Alea est jacta

– Это… мне? – Том, не до конца веря в реальность происходящего, с трепетом прикоснулся к прохладной зеленовато-коричневой чешуе. Певерелл предпочла просто кивнуть. В последние дни эмоциональное состояние волшебницы оставляло желать лучшего: хотелось забраться в самое отдалённое место Цитадели и отпустить себя: вдоволь прокричаться, выплакать-выпустить на волю скопившееся напряжение, зубастым червём подтачивающее изнутри. Полуприкрыв глаза, Ада откинулась на спинку кресла, предоставляя опекаемому возможность самостоятельно познакомиться с живым подарком. На календаре значилось 31 декабря – самый канун Нового года, самая волшебная ночь. И некромант надеялась, что она станет таковой и для одного конкретного мага. Прошедшие месяцы выдались для волшебницы непростыми: кроме собственно школьной программы были и дополнительные занятия, сжирающие прорву времени. Да и забывать про своё амплуа «взрослого некроманта» не следовало – так Ада взялась за выполнение двух из практически десятка предложенных работ. Платой за одну из них и стала совсем маленькая змейка. – Это королевская кобра, Том. Если захочешь, то сможешь сделать её своим фамильяром. Слизерины всегда прекрасно ладили со змеями, и ты – не исключение. Бледные пальцы любовно оглаживали блестящую чешую. У Реддла до начала обучения в Хогвартсе не было ничего, а теперь… Теперь есть всё, о чём даже мечтать не мог, дрожа после отбоя под тощим одеялом: новая жизнь, качественные (полностью его!) вещи и, конечно, семья. Змеёныш ткнулся холодной мордой в ладошку, и мальчик счастливо рассмеялся. Да, сейчас у него действительно было всё. – Кобра мальчик или девочка? Ада пожала плечами. В анатомии змей она разбиралась чуть больше, чем в устройстве, скажем, магловской машины. Боль пульсировала, вытесняя на второй план всё остальное. Усилием воли подавив малодушное желание сбежать и спрятаться от всего мира, некромант всё-таки нашла в себе силы улыбнуться Тому. Змейке явно понравился парнишка, говорящий с ней на одном языке – змееустов хладнокровные любили, и отнюдь не как деликатес. – Я не знаю, Том. Спроси у неё самой. – Она не знает, что такое «девочка» и «мальчик», – слизеринец вздохнул, – Назову пока что «Наг». Если окажется самкой, то станет «Нагини». Змеёныш зашипел, когда Реддл перевёл сказанное. Судя по тому, как разулыбался парнишка, имя пришлось по душе. Излом года встречали вместе с десятками таких же восторженных и по-праздничному счастливых людей. Певерелл с большим удовольствием осталась бы в арендованной избушке, но лишать праздника Тома не хотелось. Презрев то затихающую, то возобновляющуюся головную боль, от которой уже не помогало купленное на днях зелье, Ада всё-таки проследила за тем, как воспитанник оделся в пушистую шубу и, взяв его за руку, вышла в искрящую звёздами и огоньками ночь. Змейку благоразумно оставили греться у печи, мальчик наказал ей никуда не уползать. Новый год отмечали с размахом – казалось, что все жители Китеж-града вывалили на улицы города, и вся эта толпа, пьяная всеобщим весельем, гомонила множеством голосов. Со всех сторон доносились поздравительные крики. Этой ночью каждый встречный был и другом, и братом, и сватом. Только на подступах к Главной Ели, установленной на центральной площади, Ада заметила в своей руке глиняную кружку с горячим сбитнем, от которого на крепком русском морозце поднимался пар. Пригубив напиток, некромант одобрительно хмыкнула – по горлу будто потекло жидкое тепло, чудесным, не иначе, образом согревая замёрзшие уже нос и щёки. Волшебница купила такой же, неалкогольный, для Тома, и мальчик тут же обнял кружку слегка озябшими ладонями, затянутыми в тёплые меховые варежки: никакая зимняя одежда с согревающими чарами не спасала, если