***
В последнее время рядом со мной и Савадой стало необычайно шумно. С чего бы это? - Десятый, я не понимаю. Что рядом с нами забыл этот парень, который постоянно раздражает? – рассерженной кошкой шипит Гокудера, чтобы при этом сам объект его недовольства, сидящий рядом, не услышал важного мафиозного обращения. Ах да, вспомнила! Вот же он, один из источников извечного шума. Тихо приникаю к плечу шатена, устало прикрывая глаза, – Тсунаёши понимает меня по незначительным жестам, не нуждается в словесных пояснениях. Он откидывается на спинку собственного стула и устраивает меня, так сказать, с комфортом. Мы сидим в опустевшем на этой перемене классе, ведь большинство учеников предпочло тишине классной комнаты шум в столовой. Там была организована небольшая сценка от театрального кружка, к постановке которой мне пришлось приложить свою руку – организатор мероприятий же, как-никак. Поэтому чувство небольшой усталости окутывает сознание лёгкой дымкой. - Раздражаю в хорошем смысле? – улыбается Такеши в ответ на вопрос итальянца, показывая, что он всё прекрасно слышит. Кажется, его в данный момент совершенно не волнуют все эти жалкие попытки иностранца задеть побольнее. - Знаешь, Гокудера, - обращается к седовласому Тсуна, не замечая реплики Такеши и не отрывая взгляда от документов, любезно предоставленных Хибари Кёей ему на перерыве, - вы меня раздражаете в равной степени. Не знаю, как там к вам относится Миэ, но догадываюсь, что вы также сидите у неё в печёнках со своей навязчивой… дружбой? Я даже заметил, что вас это как бы не напрягает и вы не испытываете должного чувства стыда. Поэтому, тебе ли возмущаться, Хаято? Подрывник приоткрывает рот, будто бы готовый произнести тотчас вслух ряд аргументов, разносящих такие вот несправедливые обвинения со стороны своего любимого «Десятого» в пух и прах. При этом чувства стыда или же хотя бы огорчённой моськи не наблюдается, и, видимо, не будет наблюдаться в дальнейшем. А вот что насчёт убраться подальше от нашей компании… Какое такое слово «убраться»? Забудьте, в лексиконе Хаято его нет. И у Ямамото, такого же прилипчивого, как и Гокудера, данного слова так же не имеется в наличии. Зато парень активно пытается показать нам, что у него есть такое эфемерное чувство как неловкость. Неудачно к тому же пытается: он ерошит волосы неуверенной рукой и смущённо улыбается, в то время как глаза полны решительности и веселья. Он находит всю эту ситуацию крайне забавной, смешными в его понимании выглядят и возмущение Хаято, и даже показное недовольство Тсуны. При этом уйти в сторону со своим навязанным общением он и не думает, а продолжает всё также сидеть перед нами. Как только у него ещё лицо от обилия улыбок не треснуло? Не понимаю. - С вами весело, - говорит Ямамото. – Почему бы и не общаться? - Н-да? – недоверчиво тяну я, даже слегка приподнимая голову с плеча друга. Ага, безудержное веселье. Наша с Савадой дружба, как я могу оценивать со своей стороны, подобна морю в безветренный день. Ровному и сияющему, словно гладкая поверхность зеркала. Была такой, по крайней мере, до всех этих событий. Появление в нашем кругу тех же Ямамото, Гокудеры и чёртового Реборна внесло в безмятежное (ну, не будем лгать, почти безмятежное) состояние те волнения, которые совершенно никто не ждал. Навеяло то «веселье», которое сейчас и привлекает Ямамото. Заставляет вспоминать о давно позабытом каноне. - Ты также находишь здесь что-то весёлое, Хаято-кун? – интересуется Тсуна, специально используя непривычный для итальянца суффикс. Тот лишь хмурится в ответ на резкое для его восприятия обращение, но не делает какого-либо замечания по этому поводу. - Нет, но я в любом случае не собираюсь так просто уходить, - совершенно серьёзно отвечает ему подрывник. А