Научи меня летать

Евгений Звонок Маши застал меня на самой окраине нашей необъятной родины, в дыре ещё более дремучей, чем родной городок девушки. В очередной раз мне пришлось солгать ей, и я презирал себя за эту ложь. Дело в том, что я не находил в себе сил и смелости сказать любимой правду. Всё дело в том, что четыре с лишним года назад, одна из моих любовниц, в тайне от меня родила сына, и, только родив, поставила меня в известность. Умная стерва. Она прекрасно знала, кем является для меня и если бы она сразу поставила меня в известность о своём интересном положении, я бы нашёл способ заставить её избавиться от плода. Когда же Лидия, именно так звали девушку, сообщила мне о сыне, я сразу настоял на ДНК тесте. Увы, он подтвердил её слова. Миша был моим сыном. Да и внешне прослеживалось между нами что-то общее. Конечно, я бы мог с лёгкостью отказаться от них обоих, как-никак я владелец крупной юридической фирмы, но что-то не дало мне этого сделать. Слишком хорошо я знал, каким тяжёлым может быть детство нежеланного ребёнка, и не хотел такого для своего сына. Потому для начала я предложил Лидии хорошее денежное обеспечение и переезд в Москву. К моему несказанному удивлению, переезжать девушка не захотела, но на выплаты согласилась. Полагаю, она рассчитывала на несколько иные последствия своего признания, но жениться я был не готов. И всё же я обдумывал эту мысль. А что такого? Ну пусть будет у меня жена, главное вовремя расставить приоритеты и тогда она мне особо мешать не будет, к тому же Мишка будет рядом. И я почти решился, когда встретил Машу. Охотничий азарт, который она во мне пробудила, заставил меня отложить планы по обзаведению семейством. В последствии, я и вовсе влюбился без памяти и вот уже несколько лет живу, словно одержимый этой женщиной. И, если вначале я просто опасался рассказывать Маше о сыне, то после её рассказа о прошлом, мысль, что она может узнать, вызывала ужас. Она потеряла парня, которого безумно любила, и у него ребёнок от другой; как она отреагирует на известие, что у меня тоже есть сын от другой женщины? Сомневаюсь, что положительно. Поэтому я молчал и делал всё, чтобы о Лидии и Мише не узнали ни журналисты, ни Маша. Вот и недавно, отправляясь по делам во Владивосток, я не мог не заехать к сыну, ведь деревенька, в которой жили Лидия и Миша, как раз была неподалёку, а сына, что бы кто ни думал, я любил. Мне хотелось, чтобы он знал, что у него есть папа. Сейчас Миша искренне и по-детски радовался моим не частым визитам, но вскоре он может начать задавать вопросы, например: почему мы с мамой не живём вместе и где я постоянно пропадаю. Думаю, в ближайшем будущем нам с Лидой нужно будет обсудить этот вопрос. К тому же, я намерен всё же убедить переехать её, если не в Москву, то хотя бы во Владивосток или любой другой крупный город страны, где мой сын сможет получить достойные условия жизни и образование. Но это всё лирика. Сейчас мои мысли главным образом занимала Маша, к чьему дому я подъезжал. Как и предполагал, я не успел на похороны, а прибыл в её городок только вечером, почти ночью. Дверь мне открыла сама Маша. Выглядела она подавленной, глаза были красными от пролитых слёз. Мне было тяжело смотреть на её страдания. — Приехал, — выдохнула девушка и крепко обняла меня. — Конечно приехал, — ответил я, обнимая её в ответ, — разве я мог поступить иначе? Как ты, милая? — Я до сих пор не верю, что это произошло. Что папа сделал это, — потерянно отозвалась Маша. Весь вечер мы провели в её комнате, разговаривая. Я как мог старался её утешить, но получалось неважно. А ещё у меня в душе зародилась тревога. Невольно возникло ощущение, словно девушка старается держаться на