Научи меня летать

Кирилл Со дня похорон я буквально не находил себе места. Снова и снова я прокручивал в голове, как обнимал ангела, как она доверчиво прижималась ко мне, ища утешения. В тот момент я испытывал диаметрально противоположные эмоции. Мне было больно видеть её такой несчастной и разбитой, хуже было только её состояние до, когда девушка казалась и вовсе не живой. И, вместе с тем, я был до идиотизма счастлив. Чувствуя её в своих руках, такую хрупкую и родную, вдыхая почти забытый аромат моей любимой, который когда-то сводил меня с ума, я с трудом подавлял улыбку, которая так и стремилась выползти на лицо. С тех пор я словно лишился остатков рассудка. Здравый смысл твердил мне, чтобы я всё забыл, ведь не так давно я вывернул перед Машей душу наизнанку, сам озвучил всё, что нас разделяет, и она со мной согласилась. Не стала откровенничать в ответ, а просто согласилась. И вроде всё сказано верно: между нами пропасть размером в года, выстроенная из моей ошибки, её обиды и общих боли и отчаяния, но после того, как снова ощутил её такое родное тепло в руках, всё это стало казаться каким-то несущественным, преодолимым, если захотеть. И я хотел. До дрожи и крика хотел. Осталось заставить возжелать того же ангела, а дальше мы что-нибудь придумаем. Я сошёл с ума? Возможно. Но разве не все влюблённые немного сумасшедшие? Промучившись сутки размышлениями и сомнениями, я всё же решился. Взял на работе выходной, всё-таки здорово быть начальником! И подъехал к дому Юлии. — Привет, Люда дома? — бросил я сходу, как только бывшая жена открыла дверь. — Дома, — удивлённо отозвалась девушка, — только если ты не заметил, сегодня будний день, и она должна быть со мной. — Знаю, — кивнул я, соглашаясь, — но сделай исключение. Когда-то я пошёл тебе навстречу и согласился, что наша дочь будет проводить с тобой пять дней из семи, и, думаю, справедливо, если я сегодня возьму её с собой на отдых. — Ты чего задумал? — прищурилась Юлия, словно стараясь прочесть мои мысли. — Пикник, — невозмутимо отозвался я. Но девушка продолжала сканировать меня взглядом, подсознательно чувствуя, что я сказал не всё. Мне совсем не хотелось с ней откровенничать, я не знал как она отнесётся к моей идее познакомить Машу и Людочку поближе. После того как ей поставили диагноз бесплодие, бывшая жена до паранойи ревностно относилась к нашей девочке. — Ки-и-ир, — протянула Юлия, вглядываясь в мои глаза, — и почему я тебе не верю. Дьявол! Похоже промолчать всё же не удастся. Ну и ладно, всё равно бы она всё узнала вечером от Люды. — Я действительно хочу устроить пикник с Людочкой и пригласить Машу присоединиться к нам, — сознался я. — Ты рехнулся, — покачала девушка головой. — Одумайся, пока не поздно. Открою тебе по секрету, когда я ходила к ней вместе с дочкой, мне показалось, Люда ей совсем не понравилась. Да и неудивительно, какой женщине понравиться ребёнок от союза людей, которые её предали? — Ты ошибаешься, Маша не такая, — отозвался я напряжённо. В результате недолгих препирательств, мне всё же удалось настоять на своём. Принцесса была буквально на седьмом небе, узнав о предстоящем пикнике. Меня вообще всегда поражала её такая чистая и искренняя любовь. Дети вообще удивительные существа, они любят не потому, что ты красив, успешен или добился чего-то особенного, а просто потому, что ты есть. И это самое прекрасное, что я встречал в своей жизни. По пути к дому ангела, я решил поговорить с дочкой. Подготовить её к встрече с незнакомой тётей. Людочка в свои шесть лет была удивительно умным ребёнком, развитым не по годам. Она уже давно не спрашивала, почему мы с мамой не живём вместе, просто понимала — вместе мы с