***
Когда Маринетт этим утром проходила через раскинувшийся перед школой парк, ее сумочка все еще продолжала хихикать. — П-с-с-т, — шикнула Маринетт. — Прости, я сожалею, — весело пропищало что-то из розовой сумочки, подпрыгивающей у девушки на талии. — Нисколечко не сожалеешь. Маринетт скорчила гримасу и легонько пнула сумочку. Тикки продолжала хихикать. — Ах, Маринетт. Просто на это очень забавно смотреть. Перед Нуаром ты вела себя так, будто была твердо уверена, что он тебя не узнает. А теперь тут же содрогаешься в ужасе, стоит кому-то только заговорить с тобой. Ты трепещешь, как маленькая… — Божья коровка? — спросила Маринетт и скорчила вымученное личико. — И о чем я только думала, — простонала она. — Он ведь не успокоится. Ты же знаешь его, Тикки. Он постучится в каждую дверь Парижа в поисках голубоглазой девушки. — Ну, я нахожу это очень романтичным, — простодушно пропищала красная квами, глядя своими большими глазами вверх на свою подопечную. — Ты — нет? Маринетт вздохнула. Она проходила по узкой аллее и в тени могучих деревьев наслаждалась прохладой. Воздух переполняли запахи: цветочные, тяжелые и сладкие. Лето в Париже вступило в свои права. — Романтично, — пробормотала она. — Как же. Если б я знала, что он флиртует всерьез. Она придала своему голосу саркастичный тон, и все же в нем проскальзывали нотки разочарования. Романтичный жест от кого-то, кто заигрывал со всеми подряд, недорого стоил. Пока Тикки пребывала в задумчивости, уйдя в себя, Маринетт прислушивалась к шороху листьев на летнем ветру и монотонному рокоту улицы. — Знаешь, Маринетт, — заговорила, наконец, Тикки. — Мне кажется, Кот гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Я довольно хорошо знаю его квами. Плагг — самое нелепо-дурацкое существо на этой планете, и порой он доводит меня до безумия. Нежность в ее голосе, однако, не походила на безумие, скорее на тоску — глубокую, искреннюю и немного щемящую. Маринетт никогда не задумывалась о квами Кота. Конечно, он и Тикки наверняка имели свою длинную, совместную историю, о которой она не имела представления. — И Плагг постоянно пытается спрятаться за своими шуточками, — продолжила разъяснительным тоном Тикки. — Я думаю, Кот точно такой же. Шутки — это всего лишь его манера затушевать то, что он чувствует, потому что он боится того, насколько сильны его чувства. Он просто не хочет тебя спугнуть. И превращая все в шутку, он дает тебе возможность отступить, если для тебя все это стало слишком большим и значительным, как ты до сих пор и поступала. — Теплое, маленькое тельце Тикки прижалось к Маринетт в полном понимании и доброжелательстве. — Ты в самом деле хочешь его в этом упрекнуть? Пока Тикки говорила, Маринетт шла, непрерывно замедляя шаг, и, наконец, остановилась совсем. Прошло какое-то время, пока все сказанное не проникло в сознание девушки и не громыхнуло взорвавшейся бомбой. У нее перехватило дыхание. — Конечно нет, — пролепетала она. — Он… Маринетт обхватила ладонями сумочку и посмотрела Тикки прямо в ее большие голубые глаза. — Кот любит меня? — вскрикнула она слегка истерично. — Да, — сказала Тикки, смеясь. — Я думала, ты знаешь. Маринетт покачала головой: — Да. Нет! Она закрыла ладонями глаза. У нее кружилась голова. Ощущение было такое, словно кто-то запихнул в стиральную машину ее безответную любовь к Адриану и полную тоски дружбу к Коту и нажал на отжим. Это было нечестно. Ее разрывало от чувств, которые она не могла упорядочить. Ее разрывало между двумя парнями, которые оба любили лишь ее геройскую сущность. Безусловно, Ледибаг всегда была окружена вниманием и славой. Маринетт же чувствовала себя ничтожней, чем когда бы то ни было. Она вздохнула. Кот был бы разочарован, увидев ее сейчас. Ей оставалось надеяться, что он ее никогда не отыщет.***