расстоянии, большем, чем обычно. Она избегала моих прикосновений, держала дистанцию. Мне изначально не нравилось, что Маше придётся вернуться в город, где проживает парень, которого она когда-то любила. Именно поэтому я безумно не хотел уезжать. Боялся оставлять её здесь, наедине с воспоминаниями. Боялся, что девушка снова встретит его и старые чувства взыграют. И сейчас я всё больше убеждался, пока меня не было, что-то произошло. Между нами словно возникла невидимая стенка. — Машуль, что происходит? — непроизвольно вырвался у меня вопрос, когда девушка в очередной раз отдернула руку, при попытке сграбастать её ладошку. — О чём ты? — насторожилась Маша. — Почему ты избегаешь моих прикосновений? — решил я не ходить кругами. — Глупости, — нахмурилась она и отвела взгляд, — ты мой самый близкий друг, мы неоднократно занимались сексом, с чего мне шарахаться от тебя? Просто я совершенно выбита из колеи, буквально разбита смертью папы. И тем не менее, во мне укрепилась уверенность, что Машулю нужно срочно увозить от сюда. Что бы тут не случилось, интуиция кричала мне: поведение девушки никак не связано со смертью отца. Обычно наоборот, когда ей было плохо, она льнула и жалась ко мне, в поисках поддержки и утешения. Сейчас же даже рукой старается не касаться. Тут наверняка каким-то образом замешан её бывший, а, значит, нужно срочно забирать её от него подальше. Пусть Маша пока и отказывается выйти за меня замуж, но я верю, это вопрос времени. Она моя! И я не отдам её какому-то смазливому ублюдку. У него был шанс, и он его бездарно потерял, теперь настал мой черёд. Я люблю её и сделаю всё, чтобы мы были счастливы вместе. Но для начала нужно убраться из этого города. Мария Проснувшись утром, я привычно обнаружила себя под боком Женьки. Так всегда бывало, когда нам случалось ночевать в одной постели. Неожиданно резко накатило необъяснимое желание отодвинуться от него. С трудом подавив этот порыв, я крепче прижалась к горячему мужскому телу, повторяя про себя: «это же Женька, я знаю его не первый год». Вчера мне не удалось обуздать эту дурацкую и откровенно неожиданную реакцию. Поглощённая переживаниями, я вообще ничего особенного не заметила, пока Женька не обратил на это моё внимание. И вправду, стоило мужчине протянуть руку, чтобы прикоснуться, как я ловко уходила от контакта, сама не отдавая себе в этом отчёт, а когда осознала, пришла в ужас. Похороны и последовавшие за ними поминки, да и вообще смерть любимого и родного человека совершенно выбили меня из колеи. Словно замёрзнув снаружи, в душе я отчаянно желала дать выход боли, и в этом мне помог человек, от которого я меньше всего этого ожидала. Кириллу удалось вывести меня на эмоции. Сначала он разозлил меня, довёл почти до бешенства, а следом пришла боль. Сокрушительная боль от окончательного осознания невосполнимой потери. Даже сейчас меня охватывает внутреннее смятение при воспоминании о том, какой уязвимой я была в тот момент. Забыв обо всём, обо всех данных самой себе обещаниях, я прижималась к его груди, заливая её слезами. В тот момент он мне казался убежищем в бушующем океане. Когда приступ прошёл, отстранившись, я ощутила себя в высшей степени неловко. Отчаянно захотелось исчезнуть, и я поспешила по направлению к дому. К моему неудовольствию, мужчина не отстал до самого порога дома, аргументируя это тем, что беспокоится за меня. Нужно мне его беспокойство! Когда эмоции немного поутихли, я смогла, наконец, обдумать сложившуюся ситуацию, и чем больше думала, тем в больший ужас приходила. Мне не следовало так расслабляться, нельзя было подпускать Кирилла так близко! Ещё там, на берегу пруда, я проявила слабость, не прогнав его и выслушав его