ней счастливы не будем. Как она это делала, не знаю. Однако, это факт. Что ещё больше поражало, девочка совершенно искренне считала, что каждому из нас нужна пара. Тогда у неё будет две мамы и два папы, так она говорила. Ко всему прочему, принцесса была крайне дружелюбным ребёнком, которая с искренней симпатией относилась к большинству людей. Поэтому я был почти уверен, Маша ей понравится. К сожалению, слова Юлии прочно засели в голове и никак не желали давать мне покоя. В них была своя крупица истины. Неужели обида ангела на нас может вылиться в антипатию к ребёнку? Мне не хотелось верить в подобное. Людочка само очарование, разве можно её не полюбить? Истину покажет только практика, и, подъезжая к дому Марии, я надеялся, что бывшая жена ошиблась. — Собирайся, — обратился я к девушке, когда она открыла дверь. — Что? Куда? — растерялась ангел. — Посмотрев сегодня в окно и увидев, какая классная на улице погода, я решил послать к чёрту работу и отправиться с дочкой на пикник, куда зову и тебя, — продолжил я улыбаясь, стараясь этим скрыть своё напряжение. — Не думаю, что это хорошая идея, — буркнула девушка. — Отличная. Тебе сейчас полезно отвлечься от горестных мыслей, — парировал я. — Но я… В этот момент ангела позвала мать, и я почувствовал острое разочарование. Александра Игоревна всегда меня недолюбливала, считая безответственным, неспособным достичь чего-то в жизни, и вообще неудачной партией для своей дочери. И вот теперь она отозвала Машу и наверняка будет настраивать её против меня. Мне вспомнился Станислав Игоревич, отец ангела. Вот он никогда не выказывал мне пренебрежения и враждебности, всегда приветливо улыбался при встрече, хотя, как и все, знал о моей репутации. У нас с ним один-единственный раз состоялся серьёзный, мужской разговор. Пересказывать весь нет смысла, суть его сводилась к тому, чтобы я не обижал Машу, вёл себя по-мужски. Он предупреждал, она не простит как бы сильно не любила, если я её сильно обижу или предам. Так оно и вышло. Когда она сбежала, я множество раз приходил к порогу её дома в надежде выпросить номер телефона Марии или адрес её нового места жительства. Мне всегда открывала её мать и, не стесняясь в выражениях, гнала прочь, и только один раз вышел Станислав Игоревич. Без оскорблений и нервов он мне пояснил, что если его дочь не хочет, чтобы я знал её координаты, он их не даст. И под конец посмотрел мне в глаза, хотя, казалось, смотрит прямо в душу и произнёс: эх, парень, я думал, ты лучше, чем о тебе говорят, разочаровал ты меня. Тогда-то я и сдался, перестал обивать порог её дома. — Пошли, — вырвал меня из воспоминаний голос ангела. Я удивлённо заморгал, глядя на девушку, которая уже успела не только о чём-то переговорить с матерью, но и переодеться в джинсы и футболку. Она же выжидающе смотрела на меня и едва заметно хмурилась. Пока мы ехали на место, куда я обычно возил дочку, в машине царила немного напряжённая обстановка. После того, как я представил Людочку и Машу друг другу, они скованно поздоровались и обе замолчали. Я старался разрядить ситуацию и втянуть обеих в разговор, но получалось откровенно плохо. Когда мы прибыли на место, очаровательную поляну в небольшом лесу за городом, где уже было оборудовано место для отдыха, а именно имелись деревянные стол и две лавки и расчищенное место для костра, ситуация поменялась, но не сильно. Людочка, выйдя из автомобиля, воспряла духом и стала похожа на привычную себя, общительного и весёлого ребёнка. Маша же, отгородившись от мира стёклами зеркальных очков, улеглась на плед и устремила взгляд куда-то в небо, продолжая хранить молчание. Когда нехитрая снедь была разложена, а костёр во всю