привык к совсем другому климату. Главная Ель искрила сотнями огоньков, перемигивающихся с ярко горящими на ночном небе звёздами. Гордая лесная красавица возвышалась над людьми, над самим городом и верхушкой устремлялась высоко вверх, к холодному ночному светилу. Чуть в стороне стояли фигуры Деда Мороза и Снегурочки, искусно вылепленные из снега и раскрашенные, волшебными, не иначе, красками. Грозный исполин с окладистой бородой был не меньше двух метров ростом, рядом с ним тоненькая девичья фигурка казалась особенно маленькой и юной – Снегурочка едва доставала макушкой до плеча своего могучего деда. Главные герои праздника казались настолько… настоящими, что чудилось – ещё мгновение и шагнут в толпу. Неизвестный скульптор ваял их с большой любовью, тщательно прорабатывая детали: развевающуюся на незримом ветру шубу Деда Мороза, залихватски сдвинутую шапку-ушанку и лёгкое смущение на лице девочки, прикрывающей рот ладошкой. Ада подтолкнула Тома к скульптурам и жестом попросила вертящегося у Ели фотографа сделать колдофото. Совсем недавно маги сумели подстроить магловскую технологию под себя, и редко какой праздник отныне обходился без пронырливого человека с камерой. Воспитанник, споро ухватив за рукав шубы, успел втащить Певерелл в кадр. На колдофото, обменянном на два полновесных рубля, некромант с насупленным выражением лица прятался за края фото, но Реддл не позволял ему уйти так просто. Понаблюдав за борьбой двух магов, Ада отдала колдофото мальчику, который тут же запрятал его поглубже в карман. Терять такую драгоценность не хотелось ни капельки. Рори Певерелл ещё ранним утром отослала в Цитадель – чувствуя вину перед Марволо и Игнотусом, Ада позволяла им эксплуатировать Омут Памяти и наблюдать за её жизнью практически из первых рук. Подарки всем дорогим (и значимым) людям были отправлены ещё на Рождество: Блэкам и магам Цитадели достались «сувениры из России» – нарядные валенки, тёплые шали и самовары, по одному на семью. И, конечно, традиционные русские сладости. Над подарком Долохову Ада думала дольше всех, в результате к Антонину уехал магический посох – то единственное, что некромант сочла полезным и приятным глазу. Английские маги использовали палочки, но здесь, в России, кудесники отдавали предпочтение более вескому «аргументу». Элис, на правах подруги, волшебница презентовала простенькие артефакты – кольцо определитель ядов и позолоченную заколку, предотвращающую кражу волос. Даже такую топорную работу, сделанную учеником, не иначе, просто так было не купить: артефакты продавались либо из-под полы, либо стоили непомерно дорого. Причина этого крылась, скорее всего, в том, что «заряд» в них вырабатывался очень и очень быстро. Несколько лет, а иногда и месяцев, и артефакт превращался лишь в бесполезную безделушку. Магия вне её прямых носителей практически не приживалась, и высшей ступенью мастерства у артефакторов было умение «уговаривать» материал подольше удержать вложенную силу. В этом плане Певереллы были самыми настоящими гениями – созданные ими артефакты и «сосуды» жили десятилетиями. Споры в научной среде о том, связана ли такая способность с божественной кровью или нет велись и по сей день. Некромант с дрожью вспоминала тот приём, на котором её зажали в уголке милые, улыбчивые джентльмены и около часа вербально препарировали. Артефакторов «старой закалки» волшебница теперь не без оснований побаивалась. Башенный колокол торжественно пробил двенадцать раз, и… началась сказка. Под счастливые крики поземка взвилась вверх, уже в тёмном небе оборачиваясь полноценной метелью. Тысячи снежинок, искрящихся в лунном свете, танцевали затейливый танец, складываясь в неясные силуэты. Где-то высоко-высоко над головами людей раздалось