Tomorrow Belongs to Us

Адам Сегодня сердце Адама билось быстрее. Так бывало всегда, когда он готовился вынести на суд публики что-то новое. Пришлось потратить часть своих сбережений и десятки часов времени на очередной сценический костюм и пару свежих песен в репертуаре, а тот факт, что он не мог больше рисковать, выступая в больших клубах в центре Берлина, вовсе не подразумевал, что он не может, чёрт побери, устроить лучшее шоу, на которое только был способен, пусть даже и в этом богом забытом месте. Он вытянулся во весь рост перед зеркалом, приосанился, повертелся то одним боком, то другим, разглядывая обновку, и лёгкая улыбка заиграла в уголках губ – безупречно. Он встал смирно, стараясь дышать глубже, чтобы сердце сбавило обороты и мышцы хоть немного расслабились. Кончики пальцев, как обычно в такие моменты, покалывало, и он встряхнул кистями рук, чтобы это ощущение рассеялось. Но вместо этого кожа будто заискрила электрическими разрядами, и, ожидая выхода за кулисами, он старательно сдерживал в себе рвущуюся наружу энергию, чтобы именно на сцене дать ей полную волю. Возвестив минутную готовность, громыхнули барабаны. Адам увидел, как засуетились остальные участники бэнда - кто облизывал губы, хватаясь за инструменты, кто отсчитывал ритм, - а сам почувствовал, как волнительно начало тянуть внизу живота. Пульсирующий сгусток тепла - как если бы он вспомнил, как в последний раз занимался любовью или просто хотя бы подумал об этом. Ощущения были очень схожи. Буквально на секунду он прижал ладонь к животу, чтобы ещё острее ощутить эти вспышки возбуждения, и, с достоинством вскинув голову, важной походкой шагнул на сцену. Сегодня он по-настоящему чувствовал, что жив. Жив, как никогда за последние месяцы, быть может, даже годы, и он был готов воплотить шоу всей своей жизни. Томми Томми только переступил порог клуба, а ему уже стало как-то неловко. Один, в людном месте, в этой форме он ещё больше чувствовал себя словно у всех на виду; он с отвращением представил, как серая шерсть выделяется среди обычных людей, превращая его в нечто, похожее на какой-то жуткий сигнальный бакен. Старясь не привлекать к себе лишнее внимание, он направился прямиком к бару и, к своему удивлению, наткнулся на изящную руку, протягивающую ему стакан виски. - Как ты узнала, что я здесь? – Томми с улыбкой принял напиток и сделал большой быстрый глоток, ощущая, как с появлением лёгкого жжения в груди напряжение стало ослабевать, и на секунду даже прикрыл глаза от удовольствия. - А я и не знала, но, пожалуй, я солгу и скажу, что я телепат, пойдёт? - Мия перегнулась через барную стойку и запечатлела поцелуй на его щеке, оставив на коже алый отпечаток пухлых губ. Девушка кивнула в сторону сцены и, не дожидаясь просьбы, обновила порцию виски. – Тебе обязательно надо сесть поближе к сцене, уж поверь мне. Я была здесь, когда он репетировал, и краем глаза всё видела. - И что же в его планах на этот раз? – Томми всецело обращался к Мие, но взгляд не сумел оторвать от сцены, всматривался в неё, будто мог заранее о чём-то догадаться. - Ууу, не будет никакого веселья, если я испорчу сюрприз! А теперь, давай, иди, пока все хорошие места не заняты. – Мия вытолкала его со стула, - «кыш-кыш!» – шутливо подгоняя в сторону столиков. Обернувшись, он подарил подруге ещё одну улыбку, и, прежде чем найти укромный уголок, снова нацепил на лицо серьёзную маску военнослужащего. Ему удалось занять место в самом начале зала, правда, совсем сбоку от сцены, но зато тут было гораздо темнее и можно было удачно скрываться в тени. Ведь никогда не знаешь, кто мог находиться в одном с тобой помещении, и если уж пребывание в рядах гитлеровской армии его чему-то и