потом добавляет, будто бы сбавляя обороты в серьёзности: - Не оставлю же вас под надзором этого оболтуса? - А сам-то? Такой же лоботряс, - щурит свои глаза Такеши, мимолётно улыбаясь тонкими губами. И, к моему удивлению и едва подавляемому смеху, кожа шеи и лица итальянца покрывается багровыми пятнами, полностью выдавая мгновенно охватившее подростка бешенство. Хаято и дышит тяжело, будто бы пытаясь сдержать себя от рукоприкладства в сторону вечно весёлого Ямамото, к которому у него с первой минуты их общения возникла неприязнь. И, когда бейсболист в очередной раз пытается скрыть от подрывника то, как же его забавляет взрывной характер итальянца, маскируя всё это вежливым японским интересом, сам Хаято умудряется видеть настоящее к себе отношение. Что приводит нас к ожидаемому результату. - Знаешь что?.. Не уверена, что эта шипящая фраза вообще может быть хоть как-то произнесена человеком, но да, Гокудера смог. Стоит ли как-то реагировать на которую уже по счёту перепалку между ними двумя? На парирование фраз друг друга, подобное тому же скрещиванию стальных клинков, отбрасывающих искры в разные стороны? - Ну вот, понеслась по наклонной, - вздыхает Савада, уже устав обращать внимание на ссоры этих двух, которые напрочь забывают обо всём вокруг. Тсунаёши лишь притягивает ближе к себе кипу документов, жалостливо поглядывая на них взглядом там-точно-три-сотни-листов. Но, тем не менее, носом зарывается в мои тёмные локоны, вздыхает и возвращается к своей работе. Он, как и я, уже давно принял факт: от этих двоих мы не избавимся никогда. И как-то чересчур часто в последнее время стала употребляться нами эта фраза. - Знаешь, - шепчу я Тсуне так, чтобы мои слова были ему слышны даже через весь тот почти истеричный ор Гокудеры в сторону Такеши и издевательский хохот последнего подрывнику в ответ, - какими бы доставучими они не были, они – хорошие люди. - Ты действительно считаешь их такими? – говорит Тсуна, чиркая в листах шариковой ручкой и недовольно кривясь на исправленное. - Да. Хорошие люди-прилипалы, - мотаю головой в согласии, вслушиваясь в словесную баталию тех самых подростков. В ответ я чувствую, как содрогается под моей головой плечо Тсуны от смеха, полностью одобряющего такую точную формулировку. - В любом случае, они просто так от нас не отстанут. - О да, - ехидничает Тсунаёши, - чтобы избавиться от таких парней нужно как минимум сменить место жительства, фамилию и внешность. В общем, стать совершенно другим человеком. Хотя, боюсь даже, что Гокудеру бы и это не остановило. Этот парень ведь действительно является неплохим мафиози. Последняя фраза так и переполнена удивлением. Будто бы Тсуна так до сих пор и не свыкся с мыслью, что тот подросток, который откровенно грозится заехать Такеши в челюсть с разворота и осыпает блистательными итальянскими комплиментами его тонкий ум, на самом деле является довольно-таки настораживающей фигурой. Хотя, после серьёзного мордобоя, произошедшего между шатеном и нашим новеньким, Тсуна всё же изредка да бросит в сторону пепельноволосого задумчивый взгляд. - Хорошо, что ты это понимаешь, - раздаётся звонкий детский голос совсем рядом. – Ведь совершенно тупой человек никак не может возглавлять такую семью как Вонгола, а ты хоть немного, да и перешагиваешь ту недалёкую ступень. Я почти что с суеверным ужасом медленно поворачиваю голову вбок, где так незаметно для нас стоял маленький ребёнок в тёмном костюме. Передо мной был всё такой же пухлощёкий темноволосый карапуз со страшным пресмыкающимся на собственном плече, в шляпе с апельсиновой лентой. Ни капли не изменившийся со времени нашей с ним последней встречи. Разве что взгляд ребёнка, который до этого был столь чужим для такого маленького тела, стал ещё более холодным и