его живое лицо выражало страдания

             Как правильно назвать то, что происходит между ними? Какое слово подобрать? Ведь как называется то, что Фёдоров уже неделю каждый день приходит? Почему он оставался на те две ночи? Зачем успокаивал после очередного бреда и галлюцинаций? Почему заставлял смеяться? Почему целовал, оглаживая шею и талию? Зачем заставлял есть, ссылаясь на то, что тот слишком худой? Зачем заботился? Как? Какими словами это описать? Отношения? Что? Какое название этому бы дали люди со стороны? А они не знают. Они даже понятия не имеют. «Дружба» – что? Но и отношениями это не назовешь. Вообще ничем это не назовешь. Но. Он опять слушает очередную «крейзи стори» Мирона, смеясь со смешных моментов. Улыбаясь даже тогда, когда не смешно. Отвечая на мягкие поцелуи и смущаясь от редких в нос или щеку. — Эй, ты меня вообще слушаешь, мелкий? — возмутился Мирон, замечая взгляд парня, но направленный не на него, а куда-то за его плечо. — Дени-ис. — А? Что? — откликнулся парень. — Ты меня не слушал, так ведь? — Извини, не слушал, я задумался о кое-чем.. — говорил тот, переворачиваясь с левой стороны на спину. — Поделишься? — спросил Федоров, принимая ту же позу. — Почему нет.. Я думал о том, что между нами происходит, то есть, как это назвать..Точно не отношения.. Дружба? — на смешке произнес последнее слово, поворачивая голову и глядя на мужчину. — Нет, не дружба, — опять лег на бок, смотря в глаза, — Я бы назвал это «начало отношений», очень странное начало отношений, как и название, но другого названия на ум не приходит, да и вряд ли у этого есть определение. — Как насчет броманса?.. Хотя.. — снова лег на бок. — Ну.. пусть будет броманс до тех пор, пока я к тебе жить не перееду, — засмеялся он, а когда прекратил, то улыбка бесследно сползла с лица. Он смотрел в глаза, вылавливая в них что-то. Что-то непонятное для него и самого владельца мутно-карих озерец. — Мирон. — М? — Харош пялиться, целуй, – так сказать, «спровоцировал» Василенко. Федоров улыбнулся и припал к мягким губам, целуя нежно и медленно. Он никогда бы не подумал, что сможет быть столь нежным и мягким. Но последнее время он таким и стал. Парень явно на это повлиял. С одной стороны это хорошо, ведь он мягкий только с ним, но с другой не очень, ведь он не любит, когда на него влияют. Но ему он позволил. Он себя не узнавал, и это пугало, а он боялся страха. Поэтому он углубил этот чересчур сладкий поцелуй, пытаясь доказать себе, что он не слабохарактерный, потому что влияние такого типа он считал именно слабохарактерностью. Мирон залез верхом на парня и подмял под себя, не отрываясь от губ: и это уже не один из тех нежных поцелуев, это что-то большее, большее как и в их чувствах, так и в физической тяге. Ведь когда Денис выдохнул ему в губы, срываясь на стон, то в паху стянуло приятной болью. А в голове нежелание грубо обращаться с парнишкой. Свои принципы предавать не хотелось, но он ими пожертвовал, просовывая руку под футболку и мягко оглаживая плоский живот, вместо того, чтобы положить её на горло, как изначально хотелось. Нет, это не жалость, как можно бы подумать – это борьба. Это борьба между принципами Мирона и его чувствами, нарастающими с каждой их встречей. Денис умел цеплять. Цеплять глазами, некоторыми своими строчками из песен, своим поведением, характером, улыбкой — он цеплял собой. Как и сейчас цеплялся за плечи, не разрывая немного властного, но спокойного поцелуя. Только он не притягивал к себе, а.. отталкивал? Заметив это, Мирон отстранился, вопросительно заглядывая в глаза, убегающие в сторону. — Я пойду, пожалуй, чаю нам сделаю, — говорил он, вылазя из под мужчины. Федоров уж хотел спросить: «Что не так?», но сдержался, вместо этого поднялся за быстро уходящим парнем. Он не грубо схватил его за запястье и не резко прислонил того к стене. Даже не присмотревшись, можно заметить, как парень тяжело проглотил, наверное, появившийся комок в горле. — Почему ты убегаешь уже второй раз? — надеясь получить нормальный ответ, спросил он. — Куда я убегаю? — пытался делать вид, что не понимал, о чем его спрашивали и что не скрывал неизвестную даже себе причину, по которой второй раз не дал Мирону зайти за грань поцелуев. — Не притворяйся, мелкий, ты же сам понимаешь, что этого не избежать, — не злобно настоял Федоров, даже как-то.. зазывающе? Если руку, которая поглаживала талию, можно считать намекающей на что-то большее. Денис вздохнул, пытаясь не выдать