Спортзал школы имени Франсуазы Дюпон временно превратился в совокупность танцплощадки и изобилия юношеских гормонов. Жан-Жак — всемирно известный профи-хореограф — в глазах Адриана все еще выглядел в соответствии с ультимативным клише о французах: худощавая фигура, черные, тонкие усики, на голове берет. Для своего возраста он выглядел очень неплохо, что производило на девочек странный эффект. Создавалось впечатление, что они все поголовно в любую секунду могли лишиться чувств. Хореограф был давним другом семьи Агрестов и бывшим учителем танцев Адриана. Они хорошо знали друг друга, что означало, Адриан имел отличную возможность, не привлекая внимания, «допросить» девочек, находившихся в списке. (И самое главное — избежать целого дня танцев с Хлоей). — Жак, — Адриан состроил невинную улыбочку. — Я знаю, мы должны разделиться на пары, но не будет ли лучше, если я похожу и посмотрю, не нужна ли кому помощь, ведь все танцевальные па я могу воспроизвести даже во сне. Его нутро ликовало, когда профи-танцор отреагировал на его идею словами «absolument parfait»*. Адриан чувствовал себя в этот момент чертовски хорошо. Он нащупал в кармане листок с именами, и сердце принялось марафоном гонять адреналин по всему его телу. Он найдет ее. Он должен ее найти. Адриан в возбуждении потер ладони. Заиграла музыка, наполняя звуками огромный зал. Первой, на кого упал его взгляд, была Луиза де Люн. — Можно я ненадолго отберу ее у тебя? — обратился Адриан к партнеру Луизы и уже секундой спустя держал оторопевшую шатенку за руку. Он уверенно вел ее, чередуя незамысловатые шаги танго. Шаг вперед, шаг назад, поворот — проще простого. — Вау, Адриан! — сказала она и растопырила глаза*. — Я только пытаюсь немного помочь, — галантно ответил Адриан и слегка поправил осанку партнерши. У нее глаза неопределенного голубо-серого цвета, отметил Адриан. Он попытался мысленно сопоставить ее с Ледибаг, но каждый раз, когда он старался представить лицо своей напарницы, не будучи перевоплощенным сам, ее черты расплывались у него перед глазами, словно их закрывала вуаль. Это бесило. Как он сможет найти ее, если он даже себе казался инвалидом с нарушением зрения. То были нечестные методы игры! Есть тут где-то судья? — О, это просто прекрасно, потому что, кстати говоря, я думала, что стану здесь посмешищем для всех, я обожаю Жан-Жака, он — светило в танцевальном искусстве и хореографии, и я боготворю его уже целую вечность и не хочу, чтобы он считал меня дурочкой или кем-то еще, это было бы просто ужасно, он такой красавчик, ты не находишь, пусть он даже и не нашей возрастной категории, и, кажется, у меня жутко вспотели руки, у меня потные руки, Адриан? Потому что, я думаю, что они у меня потные и … Адриан вынужден был мысленно признать, что оставшаяся часть словесного поноса до него не дошла. Его мозг временно переключился в режим ожидания «Standby», и когда он это обнаружил, девица уже рассказывала о своей последней поездке в Китай, очевидно за последние несколько минут ни единого раза не сделав вдох. Его наклеенная улыбочка слегка съехала на бок. — Луиза, — перебил он ее, и она так и застыла с открытым ртом, глядя на Адриана ошеломленными глазами. — Мне кажется, тебе больше не нужна моя помощь. Позволь мне откланяться. Адриан слегка поклонился и передал Луизу ее партнеру. Ну что ж, это был удар мимо. Хоть Адриан и осознавал, что настоящее «я» Ледибаг могло отличаться от супергеройского, но такой огромной потребности высказаться, не опасаясь потерь, как у Луизы, у Ледибаг не было. Следующей была Беа Шантэ. В нее пришлось пару раз тыкнуть пальцем до того, как она заметила Адриана и вытянула из одного уха наушник. — Мм? — пробурчала она. — Позволишь тебе немного помочь? — спросил Адриан, улыбаясь. Беа пожала плечами. — Валяй. Только я танцую не в такт. — Что? Почему? Слегка отвлекшись, он попытался рассмотреть цвет ее глаз, но их почти полностью закрывала нависшая челка. Беа указала на свои уши, из которых торчали черные наушники. — Я слушаю свою музыку, — прояснила она. — Не мучить же себя этой