научило, то, пожалуй, прежде всего тому, что лучше перестраховаться сейчас, чем кусать локти потом. Как по щелчку, все люстры в зале погасли и сцену окутал уже хорошо знакомый голубоватый полумрак. Заиграла музыка, басами загрохотали ударные, - да так, что Томми почудилось, будто пол под ногами дрогнул, - вступили духовые и в глубине сцены спиной к зрителям показался Эверард. Весь его наряд утончённо мерцал в лучах света, короткий фрак обтягивал широкие плечи и ниспадал до середины бедра, а поблёскивающие брюки просто до нельзя плотно облегали длинные ноги. Когда музыка окрепла, эти ноги стали отбивать ритм, заставляя туфли на низком каблуке издавать характерный щелкающий звук. Томми едва не выронил стакан с виски, когда Эверард развернулся к публике, явив полностью обнажённую грудь за исключением скромного чёрного галстука-бабочки и пары узких подтяжек. На атласных лацканах фрака красовалась густая россыпь сверкающих бусин разных размеров и они отбрасывали маленькие лучистые радуги по стенам клуба. А потом перед глазами Томми предстало лицо певца. Насыщенного цвета, яркая, на грани пристойности красная помада делала его губы непозволительно сочными и чувственными. Чётко очерченные скулы, немного блеска поверх, чтобы подчеркнуть каждый изгиб… И глаза… глаза Эверарда всегда были неповторимы, но в этот раз он просто превзошёл себя. Томми был зачарован. Да, привычные чёрные тени, но сегодня в них было что-то ещё, нечто особенное. Томми ни разу в жизни не видел ничего подобного, и если бы кому-то взбрело в голову попросить его описать эти глаза, он бы ни за что не сумел. Веки сверкали, переливаясь всеми оттенками от пурпурного до голубого, отчего глаза сияли и едва ли не вспыхивали искристой синевой, а угольно-чёрные, до невозможности длинные, ресницы дрожали и трепетали, когда Эверард внимательным взглядом обводил зал, изучая реакцию на лицах зрителей. Губы дрогнули, раскрылись, и он запел. Ошеломляющая своей красотой медленная баллада, словно дымка над рекой, заструилась в воздухе, и когда Томми оглянулся назад, буквально каждый в толпе льнул к этим чарующим звукам в попытке приблизиться, ощутить их ещё сильнее. Томми и сам уже потерялся в его голосе, сердце глухо билось в груди, и он даже не смог бы вспомнить, когда в последний раз испытывал такую умиротворённость. Он жадно ловил каждое слово и каждую ноту, спетую Эверардом; кровь шумела в ушах, когда этот голос скользил плавно по самым-самым верхам, а как только музыка умолкла, возникло непередаваемое ощущение свободного падения, и Томми пожелал никогда бы не приземляться. Адам Несколько минут Адам безмолвно простоял посреди сцены - аплодисменты для столь маленького клуба оказались просто оглушительными. Свет боковых бра в зале стал достаточно ярким, чтобы можно было отчётливо различать лица людей, и он снова обвёл публику взором. Вдруг глаза замерли на молодом офицере, сидящем в углу. Сердце точно остановилось на долю секунды. Военная форма не была неожиданностью, Адам знал, что солдаты облюбовали это заведение, но шокировало то, что читалось во взгляде этого человека: доброта и открытость, увлечённость моментом и ни капельки пренебрежения. Адаму пришлось собрать всю смелость в кулак, чтобы выстоять на сцене ещё пару минут и раздать все поклоны, прежде чем размеренным шагом уйти за кулисы и тяжело повалиться на стул у гримёрного столика. После антракта предстояла ещё вторая часть шоу, но глядя на своё отражение в зеркале, он видел только панику и страх. Этот офицер следил за ним? Неужели его кто-то вычислил? Вряд ли тот, кто собирался его арестовывать, наблюдал бы за ним из первого ряда, да ещё и такими затуманенными глазами… Но жизнь учила осторожничать. Когда