лошадиное ржание и, прорвав снежную взвесь, в небе показалась запряжённые тройкой сани с двумя седоками. Рослый мужчина, молодецки свистнув, направил лошадей вниз, прямо на толпу магов и не-магов. Ада, замерев в детском восторге, следила, как сани снижались, пока их полозья не коснулись заснеженной мостовой. Люди предусмотрительно расступились, давая необычному транспортному средству приземлиться. – Карей, кто это? – Тому пришлось подёргать за рукав шубы, чтобы привлечь к себе внимание. Певерелл благоговейно шепнула, во все глаза таращась на мощного здоровяка, спрыгнувшего уже на землю. Ростом мужчина ничем не уступал скульптуре, должной изображать его. Вот уж точно всем богатырям богатырь! – Дед Мороз, Томми! Взяв воспитанника за руку, Ада целенаправленно двинулась вперёд, к главным действующим лицам праздника. За спиной Деда, явно стесняясь всеобщего внимания, пряталась симпатичная девушка, веснушчатая и улыбчивая. Люди подходили к волшебному существу (Певерелл не сомневалась – к роду человеческому сей здоровяк уж точно не принадлежал), приветствовали, кланяясь в пояс. Кого-то, чаще всего детей, дедушка одаривал подарком, извлекаемым из большого красного мешка на санях. Иных журил, негромко, так, чтобы никому другому слышно не было. Но каждый уходил счастливым – пожелания счастья, здоровья и крепкой семьи, сказанные от чистого сердца, приносили в страждущую душу мир и спокойствие. Когда подошла их очередь, некромант вытолкнула Тома перед собой. Мальчик оглянулся, сделал неуверенный шаг назад, но был сграбастан в медвежьи объятия и пару раз подброшен в воздух. У Ады чуть сердце не остановилось, а слизеринец вовсю смеялся, пав жертвой чар Дедушки. На прощанье мальчику был презентован большой снежный шар с Китеж-градом в миниатюре. Самый правильный подарок – сильнее всего Том желал сохранить как можно больше воспоминаний о поездке. Певерелл уже хотела отойти, освобождая дорогу следующему, но в голове раздалось чуть насмешливое: «Девонька, а ты чего столбом стоишь? Подойди, спой песенку Дедушке. Я уж найду, чем уважить». Холодный озноб прошил спину, и Ада на ватных ногах приблизилась. Вместо хмельного веселья пришёл страх, самый настоящий. Личина, конечно, не станет преградой для серьёзно настроенного мага, но чтобы вот так, походя, увидеть, кто скрываелся под мнимым обликом… Да ещё и в голову залезть! А мигрень ведь только-только проходить начала. Закусив губу, Певерелл тряхнула головой и решительно поймала взгляд Дедушки. Лицо, наполовину скрытое бородой и шапкой, было добродушным, но инеистые глаза таили в себе угрозу. Так смотрят воины или существа, стоящие выше человеческого понимания их природы. «Не бойся, зайчиха, не обижу. Дела мне нет до твоего лицедейства. В ворохе масок терять своё лицо не вздумай только. Уж больно любо оно мне». Дедушка хлопнул в ладоши, и волшебница ощутила, как ледяным потоком её окатывала истаявшая личина. Смешком отозвалось мысленное «Глаза отвёл, не страшись». Девочка поправила немного сбившуюся шапку, и затянула запрашиваемую песню: – В лунном сиянье снег серебрится, Вдоль по дороге троечка мчится. Динь-динь-динь, динь-динь-динь — Колокольчик звенит, Этот звон, этот звон О любви говорит. * Дедушка благосклонно дослушал до конца, притопывая в такт ногой. Ада не могла похвастаться превосходным слухом, но приятный голос и усердие пришлись здоровяку по душе. Не только ему, впрочем: не ожидавшую этого девочку одна из лошадок, будто сотканная из искрящегося снега, легонько боднула в плечо и прихватила мягкими губами выбившуюся из-под шапки косу. Волшебница остро пожалела, о том, что у неё при себе совсем-совсем нет ничего съедобного. Лошадей она любила и в этой, и в прошлой жизни. – Нравишься ты Бурану. Хорошо