, и спокойно, как только сумел, направился вниз по улице. Но стоило лишь завернуть за угол, скрывшись из виду часовых, как он побежал, рванул со всех ног к Адаму. Его необходимо было предупредить.