Новый мундир капитана Хорнблауэра

      Хорнблауэр что-то придумывает, он хочет как следует потрепать лягушатников в Лионском заливе. И — лопни моя селезенка — если Буш не был с ним горячо согласен и уверен, что старина Хорни провернет первоклассную операцию. За последние сутки он уже придумал и провел три удачные стычки. Команда казалась более сплоченной — гоняя марсовых по реям этим утром, Буш успел и убедиться в этом сам, и продемонстрировать капитану. Обычно ворчливый и недовольный с утра, Хорнблауэр сейчас был в приподнятом настроении: удачные операции принесли ему как минимум тысячу фунтов, на кухне наконец развели огонь и Горацио получил свой утренний кофе. Буш сам проследил, чтобы вожделенная кружка чего-то горячего и горько-сладкого была доставлена в капитанскую каюту вовремя: Хорнблауэр все утро просидел над картами. Буш встретился взглядом с вахтенным мичманом и одернулся, поймав себя на том, что довольно потирает руки и широко ухмыляется, предвкушая новую затею своего капитана. Однако затея его разочаровала.         — Я беру свою гичку и команду из добровольцев.       По интонациям и взгляду Хорнблауэра Буш расшифровывал: «Пожалуйста, не перечь мне.» Каждый раз, слыша подобные приказы, он испытывал тоску и бессильное отчаяние.        — И запомните, Буш. Никаких спасательных операций. Если мы не вернулись, значит мы не вернулись. Вы поняли? Или мне изложить это в письменном виде?        Упрямства Хорнблауэра хватило бы на целую эскадру. Глядя в притворно строгие глаза Горацио, Буш гадал, настанет ли когда-нибудь день, когда Хорнблауэр перестанет с мальчишеской жестокостью использовать против него простую истину, что умирать легче, чем хоронить.         — Не надо, сэр, — вздохнул он, — Я понял.        Много раз Буш представлял, как будет стоять перед выбором: попытаться спасти Горацио, нарушив приказ и погубив несколько десятков матросов, — или подчиниться железному рацио Хорнблауэра в последний раз и навсегда потерять его. Капитан Хорнблауэр был слишком щепетилен, чтобы не возглавить добровольцев, и Буш уважал и любил его за это.        Буш и мистер Джерард около получаса прогуливались по шканцам, обсуждая сноровку команды, когда над французским берегом начал подниматься черный дым. Буш немедленно схватил подзорную трубу, Джерард последовал его примеру. Гичка отвалила от берега. Буш безуспешно старался пересчитать сидящих в ней людей или рассмотреть капитана. Наконец он разглядел на кормовом сидении фигурку, которая определенно была Хорнблауэром и, разом успокоившись, теперь наблюдал, как Джерард строит на палубе полувахту для приветствия.        Он вновь обратился к гичке, когда она была уже не более, чем в кабельтове.        — Нет, — пробормотал он, чувствуя, как ладони становятся влажными, — нет-нет.         — Что за черт? — громко произнес рядом Джерард. Действительно, все, сидящие в гичке, были голыми. Как во сне свистели дудки, пехотинцы взяли на караул, Хорнблауэр в одной перевязи взбирался через входной порт, команда в гичке тактично старалась не смотреть на капитана с открывающегося ракурса.         — Мистер Сэвидж! — вполголоса прорычал Буш, прикусив язык, чтобы не продолжить: «Отставить глазеть на капитана!» Мичман отшатнулся от фальшборта и, закусив губу, вытянулся по стойке смирно. Было очень душно. Хорнблауэр уже был на палубе и отвечал на приветствия. Белое, контрастирующее с загорелыми лицом и руками тело выглядело почти нереально на фоне мундиров. И эта перевязь, оставившая на влажном белом животе красную полосу двумя дюймами ниже талии — мать моя каракатица! Буш сглотнул и незаметно пребольно ущипнул себя за ладонь сложенных за спиной рук. Команда сохраняла крайне напряженные лица: многие едва сдерживались от хохота. Некоторые посматривали искоса на капитана и своих голых товарищей, поднимающихся на борт, — этих Буш мысленно заносил в свой черный список, чтобы отправить на помпы и другую утомительную и неприятную корабельную работу.         — Мое почтение, мистер Буш! — неестественно оживленный Хорнблауэр возник перед глазами во всей своей первозданной красоте. Буш козырнул ему, — Не будете ли Вы столь любезны повернуть оверштаг. Курс зюйд-тень-вест.         — Есть, сэр, — еще раз козырнул Буш, все еще не будучи до конца уверен, что Горацио ему не чудится.       Пока Буш отдавал распоряжения марсовым, он никак не мог отделаться от мысли, что блестящая белая кожа Горацио должна была бы быть горько-соленой на вкус, даже если капитан плавал в пресной воде. Поднимаясь на борт, он был горько-соленый везде, вся его несносная натура. И еще, кажется, первый лейтенант Е.К.В. линейного корабля «Сатерленд» только что обзавелся новым ночным кошмаром: для разнообразия не про смерть капитана, а про его триумфальное возвращение на судно.