это, он, негодник, плохой люд за версту чует. Вот и подарочек тебе за песню проникновенную, – Дедушка протянул волшебнице стеклянного коня, сантиметров тридцать в высоту. Тонкокостный, белоснежный, он как две капли воды походил на того, которому девочка успела погладить морду. Некромант поспешила поблагодарить за дар, отвесив низкий поклон – сей жест она подсмотрела у китежградцев. – Ночь сегодня волшебная, желанье исполняет. Проси чего хочешь, – здоровяк глядел пристально, без улыбки. И Певерелл, решившись, выпалила: – Любви хочу, такой, чтобы весь мир заключался в одном человеке. Говоря это, Ада вспоминала родителей. Она всегда мечтала о таком же чувстве, неугасающем с годами, а лишь крепнущем. Но, как не искала, так и не смогла её встретить. – Ох, девки-девки, дурное племя! – Дед Мороз, неодобряя, покачал головой. – Что внучка моя бестолковая, что ты. – Деда, ничего ты не понимаешь! – в разговор вклинилась Снегурочка, вынырнув из-за спины своего грозного родича. До этого девочка, лет тринадцати-четырнадцати на вид, сновала неподалёку, внося последние штрихи к украшению Главной Ели. – Самого Зима-Краса дома ждёт, а другим и слова про любовь сказать нельзя. Бери, ласточка, своего голубка сизокрылого под руку – и в сани. Кататься скоро будем! Не слушая вялых возражений, Снегурочка утянула за собой, безошибочно выцепив в толпе Тома. Ада натянула пониже шапку и, молясь, чтобы её не узнали, устроилась рядом на лавочке. Смельчаков, желающих прокатиться на упряжке Деда Мороза, было немного – только мальчишка с щербатой улыбкой, вовсю машущий отцу, оставшемуся «за бортом», вызвался добровольцем, остальных Снегурочка брала за руку и тогда, с отрадой в сердце, те шли к саням за Снежной Красавицей. Реддл же старательно выглядывал кого-то в толпе, и некромант была уверена в том, что знала, кого он ищет. Снегурочка вихрем пронеслась по саням, цокнув что-то про излишне скромных магов, и накинула на ноги сидящих детей прекрасно выделанную шкуру. Поглаживая варежкой мех, Ада мысленно перебирала животных, при жизни могущих носить такую густую серебристо-белую шёрстку. Полёт начался совершенно неожиданно: Дед Мороз запрыгнул в сани и, засвистев, погнал скакунов по благоразумно расчищенной дороге. Уже через пару шагов вся упряжка взмыла в небо, и некромант, вытаращившись в немом ужасе, одной рукой стискивала подаренного коня, а второй, что есть силы, вцепилась в руку Реддла. Его, зачарованного полётом, это совсем не заботило – мальчик, вертя головой, пытался рассмотреть всё-всё разом. Сверху Китеж-град казался совсем игрушечным, словно пряничный домик, любовно созданный искусной хозяйкой. Небольшие избушки, покрытые снегом, и яркие огни светящихся окон складывались в немыслимую по своей красоте картину. Шумная толпа вовсю гомонила внизу, подбадривающими и восторженными криками сопровождая каждый манёвр саней: Дедушка взял в полёт с собой всего семерых, шесть детей и одного взрослого. Пожалуй, каждый из оставшихся внизу, не отказался бы оказаться на их месте. Кони шли ходко, как по накатанной колее. Даже метель улеглась, оставляя сидящих в санях людей наедине со звёздным небом и чувством бесконечного парения. Лёгкости. Отсюда все мирские проблемы и страхи представлялись ничего не значащей чепухой. А новый, 1940 год, между тем всё набирал обороты… Ада по-девчоночьи завизжала от восторга – рядом с их «колесницей» неслась самая настоящая огненная жар-птица. Оперение её светилось и на метры озаряло всё вокруг тёплым солнечным светом. Прокурлыкав что-то, птица пролетела над самыми санями, и уронила перо прямо на колени сидящих людей. Певерелл повезло ухватить добычу быстрее всех, практически вытянув её из загребущих лапок Реддла. Показав насупившемуся мальчику язык, Ада спрятала