Zero Hundred Hours

8 месяцев, 2 дня - Доброе утро, соня, - прогромыхал низкий голос совсем рядом с ухом Микки. Моргая, он медленно открыл глаза, жмурясь от солнечных лучей, проскальзывающих сквозь не до конца закрытые занавески, и увидел нависшего над ним Шона с чашкой кофе, от которой медленно поднимался пар. - Который час? – заплетающимся языком пробормотал он, на автомате потянувшись к краю кровати за сигаретами, - Где, блять, мои штаны? - Мама постирала их для тебя, сказала, что ты пахнешь как бездомный и самое малое, чего она может сделать, это отправить меня обратно в школу с моим парнем, от которого в автобусах теперь не будут отсаживаться люди, лишь бы быть подальше, - серьезно проговорил Шон, передавая ему чашку, но затем сломался и ухмыльнулся. Микки издал смешок. - И нахрена она это сделала, - он сделал глоток черной жидкости и, сгримасничав, проглотил ее, неуклюже опуская чашку на пол рядом с кроватью, - Что за черт? - Это, друг мой, настоящий кофе. Из френч-пресса. А не те помои, что мы, бедные работники продовольственных магазинов, привыкли поглощать ведрами, просто чтобы пережить день. - Ну, на вкус дерьмо. - На здоровье, - парни смотрели друг на друга, прежде чем Шон поставил свою чашку рядом с чашкой Микки и взобрался на него, глупо улыбаясь. - Какого хрена ты творишь? – Микки отпихнул его, отодвигаясь подальше на кровати и косясь на закрытую дверь. - Забочусь о не-такой-уж-и-маленькой проблемке, которая, кажется, возникла у тебя прямо… где-то… - Шон пополз за ним, вновь вдавливая в матрас и забираясь между ног, - Здесь, - Микки грубее оттолкнул его от себя и одернул свои боксеры. - Прекрати, мужик! Я серьезно! Твои родители, блять, в соседней комнате! – Шон рассмеялся и схватился за резинку, расположившуюся ниже талии Микки. - Они не будут возражать. - Шон! – парни, хохоча, катались по кровати, их борьба становилась все агрессивнее по мере того, как они тянули и скручивали друг друга, - Похоже, не у меня одного тут есть проблемка, - хмыкнул Микки, когда почувствовал, как Шон, твердый и настойчивый, прижимается к нему. - Мальчики? – раздался из-за двери высокий голос, и мама Шона легонько постучалась в дверь спальни. Микки скинул с себя Шона с такой силой, что рослый парень со стуком шлепнулся на пол. - Да, Миссис Миллер? – откликнулся Микки сдавленным голосом. Шон взглянул на него, хихикая – полуголая помятая груда конечностей. - Я сделаю блинчики, а потом мы подвезем вас до станции. Черничные или с шоколадной крошкой? – Микки зыркнул на трясущегося от смеха рядом с кроватью парня. - Думаешь, ты такой охуенно смешной?! – прошипел он, прежде чем, прочистив глотку, ответить уже более громко, - Эмм, шоколадная крошка – звучит неплохо. - Договорились! Будут готовы через десять минут – как раз и твоя одежда подоспеет, - Микки прислушался к звукам удаляющихся шагов и откинулся на изголовье с облегченным вздохом. - Выглядишь потрепанным, - проворчал он Шону, качавшему головой в приступе веселья. Темноволосый парень вскарабкался на кровать, приближаясь к лицу Микки. - Да ладно? – прошептал он, облизывая губы в приглашающей манере, - Хочешь привести меня в порядок? - Не здесь, епта! – ухмыльнулся Микки, выскальзывая из-под него, слезая с кровати и потягиваясь, когда его ноги коснулись пола, - А что там на счет станции? Я думал, мы не уедем до завтра, - Шон выпрямился на кровати, зачесывая волосы пальцами. - Да, извини, чувак, Пол позвонил, пока ты спал глубоким сном диснеевской принцессы… - Микки швырнул в парня подушку – Уфхх… две девчонки не смогли прийти на инвентаризацию сегодня, и он в безвыходном положении, сказал, мне