исповедь. Но если в том, пусть и волнующем происшествии не было ничего непоправимо катастрофичного, то произошедшее после не на шутку пугало. И дело даже не в том, что я позволила обнимать себя человеку, когда-то разбившему мне сердце, а в том, что я в тот момент полностью раскрылась и доверилась ему! И это ужасно. Если с тем же физическим притяжением, обыкновенным вожделением ещё можно бороться, физиология, она и в Африке физиология, то близость душевная представляет реальную опасность. У меня сложилось впечатление, что я стремительно теряю контроль над собственной жизнью. Все немыслимые усилия, которые я приложила, чтобы собрать себя из осколков, того и гляди пойдут прахом. Нельзя этого допустить! Значит, мне нужно избегать Кирилла всеми способами! И плевать, если он поймёт это. Только вчера я была совершенно выжата морально и оказалась просто не в силах следить за реакциями собственного тела, которые и сама мало понимала. Словно своими объятиями Кирилл на уровне подсознания задал мне установку избегать прикосновений других мужчин. Ну уж нет! Он больше не имеет надо мной власти, у него нет на меня никаких прав! Он мне никто. Женька же годами был рядом, он всегда оказывал мне моральную поддержку, когда я в ней нуждалась. И, если на свете и есть мужчина, заслуживающий доверия, то это он. Выбравшись из постели, я направилась на кухню, где встретила маму. Как и все дни с момента смерти отца, её глаза были покрасневшими и опухшими. Однако она пыталась улыбаться, хотя её попытки и выглядели жалкими и неубедительными. Так же она старалась заверять меня, что с ней всё в порядке и она справится, но я видела, это ложь. Слишком потерянной она выглядела, и это вселяло в меня сильное беспокойство. Несмотря на то, что мне тоже невыносимо больно и хочется плакать всякий раз, когда я думаю, что папы больше нет, я знаю, что справлюсь. У меня есть Женька и работа, требующая сумасшедшей самоотдачи, способная отвлечь от чего угодно. У неё же нет ничего и никого. Только пустой дом, полный призраков прошлого. Когда мама позавтракала, я занялась приготовлением завтрака для Женьки. Он, словно почувствовав это, появился, когда я заканчивала жарить яичницу. — Найдётся для меня чашечка кофе? — услышала я голос Женьки за спиной. Следом на мою талию легли его горячие ладони, и я сосредоточилась, чтобы ненароком не дернуться. — Конечно, — улыбнулась я, поворачиваясь и даря мужчине поцелуй в щёку, — только налей его сам. Я сейчас закончу с завтраком, а пока не мешай. Вскоре с готовкой было покончено, и мы вдвоём сели за стол. За завтраком мы откровенно дурачились. Женька всеми силами старался заставить меня улыбаться и у него это получалось. Я чувствовала как буквально испаряется напряжение и лёгкое непонимание, возникшие между нами вчера. — Тебе до вечера хватит времени чтобы собраться? — услышала я голос Женьки. — Что? — я не очень поняла его вопрос. — Ну, собрать вещи, чтобы вернуться в Москву, — видя мой недоумевающий взгляд, он поспешил продолжить. — Ну ты приехала сюда, чтобы побыть с отцом в последние дни его жизни и теперь, когда беда случилась, тебе не за чем тут оставаться. — Жень, — наконец я осознала о чём он, — я не собираюсь в Москву, во всяком случае, сейчас. — Ну почему?! — его лицо выражало удивление и непонимание, граничащие с шоком. — Ты видел мою маму? — начала я издалека. — Конечно, видел. Ей сейчас очень плохо и как никогда нужна моя поддержка. Честно говоря, я всю жизнь считала свою мать женщиной сдержанной, не способной на сильные эмоции и чувства, и только сейчас поняла, как она оказывается любила. Я просто не могу бросить её одну сейчас. Видимо мой вдохновенный монолог не произвёл на Женьку должного