волнения, зарождающегося в груди и не позволяющего стоять спокойно. Он переминался с ноги на ногу, продолжая упираться руками в грудь напротив. Не то, что он не хотел переспать с Мироном – просто боялся. Боялся не боли, которую это может причинить, боялся не того, что тот после этого «кинет». Он сам не понял, чего боится, но этот страх всё равно присутствовал где-то там, внутри и говорил ему: «оттолкни», когда Федоров прижимался и пытался поцеловать в шею. И он отталкивал, даже если сам этого не хотел. Но сейчас, когда волна желания утопила этот страшок, он в который раз сдался этому мужчине и, выдохнув, поцеловал сам. Он закрыл глаза, а руки, которые минуту назад превратились в кулаки, до сих пор упирались в грудь. Мирон тут же ответил, убирая одну ладонь с талии и скользя ею вниз, оглаживая бедро. Через пару секунд и чужой тяжелый выдох до него дошло, что он почти что заставил парня, поэтому прошептал: — Если ты не хочешь, то ты не должен.. — Нет, я хочу, правда, — ответил он, а внизу живота сладко стянуло, когда он представил, как мужчина медленно вошел в него. Федоров сдерживался, чтобы не вдавить парнишку в стену и не нагнуть у нее же, ведь это «я хочу» из «его» уст прозвучало в сотни раз интимнее, чем из чьих либо других. Ещё секунд пять всматривался в глаза с широкими зрачками, блестящимися даже в темноте комнаты. Подождав ещё немного и убедившись, что парнишка уверен и правда готов, вернулся к влажным губам. Когда в рот Василенко проскользнул язык, сплетающийся с его, то желание чего-то большего усилилось, и он прижался ближе, чувствуя, как чужое сердце отбивало далеко не медленный ритм, но в такт его собственному. Они ни на секунду не прерывали этот пошлый и мокрый поцелуй, который доводил чуть ли не до такого юношеского головокружения. Их движения становились всё развязнее: одна ладонь Мирона задела твердые соски парня, а другая сжала ягодицы; рука Дениса медленно ползла по животу, останавливаясь на краю штанов и несильно сминая его. Выкинув ненужные мысли из головы, они заметили с каждой секундой нарастающее возбуждение. Василенко укусил чужую губу, едва улыбаясь на недовольное мычание. А Федоров не смог не ответить: он убирал руку из под футболки, опуская её вниз и переставляя на пах парня, он сжал его член, невозмутимо ожидая реакцию. И оно того стоило: Денис поджал губы, судорожно выдыхая через нос и поднимая голову вверх. На данный момент мужчину удовлетворило и это, но хотелось услышать и почувствовать больше и громче. Отводя взгляд от красных щек, Мирон заметил смуглую шею, он не сдержался и обвел языком кадык. Да и вряд ли сейчас нужно сдерживаться. Поэтому он разрешил себе укусить за ключицу, не сильно, без какой-то агрессии, скорее.. игриво? После оставил небольшой засос, который вскоре покроет ещё одним или несколькими, а рядом ещё россыпь разных размеров и немного отличающихся оттенков. С каждым прикосновением похоть начинала делать своё дело: хотелось большего, чем просто поцелуй у стены. Пока их ладони бесконтрольно бегали по их же телах, Федоров успел оставить ещё одну метку, а после убрал одну руку с ягодицы, а другую с живота, переставляя их на талию и отрывая парня от стены. Дыхание уже давно сбилось, разносясь по комнате. Они двинулись в сторону кровати, продолжая целоваться и через секунд десять падая на мягкие простыни. Точнее, Денис упал на спину, а Мирон повис над ним, разглядывая лицо: припухшие, почти красные губы, из-за которых тяжело вылетал воздух, милые порозовевшие щеки, растрепанные волосы и глаза. Нет, провалы, мутно-карие провалы, которые излучали яркий огонек, затягивающий будто ебаная черная дыра, проваливаться в которую он будет только рад; нервное сглатывание, — прекрасно.. нет.. безумно. Слишком безумно, безумно до такой степени, что Федоров не сдержался и поднял парня, стягивая с него ненужную футболку и кидая её куда-то в сторону. Глаза забегали по оголенному и открывшемуся для него телу; даже эта худоба выглядела прекрасно, не ужасно и костляво, как бы было, если бы под ним лежал кто-то другой, нет, — это прекрасно. Он прекрасен. Мужчина опустился, дыша на живот и короткими чмоками целуя его, постепенно поднимаясь выше: по груди, шее и, наконец, касаясь губ. Под ладонью, лежащей на боку, чувствовались стаи мурашек, пробегающих одна за другой. Мирон неожиданно простонал прямо в поцелуй, когда парень через грубую ткань штанов сжал его член, а после расстегнул их дрожащими пальцами. Тянуть не хотелось, да и возбуждение