цепким. Ещё больше неприязни виделось мне в глубинах крупных глаз, словно в издевку окружённых по-детски красивыми пышными ресницами и невинным румянцем на больших щёчках. Да, я испытывала самый настоящий трепет, видя этого не-ребёнка в опасной близости. До сих пор не привыкну к его образу, совершенно не воспринимаемому мной и шедшим вразрез с тривиальным анимешным представлением, не передающим и сотой части открывающегося перед глазами вида. Перед взором так и стоят частые последствия общения Тсуны и Реборна, вроде тех же порезов, ожогов и прочих прелестей садистического отношения киллера к человеческому телу. Совершенно не испытываю стыда от того, что в желании быть подальше от отвратного мне существа крепко сжимаю предплечье друга, который всего лишь едва вздрогнул от неожиданности и тут же повернулся в сторону киллера, окатив того ответным неприязненным взглядом. Тем временем, Аркобалено остался совершенно незамеченным Гокудерой и Ямамото, что было неудивительно – Реборн был мал и буквально умел прятаться в тенях. Я и Тсуна так бы его и не заметили в самом тёмном углу кабинета, если бы киллер не позволил нам его увидеть, не дал понять о собственном существовании. - Вы даже умеете определять ступени тупизма? – холодно отмечает Тсуна. – И как? На собственном примере вводите в список новые? Удивительно-о: наверное, они открываются вами почти мгновенно. Я ожидала, что Реборн вмиг утратит своё добродушно-улыбчивое настроение, с которым он явился сюда, в школу, пусть даже и не упускал мгновения показать взглядом всё своё отношение к наследнику Вонголы. Но кривая улыбка не покинула лица ребёнка. Лишь тёмные глаза едва заметно сощурились, не показывая ни одной лишней эмоции их обладателя. - Ну что ты, – притворно-ласково ответил Реборн. – Я всего лишь пришёл отметить твои успехи. - Успехи? – спрашиваю я, до последнего не веря, что смогла выдавить слово в присутствии такого чудовища. В моём понимании Реборн действительно был кем-то ужасным. Он был словно тот монстр, что прячется под твоей кроватью, то мифическое создание, которое утягивает младенцев из их собственных колыбелей. Вся его фигура будто бы воплощала все скрытые в нас страхи и изломы. - Конечно, - чуть ли не довольно сообщает этот не-ребёнок, до безобразия мило склонив свою голову чуть в сторону, к маленькому плечику. Он не упускает шанса проигнорировать своего ученика и переключить всё внимание на мою фигуру. – Ведь Савада Тсунаёши отлично справляется с набором подчинённых и выбором будущей жены. «Чего? – недоумевающе спрашиваю я у самой себя, а после будто нахожу мгновенный и правильный в данной ситуации, но никак не верный, ответ: - Это у него старческое – возраст на мозгах отыгрывается. Сколько он там уже Аркобалено? Вот-вот, много». - Подчинённых? Жены? – презрительно бросает сам Савада. – Они, может быть, – друзья, но никак не подчинённые. Я не собираюсь втравливать их во всю эту мафиозную чушь и сам не мыслю в ней участвовать. А остальное, что касается моей будущей жены, не твоё собачье дело. В какое-то мгновение кажется, что сам Савада смущён и недоволен этим фактом. - Ха, глупый мальчишка, - усмехается Реборн, - ты уже по уши в мафии, как и твоя подружка. Вас никто не собирается спрашивать: хотите ли вы что-то или же нет. Ты либо станешь Десятым боссом Вонголы, либо умрёшь, как и все, кто имел удовольствие быть вовлеченным в это. Таковы уж правила, которые, я лично прослежу, будут выполняться неукоснительно. И, если уж на то пошло, Гокудеру ты оградить от этого никак не сможешь – он в мафии с рождения и не представляет своей жизни вне её. Между нами воцаряется давящая тишина, пусть даже Гокудера всё также возмущается на заднем плане. Этот шум почти не замечается, так как здесь и сейчас существуем