придется взять дополнительные смены. - Это разве не на всю ночь? - Да… не мог отказаться от шести часов сверхурочки, ведь счетов из колледжа уже целая гора скопилась, - Шон умолк, - Все в порядке? - Да, мужик, как знаешь, - ответил Микки, осматривая комнату, - Есть что-то, что я могу надеть, пока мое стирается? Шон спрыгнул с кровати и направился к шкафу, доставая джинсы и футболку с «Grateful Dead» (рок-группа – прим. пер.). Микки наблюдал за ним с легкой улыбкой на губах. У этого парня было так чертовски много энергии. Он был похож на щенка-переростка, скача по дому так, будто весь мир был ебаной игровой площадкой. - Это должно подойти, - сказал он, ухмыляясь и швыряя Микки одежду, - Просто подверни штанины дюймов на шесть (15,24 см – прим. пер.), и все будет нормально. - Нахуй иди! – фыркнул Микки, - Спускайся и ешь свои гребаные блинчики. Приду через минуту, - Шон наклонился и оставил на губах Микки поцелуй, прежде чем покинуть комнату, улыбаясь парню через плечо. Микки подождал, пока дверь закроется, и позволил одежде упасть из своих рук, вновь падая на кровать и закрывая лицо руками. Какого хуя он тут делает? Когда Шон пригласил его в дом своих родителей на выходные, Микки был на отходняке после ночи жесткой пьянки с Шоном и его приятелями из колледжа, отмечающими конец семестра туром по барам, которым Микки перестал вести счет, когда они пришли в седьмой. - Хочешь поехать со мной в хижину моих предков через пару недель? – невнятно пробормотал Шон, чья рука беспомощно повисла на плече Микки, когда парни возвращались домой. - Не знаю, мужик. - Да ладно тебе, Микки, там пиздец мило, тебе понравится. - Ты только что ругнулся? - Блять, да, я сделал это! – крикнул Шон, пьяно вскидывая кулак в воздух, - Там ебаные деревья, и озеро, и даже ебаные медведи, чувак! – Микки придержал его, когда он, споткнувшись, рухнул лицом в диван, - Медведи… - он зарычал, перебирая руками в воздухе, и резко оскалил зубы. - Ладно, умник, расслабься, - рассмеялся Микки, опускаясь на пол рядом с головой Шона. - Ну же, почему нет? Это всего на пару недель. Я сделаю так, чтобы это стоило потраченного тобой времени… - Шон потянулся рукой к Микки и провел ладонью вверх и вниз по его груди, прежде чем его рука обмякла, и звуки легкого похрапывания разделись за спиной брюнета. Микки обернулся и взглянул на лицо спящего. - Да, действительно стоило потраченного мной времени, - он помолчал минуту, - Ладно, - пробубнил он. Удивленный, Шон сонно открыл один глаз. - Ладно? Ты поедешь? - Только если ты пообещаешь больше, блять, не материться. Звучит охренеть как странно. - Как скажешь, ебать, крутой парень, - торжественно проговорил Шон и перетянул Микки с пола на себя. И вот теперь он здесь. Шон не врал, место было милым. Бревенчатый домик неподалеку от ебаной горы, деревья и природа вокруг. Вчера они ходили в поход с родителями Шона на три часа – на три блядских часа! Гуляли, если угодно. А потом они вдвоем улизнули, чтобы искупаться голышом в озере, и солнце садилось за их спинами. Микки улыбался, даже иногда вспоминал о том, что нужно сказать «спасибо», и никогда еще не чувствовал себя настолько неуместным за всю свою жизнь. Это просто сюр какой-то. Родители Шона были такими странно нормальными. Они приняли «друга» Шона с распростертыми объятьями, ничуть не смущались от того, как их сын клал руку на ногу Микки за ужином или переплетал их пальцы, пока они гуляли по лесу. Микки уклонялся от этих жестов каждый раз, но он, кажется, был единственным, кому они казались охренительно неловкими. Он понятия не имел, какого хуя здесь делает. Он был абсолютно не в своей