не позволяло, поэтому мужчина сел на бедра парня, быстро снимая с себя майку. Денис завороженно оглядел подтянутое тело, пробежал пальцами по незаметному торсу и огладил грудь, оставляя руки на плечах. Наблюдая за пожирающим его тело взглядом, он вновь не сдержался и сорвал с него серые спортивки, оставляя того лишь в чёрных боксерах. Человеческая тяга давно превратилась в интимную. Он накрыл ладонью член Дениса, не сжимая, а просто поглаживая, на что получил тихое скуление, доносящееся до ушей и заставляющее сжать, чтобы получить больше. И он получил: из-за губ вылетел громкий стон, а спина изогнулась. Эта яркая реакция отдалась в голове будто опьянением, и он потянулся к своему члену, но штаны всё ещё на нем, так что пришлось сначала повозиться с ними, а потом уже пройтись рукой по органу, хоть и через боксеры. Денис любопытно наблюдал за его действиями, а потом сам накрыл чужой член одной рукой, а другой притянул за шею к себе. Они снова слились в поцелуе, немножко дерзком, но до звездочек страстном. Под закрытыми веками у обоих одно и то же: непонятные круги летали, переплетаясь между собой, как и их пальцы. Василенко убрал руку с шеи, переставляя её на краешек трусов мужчины, пытаясь их стянуть, что из-за дрожащих рук не удалось. Поэтому Мирон нехотя прервал поцелуй и сам стянул с себя мешающую вещь. Парень взглянул на твердый член, и он был готов сейчас застонать только от одного вида на это тело. Он надавил на грудь напротив и перевернул мужчину на спину, а сам спустился вниз, заглядывая в глаза и хватая ладонью твердый орган. Если бы Мирон был художником, то он бы тут же запечатлел эту картинку в памяти, после перенеся ее на своё наилучшее полотно, не жалея красок и времени. Только вот он не умел и не умеет рисовать – а это произведение искусства можно доверить только лучшим творцам. Но всё равно глазами он сфотографировал, пряча фото в отдельной папке на полке с остальными важнейшими воспоминаниями. Василенко двинул рукой пару раз, а после неуверенно заглотил головку, слушая довольный выдох. Но ему было мало выдоха, он хотел услышать если не рычание, то стоны, много стонов. Но, чтобы их получить, надо действовать, поэтому он заглотил член наполовину и сразу выпустил изо рта. Облизнул губы, развратно причмокивая и вновь заглатывая до половины. Парень начал двигать головой, с каждым разом беря всё глубже. И он получил, что хотел: мужчина поочередно издал несколько громких стонов. Он продолжил, поднимая веки и глядя в мутно-голубые глаза, буквально пожирающие его. Денис обвел языком каждую венку, пытаясь доставить как можно больше удовольствия, как и себе, так и Мирону. Никогда бы не подумал, что будет кайфовать от минета, который делает он сам, тем более Оксимирону. Но многие вещи порой меняются: обстоятельства, предпочтения, ориентация, вкусы, люди — жизнь. И его изменение можно назвать метаморфозой, именно ней. Потому что еще семь месяцев назад он почти что презирал этого человека, а сейчас он ему отсасывает, притом по своему желанию. Сейчас он даже, возможно.. влюблён? Федоров зарылся пальцами в густые волосы, а после отстранил парня за плечи – кончать пока что рано. Он притянул Дениса к себе, снова целуя и пытаясь стянуть с того боксеры. Когда это, наконец, удалось, то он схватил член парнишки, сдавливая и тут же получая реакцию: оглушительный стон на ухо, не дающий держать себя в руках и заставляющий перевернуть того на спину. Василенко легко поддался, но вспомнил, что без кое-чего они не обойдутся. Он отодвинулся на край кровати, открывая тумбочку и доставая оттуда какой-то крем для рук и давно забытый презерватив. Понимание, что сейчас будет далеко не приятно, накрыло с головой, и он начал нервничать, тяжело сглатывая. Но желание брало верх, поэтому парень вернулся на место и отдал вещи Федорову. Мужчина заметил бегающий взгляд и, погладив пальцем щеку, сказал: — Не волнуйся.. И в груди разлилось непонятное тепло, закрывающее беспокойство. А осознание, что Мирон не хочет причинить боль и будет делать это аккуратно, заставило доверчиво кивнуть, смотря в глаза сверху и позволяя начать. Доверие со стороны парнишки только больше заводило, ведь это тело сейчас полностью его, прекрасное тело. Ему разрешили делать с ним всё, что угодно, но он хотел только заставить его изгибаться под ним, доставляя обоим удовольствие. Но, чтобы получить это, нужно постараться и начать действовать, поэтому он выдавил не очень густой крем на руку, размазывая