джаггет-стоуновской фигней. — Она помотала головой и махнула выбрасывающим жестом рукой. — Держи, хочешь послушать? Она протянула Адриану наушник, и хотя он находился еще даже не вблизи его уха, барабанные перепонки парня задребезжали под пронзительный визг электрогитары. — Нет, спасибо, — торопливо ответил он и весь остаток танца ограничился беседой о погоде. Оставив Беу, он утомленно вздохнул. Беа не могла ею быть. Ледибаг была самой большой фанаткой Джаггета Стоуна, какую он знал. Она никогда не стала бы так пренебрежительно о нем говорить. И с последующими кандидатками первоначальная эйфория Адриана все больше сходила на нет. Лорэл, казалось, использовала его присутствие в качестве оправдания тому, чтобы перемыть косточки каждому присутствующему в зале, что Ледибаг ни за что не стала бы делать. А у Калины кроме большого шрама на подбородке, был еще и сильный южный акцент. По всем параметрам больше всего подходила вежливая и дружелюбная Эйми, но она не прекращая пялилась куда-то вдаль, и рядом с ней Адриан ощущал попросту… ничего. Отработав таким образом половину списка, Адриан начал сильно сомневаться в том, что ему в самом деле удастся найти его Леди. Неужели он переоценил то, насколько хорошо знал свою напарницу? Быть может, ее обычное «я» и в самом деле слишком сильно отличалось от супергероини? Нуждаясь в паузе, чтобы привести в порядок свои мысли, Адриан неторопливо обвел глазами ряды неуклюже танцующих пар. Его взгляд упал на Маринетт. Он направился к ней, ощущая, как на душе становится легче. Да, милая, добродушная Маринетт, что пекла ему кексы и предлагала свою помощь, была сейчас тем, кем нужно. Она не будет его тяготить или требовать от него чего бы то ни было. Ее безоговорочное тепло было именно тем, что ему нужно было сейчас. Один танец Ледибаг подождет. Маринетт танцевала одна в отдаленном углу зала. Ее глаза, устремленные на спотыкающиеся ноги, светились недовольством; руки, в попытке сохранить равновесие, порхали в воздухе. Аля и Нино амбициозно танцевали неподалеку, а наличия партнера у Маринетт не наблюдалось. — Маринетт, — громко позвал он и увидел не без наполненного раскаянием удовлетворения, как она сильно вздрогнула, и лицо ее приобрело томатоподобный оттенок. — Адриан, — сказала она, в смущении пряча руки за спину. — Привет. Что случилось? — Я хотел спросить, не позволишь ли мне тебе немножко помочь, — ответил он, лыбясь, и произвел сверхдраматичный поклон, как никчемный холоп перед прославленной царицей. — А куда же девался твой партнер? Она, если только такое возможно, покраснела еще сильнее. — После того, как я ему три раза отдавила ногу, он ушел в туалет и не вернулся. Думаю, я его окончательно спугнула. — Она хихикнула, и Адриан почему-то был очень рад услыхать этот смех. — Я — безнадежный случай, мне кажется. — Ну, это мне решать, — заявил он. — Позвольте Вас пригласить? С залитыми краской щеками Маринетт смогла только кивнуть, и они начали танцевать. Двигаясь медленно, Адриан поправлял, где только мог, мягко, но эффективно, однако Маринетт и в самом деле не приуменьшила свои недостающие танцевальные таланты. — Ау, — вскрикнул Адриан, не сумев сдержаться. — О, нет! Я очень сожалею, Адриан. Она уже хотела отнять свою руку, но он уверенно удержал ее в своей. — Нет, нет. Все в порядке. Я железный, — стал утверждать Адриан и в качестве доказательства напряг бицепс. — Твоей маленькой ножке, прекрасная дева, не удастся меня покалечить. И он попытался заменить перекошенное от боли лицо на кривоватую улыбку. Маринетт заметила это, поскольку прикусила губу. — Окей, — выпалила она. — Мм, подожди, — пробормотал он. Мягким движением он провел рукой у нее по спине. — Держи спину ровнее. Вот так. Подбородок немного повыше. Смотри самоуверенно, словно ты — самая лучшая танцовщица в зале, и раз — ты ею и станешь. Маринетт засмеялась: — В этом я сомневаюсь. — На самом деле никогда не знаешь, что скрывается в