впечатления, так как он флегматично ответил: — Так возьми её с собой. — Она не бросит свой дом, — возразила я. — А ты спрашивала? — снова ровно и как-то безэмоционально. — Она моя мать, я знаю её! — меня начал раздражать этот разговор. — Я думаю, смена обстановки именно то, что ей сейчас нужно, — возразил мужчина. — А если не хочет, значит не настолько ей и плохо. Услышав эти слова, я пораженно уставилась на мужчину напротив. Его внешность была мне знакома до малейших деталей, но сейчас, мне казалось, я вижу его впервые. Словно передо мной не знакомый и почти родной Женька, а холодный, циничный чужак. — Да как ты можешь говорить такое?! — начав с шепота, я закончила почти криком. — Конечно, от куда тебе знать, ведь у тебя нет и никогда не было семьи и родных, тебе просто некого хоронить и терять! С лица Женьки сошли все краски, и, глядя на него, я поняла, что сказала. Как и все детдомовцы, он довольно остро реагировал на тему отсутствия семьи, хоть и пытался это скрывать. Мне никогда не понять, что чувствуют люди, которые выросли без тепла любящих людей. Люди, которые ничем не заслужили такой судьбы, которых выбросили словно мусор, едва они появились на свет. И я своими словами ударила по его больному месту. В этот момент я ощутила себя последней тварью. — Женька, прости меня, — подавленно произнесла я, — я не это хотела сказать. То есть, я не имела права даже открывать рот в эту сторону. Прости. — Да ничего, — мрачно усмехнулся мужчина, — ты не сказала ничего нового. Я действительно не знаю, каково это терять близких. Между нами воцарилось молчание. Я буквально каждой частицей своего существа ощущала как между нами будто пролегла некая трещина. Пока совсем крошечная, но и её не должно быть! За каких-то пару минут мы умудрились наговорить друг другу непоправимых слов. — Всё равно, я не имела права даже рот открывать в эту сторону. Просто я не понимаю, почему ты так хочешь, чтобы я уехала? — Машуль, — с какой-то мукой в голосе произнёс Женька, — я не хочу, чтобы ты оставалась в этом городе. — Да почему?! — изумилась я. Не мог же он знать о происшествиях с Кириллом? — Этот город меняет тебя, — тихо отозвался мужчина. — Меня не было всего ничего, а уже начала шарахаться от меня, как я приехал. Мне страшно представить, что может быть по истечению ещё почти трёх недель. Чёрт. Что я могу сказать, если он целиком и полностью прав? — А ещё, — продолжил Женька, — я знаю, что тут живёт он, Кирилл Орлов, мужчина, которого ты когда-то очень любила, и я не уверен, что все твои чувства в прошлом. Я просто не вынесу, если он заберёт тебя, если я тебя потеряю. Его слова были словно удар под дых. Он всё чувствует и достаточно умён, чтобы заметить перемены в моём поведении, и догадаться о причинах. Самое ужасное: я боюсь сама себя, но я просто обязана переубедить Женьку. — Чушь, — фыркнула я, надеюсь, убедительно. — Единственные чувства, которые у меня сейчас вызывает Кирилл, — это агрессию и желание врезать за всё, что он мне сделал. — То есть, у тебя с ним ничего нет? — спросил Женька, вглядываясь в мои глаза. — Нет, — одновременно правда и ложь. Надеюсь, он ничего не заметил. По лицу мужчины скользнула облегчение. Чтобы закрепить эффект, я подошла и обняла его. — Единственное, что меня тут держит, это мама. Я ей нужна. Обещаю, если она придёт в себя раньше, чем закончится мой отпуск, я сразу вернусь в Москву. Вечером Женька уехал, пообещав, вернуться вскоре. Он боялся оставлять меня в родном городе, и я была бы рада, если бы его опасения были обыкновенной паранойей, но, увы, после вчерашнего, я и сама ни в чём не уверена. Однако, я полна решимости, сохранить свою жизнь такой, какой я строила её семь долгих лет.