он вернулся на сцену, чтобы исполнить финальную часть представления, то снова и снова украдкой посматривал на молодого человека в углу, пытаясь поймать на его лице суровый взгляд солдата, но это у него так ни разу и не получилось. Он видел всё то же добродушное лицо, с толикой огня в глазах, со слегка влажными губами, распахнутыми ровно настолько, чтобы суметь представить розовый кончик языка между ними. Адам не мог ничего с собой поделать, он был заинтригован и гораздо больше, чем лишь «чуть-чуть», и не имело никакого значения, как громко разум призывал его думать и не чувствовать. И лёжа той ночью в постели, засыпая, он видел светлые волосы и карие глаза и старался не замечать строгий серый китель на худых плечах. Томми Томми можно было назвать кем угодно, но уж точно идиотом он не был. Он видел, как внезапно напрягся Эверард, словно принимая боевую стойку, как распрямились его плечи, когда тот заметил на себе его взгляды во время шоу. Томми проклинал себя за то, что послушал Мию и сел так близко к сцене. Он ведь никогда не хотел, чтобы Эверард узнал о его существовании, не говоря уже о том, что сам немного побаивался этого человека. О чём он только думал? Что же ещё могло случиться, если он сидел так близко, что его форма непременно бросалась в глаза? Тем вечером Томми сбежал из клуба. Даже не попрощавшись с подругой, он незаметно улизнул сразу же после шоу, и тайком прокрался в расположение, удачно избегая встреч с сослуживцами, как минимум до утра, когда за завтраком пришлось наплести небылиц с три короба о том, где он был и что делал. Угрызения совести ни на миг не покидали Томми, пока он рассказывал парням, как Мия отвела его на аллею за клубом и порвала чулки о разбитый асфальт, опустившись на колени перед ним… Но он напомнил себе, что эта идея, прежде всего, принадлежала именно ей и уж постарался заверить всех, что девушка была великолепна. Вечером того же дня в то время, как остальные солдаты собрались вокруг радио, переключая каналы между новостями и чем-то похожим на мыльную оперу, Томми готовился к очередному походу в клуб. Он переоделся в гражданские вещи, а перед зеркалом с расчёской в руках в попытках гладко уложить волосы набок, провёл больше времени, чем готов был признать. Видимо из-за слишком долгого ношения фуражки волосы теперь не хотели подчиняться. Наконец, когда непослушные пряди удалось укротить знатным количеством воска, которого, наверное, хватило бы, чтобы натереть до блеска каждый поручень в здании, он застегнул пуговицы свежевыглаженной рубашки и бережно натянул старый потёртый пиджак. На мгновение ладонь задумчиво застыла на ставшей со временем совсем мягкой ткани пиджака, и картинки прошлого пронеслись перед глазами. Прошёл ровно год с того дня в доме родителей Томми, и Макс решил, что эту дату стоило отметить. Несколько недель они экономили и копили деньги, чтобы позволить себе бутылку дешёвого вина и достойный ужин, и, хотя и договорились ничего друг другу не дарить, ни один из них не устоял. В тот полдень Томми вошёл в квартиру, гордо прижимая к груди чехол для одежды, и позвал Макса на кухню. Видеть выражение его лица, когда тот надевал этот самый пиджак, стоило гораздо большего, чем какой-то там ужин, которым Томми пожертвовал. И Макс выглядел таким красивым. Конечно, возможно, пиджак был чуток великоват в плечах и немного длинноват, но в глазах Томми он сидел идеально. Макс приподнялся на носочки и нежно поцеловал Томми в губы, прежде чем выбежал из комнаты и преподнёс свой подарок. Томми едва не рухнул от увиденного, когда обернулся и осознал, что парень держал в руках. Старая и потрёпанная, без пары струн, но это была гитара - гитара, которая теперь принадлежала