Zero Hundred Hours

8 месяцев Он знал. Он, блять, знал. Микки был там. Йен запер за собой дверь тренировочного центра ROTC и закинул свой рюкзак на плечо, те слова, что Микки буквально выплюнул ему шесть недель назад, все ещё не выходили у него из головы. "Я был там, придурок". - Так ты и правда решил поехать? - Сара, его приятельница с работы, поравнявшись с ним, перешла на лёгкий шаг, когда он решительно вышел с территории, направляясь в сторону вокзала. - Ага, автобус отправляется через час. - До сих пор не могу поверить, что они тебе врали. - А я могу, - пробормотал Йен, когда она втянула его в объятия. - Ну, удачи, да? Дай знать, как все пройдёт, - она похлопала его по плечу, когда они разъединились, и улыбка испарилась с лица парня, когда он зашагал в сторону станции. Лжецы, ебаные лжецы. В груди жгло. Он знал, что присутствие Микки не было его выдумкой. Когда несколько недель назад Микки бросил трубку, Йену понадобился целый час, чтобы выйти из положения, которое он принял во время звонка: стоя на саднящих коленях посреди своей погружённой во мрак спальни. Мысли смерчами метались в его голове маниакальнее, чем когда-либо, даже во время самых яростных эпизодов. Микки приезжал. Фиона врала. Держал его за руку. Неделями напролёт? Лип - ебаный лжец. Микки счастлив? Что ещё, блять, за сосед у него? Снова и снова они скакали по его мозгу, приглушаемые лишь одной главной правдой, подавляющей все остальные голоса - Микки приезжал. В конце концов, неудобность позы вывела его из ступора, пронзая его согнутые ноги и пробираясь в сознание. Он медленно поднялся, теряя равновесие, когда его колени подогнулись, и опираясь на стену, чтобы не упасть. Он сделал глубокий вдох и сдвинулся с места. Пребывая в состоянии транса, он схватил ключи и бумажник с кровати, накинул куртку и, словно пьяный, поплёлся вниз по лестнице, вышел из дома и направился к вокзалу. Холодный ночной воздух обострил ощущения, и он слепо пялился в пространство перед собой на протяжении всей поездки на поезде, не обращая внимания на пьяных бомжей и уставших проституток, составлявших ему компанию в полупустом вагоне. Доехав до своей остановки, он стремительно проследовал на выход, вынуждая посмевших взглянуть на него людей врассыпную бросаться прочь с его пути, не проронив ни слова. Он пробежал по погружающимся в темноту улицам до своего пункта назначения и барабанил в дверь до тех пор, пока заспанный охранник не ввёл код безопасности, позволяя ему войти, по дороге бормоча проклятья и бросая злые взгляды. Он взбежал по ступенькам наверх, отсчитывая двери вплоть до пятой слева. На этот раз он не потрудился постучать. Йен распахнул дверь и устремился к силуэту спящего брата. - Ты мудак, - холодно прошипел он, и Лип перекатился на своей кровати, открывая глаза и с удивлением обнаруживая своего брата. - Йен, какого... - Йен вмазал брату кулаком по лицу, высвобождая все накопившееся раздражение и несчастье последних шести недель. Лип попытался поднять руки, чтобы защитить себя, но Йен показал себя слишком ловким, стягивая его с кровати и изо всех сих ударяя по рёбрам, когда он обрушился на пол. Пока Лип хватал воздух ртом, Йен встал над ним, хватая за футболку и поднимая так, чтобы их лица были на расстоянии волоска друг от друга. - Ты думаешь, это игрушки, блять? - свирепо выплюнул он в лицо ошеломлённого Липа, - Думаешь, ты можешь просто играть человеческими жизнями, принимать решения за меня, будто я ебаный ребенок? - с громким стуком он стукнул Липа головой об пол и возобновил удары по рёбрам, животу и всему остальному, до чего только мог достать, - Думаешь, что знаешь, что для меня лучше, гандон? Ты идиот, блять. Ты понятия не имеешь, что... - Удар. "Ты" - удар - "блять" - удар - "наделал". Удар его кулака пришёлся Липу по носу, и жуткий хрустящий звук вернул ему возможность думать, когда кровь брата брызнула ему на пальцы. Он сделал шаг назад, осматривая жалкое месиво, ебаного лжеца, скорчившегося на полу перед ним, хрипя в попытке восстановить дыхание. - Йен, мы хотели как лучше, мы... - Лип болезненно крякнул. Йен обрушил кулак на голову Липа, и брат, застонав, прижал ноги к груди. - Захлопни. Ебаную. Пасть, - ядовито зарычал Йен, расхаживая по комнате взад-вперёд, - Мне надо подумать, блять, - он вновь и вновь наматывал круги словно запертый в клетке лев, не забывая одарить брата глухим ударом всякий раз, когда проходил мимо. - Йен, мне жаль, мы думали, что защищаем тебя, - промямлил Лип, пытаясь поднять голову и выплевывая кровь, хлынувшую