трофей под шубу. С лица девочки, раскрасневшегося от мороза, не сходила улыбка – настолько всеобъемлющим было то счастье, что эта ночь подарила ей. Русские маги и не-маги гуляли с душой: танцевали, чокались и распивали медовуху (и не только, но об этом тссс!), катались с горок на санках, коньках или вовсе без ничего, с превеликим удовольствием участвовали во всевозможных соревнованиях и, конечно, пускали салюты. С земли смотря за тем, как огромный треглавый Змей Горыныч парил над городом, некромант не могла заставить себя сдвинуться с места – настолько реальным был летающий ящер, созданный иллюзией. При желании, наверное, можно было бы рассмотреть каждую чешуйку на мощном теле. Кто-то едва не сбил девочку с ног, и, пьяненько извинившись, поспешил дальше, но момент уже был упущен – вернув личину на место, Ада отправилась на поиски воспитанника. После незабываемой поездки с Дедом Морозом они разделились, и Певерелл торопливо пошла создавать себе алиби: уже через несколько минут некромант купила у весёлой раскрасневшейся торговки яблоки в карамели. Том, будучи умным молодым человеком, ждал возвращения опекуна там, где видел его в последний раз. Помахав мальчику, тут же изобразившему недовольство, некромант подождала, пока тот приблизится к ней. Улыбнувшись и пресекая тем самым всё негодование на корню, Певерелл взяла воспитанника за руку, и они вместе отправились искать свободную лавочку, чтобы отдать должное вкусностям. – Где ты был? Меня на санях катали, хотел уговорить «Дэда Моуроуза», – Том произнёс имя по-русски, но с присущим англичанину акцентом, – Чтобы он и тебя взял с нами. – Прости, Томми. Меня очаровала прекрасная торговка, и я провёл время, выбирая у неё самые крупные яблоки. Мальчик презрительно фыркнул, всем своим видом показывая, как относился к таким отлучкам. За несколько часов маги успели набегаться, напрыгаться (после очередного соревнования некромант еле могла стоять, не шатаясь) и, уставшие, но довольные, слизеринцы лишь под самое утро вернулись в избу. Певерелл показалось, что она уснула во время полёта до кровати, едва заставив себя снять верхнюю одежду и разуться. У Тома же хватило сил ещё и на то, чтобы умыться. Воистину, целеустремлённый человек. Все дары минувшей ночи были надёжно спрятаны в дорожный саквояж. Проснувшись, девочка пересилила своё желание убедиться в том, что игрушечный конь действительно шевелился вчера, и ей не померещилось. Вместо этого волшебница с трудом поднялась с кровати (а она-то думала, что держала своё тело в форме!) и потащилась к умывальнику. Домовик, вернувшийся к приходу хозяйки, помог ей навести утренний марафет и принял флакон с воспоминаниями. Аде не терпелось самой побывать в Цитадели, и девочка намеревалась урвать себе день отдыха от всего прочего мира. В прошлом году некромант дважды работала по профилю, плата за одно из таких «заданий» сейчас мирно лежала в плетённой корзинке на печи. Адепты Смерти не умели лечить, но они могли попросить свою покровительницу об… отсрочке. Для высшей сущности годы не имели значения, но плата за жизнь каждого спасаемого индивидуальна. За то, что Ада несколько часов удерживала душу Агнесс Прюэтт, платой стал практически месяц полукоматозного существования. И Певерелл, если честно, зная обо всём наперёд, согласилась бы и на больший срок – мать проклятой девушки с такой силой любила свою дочь, что даже немного заторможенная в эмоциональном плане некромант понимала – рыжеволосая красавица, невесть где словившая порчу на некроз тканей, являлась всем миром для своей матери. За таких людей, ставших для кого-то всем, стоило бороться. К сожалению, удержать в этом мире удалось лишь малыша – как бы не была милостива Смерть, она приходила за всеми без разбора.