Томми. Пальцы с трепетом коснулись оставшихся струн - зазвучавшая мелодия была прекрасна, хоть в действительности такой и не являясь. Тем вечером их ужин остыл, но бутылку вина всё же прикончили на полу, в спальне - Томми, мягко бренчащий на гитаре, и Макс, пристроившийся у него на плече. Томми встряхнул головой, отчаянно прогоняя от себя последние воспоминания об этой гитаре, разбитой и лежащей в углу их опустошённой квартиры, и снова посмотрел на своё отражение в зеркале. Он последний раз расправил лацканы пиджака Макса и, поёживаясь из-за каждого малейшего скрипа половиц и ступенек, направился вниз по лестнице, в ночную прохладу. Дорога к клубу была не долгой, но сейчас Томми, вздрагивавшему и оборачивавшемуся от любого шороха, опасавшемуся, что за ним следят, показалась вечной. Однако, заходить внутрь заведения, наконец, очутившись возле входной двери, было как-то странно комфортно, словно в нём самом развязался некий неведанный мудрёный узел. Сегодня он устроился на высоком стуле у бара и широко улыбался, когда Мия подошла к нему, держа всё тот же стакан с виски. - Мм, отлично выглядишь, солдатик. Свидание? – девушка кокетливо подмигнула приятелю, наклоняясь над барной стойкой, и подтолкнула стакан вперёд. - Не совсем. Просто настроение такое… Побыть сегодня больше самим собой. – Томми не был готов объяснить страх, который видел в глазах Эверарда прошлым вечером, и поскольку он даже не знал, что собирался делать сегодня, то решил просто остаться тут, медленно потягивая любимый виски. Он непринуждённо болтал с Мией, обо всём и ни о чём одновременно, и было так здорово общаться, не будучи в форме, ощущать себя немножко свободнее, чем во все эти долгие месяцы. Между тем, виски быстро растекался по организму, и к моменту, когда синие лучи осветили сцену, у Томми уже был развязан язык и грело приятное тепло внутри. Он наблюдал за выступлением Эверарда практически с открытым ртом и не мог его закрыть; он как будто не мог совладать с собой: взгляд – как в тумане, а глаза слегка захмелели, но чётко фокусировались на каждом движении на сцене. А когда погас свет и утих гул толпы, Томми почувствовал, как на плечо легла чья-то ласковая рука. Он мотнул головой и, обернувшись, встретился лицом к лицу с Мией. Она улыбалась, но в этой улыбке было столько же нежности, сколько, как показалось Томми, и жалости. - Дорогой мой, не рассказывай никому, что я тебе сейчас поведаю, но если ты пойдёшь на аллею, что левее от клуба, и прогуляешься там чуток, подождёшь… именно там он и выйдет. Ты, главное, под светом стой, чтобы не напугать его до смерти, хорошо? – Мия снова перегнулась через барную стойку, быстро клюнула губами порозовевшую щёку друга и упорхнула по своим делам. Сказать, что слова девушки ошарашили Томми, было бы ничтожно малым. Он чертовски разволновался и, огорошенный, так и стоял у бара, то и дело поправляя пиджак и вытирая вспотевшие ладони о брюки, пока ноги сами не понесли по направлению к выходу, обратно в ночную прохладу. Мозг со скоростью сотни миль в минуту составлял список причин, подтверждающих, что это была наихудшая идея, когда-либо посещавшая его голову. Он и вправду собирается рисковать своей жизнью ради какого-то певца из кабаре? Разве он действительно собирается плюнуть на всё, что так старательно восстанавливал в душе после потери Макса, просто потому, что какой-то парень его очаровал? Он и не заметил, как очутился в жёлтом свете фонаря у железной двери чёрного входа в клуб, но теперь он чётко осознавал, что ответ на все вопросы был один – «да» - и не важно, каким бы глупым ни выглядело это решение со стороны. Он ждал. Переминался с ноги на ногу, ковырялся в ногтях и приглаживал волосы - две пряди всё