человеке, — констатировал Адриан. Двусмысленность сказанного заставила его в душе иронично посмеяться над собой. Позже надо будет обязательно рассказать об этом Ледибаг. — Это точно, — одобрительно прожужжала Маринетт. Какое-то время они неторопливо двигались в танце друг против друга, практически не покидая того пятачка пространства, на котором находились. Адриан чувствовал себя так, словно его внутренние батареи заряжались сами собой. Это слегка походило на то, как если бы он мчался по крышам над городом. Только то, что было сейчас, требовало меньших усилий. И пусть их дружба покинула область странного всего несколько дней назад, Маринетт успела вселить ему в грудь умиротворение, глубокое и тихое. И тут он о чем-то вспомнил. — Ты задолжала мне ответ, — неожиданно сказал он и посмотрел ей в глаза. — Что? — спросила она в растерянности. — Мы ведь заключили сделку, ты помнишь? — сказал Адриан. — У каждого по три вопроса. И если мне не изменяет память, у нас еще осталось по два, и на мой второй вопрос ты не ответила из-за некой акумы. Маринетт закашлялась и вдруг стала проявлять особый интерес к носкам своих туфель. — О, а, правда? Адриан кивнул. — Да. Заинтригованный, он выгнул дугой бровь. Он еще как заметил, что она снова начала заикаться, и совершенно не понимал, отчего это могло быть. — Я хотел знать, почему ты рядом со мной всегда была такой робкой. И почему это вдруг прекратилось. Маринетт сделала глубокий вдох. Казалось, по непонятной ему причине, что она ведет с собой нелегкую борьбу, отыскивая ответ на его вопрос. Это еще больше распалило его любопытство, но он решил не давить на нее, а надеяться, что она сама заговорит первой. Абсолютная искренность — таков был уговор. — Ты-ты другого поля ягода, — спустя какое-то время ответила она, наконец, но из-за звуков фортепьяно он ее не расслышал. — Что? Тяжело дыша, она по-прежнему не поднимала на него глаз. — Ты — знаменитость, Адриан, — пробормотала она, слегка возвысив голос. — Известная супер-модель, сын моего кумира в мире моды, ты практически идеален во всем, что ты делаешь. Это… это пугает. Адриан раскрыл рот. Он хотел возразить, но ему ничего не пришло на ум, чем он мог бы смягчить эти факты. В сущности, ему было ясно, что многие так реагировали и видели его именно таким. — И по сути, я могла бы счесть тебя высокомерным, — продолжила Маринетт. — Потому что ты — друг Хлои и, похоже, имеешь все, что только можно желать. Я думала, ты будешь заносчивым. Она сделала неуверенный шаг в сторону, потом снова назад, как он ее учил. Сильно закусив нижнюю губу, она казалась очень сосредоточенной на своих шагах, словно двигалась по тоненькой корочке льда; или, может, на том, что собиралась сказать, и хотела, чтобы он в точности понял ее. — И я, наверное, осталась бы при этом мнении, если бы ты не был так добр. Помнишь тот случай с зонтом? Ты едва меня знал и тем не менее не задумываясь пошел мокнуть под дождь ради меня. Это было лучшее, что со мной случилось в тот день. То есть… что т-ты мне помог, не то, что ты промок, — быстро поправила она и сделала глубокий вдох. — Ты подружился с Нино и вдруг постоянно стал появляться там, где были я и Аля. У тебя есть слава и деньги, и доступ к таким кругам, о которых другие могут только мечтать. И несмотря на это ты был таким… добрым, отзывчивым и внимательным. Тогда я начала возводить тебя на тот пьедестал, которого, вероятно, никто не мог быть достойным. Поэтому я заикалась, всегда, когда ты был рядом. Поэтому я была как бы… немножко… в тебя влюблена? Теперь она предельно внимательно следила за тем, чтобы не смотреть на него. Цвет ее лица поменялся с красного на бледный; она не могла поверить, что в самом деле только что призналась ему. У Адриана отвисла челюсть. Что? — В любом случае, — быстро продолжила она, — так было тогда. А потом, в какой-то момент заикание прекратилось, потому- потому что я узнала тебя. По-настоящему узнала. Когда