весело пылал, я позвал девушку к столу. Словно нехотя, она присоединилась к скромному пиршеству, по-прежнему не желая особо контактировать. Странно, но несмотря на отстранённое поведение ангела, она понравилась Люде, и девочка со всей искренностью выражала ей симпатию. Задавала вопросы, стремилась поделиться самыми лучшими на её взгляд вкусностями и вообще крутилась вокруг девушки, словно приклеенная. Вот только Маша не выражала по этому поводу ни капли радости, я даже не заметил, чтобы в её поведении проскользнуло хоть что-то похожее на дружелюбие. И меня это пугало. Неужели бывшая жена была права, и девушка видит в Людочке не очаровательную девочку, а лишь плод от союза двух предателей? Неужели естественная неприязнь ко мне и Юлии распространяется и на ребёнка? Мне отчаянно не хотелось в это верить, но то, что я видел, лишь уверяло меня в худших предположениях. Дочке захотелось поиграть в парикмахера, судя по всему, ей очень понравились волосы Марии, имеющие такой необычный цвет. Не сказав ни слова, девушка терпела, пока Люда творила свой шедевр на её голове, только то, как ангел поджимала периодически губы говорило о её недовольстве. — Да сколько можно! — неожиданно крикнула Маша, поворачиваясь к дочке. На её футболке красовалось пятно от кетчупа, а из волос торчала застрявшая там расчёска, — Поигралась и хватит! Неужели ты не можешь тихо сидеть или играть где-нибудь в сторонке? Что ты привязалась ко мне и наворачиваешь вокруг меня круги? Найди себе какую-нибудь другую игру, а меня оставь в покое! Губы дочурки задрожали, глаза, так похожие на мои собственные, приобрели зелёный оттенок и наполнились слезами. В следующий момент, принцесса кинулась ко мне и разразилась рыданиями. Маша на это смотрела растерянно и во взгляде читалась растерянность. Только мне уже было всё равно. Никто не смеет обижать мою дочь! Внутри поднималась сокрушительная волна злости и потребности защитить. Я долго терпел поведение девушки, сжав зубы наблюдал, как она, словно делая величайшее одолжение, безо всякого желания отвечает на вопросы дочурки. До последнего глупо и наивно надеялся, что она разглядит какое чудо находится перед ней и проникнется к Людочке теплом. Но она перешла все границы! И сейчас я видел перед собой злобную, холодную, циничную стерву, которая посмела довести моего ребёнка до слёз, а не девушку, которую когда-то любил без памяти. В очередной раз Юлия оказалась права: я любил не девушку перед собой, а призрак той, кем она была когда-то. Теперь с этим покончено. Эту Марию я, как показала практика, не знаю и знать не хочу. Отвезу её домой и забуду о её существовании. Мария — Я… я… — растерянно глядя на горько плачущую девочку, прижимающуюся к Кириллу, я ощущала себя последней дрянью и совершенно не знала, что сказать. Господи, да что со мной происходит? Как я могла так низко пасть, чтобы сорваться на ребёнке? Стыд и раскаяние, будто кислота, разъедали душу и, пока я думала, что произнести в своё оправдание, у меня зазвонил телефон. Женька. Мне хотелось сбросить, но, подумав, я ответила на звонок. Во-первых, так и Женька будет меньше накручивать себя, во-вторых, Кирилл успеет успокоить дочь, и мы сможем поговорить. Разговор с Женькой не отличался особой содержательностью. Он спрашивал как я, рассказывал что-то о своём бизнесе. В общем разговор ни о чём, скорее он просто искал способ успокоиться. Мужчина жутко не хотел оставлять меня тут. Я понимала, он ревнует, но это вызывало лишь глухое раздражение. Когда я с неким облегчением нажала «отбой», то увидела, что девочка уже не плачет, а сидит и изучает телефон Кирилла, тогда как сам он идёт в моём направлении. Глаза Кирилла пылали