тарелке. Спасибо, блять, что они хоть уезжают пораньше, пора возвращаться в некое подобие нормальности. Он открыл окно и высунулся так далеко, как только мог, подкуривая сигарету и резко выдыхая в прохладный ветер. Он чувствовал себя девчонкой-подростком, прячущейся в своей спальне в попытке получить дозу никотина так, чтобы родители ничего не узнали. - Дерьмо, - ругнулся он, когда еще красный пепел залетел в комнату, приземляясь на одеяло и прожигая в ткани дыру. Брюнет стряхнул его и взгляд парня упал на телефон, лежащий на подоконнике, - Нет блядского сигнала, - пробормотал он, высовывая гаджет в окно так далеко, как только мог. Не то чтобы это было важно. Единственными люди, которые могли ему звонить, были Шон и Мэнди, которая на этих выходных встречалась со своим старым парнем или типа того. До тех пор, пока это не был Кеньятта, а она поклялась, что это не он, ему было похрен. Он рассеянно листал контакты, пока сигарета тлела, и остановился, добравшись до буквы «И». Не ради Йена, конечно же, стоявшего между последим на «З» и Игги. Он удалил его многие месяцы назад, но смысла в этом особо не было. Он до сих пор помнил номер Йена лучше, чем свои собственный; блять, он набирал его слишком много раз в прошлом, разыскивая его задницу. Когда полтора месяца назад он вырвался из хватки Шона и услышал ебаный голос Йена на другом конце линии, происходящее казалось злой шуткой. Воздух будто выбило из легких, и он, не видя ничего на своем пути, проковылял прочь из дома на переднее крыльцо, пока Шон глазами прожигал дыру на его спине. Лишь когда Йен заговорил о том, чтобы повесить трубку, голос Микки вновь вернулся в его подчинение. - Нет, - произнес он. Нет, не уходи. Да, иди, Нет, нет, нет, - То есть да, у нее день рождения. Но она вырубилась наверху. У меня… у меня ее телефон, - он надеялся, что произносил настоящие слова. Он понятия не имел, что выходит у него изо рта. Он нащупал сигареты, глубоко затянулся, успокаивая себя, и потряс головой, чтобы вернуть себе способность мыслить. Он едва пробирался через тернии разговора, что, очевидно, было связано с тем, что реакции Йена на его реплики даже отдаленно нельзя было назвать наделенными смыслом. Микки так сосредоточился на низком тембре, по которому так сильно скучал, что врубился с происходящее только тогда, когда они заговорили об аварии Йена. Он, блять, не знает. Осознание отдалось в его голове громче, чем слова, произносимые Йеном, перекрывая даже неистовое «Йен, Йен, Йен», грохотавшее там с тех пор, как он впервые поднял трубку и услышал: «Хэй, Мик». Он не собирался рассказывать ему. Не собирался. Но когда Йен начал нападать на него. На него! Обвинять его в дерьме, которое было настолько далеко от правды, что все внутренности его воспламенились от несправедливости. Микки, может, и был идиотом раньше, когда дело касалось Галлагера, но он не был тряпкой. Он не прогнется в этой ссоре, как и в любой другой. Шлюзы открылись, и он набросился на Йена со всем гневом и обидой, что в нем скопились, своими словами нанося урон подобно реальным ударам, которые он хотел бы нанести ебаному идиоту с телефоном, который так далеко забрел в своем мире иллюзий, что без карты обратно выбраться уже не мог. Он прервал вызов, тяжело дыша и швыряя телефон Мэнди на бетонную дорожку перед домом, и разразился проклятьями, когда услышал недвусмысленный треск стекла. «Дерьмо!» Он свесил голову между колен и попытался унять яростные удары собственного сердца о грудную клетку. Его дыхание было коротким и неглубоким, когда он поднес трясущуюся руку к губам, пытаясь подкурить еще одну сигарету. Его пальцы безрезультатно