я пришла к тебе домой, чтобы проведать тебя больного, то больше ты заботился обо мне, чем наоборот. И то, что ты чуть не разгромил мою кухню, тоже сделало тебя немного более досягаемым. Она робко засмеялась, пристально глядя на носки своих туфель. Плавно и медленно она сделала один оборот, как того требовал танец, пока опять не оказалась лицом к Адриану, и положила руку ему на плечо, словно место это предназначалось лишь для нее. — И потому, что я смогла по-настоящему тебя узнать, я получила возможность взглянуть на тебя, как на друга. Я увидела в тебе друга, который просто мне очень нравится. И из-за этого все как будто стало проще. — Она тихо, сконфуженно засмеялась. Мышцы лица Адриана вдруг снова вспомнили, как функционирует речь. Во время всего монолога Маринетт он стоял ошарашенный — нем, как рыба. — Ты… я… тебе НРАВЛЮСЬ? — вырвалось из него. — Из-за моего характера? Она хихикнула, по-прежнему глядя в пол. — Неужели это тебя так удивляет? — Ну. Да. Нет. Он тряхнул головой и уставился на нее. В голове кружилась уйма вопросов. Был он, собственно говоря, полным идиотом? Как мог он этого не замечать? — О, Боже, это ужасно, — пробормотала Маринетт едва слышно. — Я использую свой второй вопрос и требую в качестве ответного шага, чтобы ты рассказал мне о себе что-то стыдное, для того, чтобы мне не пришлось провалиться сквозь землю. Она крутанулась в танце, держа Адриана за руку, и у нее почти получилось не споткнуться. Почти. Он подхватил Маринетт машинально и снова посмотрел на нее, как на восьмое чудо света. Адриан крепче сжал ее руку, и волна тепла пробежала по всему его телу. Он не предполагал, что быть по-настоящему увиденным и понятым — ощущение настолько потрясающее. — Я знаю что-то стыдное, — сказал он, по-прежнему слегка пораженный. — Однажды я вынудил одну из своих лучших подруг рассказать мне что-то очень личное и неловкое, не догоняя того, что я — круглейший идиот. Блин. — Он хрюкнул в попытке снять свое волнение шуткой, в попытке разрядить ситуацию, где никто из них толком не знал, как следует с ней обойтись. — Это было действительно стыдно. Маринетт снова поджала губы и усмехнулась, лишь левым уголком рта, устремив взгляд на грудь Адриана. — Ладно, посчитаю за стыдное, — пробормотала она. — Но если ты сейчас спросишь, что именно в тебе я нахожу таким невероятно сногсшибательным, клянусь, вся эта игра в вопрос-ответ очутится в мусорнице. Он улыбался, забыв обо всем на свете. Ему казалось, что он сидит на облаке из сахарной ваты. Возможно ли было пристраститься к этому чувству? Ему казалось, что да. — Спасибо, что рассказала мне об этом, — сказал он мягко. — Я это очень ценю. Мне бы очень хотелось быть таким же смелым, как ты. Маринетт поведала ему, наверное, самый большой свой секрет. Просто так. Потому что он спросил. Адриан ощутил потребность прижать ее к себе, прижать ее так, что она не смогла бы дышать, и благодарить ее, пока она не устанет от слов. — Ты ведь такой и есть, — возразила Маринетт так возмутившись, что позабыла о намерении глазами фиксировать пол, и впервые за все это время взглянула ему прямо в лицо. Голубые глаза открыто смотрели на него. Без робости. Без страха и неуверенности, без стыдливости, которые так часто проглядывались в них. И в этот момент внутри него что-то порвалось. Пелена, застилавшая ему глаза, исчезла, а он поначалу этого даже и не заметил. Впервые ответил он взглядом на взгляд ее глаз и по-настоящему увидел ее. Это была Маринетт. Это была девушка, которой он нравился. Это была девушка, которая на протяжении долгого времени имела в себе достаточно сил, чтобы скрывать свои чувства, потому что ее дружба с ним была ей важнее, чем она сама. Девушка, которая не могла стерпеть, когда кто-то скверно отозвался о Коте Нуаре. Девушка, Маринетт Дюпэн-Чэн, которая отважилась прийти в негостеприимную виллу Агрестов, заранее зная, что ей не будет оказан радушный прием; которая пришла к нему