лишь мы трое: Реборн, скрывающий под полями собственной шляпки кривую ухмылку и оглаживающий пальчиками голову хамелеона; Тсуна, у которого от ярости сужаются зрачки и разламывается напополам ручка в руке; я, разрываемая противоречивыми чувствами и желающая прекратить это безумие. Контрольный выстрел в нашем разговоре слышится от киллера, сказанный тихим и полным какой-то скрытой радости голосом: - Достойный наследник самой известной мафиозной семьи. Даже прилагать усилий особых не нужно, чтобы вылепить из тебя что-то стоящее. Всё и так прекрасно, разве что нужно немного подкорректировать… - Тварь, - не сдерживаясь, швыряется словами в лицо Реборна Савада. – Как ты ещё жив с таким-то характером, ошибка природы? - Взаимно, и рад, что ты оценил мой прекрасный характер, нам с тобой предстоит работать долго. - Тц, - цыкает на того Тсуна и поворачивает голову в противоположную от Реборна сторону, показывая, что разговора дальше не будет. Со стороны Аркобалено слышится глумливый смех. Однако он затихает быстро, и ребёнок добавляет с фальшивой задумчивостью и не менее фальшивой заботой: - Кстати… Пусть Тсуна и не смотрит на своего репетитора, в маленькую фигурку продолжаю вглядываться я сама. Сосед не может видеть того медленного поворота головы ребёнка в моё направление и того, как растягиваются в нежной улыбке пухлые губы малыша. - Совсем скоро у девушек будет проходить урок труда: по моим данным – послезавтра. Насколько я знаю, темой дня станут пирожные – у тебя, Миэ, с ними сплошные проблемы. Стоит постараться не ударить в грязь лицом. К чему такая забота обо мне, интерес к моим кулинарным способностям? Откуда вообще он знает то, что именно пирожные у меня получаются корявей некуда? Осведомлённость этого человека в таких мелочах пугает. - Зачем вам всё это? – спрашиваю я. - Как же так? Разве я не могу дать дельный совет по доброте душевной? Язык не поворачивается сказать, что я не вижу той самой "доброты душевной" в образе Реборна. Только не у него и только не тогда, когда он с садистским удовольствием любит наблюдать за чьими-то мучениями, о чём можно судить не только по словам Тсуны. Сама могу отметить, что причинение кому-либо страданий является неотъемлемой частью киллера, полностью дополняет и без того поганое естество этого человека. - Хэй! – окрикивает нас весёлый голос Ямамото, который наконец-то перестал выслушивать всё возмущение подуставшего Гокудеры. – Вы чего там замерли? Пепельноволосый так же смотрит в нашу сторону с интересом, всё ещё не угасшим недовольством и усталостью – его выматывают даже собственные речи. Но нельзя не запечатлеть в сознании то, что я не вижу ожидаемого ранее удивления - Реборн исчез ещё до того момента, как его могли заметить два подростка. - Разве ты не видишь, придурок, что им не до тебя? - хрипло проговаривает Хаято, что в очередной раз служит началом для прерванной ненадолго перепалки. А нам с Тсуной остаётся лишь с опасливостью вглядываться в тот угол, где буквально был поглощён тенями Реборн. Невозможно не думать о том, что Аркобалено заслужил звание самого сильного человека благодаря долго накапливаемому опыту в убийствах и расчётливому уму, а не просто так. - Не доверяйте духам темноты, роящимся в ненастной серой дымке, какими б ангелами доброты не притворялись эти невидимки, - осторожно проговаривает Тсуна, приобнимая меня за плечи. - Что ты имеешь в виду, используя цитату из «Фауста»? – спрашиваю тихо я у шатена, вглядываясь в его глаза оттенка карамели. - Я имею в виду то, что, давая тебе советы, он даже не мыслит о какой-либо доброте. - Тебе ли напоминать мне об этом? Тебе ли напоминать мне, Тсунаёши, такие прописные истины, когда я как никто другой понимаю опасность, которую представляет собой мимолётное общение с Реборном? С маленькой тёмной лошадкой в этой бесконечно долгой шахматной партии, где победителя заранее определить нельзя.***