равно постоянно выбивались и спадали на лоб. Казалось, уже целый час… Или целую вечность. И вот, наконец, раздался писклявый металлический скрип, и высокая фигура Эверарда с кожаным ремнём от сумки через всю грудь появилась на пустынной аллее. Он повернулся в направлении Томми и их глаза встретились. Замешательство тут же сменилось узнаванием и потом испугом. Эверард хотел броситься бежать, но Томми одним рывком перехватил его предплечье и весь похолодел, почувствовав, как немедленно уступив хватке, Эверард остановился, как вкопанный. -Нет-нет. Не сбегай. Я не… Я не имел в виду… Я вовсе не желаю тебе зла, хорошо? – Томми не выпускал его руку, пока тот не обернулся и не посмотрел на него. Он с замиранием сердца вглядывался в лицо Эверарда. Глаза в глаза. Глаза должны были сказать всё то, что не смогли сказать губы. И, наверное, это сработало. Пусть и самую малость, но Томми ощутил, как мышцы под его пальцами расслабились и напряжённое дыхание Эверарда стало спокойнее. - Ладно, раз ты не собираешься мне навредить, тогда зачем ошиваешься здесь в темноте? Я видел тебя вчера вечером. Я знаю, что ты… ты солдат. – Эверард едва ли ни прошипел последнее слово, и Томми поморщился - он чувствовал то же самое, с отвращением к самому себе застёгивая ненавистные серые пуговицы на форме каждое утро. - Знаю, у тебя нет никаких причин доверять мне… но… и да, я солдат, но я не такой, как они. Мы могли бы… есть какое-нибудь место, куда мы могли бы пойти? Поговорить? – Томми, смущаясь, опустил глаза вниз на грязный асфальт. Трудно было выдержать этот изучающий, словно под прицелом, взгляд. - Ума не приложу почему верю тебе… - глубокий вдох-выдох. Эверард колебался. В растерянности, на мгновение плотно сжав веки, он провёл рукой по тёмным густым волосам и уступил: - Тут, за углом, - он кивком указал на соседний проулок, - есть одно кафе. Там тихо и народ… не болтает лишнего. Пойдём. Они шли молча. Случайных прохожих на пути не попадалось, но Томми всю дорогу умышленно отставал на пару-тройку шагов, чтобы лишний раз не подавать поводов для людских толков. Как только брякнул дверной колокольчик и повеяло сладким кофе, Эверард направился вглубь длинного зала и Томми с колотящимся сердцем послушно последовал за ним; в самый дальний угол, вдали от двери и больших окон, к маленькому круглому столику с зелёной бархатной скатертью. - Итак, ты хотел поговорить. – Пальцы Эверарда пригрелись на большой кружке дымящегося чая, а глаза пытливо уставились на пока всё ещё не знакомого блондина. - Да… ну, меня зовут Томми, для начала. И да, я солдат, но… я не… я никогда… я вступил в армию не потому, что верю в эти идеалы. – Он говорил вполголоса, а потом и совсем перешёл почти на шёпот. – Не знаю, зачем… почему рассказываю всё это тебе, но я пошёл в армию из-за… потому что они забрали… того, кого я любил. Я однажды пришёл домой, а там всё было в крови и… он исчез. - Это признание в самом сокровенном абсолютно чужому человеку разбередило воспоминания о Максе и всём, что пришлось пережить с тех пор. Эверард сосредоточенно слушал, потупившись в свой горячий чай. - Он? – он взглянул на Томми, чьи глаза блестели от наворачивавшихся слёз. – То есть, ты… ты… в общем, я не ожидал… - Он сделал маленький глоток и осторожно окинул взором полупустое кафе, а потом подался ближе к своему собеседнику и заговорщицки прошептал: - Я - тоже. И мне очень приятно с тобой познакомиться, Томми. Я – Адам. В этот момент Томми осознал, что у них обоих имелась тайна, и он смело протянул свою руку через стол и пожал руку Эверарда, легонько погладив кончиками пальцев тыльную сторону его ладони. В контраст собственной, мозолистой, его кожа оказалась такой гладкой… - …Адам…