в страшную грозу, только чтобы убедиться, что с ним все хорошо. Маринетт, что приютила его у себя, когда он больше всего в этом нуждался; что всегда приветливо улыбалась и помогала везде, где могла; что была импульсивна и неуступчива, когда бы ни проявлялась несправедливость. Это была девушка, которая была многим больше того, что могли одним разом охватить его мысли. Он видел ее. Он видел синеву ее глаз и тонул в ней. Он видел, как в недоумении поднялись ее брови, как в замешательстве слегка разомкнулись губы, застыв в непроизнесенном вопросе. И лишь уловив исходивший от нее аромат, он заметил, что приблизился к ней. Словно в тумане, он — едва ли господин своих чувств — сантиметр за сантиметром сокращал расстояние между их телами. В его голове словно сорвалась вуаль. И заметил он это только тогда, когда его губы осторожно коснулись ее. Маринетт вздрогнула, чуть уловимо, и Адриан едва не был вырван из своего тумана из-за страха, что он ей что-то навязывает, чего она вовсе не хочет. Но в этот момент с ее губ сорвался легкий, едва слышный стон, и ее рука у него на плече еще крепче сжала его. Она закрыла глаза. Почти безрассудно отозвалась она на его поцелуй. Их губы двигались, нежно касаясь друг друга. Одержимо. Напористо. И в то же время так осторожно, словно другой был сделан из тонкой бумаги. И в этот момент Адриан не только увидел, он понял. Он знал эти губы, знал этот запах. Он знал эти глаза и это чувство — эту потребность держать ее и никогда больше не отпускать. Его губы уже когда-то узнали вкус ее губ, ее запах уже когда-то глубоко проникал ему в ноздри, затуманивая все его чувства. Только тогда, в темноте его комнаты, несколькими днями назад, другое имя местилось у него в голове. — Ледибаг, — выдохнул он. Он знал, что то была правда. Ее горячее дыхание обожгло его губы, она прервала поцелуй. С легким ужасом смотрела она на него, широко раскрывая глаза. Эта синева. Боже. Каким же был он слепцом все это время. — Ч-что? — еле дыша, сказала она с неприкрытой паникой в голосе. — Ты — Ледибаг, — прошептал он, оторопевший, счастливый. Маринетт, казалось, пребывала в не меньшем недоумении. — Что… откуда… Она отступила назад, разряжая напряжение, которое в этот момент тяжелой гирей повисло между ними. Маринетт выглядела совершенно сбитой с толку. Она провела ладонью по припухшим губам, пропустила пальцы сквозь прядь волос, вновь и вновь бросая на него полный паники взгляд. — Адриан, — выдавила она из себя. — Ты не должен никому об этом рассказывать, Адриан, ни в коем случае! Пожалуйста, никому не рассказывай! Он учащенно заморгал от этой абсурдной мысли и покачал головой. — Чт… конечно, нет! Но, Мари… — Мне надо идти, — еле дыша, сказала она, выкручивая себе пальцы. — Мне надо идти. — Подожди, Маринетт. Он попытался удержать ее, взяв за запястье, но при его прикосновении она так сильно вздрогнула, что он отпустил ее. — Мне жаль, Адриан, — простонала она. Маринетт развернулась и начала пробивать себе путь между танцующими парами, проворная и изворотливая, словно беззащитный зверь, что убегал от охотника. Адриан попытался последовать за ней, но масса танцующих тел двигалась на него, преграждая дорогу. У него не оставалось другого выхода, как остаться на месте, наблюдая за тем, как ее черные косы исчезают из вида. И так он стоял, окруженный парами танцующих старшеклассников, в центре танцзала, пристально глядя на дверь, словно за этой дверью лежало все, что он когда-либо имел смелость желать. Маринетт — Ледибаг, повторял его мозг снова и снова, как мантру. Маринетт — Ледибаг. Он нашел ее. Самым неожиданным образом, в самом неожиданном месте. И теперь каруселью кружилась его голова в отчаянной попытке осмыслить. Музыка стихла на последней ноте, а Адриан по-прежнему так и стоял. Затаенное чувство в глубине его сердца обрело для него смысл, наконец. Примечание: Растопырить глаза — (простореч.) широко раскрыть глаза от удивления.