гневом и напоминали два стальных клинка. Таким я его ещё никогда не видела. На меня он так никогда не смотрел. Ни тени тепла не было во взгляде, он смотрел на меня, как на нечто неприятное, вызывающее злость и раздражение, от чего не терпится избавиться. — Ты чего творишь?! — зашипел он мне в лицо. — Она ребёнок, моя дочь! Кто тебе дал право орать на неё?! Я ошиблась, Кирилл не просто злился, он был в бешенстве. — Извини, я не хотела, — промямлила я, — Просто… — Просто ты семь лет копила обиду и злобу на меня и Юлию, и подло решила выплеснуть их на нашу дочь, которая перед тобой ни в чём не виновата, — процедил мужчина сквозь зубы. — Не правда, — начала я отчаянно оправдываться, — мне просто тяжело в её обществе. Ведь она ваша дочь, она живое напоминание о случившемся семь лет назад… — Я до последнего не хотел верить, что ты способна выместить свою ненависть на беззащитной девочке. Девочке, которая к тебе искренне потянулась и просто пыталась поднять тебе настроение, как могла. Отказывался признавать, что девушка, которую я любил столько лет, превратилась в бездушную суку. Теперь я вижу истину, ты — не она, не мой ангел, ты просто пустая озлобленная на мир актриска, — произнёс Кирилл продолжая испепелять меня взглядом. — Кто виноват, что ты убил ту, которую, как говоришь, любил? — чёрт, что я несу? Его упрёки были справедливы, оттого и столь болезненны, а у меня на уровне рефлексов отвечать на обвинения встречными обвинениями. — Чёрт, если ты настолько презираешь меня и Юлию, то могла бы высказать это нам! Нам! Людям, которые причинили тебе боль, а не вымещать злобу на ребёнке! — произнёс Кирилл, не обращая внимания на мой выпад. — Я был готов молча терпеть твои попрёки, ведь я их заслужил, но я никогда и никому не позволю обижать мою дочь. Всё не так! Точнее, не совсем так, но я даже не успела открыть рот. — Всё это уже не важно, — холодно продолжил мужчина, — Сейчас я отвезу тебя домой и можешь не бояться, больше никогда ни я, ни моя дочь тебя не побеспокоим. — Кирилл, я… — попыталась я снова извиниться. — Нам не о чем больше говорить. Разговор окончен, — отрезал он. Когда мы вернулись к Люде, я сделала единственное, что видела в данной ситуацией возможным. Опустившись на корточки напротив девочки, игнорируя предостерегающий взгляд Кирилла, извинилась перед ней. Извинилась совершенно искренне, потому что действительно поступила мерзко. К моему удивлению, девочка посмотрела на меня совершенно спокойно и как-то очень серьёзно: — Я не обижаюсь. Папа говорил, что тебе сейчас очень плохо, и я должна проявить терпение. Её искренность и детское всепрощение заставили меня почувствовать себя ещё большей дрянью. По пути домой ни я, ни Кирилл не сказали друг другу больше ни слова. *** За все эти годы я ни разу не могла вообразить себе, что буду испытывать потребность извиниться перед Кириллом. Семь лет я мысленно костерила его, вспоминая всевозможные недостатки и наделяя новыми, так было проще его ненавидеть. Реальность же оказалась совершенно иной, к ней я оказалась не готова. Вместо конченого раздолбая, любителя выпивки, женщин и просто скопища разнообразных пороков, я увидела уверенного в себе мужчину. Неплохого бизнесмена и просто отличного отца, обожающего своего ребёнка. Такого было гораздо тяжелее презирать, несмотря на его предательство в прошлом. Он настолько изменился, что даже моя мама, которая обычно была категорически против него, сегодня буквально вытолкала меня из дома на пикник с ним. — Машуль, мне никогда раньше не нравился этот молодой человек, ты это знаешь. И, к сожалению, я была права насчёт него. Только я вижу куда больше, ты не любишь Евгения и так и не смогла