Как бы я ни относилась к Реборну с его отвратным характером, как бы ни настораживалась при «дельном совете» не опозориться и не внимала предупреждению соседа, всё-таки решилась хоть немного подготовиться к такому предмету как труд. Ведь пирожные, паскуды, получаются такими, что без слёз на результат моей бурной кулинарной деятельности не взглянешь. С уверенностью можно заявить, что такими темпами идеальной японской невестки из меня не получится – в действительности Япония ценит женщин, которые умеют всё: справляться с любыми бытовыми мелочами, быть безропотными и всячески удовлетворять прихоти требовательного мужа. Что я никак не могу взять для должного примера. Для того человека, который живёт не первую свою жизнь и имеет другой взгляд на семейный уклад, принять некоторый устоявшийся идеал такого вот поведения женщин, не смеющих конкретно высказать мужу своё «фи», вроде той же Савады Наны, со спокойствием просто-напросто невозможно. Пусть я и пыталась. Даже сейчас пытаюсь проникнуться этим японским духом и не стать белой вороной, рассматривая выставленные на продажу пирожные, нереально дорогие к тому же. Хотелось рыдать и тут же смеяться от собственной безрукости: ну почему у меня не получаются эти пирожные? Вот всё нормально, а это просто… Обидно, да. Женщина, которая стояла рядом, у витрины с японскими изделиями, посмотрела на меня как на слабоумную: не каждый день девицы в супермаркете тоскливо водят пальцами по стеклу, вздыхая, словно никогда в жизни не держали сладостей в руках. Дамочка, не желая находиться со мной более рядом, фыркнув, свалила в винно-водочный отдел. Ну, и хрен с тобой – надеюсь, выпитое спиртное ударит по печени за твоё-то предвзятое отношение к людям. На место этой дамочки стала другая – девушка с обувью на очень высоком каблуке, как я смогла заметить, мимолётно посмотрев вниз. В конце концов, весь взгляд сейчас был направлен на обилие десертов передо мной: не только японских, но и европейских, чему я не могла нарадоваться. Поднадоело мне лицезрение десертов из риса, тех же вагаси и какой-то жалкой пародии на настоящую европейскую кухню. Однако боюсь, на уроке труда моих обширных знаний вне японских десертов не оценят – приветствуется Япония и только Япония, десерты которой выходят ещё хуже, чем те же европейские. - Что, сложный выбор? – спрашивает рядом стоящая девушка с приятным акцентом в голосе. - Не совсем, всего лишь отсутствие его в приготовлении чего-то другого, кроме этого, - взмах руки на японский шоколадный пирог и таяки. - А так ли важно мнение кого-то ещё? Просто бери и делай, что хочешь – главное, чтобы это было выполнено с любовью. Ладонь с ярко алыми ногтями касается стекла, как несколько минут назад сделала я, а многочисленные браслеты на запястье собеседницы тут же позвякивают из-за резкого движения руки. Считаю, что невежливо бесконечно глядеть на эти десерты и ни разу не посмотреть на саму девушку. Поэтому, убрав мешающую прядь за ухо, своими васильковыми глазами рассматриваю собеседницу. Она была высокая, выше меня на голову даже без каблуков, в возрасте от шестнадцати лет. Хм, фигуристая и, можно сказать, являлась неформалкой. Её нежно розовые волосы оттеняли тёмно-зелёный цвет глаз, коралловые губы и цветущий на щеках бледный румянец. Глаза миндалевидной формы были густо подведены карандашом и подчёркивались покрашенными в тон волос бровями над ними. В них отражалось дружелюбие и интерес. Как я заметила ранее, обута она была в чёрные туфли с острыми носами и на высоком красном каблуке. Ноги обтягивали узкие тёмно-синие джинсы с широким кожаным ремнём, а на плечи девушки был накинут