из разбитой губы. Йен снова наклонился к нему, на лице его не отражалось ничего, кроме презрения. - А это уже нихуя не вам решать, - издал неподдельный рык и сильно ударил его между ног, после разворачиваясь и стремительно покидая комнату. Остаток ночи он провёл катаясь на электричках по направлению "в никуда", меняя поезда всякий раз, когда кондуктор начинала посматривать на него с подозрением. Он, должно быть, выглядел как сумасшедший: волосы растрепаны, руки и лицо покрыты засохшей кровью, явно ему не принадлежавшей. Ему необходимо было принять душ и сменить одежду, но ни в коем, блять, случае он вернётся домой. Из Липа он хотя бы мог выбить все дерьмо. Но вот с Фионой такое не получится, а настроения сидеть и разговаривать о своих ебаных чувствах с лживой сестрой у него совершенно не было. В конце концов, начался восход, и он решил, что самое время отправиться на работу, воспользоваться душевыми при спортивном зале, чтобы смыть кровь со своего исстрадавшегося тела, прополоскать одежду, прихватив сменную из «находок», и оставить ее сушиться на солнце. Когда часом позже Сара пришла на смену, он не стал посвящать ее во все сокровенные детали – они были друзьями по работе, и она ему нравилась, но они не были действительно близки, и он не захотел предавать огласке все аспекты, в которых его жизнь накрылась пиздой, в шесть ебаных часов утра. Она повела себя мило, предложив ему перекантоваться у нее на диване, пока он обдумывает следующий шаг. Он поймал ее на слове, и тусовались вместе следующие пару недель, легко общаясь, пока Йен пытался решить, какого же черта ему теперь делать. Каждая клеточка его тела жаждала Микки. Отвлекаясь во время подготовки отчетов на работе, он обнаруживал, что ищет в интернете расписания поездов и автобусов из Чикаго в Индиану. Выругавшись вполголоса, он заставлял себя закрыть окно браузера и сфокусироваться на работе, тогда как его мысли разгонялись до ста миль в час. Микки сказал ему держаться подальше. Он сказал, что счастлив. Несмотря ни на что, Йен не хотел пустить все по пизде в жизни парня, и не важно, как эгоистично он стремился сесть на первый же рейс и проехать два с половиной часа на юг. Но в конце концов – в конце концов – он решил, что с него достаточно. Когда первоначальный порыв ярости прошел, его сменила тупая боль тоски по Микки, не дававшая спать по ночам. Он даже навестил своего доктора с просьбой помочь справиться с эмоциями, но, выслушав его получасовой монолог, полный риторических изысков, она проводила его на выход, нежно поглаживая и заверяя, что его лекарства все еще отлично работают и в увеличении дозировки не было никакой необходимости – эта боль лежала за пределами рецептуры и медицинской помощи. Он искал утешения в кругу семьи, наконец отвечая на бесконечное количество звонков и голосовых сообщений, оставленных Липом и Фионой, и они достигли шаткого перемирия. Он не собирался прощать их, даже при том, что понимал их мотивы. Он пытался, но, когда он попросил их честно ответить, приняли ли бы они такое же решение снова, они сохранили молчание, а другого ответа Йену и не было нужно. Они не воевали друг с другом, все же это его семья. Но что-то неподдающееся определению разделило их, и у Йена не было ни сил, ни желания вновь достигать некоего баланса с родственниками, которым он теперь не доверял. Йен проживал эти дни работая, тусуясь с Сарой и отмечая каждый день в календаре с момента того звонка большим красным ебаным «Х». Жизнь продолжалась, но, как бы Йен ни старался, у него не получалось идти дальше вместе с ней. Поэтому, в конце концов, он решил: он поедет в Индиану. Он должен увидеть Микки и лично услышать от него приказ проваливать и держаться подальше. Увидеть то предполагаемое счастье, которое Микки так решительно старался защитить. Черт, Йен еще никогда не был таким несчастным, как, блять, Микки удавалось сохранять это неуловимое спокойствие? Он позвонил Мэнди, и та с радостью ответила, сказав ему, что будет свободна на третьи выходные месяца. - Идеально, - восторгалась она, - Дома никого не будет, сможем нормально потусоваться, прям как в старые добрые, - «Никого? – подумал Йен, - Я хочу увидеть Микки». Но он не произнес это вслух – что он мог сказать? Вместо этого он лишь пробормотал что-то в знак согласия и забронировал билеты, как только они появились, лишая себя шанса передумать. Теперь пути назад уже не было. Опустившись на свое сиденье в автобусе, он почувствовал, как сердце настойчиво стучит в грудную клетку. Бум, бум, бум. Я еду, Мик.