шарили по зажигалке, прокручивая воспламенитель снова и снова в попытке высечь искру. - Дерьмо! Блять! Ебаная хуйня! – Это никогда не закончится? - Могу я тебе помочь с этим? Микки чуть из штанов не выпрыгнул, когда услышал голос Шона за спиной. Он был так сконцентрирован на огне, что бушевал внутри – Йен, Йен, ЙЕН – что не услышал, как Шон проследовал за ним на улицу. Микки не ответил, вместо этого отправляя зажигалку вслед за телефоном. - Хочешь поговорить об этом? – Микки медленно повернулся и взглянул на него, все еще чувствуя, что может взорваться в любую секунду. Нет, он не хотел, блять, поговорить об этом. Он поднял трясущуюся руку и грубо притянул к себе Шона. - Нет, - зарычал он. В эту ночь они впервые занимались сексом. Микки двигался как одержимый. Кусал, шлепал, тянул, рвал и метал, как будто пытаясь выебать Йена Галлагера из своей системы координат прямиком в забвение. В конце концов, Шон взмолился о пощаде, и они уснули уже ранним утром, сплетаясь в комок потных конечностей и изнуренных мышц. Утром Микки проснулся первым и направился на крыльцо, чтобы начать новую пачку сигарет и выпить кофе. Шон присоединился к нему через час, оставляя дверь открытой и присаживаясь на бетон рядом с ним в абсолютном молчании. Спустя пять минут тишины Микки пробурчал грубое «Прости», и Шон повернулся к нему. - За что? Микки не был уверен, как это произошло, но между ними с Шоном все стало меняться. Переход был плавным; они всегда ездили на одном автобусе до и с работы, когда было удобно, но теперь они ждали друг друга, даже если их смены не заканчивались в одно время. Мэнди стала спрашивать Шона об «их» планах на выходные, и он смотрел на Микки, поднимая брови в ожидании ответа. На следующую ночь они уже спали вместе, и на следующую, Микки всегда перебирался в свою комнату, убедившись, что Шон уснул, не будучи готовым к интимности, которую подразумевало совместное пробуждение. Однажды он уснул сразу после того, как они с Шоном закончили, и, очнувшись посреди ночи, обнаружил, что Шон небрежно положил руку ему на грудь; он так устал, ему было слишком уютно, чтобы двигаться, и он остался. Когда он проснулся на следующее утро, и Шон просто одарил его ленивой улыбкой, прежде чем перелезть через него и отправиться делать кофе, он понял, что планета не перестала вращаться вокруг своей оси, и, может, в конце концов, в этом не было ничего такого уж страшного. После этого он перестал сбегать в свою комнату. Переход был легким, потому что Шон сделал его таким. Не было никаких драматичных ультиматумов и требований, никаких серьезных разговоров, кроме разве что того случая спустя неделю или две в их новом «статусе», когда они вместе лежали на кровати после «тяжелой работы», оба слишком уставшие, чтобы хотя бы встать, когда Микки прошептал: - Блядский гей, а? Никогда бы не подумал. И Шон просто ответил: - Мне нравятся те, кто нравится. Мне нравишься ты, Милкович. Просто. Легко. Пиздец мило. Так мило, что Микки позволил Шону все дальше затягивать себя в свой мир, позволил себе расслабиться, ощущая даже проблески того, что, как он догадывался, было счастьем. И лишь в предрассветные минуты, когда он просыпался от тихого похрапывания Шона, когда дом все еще был погружен в темноту, а весь мир, казалось, был пленником дремоты, его сердце снова начинало отбивать: Йен, Йен, Йен; но он отталкивал это подальше так быстро, как только мог, дыша глубоко и спокойно, перетягивая другого парня из бессознательного забытья прямиком на себя, чтобы вновь утопить это все в себе. Он выбросил бычок из окна и наклонился, чтобы взять одежду, лежащую кучей на полу. Пора домой.