забыть этого Кирилла. Оттого и плохо тебе, а мне невыносимо смотреть, как ты мечешься и мучаешь себя. Стоит ли это делать? Иди с ним, отдохни и развейся, а заодно разберись в себе. Я бы ни за что не стала вмешиваться, но я люблю тебя, да и этот молодой человек совсем не тот, что раньше, — на мой офигевший взгляд, она замахала руками, — Иди-иди, переодевайся. Со мной всё будет в порядке. Я буду счастлива, если счастлива будет моя дочь. И я подчинилась. Но так и не смогла обуздать несправедливое и убивающее меня изнутри отторжение к девочке, которая родилась после ночи, когда двое самых близких людей предали меня. И чем сильнее я пыталась избавиться от этого отвратительного чувства, тем хуже получалось. Это повышенное внимание малышки привели к омерзительнейшему срыву. И если Люда смогла меня простить быстро и совершенно искренне, то Кирилл был не так лоялен. Он был отцом, готовым защищать свою дочь от всего, что может причинить ей какой-либо вред. И в результате моей не способности подавить совершенно незаслуженную неприязнь, её обидчиком стала я. И он выбрал её, и это было правильно. Несмотря на то, что его злость была направлена на меня, я была приятно удивлена. Вот такой парадокс: я радуюсь, что Кирилл встал на сторону своей дочери, а не меня. Это говорит о том, что он повзрослел и, наконец, научился правильно расставлять приоритеты, а я всегда считала, что у любого родителя на первом месте должен быть ребёнок, а не карьера или личные увлечения. Весь день и вечер я не могла найти себе места. Чувство вины оказалось ощущением необычайно острым и сильным. Оно угнетало, упорно не желало отпускать. Если Кирилл и Юлия все эти годы испытывали нечто похожее на это, то я им сочувствую. Измотанная и подавленная, я решила, мне надо попытаться ещё раз извиниться. По-нормальному, без нервов. Раньше Кирилл всегда быстро отходил, долго злиться — было не про него. Вот и сейчас, он должен был уже успокоиться. Однако его упорное нежелание брать трубку поколебало мою уверенность. Пометавшись ещё немного по своей комнате, я решилась поехать к нему. С одной стороны, мне это казалось чистым безумием, с другой, что в этом такого? Мы оба взрослые люди, я просто приеду, спокойно скажу, что сожалею и извиняюсь. Не знаю, уж простит ли он, но я хотя бы буду знать, что сделала для этого всё. Нет ничего страшного в том, чтобы нанести ему визит. Не ударит же он меня? В худшем случае просто прогонит. Всё это я повторяла как заклинание, стоя у калитки его дома, никак не решаясь нажать на звонок. К слову, его дом мне нравился. Насколько я успела узнать от отца, когда он ещё был жив, начав заниматься бизнесом, Кирилл не пожелал жить с родителями и съехал на съёмную квартиру. И где-то года полтора назад он купил участок с небольшим коттеджем и около года ремонтировал и переделывал его. Сейчас передо мной находился симпатичный двухэтажный дом, бежевого цвета, с темно-бардовой крышей и огромными окнами. По словам папы, живёт он тут совсем недолго. Это всё я успела обдумать, пока мялась у двери, не решаясь позвонить. Так, всё, хватит. Нужно просто нажать звонок, сказать, что хотела и со спокойной душой, а главное совестью, уйти домой. — Мария? — глаза Кирилла выдавали его сильнейшее удивление, когда он открыл мне, — Что ты тут делаешь? — Кирилл, — промямлила я, резко растеряв всю уверенность, — нам нужно поговорить. Несколько секунд, мужчина молча рассматривал меня, обдумывая мои слова и колебаясь, сдержанно кивнул: — Хорошо. Проходи и заходи в дом. На улице прохладно. Набрав в грудь побольше воздуха, я вступила на территорию Кирилла. Мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что я прыгнула в бездну.