его по члену. А после приблизился к Денису и сел между разведенных ног, успокоительно гладя внутреннюю сторону правого бедра. Парень закрыл глаза и поднял голову вверх, ожидая, наконец, действий. Дышать тяжело, в груди сжимало, по телу бегали стаи мурашек, а в голове было пусто, да и вряд ли ему нужно, чтобы там что-то было. Для Дениса всё это в новинку, поэтому от каждого прикосновения он вздрагивал, а когда холодные от крема пальцы коснулись колечка мышц, то всё тело крупно задрожало. После того, как внутрь вошел первый палец, то парень расслабился, ведь это не так больно, как ожидалось. Мирон начал двигать им, добавляя второй, и тут Василенко снова напрягся, ведь та боль, которую он ожидал, появилась. Поглаживая бедро, мужчина аккуратно развел фаланги ножницами, и тут же до ушей донеслось болезненное шипение. — Тише, тише, потерпи, — успокаивал тот. В груди что-то щёлкнуло, когда он увидел оскал на губах и нахмуренные брови, но он не остановился только ради того, что будет дальше. А они оба знали, что будет дальше. Добавив третий палец, Мирон протолкнул их более уверенно, замечая, что Денис перестал шипеть, а оставил губы приоткрытыми, тяжело и судорожно выдыхая. Дискомфорт и боль постепенно терялись на фоне удовольствия, и с каждым движением внутри хотелось большего. Хотелось почувствовать не только пальцы, но и член мужчины. Его мужчины? Мирон понял, что парнишка готов, когда услышал негромкий стон, сорвавшийся с губ. Он наклонился и поцеловал, сразу проникая языком. А под закрытыми веками уже догоряло, поэтому он удобней уместился между чужими ногами. Разорвав поцелуй, он приставил член между ягодиц парня, заглядывая в глаза, переполненные черной похотью, которые так и говорили: «Милый, не томи.. вдохни и поглубже..». Уловив это, Мирон буквально ворвался в горячее пространство одним толчком, входя полностью и получая оглушительный стон на ухо. Если в мире есть что-то столь же прекрасное, как сам мальчишка, то это только его стоны: восхитительные, громкие и сносящие крышу. Ради которых он продолжил толкаться, тихо постанывая в чужую шею, ведь заглушать эти звуки было бы той ещё погрешностью. Денис выгнулся, прижимаясь животом к чужому и впиваясь пальцами в одеяло под ними. Горячий язык касался ключицы, обводя её, а после нежную кожу шеи втянули – остался очередной перламутровый засос. В глазах, прикрытых веками, взрывались фейерверки самых разных цветов и размеров. В паху продолжало сжимать ещё больше, когда твердый член тёрся о живот мужчины, упорно двигающегося и обжигающего шею. В комнате воздух давно уже накалился, и от прежнего холодка не осталось и следа. Горячая кожа соприкасалась, делая ещё жарче. Влажная ладонь Мирона схватила член парня и начала двигать в такт своим толчкам – он словил очередной поток звонких стонов. Вот теперь очередь взрываться салютам Федорова. Мужчина закатил глаза, застывая в немом стоне и вдалбливаясь дальше. Если бы они сейчас это сняли на камеру, то после этого, посмотрев, точно бы сказали, что это самая жаркая порнуха, куда там порнхабу. А после бы пересматривали тысячи раз, используя её в понятных всем целях, если бы рядом не было друг друга, даже если это выглядит как самолюбование. Но они, к сожалению или к счастью, не снимали, от этого хуже не стало. Им достаточно одной мысли, что рядом находится «этот» человек, чтобы не прекращать это действие, если их первый раз можно назвать этими простыми словами. Мирон всё также беспрерывно толкался, чувствуя, что сейчас кончит. И Денис, кажется, тоже. Поэтому ладонь начала быстрее скользить по члену, а губы целовать кадык и линию челюсти, переходя к чужим. Этот поцелуй, наверное, самый страстный и чувственный из всех, которые у них были. Через несколько толчков Федоров кончил в презерватив, чуть ли не рыча. А Денис изогнулся, откидывая голову назад и изливаясь в чужую руку. Он рассматривал странные сплетения кругов и разнообразие оттенков, плавающих перед глазами. Его Мирон поднял веки и то, что он увидел, вызывало ещё один стон, который он сам почти не расслышал из-за биения сердца. Если бы у него был фотоаппарат, то он бы сделал тысячи фото под каждым углом, ракурсом, с каждой стороны, передавая нежные тени и оттенки, лишь бы сохранить это, этого мальчишку, сводящего с ума одним своим видом. Он вышел из парня, слезая с него и ложась рядом на спину, не пытаясь прекратить тяжело дышать. Немного отойдя от оргазма, Денис перекатился на бок, кладя голову на грудь мужчины.