алый пиджак, скрывающий под собой чёрную майку с глубоким вырезом и ярким принтом. И была розоволосая роковой, в моём понимании, красавицей. А разве не так они должны выглядеть, те самые красавицы, похищающие сердца мужчин? - С любовью? – переспрашиваю я. – Не нужно такого, это – всего лишь урок труда. - Да ладно тебе, - взмахивает ладонью она, будто бы мы за эти несколько минут стали больше, чем просто знакомыми. – Неужели ты потом не угостишь десертом своего парня? А действительно? Кто моей страшной стряпнёй будет давиться, кто будет терпеть издевательства над собственным желудком? «Савада», - робко взбрыкнула в сознании мысль. Стало немного не по себе от стремительности возникновения имени соседа в собственной голове, а появившуюся заминку в разговоре моя собеседница поняла как-то по-своему. - Вот видишь, задумалась. И всё же сделай своему любимому что-то волшебное, что-то, не похожее на эти безобразные десертики. Эти «десертики» как раз-таки выше всяких похвал. В отличие от моих. - Не любимый он – друг мой, - вздыхаю я от слов этой романтичной девушки. - Да-да, конечно, между парнем и девушкой может быть только большая дружба, - весело отметила она, показывая, что в дружбу между мужчиной и женщиной не верит. Я всего лишь промолчала на её высказывание, решив оставить своё мнение при себе. Но, кто бы мог подумать, что я засомневаюсь? Взгляну на наше с Савадой общение по-другому? «Да не-ет, бред же». - Точно, вот, - проговаривает розоволосая, принявшаяся выискивать что-то на дне собственной корзинки с продуктами. – Это тебе поможет! С невероятным недоумением вглядываюсь в пакетик ванилина, что она мне впихивает в ладонь со словами: - Он действительно хорош, а любой десерт будет получаться с ним выше всяких похвал. А я пока что должна идти, но этот пакетик ты возьми. По-дружески советую. Стыдно сказать было ей, что это без толку – вся её помощь в приготовлении десерта с «любовью». Десерт будет любой, но только не с любовью – с ненавистью ещё может быть. Ах, чего только стоит вспомнить мою готовку пирожных, которую я как-то продемонстрировала Тсунаёши, желая сделать соседу приятное. «А ты точно дочь собственной матери?» - спросил он тогда, припоминая нежные пироженки Харуки и с ужасом взирая на моё творение, будто бы воплощённое в результате прочтения «Зова Ктулху» Лавкрафта. Он даже потыкал это пальцем, дабы убедиться в его существовании. - Да, - задумчиво проговариваю себе под нос, когда девушка уходит из моего поля зрения, - десерт получится волшебным, просто убийственно волшебным. Аминь тому, кто его съест, и несколько лет мне за непреднамеренное убийство. Вот уж радость-то какая! Без сожаления швыряю пакетик в ряд других, таких же. Будь что будет, а вообще можно просто попросить помощи у Киоко или у той же Курокавы – стоило тут изобретать велосипед и поднимать панику? Это всё Реборн с его проклятыми советами, будь он неладен! Супермаркет пришлось покинуть в крайне дурном настроении. Когда на следующий день в новостях появляется шокирующая информация, я чуть ли не падаю в обморок и с ужасом взираю на строчки газеты, что держал в руках мой отец. Не слышу испуганного возгласа матери, которая видит моё вмиг побледневшее лицо и трясущиеся от нервов руки. В сознании вертится лишь то, что я случайно совершила косвенное убийство. Случайно убила обычную японскую семью, ни в чём не виноватых людей. «Семья из четырёх человек умерла в жестоких мучениях. Предположительно от отравления ядом, состав которого так и не был опознан и который был размещён в маленьком пакетике из-под обыкновенного ванилина. Ведётся расследование, которое указывает на супермаркет в… Всё говорит об убийстве». Бьянки, ох, Ядовитый Скорпион Бьянки, не с того началось наше общение. Совсем не с того.